Глава ССCXLVIII


Прежде чем выехать из леса на занесённое снегом поле, генерал Белов выбрался из заглушившего мотор штабного вездехода, размял затёкшие ноги и, осторожно раздвинув еловые ветви, окинул взглядом горизонт и прислушался. Занималось серое пасмурное утро 23 декабря. Всё было тихо. Убедившись, что самолётов над полем не было видно и не было слышно, генерал вернулся на дорогу и стал забираться обратно в вездеход, когда рядом послышался стук копыт, и мимо проскакал конь, несущий верхового связиста с катушкой телефонного кабеля за спиной. Связист торопился в Одоев. Не прошло и минуты, как над полем слева от дороги появился «Мессершмитт». Истребитель летел так низко, что, казалось, выпусти он шасси, - обязательно заденет за высокий сугроб. Связист пришпорил коня и помчался галопом. Дав короткую очередь, истребитель пронёсся над всадником, взмыл в небо, развернулся и стал заходить на повторную атаку.
- К лесу, к лесу давай! – кричал вслед всаднику, высунувшись из вездехода, старший лейтенант Михайлов. Но всадник его не слышал: он был уже слишком далеко. Впрочем, связист и сам понимал, что оставаться в открытом поле небезопасно. Свернув с дороги, он направил коня к припорошенному снегом кусту. Самолёт быстро приближался. Конь на полдороге увяз в снегу и перешёл на шаг. Теперь промахнуться было невозможно. Расстреляв коня и всадника в упор, «Мессершмитт» улетел в поисках новой цели. Конь повалился в снег вместе со всадником. Спустя три минуты старший лейтенант Михайлов, остановив вездеход среди поля, отправился через сугробы узнать, жив ли связист. Вскоре он вернулся и отрицательно покачал головой. Вездеход двинулся дальше. Активность немецкой авиации выросла ещё накануне, когда были атакованы с воздуха маршевые колонны артиллерии и обозы 1-го гвардейского кавалерийского корпуса. По команде «Воздух!» бойцы успевали зарыться в снег в стороне от дороги, но лошади в упряжках были лишены этой возможности. К концу дня в корпусе не осталось тяжёлых артиллерийских лошадей, пришлось запрягать скаковых, но те плохо справлялись с новой для них работой. Тачанки и артиллерия отстали, кавалерийские полки Белова были вынуждены остановиться, прекратив преследование противника. Зенитные артдивизионы были изъяты из состава кавалерийских дивизий директивой Генштаба ещё в середине лета. Лишь в полках остались взводы счетверённых зенитных пулемётов. Однако они были неэффективны против бомбардировщиков, идущих на большой высоте. Зато теперь, когда из-за плохих метеоусловий бомбёжка дорог была затруднена и немецким истребителям приходилось штурмовать дороги на бреющем полёте, пулемёты пригодились. За три дня зенитчики сбили шесть самолётов. Но противника это не остановило и на наглости немецких пилотов никак не сказалось. Необходимо было прикрытие с воздуха. Оно было поручено Жуковым 28-й авиадивизии, усиленной полком самолётов У-2. Однако прямой связи со штабом авиагруппы у Белова не было, базы авиации находились далеко, а попытки Белова вызывать авиацию через штаб фронта чаще всего оканчивались ничем. После неоднократных жалоб Жукову к Белову приехали штабисты 28-й авиадивизии и полка У-2. Разговор был нелицеприятным. Лётчики оправдывались тем, что фронтовая авиация была нужна теперь везде, и что они едва справлялись с теми вызовами, которые можно было обслужить быстрее, а до остальных просто не доходили руки. Лётчики уехали, оставив свои позывные для связи и пообещав не оставить кавалерию без защиты. День проходил за днём. Ничего не изменилось. Советских истребителей генерал Белов в небе так и не увидел. Ему пришлось запретить все передвижения по дорогам в дневное время и потребовать от командиров частей осуществлять в полном объёме все положенные мероприятия по маскировке войск в лесополосах. Это помогло свести потери от налётов авиации к минимуму, но крайне негативно сказалось на темпах наступления.
Неподалёку от Одоева дорога круто спускалась в низину. Вездеход Белова остановился возле одиноко стоящего на обочине крытого грузовика. Рядом была воронка от взрыва авиабомбы, вокруг лежали чёрные комья вывороченной взрывом земли. Два красноармейца стояли возле лежащего в снегу трупа офицера. Генерал узнал его. Это был гвардии капитан Богданов, командир радиоэскадрона. В кузове грузовика была радиостанция.
Улицы Одоева были пустынны. Красноармейцы отсиживались в укрытиях. Немцы бомбили Одоев и четыре дороги, выходящие из него, с утра до вечера, истребители гонялись за каждым грузовиком, за каждым всадником. В парке Одоева бомбёжкой повалило вековые деревья;
проходящее рядом шоссе было засыпано ветками, обломками досок, щепками, битым кирпичом. В морозном воздухе ещё стоял запах недавней бомбёжки. Генерал решил не продолжать путь до темноты, тем более что короткий зимний день клонился к вечеру.
Наступила ночь. Взошла яркая луна. В морозном воздухе кружились редкие снежинки. Оставив вездеход в Одоеве, генерал Белов отправился верхом в село Подкопаево. За ближайшим поворотом он увидел разбитый авиацией обоз. Трупы людей были уже убраны, раненых отправили в медсанчасть, на дороге во множестве лежали убитые лошади, перевёрнутые сани, обломки повозок, разбитые ящики с боерипасами. Чаша терпения генерала переполнилась. В сильном возбуждении он отправил генералу Николаенко, командиру авиагруппы, резкую радиограмму открытым текстом. Отправляя её, Белов не особенно рассчитывал на практический эффект, но случилось иначе. Радиограмму перехватили в штабе Западного фронта. На следующий день генерал Николаенко лично прилетел на У-2 в Подкопаево, чтобы на месте координировать действия своей авиации. Следом в штаб Белова прибыл дивизион 20-миллиметровых зенитных пушек и рота крупнокалиберных зенитных пулемётов. Посадив «уточку» на лесной поляне, генерал Николаенко пересел в сани, высланные за ним из штаба Белова
- Ну, как добрались? – приветствовал гостя хозяин.
- Насилу жив остался. Ведь это чёрт знает что!
Оказалось, что на подлёте к Одоеву генеральский У-2 атаковали два «Мессершмитта». Николаенко едва увернулся, спикировав и прижав машину к самой земле.
Белов посадил гостя обедать. В это время послышался нарастающий гул. Это летели немецкие бомбардировщики бомбить Одоев. Погреба в штабной избе не было. Когда за окном послышался свист падающей бомбы, два генерала бросились за печку. Взрывом в окнах избы выбило стёкла, по стенам и кирпичной печи застучали осколки. А над головами генералов уже свистела следующая бомба. Сориентировавшись по звуку, генералы успели перебежать на другую сторону печки – и как раз вовремя. На этот раз стёкла и осколки влетели в избу с противоположной стороны. Так генералы маневрировали ещё несколько минут. Изба скрипела, тряслась и, казалось, вот-вот готова была развалиться. Наконец бомбардировщики улетели. В разбитые окна избы вливался холодный воздух. Генеральский обед лежал на полу.
- Фу, жарко! – сказал, утирая пот, генерал Николаенко.
- От печки, что ли? – спросил генерал Белов.
- И от печки тоже.