Наше небольшое краснознаменное отделение 97 Городской больницы всегда отличалось особенной сплоченностью, как в радостных, так и в грустных событиях. Волны какой бы заряженности не колебались в коридорах нашего заведения, под качку этих колебаний попадали все без исключения. И пусть за те 333 года, что я служу в горячо любимом лечебном учреждении, светлых событий было гораздо меньше, чем неприятных, все они свято хранятся в нашей летописи.
Что определяет коллектив, то бишь компанию? Конечно же винтики и шпунтики в виде незаменимых сотрудников. Совсем незаменимых, как известно, нет, но в плане выпуклости личностей и фигур мои дорогие сослуживцы являются именно незаменимыми.

Самая знаковая фигура – наш зав. отделением – мужчина крупный, солидный, представительный, с пальчиками похожими на свежеотваренные сардельки и вечно кислым выражением лица, что, впрочем, не мешало ему обладать добродушным характером и чувством юмора, которое иногда удается выудить на свет Божий. Его крылатая фраза: «С кетчупом любое г…но съесть можно» украшает все наши застолья.

Доктор Перельман является ровесницей романса «Отвори потихоньку калитку». Я не знаю точно в каком веке до нашей эры появился оный романс, но то, что в это время бронтозавры еще сотрясали земную твердь, совершенно определенно.
Мадмуазель Перельман пребывает в статусе мадмуазели после неудачного официального брака при наличии в биографии несчетного количества гражданских. Причем каждый последующий гражданский муж был моложе предыдущего. Во всяком случае, так гласит легенда. Не верить в правдивость данной информации нет никаких оснований, так как доктор Перельман обладает всеми качествами для успешного и бесперебойного закадрения мужчин.
В далекой молодости ее фигура, по-видимому, обладала определенной плавностью линий, но теперь под воздействием не одного десятка лет она была похожа на пирамиду, которую венчала маленькая голова со сморщенным лицом и еще более сморщенными губами, накрашенными помадой, разбежавшейся по всем близлежащим морщинам. Иногда эту голову покрывал буйный рыжий парик, наводивший ужас на всех сотрудников. Ужас заключался в том, что сдерживать смех при появлении доктора Перельман в своем дивном украшении не представлялось возможным, но было просто необходимо, так как выражение лица под джунглями рыжей челки говорило о полном восхищении собой.
Грудь вечной невесты возлежала на животе, и не потому, что он был очень уж толстый, а потому, что сильная сутулость спустила самооценку груди на уровень пупка. Красота ног не поддается описанию, так как их хозяйка, узрев видимо в этой части своего тела кое-какие недостатки, всегда прятала их под длинными юбками. Взорам открывались лишь стопы, которые компенсировали невозможность рассмотреть то, из чего они произрастали, своей уморительной похожестью на булки, стоимостью в советские времена 22 копейки. Эдакие миленькие плоскостопые батончики, втиснутые в затейливые босоножки.
Мадмуазель Перельман всегда была захвачена какой-то идеей. Она либо продавала квартиры и вкладывала деньги в компании-однодневки, которые лопались, не успев надуться. Либо пила дорогущие средства для похудения, поглощая при этом неимоверное количество еды, но при взвешивании всегда удовлетворенно говорила: «Молодец, Перельман». Либо подлавливала очередного молодца, используя утверждение, что «путь к сердцу лежит через желудок». Но было бы слишком примитивно упираться и готовить самой. Есть оригинальный еще не запатентованный перельмановский рецепт покорения мужских сердец. Надо просто купить пельменей, а к приходу вожделенного объекта выложить их на дощечку и посыпать мукой. Вуаля!

Однажды, решая вопрос со сложным вызовом, старшая медсестра вскользь сказала: «Пусть поедет Зинаида Михайловна, она очень тактичная». Эта фраза незамедлительно родила в голове нашего тогдашнего водителя своеобразное продолжение: «Тактичная – очень эротичная». С тех пор это выражение в моем сознании как красной ленточкой окутало вышеупомянутую Зинаиду Михайловну и несомненно украсило ее, так как чего-чего, а эротизма, в ней днем с огнем не сыскать. Высокопрофессиональная и квалифицированная медицинская сестра являет собой образец аскетизма и всепоглощающей самоотдачи. Голова покрыта панцирем из всевозможных заколочек, пятая точка всегда оттопырена, как пропеллер у Карлсона, готового взлететь в любую минуту, и бессменные серые тапочки фасона «прощай молодость», заслужившие любовь своей хозяйки износостойкостью и чрезвычайно приемлемой ценой в полтора цента.

Еще одна медсестра отличается удивительной общительностью. Она говорит постоянно, но по большей части сама с собой. Но, если во время ее мирной беседы с собственным эго, в фокус попадет неудачно замешкавшийся сослуживец, то лассо языка Ирины Петровны крепко обхватывает его и держит в плену не менее получаса. Последствия бывают тяжелейшими: головная боль и полная апатия к дальнейшей трудовой деятельности.

Но это зубры эпохи, отдавшие многие и лучшие годы нашему учреждению. Не меньшей колоритностью обладают и случайно залетевшие на короткий срок бабочки.

