3 января 2005 года.

Новый год мы отмечали в веселой компании друзей Вовика. Была семейная пара и пара как мы – собирались пожениться, но откладывали. Все как обычно: елка, телек, шампанское и жратва, - что еще можно делать в Новый год. Выскочили ночью на мороз, посмотреть на городскую елку, и снова вернулись. Спать еще не хотелось, телевизор опротивел, и решили поиграть в карты. Из того возраста, когда играют на раздевание, мы уже вышли, но, чтобы как-то оживить подкидного, решили играть на историю о потере невинности. Нельзя сказать, что получилось очень забавно. У мужиков все сводилось к заднему сиденью папиной машины или палатке на берегу реки, женские истории оказались более романтичны, но в них чувствовались элементы вымысла – дамы явно приукрашали свой первый любовный опыт. А я никак не оставалась, сказать честно, я не очень горела желанием рассказывать, Вовкик тоже не хотел прилюдно слушать мою историю и подыгрывал мне, что вскоре заметили:
- Вовик, не честно, не честно.
- Давай-ка пересаживайся!
- Мы-то думаем…
После того, как справа и слева мне начали подкидывать представительницы прекрасной половины, я быстро продула.
- Рассказывай!
- Давай, давай, уже спать охота, рассказывай и идем.
Деваться было не куда, придумывать я не умею, потому выложила все, как оно было:
«Я тогда жила с тетей. В подъезде был один сосед, бывший афганец. Там его чем-то по башке долбануло, соседи говорили, что после этого у него крыша съехала. Жил в квартире с матерью, на улицу почти не выходил. Я часто его видела в окне – он мог часами стоять и смотреть на улицу. Всегда был в майке. Однажды я столкнулась с ним в подъезде. Я поднималась, а он стоял выше на лестничной клетке. Я сразу поняла, что это он, узнала по майке. Никогда не видела его в полный рост, он казался великаном. Присев на корточки он протянул мне свою огромную руку:
- Пошли.
Я дала ему руку и пошла за ним. Мы зашли в квартиру.
- Хочешь, я подарю тебе большую куклу?
- Хочу.
- Подожди.
Он ушел, а я стояла одна. Через минуту он вернулся голый и сказал мне раздеваться. Я не шевелилась, только смотрела на него. Тогда он поднял меня, поставил на стул и снял колготки и трусы…
Вот так все и произошло. Я ничего не чувствовала. Когда он кончил, то снова одел трусы и колготки, вывел за дверь и сказал:
- Не говори никому, завтра я куплю тебе большую куклу.»

Тут я взглянула на компанию, они смотрели на меня как-то странно. Вовик тихо спросил:
- Сколько тебе тогда было?
- Девять... девять с половиной. Года еще не прошло после гибели родителей.
Кто-то еще поинтересовался:
- А потом что? Ты кому-то сказала.
- В тот день я молчала, а на следующий тетя застала меня в комнате плачущей. Начала расспрашивать, я сказала, что мне не подарили куклу. Слово за словом она вытянула из меня всю правду. Заперев меня в комнате, тетя куда-то надолго ушла. Вечером пришел с работы ее сожитель, они громко ругались. Несколько раз то он, то тетя, заходили в комнату, я притворялась спящей. Тогда начала понимать, что сделала что-то плохое. Потом водили по разным врачам, осматривали, брали анализы. Чего я не понимала, так это почему, если сосед сделал плохое, его не забирает милиция. Еще месяц он стоял как обычно в окне в своей майке. Потом пропал. Я иногда даже задерживалась, посмотреть, не появится ли знакомая фигура из-за занавески. Но его не было.
- Его судили?
- Из разговоров соседей я поняла, что его сильно избили. Говорили: «все мозги наружу вылезли, живого места не осталось и теперь он спрятан в дурке навечно». Через год мы переехали на другую квартиру. Вот и все. Так я потеряла невинность. Чего вы так все смотрите? Ладно уже, я не комплексую по этому поводу – было и было. Давай, выпьем, что там осталось и пошли спать.

Мы разлили остатки шампанского, молча выпили и разошлись по спальням. Вернее, мы остались на диване в большой комнате, где был стол, одна пара заняла спальню, а другая организовала раскладушки на кухне.
Вовик все никак не успокаивался:
- Я не думал, что с тобой было такое…
- Какое?
- Тише, не кричи.
- Я не кричу, так какое? Что ты хотел сказать?
- Ничего, я наоборот…
- Что наоборот? Жалеть сейчас меня будешь? Поздно. Отжалели уже.
- Послушай…
- Забудь все, я ничего не говорила, понял.
- Хорошо.
- Спать давай, сил уже нет.

5 января 2005 года.
Зачем я рассказала эту историю? Дернул меня черт за язык! Надо было придумать, что одноклассник трахнул ночью в классе после выпускного вечера. Красиво и невинно. Я чувствую, что Вовик стал иначе на меня смотреть. Он молчит, но смотрит иначе. Все равно без серьезного разговора не обойдется. Чем скорее он состоится, тем лучше. Завтра сама его начну.

6 января. 2005 года.

Мы поговорили, лучше бы этого не делали. По памяти воспроизвожу весь диалог:
- Вовик, почему ты смотришь на меня как на «бедную Лизу».
- Послушай…
- Нет, это ты послушай. У меня нет никаких комплексов, я не чувствую себя ни жертвой, ни изнасилованной. Как ты мог заметить, могу спокойно обо всем рассказать кому угодно. Не нужно меня жалеть, понял?
- Понял, я наоборот…
- Что наоборот?
- Послушай меня, только спокойно и не перебивай.
- Я спокойна.
- Юленька, ты же знаешь, как я тебя люблю.
- Знаю, вступление можно пропустить…
- Ну, хорошо. Я ничуть не собирался жалеть тебя, нет, я… я наоборот, восхищаюсь тем, как ты все это смогла преодолеть и забыть. То, что ты рассказала, для меня поначалу было шоком. Таких гадов душил бы своими руками. Даже подумать не мог, что ты это пережила. Знаешь, после этого человек может озлобиться или…
- Или что?
- Ну, есть такие мнения, впрочем, это, скорее, предрассудки…
- Говори, говори уже прямо, что шлюхами после этого вырастают, так?
- Я же сказал, что это все предрассудки, тебя это не коснулось…
- А если коснулось? А вдруг я шлюха, вдруг я трахаюсь со всеми подряд?
- Юлёк, перестань, зачем ты это говоришь? Я же знаю, что это не так.
- Не знаешь, я шлюха, понял! Зови сюда всех друзей, трахайте меня вместе, я шлюха, я…, я блядища! Понял?
- Юленька, ну, зачем, ну, не надо, я люблю тебя…
- Не трогай, уйди, уйди, не трогай меня…
- Успокойся, я люблю тебя…
Сквозь рыдания я уже еле могла говорить:
- Прошу, уйди, не трогай, оставь, дай мне побыть одной…
Он понял, что каждое слово или прикосновение только усиливают мои рыдания и ушел в комнату. Я повалилась на диван. Через некоторое время он принес мне подушку, укрыл и снова ушел.