Она всегда знала, что сына заберут в армию, но в глубине души лелеяла надежду, что он окончит институт и избежит армейской службы. Но сын отказался наотрез.
«Я – мужик, пойду и точка» - твердо заявил он родителям.
Сердце Вики больно сжало, голова страшно разболелась.
«Нет!» - кричало все ее существо. «Да» - ответил твердый взгляд сына. И она сдалась, но при этом сразу как-то сникла и постарела, словно жизнь покинула ее тело. С тех пор мы не слышали ее смеха. Перед нами возникла совершенно другая женщина, угрюмая и молчаливая, в некогда веселых глазах которой, застыли напряжение и безмерное отчаяние. Вика ступила на первый круг ада.

Настал день проводов. Викина душа разрывалась на части. Суета, столы с подъеденной едой, советы подвыпивших мужчин, горькие взгляды матерей и бездонные, не по-детски мужественные глаза сына. Казалось, что этот кошмар не кончится никогда. Господи, еще раз поцеловать, прижаться к родному телу, насмотреться на любимого сыночка. Вика, не задумываясь, сделала бы все на свете, лишь бы Мишу не забирали. Чувство вины, что не смогла уберечь, нещадно терзало материнское сердце. Все, он ушел. После его ухода в доме сразу стало тихо и пусто, а в Викину душу на смену бурям пришли опустошенность и ожидание.

Женщина напряглась, как натянутая струна. Нормально питаться и спать ей теперь не удавалось. Всеми ночами напролет она думала о сыночке, а если забывалась тревожным сном, то просыпалась в холодном поту от кошмарных сновидений. Вика не раз ловила себя на мысли, что лучше бы не засыпала совсем. Теперь она точно знала, когда разносят почту, но продолжала по несколько раз в день заглядывать в почтовый ящик. Ей казалось, что писем нет целую вечность, что с сыном случилась какая-то беда, и сердце больно покалывало в груди. Дома все постоянно валилось из рук, вконец измучившись, Вика разрыдалась: горько, отчаянно, безнадежно; злясь на весь свет, за то, что отняли ее любимую кровиночку, которую она холила и лелеяла с детства.

Наконец пришло письмо. Вика долго не могла открыть конверт. Руки нещадно дрожали, как - будто это были не ее натруженные ловкие пальцы, а какие-то костыли. Мать торопливо развернула тетрадный лист, исписанный до боли знакомым почерком. Не меньше трех раз она читала содержимое письма, прежде чем до нее дошел его смысл. «Жив, направлен в часть»- стучало в висках у Вики. Слезы непрерывающимся потоком лились на помятый клочок бумаги. Вика вдруг поймала себя на мысли, что очень хочет кушать.

В самые тяжелые минуты бледная, измученная и настрадавшаяся Вика забрела в церковь. С тех пор она стала верующей. Помощи ждать было неоткуда, женщина поняла, что кроме Бога никто не в силах уберечь сыночка от опасности. Вера проливалась целительным бальзамом на ее истерзанную душу и давала силы. В душе Вики зажегся огонек надежды на счастливое возвращение Миши.

Он позвонил неожиданно. Услышав родной голос, мать на столько растерялась, что чуть не потеряла сознание. Слезы медленно капали на трубку.
-Ты голоден, тебе не холодно?
Вопросы застревали в горле.
После разговора с сыном Вики впервые за долгое время улыбнулась. С тех пор начался новый отсчет времени. Письма стали приходить регулярно, сопровождаясь короткими звонками. Вика, по – прежнему, без содрогания, не могла смотреть телевизор, слишком часто там рассказывали об ужасах армейской службы. В любое время она с точностью до недели могла сказать, сколько осталось служить сыночку. Но несмотря ни на что, Вика оттаяла.

Наконец он пришел: худой, немытый, но до боли родной и счастливый. В глаза бросились мужская выправка и гордый взгляд. Вика поняла, что ее сын стал настоящим мужчиной. Ее сердце наполнилось справедливой гордостью за сына, за честно выполненный перед Россией долг. Все встало на свои места, только вот голова за 2 года поседела, да сердечко стало частенько пошаливать.