ВНЕЗАПНАЯ ЛЮБОВЬ
Давно пора уже было отдыхать, но Иосиф не мог уснуть. Позади тяжелейший ночной переход по горным тропам в темноте, в жесточайшем напряжении всех сил – не пропустить, не допустить срыва, предотвратить то, самое страшное, что может произойти и что, если начнется, невозможно остановить – только погибнуть. Но Всевышний отвел беду, правда в середине колонны случилось несчастье, не досмотрел погонщик, и навьюченная лошадь, оступившись, упала со скалы, и раб, ее сопровождавший, сорвался вместе с нею, тихонько вскрикнув, а караван пошел дальше своей дорогой. Иосиф оставил трех своих воинов до утра. Нужно было найти раба и лошадь внизу, снять вьюк, а лошадь и тело раба как-то спрятать в камнях. Сейчас все хлопоты были позади, наступило время отдыха, а он не спал. Перед ним стояло лицо маленькой Шээры, вернее он так ясно видел ее глаза, ее взор, обращенный к нему, вопрошал в безмолвии так ясно, что Иосиф не мог заснуть, ибо нелегко ему было ответить девушке, ни при чем здесь была боль о погибшей семье, и усталость, и немыслимое физическое напряжение, все это не имело никакого значения перед ее взглядом. И день, и ночь он видел ее перед собой до боли явственно, и не мог ни на минуту отвлечься от этого видения.
Разве можно забыть глаза, из которых любовь к тебе выплескивается волнами тепла и нежности, глаза, каких он, прожив на земле уже больше тридцати лет, не видел ни у кого, разве что у Йегуды. Но глаза Йегуды, похожие на глаза Шээры и формой и цветом, чаще виделись Иосифу красными от усталости, или темно-серыми от гнева, или почти черными в исступлении боя. Они меняли цвет, его огромные зеленые глаза, но глаза сестры его сверкали, как два драгоценных изумруда. И потрясенный Иосиф, никак не ожидавший, что красавица-княжна полюбит его, столько дней и ночей, прошедших после ее признания, не мог придти в себя, и неотступно думал о ней и днем, во время краткого отдыха, и вечером, во время подготовки к очередному ночному переходу. И чем больше проходило дней, тем страшнее ему становилось, ибо он боялся признаться самому себе в том, что никогда не знал таких чувств, как робость, боязнь, несмелость. Он даже не слышал о том, что подобное происходило когда-нибудь с кем-то из зрелых мужей – воинов.
Он был женат. В свое время родители нашли ему невесту из колена Йегуды, из рода воинов, как и он сам. Он увидел невесту, незадолго до свадьбы, и она ему понравилась, в свое время у них родились два сына, один за другим, как благословил Г-сподь, и, если бы не война, они бы всю жизнь прожили вместе, в мире и согласии, и родили бы детей столько, сколько им определил Всевышний, и разве узнал бы он, как может томиться душа, и тяжесть печали разливаться по всем членам, а усталое тело не знать ни покоя, ни отдыха, ведь не смыкаются вежды, и в воспаленном мозгу денно и нощно звучат ее слова: «Я счастлива, что Всевышний дал мне возможность сказать тебе о моей любви», и еще «Знай, что где бы ты не был, я всегда буду с тобой, рядом, и никто меня не заставит забыть тебя, никто и никогда, потому что люблю тебя и любить буду столько, сколько буду жить на этой земле!».
Он лежал и слушал ее голос, звучащий в его сознании. Он знал, что стоило ему выйти из своего убежища, он ее найдет через несколько мгновений – ведь она рядом, в соседней пещере, среди других женщин, около детей, но эта кажущаяся простота не делала для него задачу более выполнимой. Он чувствовал одно: она может себе позволить любить кого угодно, даже простого воина, как он, Иосиф, но он должен знать свое место.
Ибо она - принцесса из Дома Давидова, сестра его князя, и, разве может он, подойти к ней, и сказать о том, что ее любовь для него самое большое счастье, какое возможно в жизни, что увидеть ее необыкновенные глаза, зеленые, сверкающие, бездонные, как морская пучина, обращенные к нему с любовью и ожиданием радости, увидеть их перед собою, и смотреть в них, и любоваться ими, и тонуть в их глубине, погружаясь в бездонную бесконечность, чтобы никогда больше не выплыть на поверхность, холодную и одинокую, что только это счастье, а иного нет и быть не может! Но вместо того, чтобы встать и пойти, и сказать все, что думаешь о ней, он лежал без движения, без сна, без надежды, мучительно долго стараясь заглушить волевым усилием в себе стон любви, настигнувшей его внезапно, и в столь неподходящее для любовных терзаний время.