Одной из таких бабочек была доктор Серова, появившаяся у нас практически сразу после ординатуры. Мои сомнения в том, что а) она вообще доктор и б) что у нее в порядке с головой, вызвали ее косые глаза. Перемещаясь мелкими перебежками, я с разных сторон всматривалась ей в лицо, но так и не смогла определить направленность ее взгляда. Намучившись, я сделала вывод, что он направлен не иначе как на ее собственную переносицу. Дама была чрезвычайно габаритная, хотя и молодая. Полная удовлетворенность собой не мешала ей кушать в свое удовольствие и наращивать дополнительные соцнакопления. Познаниями в медицине доктор Серова не блистала, так как мозги ее полностью соответствовали глазам, и тот сумбур, который она творила в карточках, остальные врачи затруднялись расшифровывать.
В дополнение к своей профессиональной «ценности», Танюша Серова ежемесячно брала больничные листы, чем до невозможности раздражала руководство. По счастью сей умнейший сотрудник промучился у нас всего несколько месяцев.

Карьера другой бабочки-однодневки была короткой, но яркой. Я с мучительным придыханием говорю «была», но факт остается фактом – ее больше нет среди нас. То была персона не из числа медицинских работников, она занималась кадровыми делами.
Если бы эта дама не открывала свой золотой ротик, ничего особенно примечательного в ней не было бы: рост чуть более метра, который компенсировался до такой степени серьезной осанкой, что она переходила в полумостик. Ни груди, ни талии, ни бедер в проекте даже и не предполагалось – Бог решил, что достаточно соевого батончика с руками и ногами. Личико прелестницы представляло собой помесь крысы, мартышки и таракана. Крошечные глазки-буравчики под выщипанными начисто бровями, короткий мопсячий нос и огромный бесформенный рот, с трудом наползающий на кривые зубы с неправильным прикусом, так что иногда у верхней губы не получалось расположиться на своем предполагаемом месте, и передние зубы дерзко взирали на мир.
Растительность на голове, которую она встряхивала шикарным жестом Софии Лорен, состояла из четырех с половиной волосинок.
Имея такую сладкую внешность, невозможно сохранить удобоваримый характер. Мадам служила хранилищем всевозможных грехов и пороков, как то: страшная сплетница и не менее страшная лгунья. Самовлюбленность, граничащая с безумием, и желание повелевать и властвовать помогли красотке оказаться за дверью. Там же, по ту сторону двери, она продолжала рассказывать о том, что мужчины замертво падают к ее ногам в ортопедических ботиночках, и домогательствам нет числа. Похвальный оптимизм.

Все эти отдельно взятые персонажи иногда собирались вместе дабы достойно встретить или проводить знаменательные даты календаря. Одной из таких дат был день моего не помню какого рождения.
Как всегда по такому случаю были организованы посиделки с песнями и плясками. Что за песни мы поем, никто не знает, потому что с разных концов стола звучат совершенно разные напевы, как по высоте нот, так и по степени захмеления. Где-то в середине они встречаются, образуя праздничную какофонию.
Маленькое помещение кабинета, где мы сидим, не дает возможности развернуться тем, кто хочет активизировать конечности, поэтому акробатические этюды остаются невидимыми для еще поющих, но слышимыми для жильцов верхних этажей. Поскольку разгоряченная алкоголем кровь ударяет не только в в щеки, делая их пунцовыми, но и в каблуки танцующих, превращая их в зубодробильные кастаньеты.

Хорошенько выпив и закусив на месте наших трудовых будней, мы группой из девяти человек, направились к казенному «Рафику» с намерением быть развезенными по домам. Погрузка шла медленно и неравномерно, потому что одурманенные крепкими напитками части тел отбывающих с трудом карабкались в транспорт и иногда застревали в уже сидящих пассажирах. Когда все проживающие в центре были водворены на свои места, мы, наконец, поскакали по кочкам на нашем утлом вездеходе, но, как оказалось, еще не по домам.
По пути кое-кому из развеселого коллектива пришла идея с вывеской: «А не искупнуться ли нам»? Идея была громогласно поддержана, что удивительно. Учитывая, что день моего рождения приходится на первые числа октября, и вода в Волге уже, мягко говоря, несколько остыла. Но мы решили прогреть реку своими горячими телами. Как выяснилось, горячими были не только тела, но и одежда, которая стремительно слетала с некоторых особо ретивых купальщиков, едва они достигли берега. Раздетыми оказались две категории людей – те, которые еще недостаточно протрезвели, чтобы понимать, что октябрь – это холодно, и походные лифчик и трусы не важная замена купальнику, и те, кто не страдали комплексами. Танюша Серова была в арьергарде ломанувшихся в воду, так как она относилась к обеим категориям сразу. Ее квадратно-гнездовые колышущиеся формы в не очень новом и не блещущем свежестью белье моментально погрузилась в воду. Еще пара моржей отправилась за ней, а мы, несколько замерзших и стеснительных, остались на берегу, с ужасом ожидая, на что еще может спровоцировать людей алкоголь.
Героический заплыв все таки остудил пыл наших докторов – побарахтавшись в воде, они побрели к берегу. И главная моя задача состояла теперь в том, чтобы загородить своим телом некислую фигуру мадам Серовой, которая при всей своей непривлекательности, но наряженная в мокрое белье, притягивала любопытствующие взоры нашего водителя.

Пока Танюша, выбивая зубами дробь, натягивала на посиневшие окорока одежду, я как могла защищала ее девичью честь от нескромных взглядов. Постепенно подтянулись и остальные озябшие члены заплыва. После этого мы уже без остановок и приключений были развезены по домам.

Мой день рождения был одним из последних буйных празднований в нашем коллективе, который запомнился всем неожиданностью сюжетных поворотов. Сейчас мы почти не устраиваем шумные гуляния. Может потому, что все дружно постарели, и нет былого задора. А может просто этот вид развлечений изжил себя, и время несет для нас что-то новое. Посмотрим.