Блаженны нищие духом,
ибо их есть Царствие Небесное.
***

- На юг нельзя. Там полная тварь, а вот это уже лучше. Хм, намного. Почему бы и не на запад махнуть раз и навсегда.
- Господи-Боже,отец Вседержитель, спаси и помилуй, неведомые голоса сплелись и искушают меня нынче до отчаяния.
- Аминь.
-Боже мой, он богохульствует.
-Он исповедоваться хочет, но согрешить сперва.

***

Обход в дурдоме вещь почти ежедневная, критическая и точкообразная. За исключением тех случаев , когда врач ставит в игнор своих пациентов по причине личной занятости. Но есть врачи обязательные, которые совершают обход с положительной частотой. Таким был Борис Викторович. Врач в отделении фигура редкая и показательная. Борис Викторович славился хорошим отношением к больным, независимо от уровня психики над уровнем моря. Сегодня в отделении стояла обязательная тишина , доступная непросвещенному , запертому на все засовы уму, только перед обходом. Медсестры и санитарки , медицинские фашистки сукоризненной шваброй в руке, тщательно сгоняли больных в палаты, дабы те не буйствовали в коридоре, походящем на скоростную трассу с концом на балконе, служащем курилкой. Я в это время лежала в третьей наблюдательной палате, рядом с которой располагалась троллейбусная остановка наблюдательного поста, представлялвшая собой полуразвалившееся кресло с деревянными перилами, от которого часть персонала, представленная любой из санитарок, не имела права отлучаться. Даже ночью, не смыкая глаз, эта оставленная подругами на произвол судьбы санитарка-пионерка разгадывала кроссворды или читала "Лизу", позаимствованную у пациентки. Безумные женщины улеглись ничком или неподвижно уселись на пружинистых кроватях. Кто-то, страдающий неусидчивостью нарезал круги между койками, тесно поставленными с мизирным проходом шириной в одного нетолстого человека. В изголовии коек были развешены постиранные трусы и домашние полотенца, - казенных вафельных не полагалось. Тумбочек в наблюдательной палате, где наблюдалось в разное время то восемнадцать, то девятнадцать человек, тоже не существовало. Ножки просиженных коек были облеплены бутылками с минералкой и прочим Н.З. Подоконники заложены старой комсомолкой и еще куда более ветхими , тающими в руках и во рту книгами, позаимствованными на месяц в местной библиотеке, где между прочим валялся пожелтевший Чейз и разные советские древности. Стены в паталах были выкрашены в разные комсомольские абсолютные цвета. В моей наблюдательной буйствовал оголтелый розовый, еще были зеленая , желтая, коричневая, голубая, цвета морской войны и оранжевая палаты с зарешеченными окнами и без скрипящих дверей. Борис Викторович заходил в каждую палату и останавливался возле измученных пациенток , которых он вел, куда и откуда,-это предмет терминологии. Безумные в казенных халатах с инфантильной геометрией, чаще заключающейся в цветочном орнаменте, неумытые и непричесанные, вели себя подчеркнуто почтительно, демонстрируя не то культуру , не то детскую застенчивость. Борис Викторович в выглаженных , полосатых штанах, выглядывающих из-под белоснежного халата смотрелся среди них джентельменом. Джентльмен ласково ложил руку на то или иное худое плечо и задавал обычные вопросы.
- Ну что, как самочувствие?
Оно оказывалось как обычно или вдруг хорошим, ибо все жаждали отделаться от психушки и поскорее и пойти на выписку.
- Как спалось?
Обычно без кошмаров, редко кто гонял чертей по ночам на виду у наблюдательного поста.
- Что беспокоит?
Если что-нибудь и есть, то немножко, такая больничная халтура.
- Уколы не болят ?
Это основной вопрос, отличающийся своей универсальностью. После оного Борис Викторович ощупывал пациентке бугристые ягодицы, комментируя их состояние, чаще плачевное, с тем, чтобы назавтра назначить физиолечение, призванное рассосать уплотнения на исколотой в пух и прах заднице.
Хотя Борис Викторович и не был моим лечащим врачом, ко мне он тоже подходил,- он знал моих родственников, проявляющих заботу и беспокойство и просящих всех и каждого проконтролировать мое лечение. Он положил весомую руку мне на плечо и попер:
- Ну что, Влада, как самочувствие?
- Нормально.
- Как спалось?
- Спалось.
- Что беспокоит?
- Во сне видела у себя бороду.
- Уколы не болят?
- Нет.
Хотя из игольного ушка на заднице у меня уже давно текла кровь по ночам ,заливая пижаму змеевидными подтеками, я предпочла промолчать, ибо не хотела подвергаться мужескому досмотру.
Белый халат исчез в дверном проеме, пошел в следующую палату. Публика к обходу готова была большая - все отделение, мероприятие это было важное, хоть и ежедневное, так как сулило счастливчику скорую выписку. Больные, не выдерживая напряга, выходили из запретной зоны палат, обступая работящего доктора, пытаясь дернуть своим ярким халатом поле его зрения и задать пару бестолковых вопросов.
- А когда вы меня выпишите?
- Посмотрим на твое самочувствие.- к больным здесь обращались только на ты независимо от возраста и образования, которого у большинства здесь не было. Если подойти к делу философски , то и возраст можно аннулировать, ибо психика чаще всего в таких заведениях стоит колом.
- А когда вы меня выпишите, Борис Викторович?
- Полежи с месяц, а там посмотрим.
Самый обычный ответ, не оставляющий надежды. Врачи дорожили своим интеллегенстким статусом и редко отменяли первоначальные выводы о состоянии больного.
Полосатые брюки неторопливо перешагивали из палаты в палату, уволакивая за собой все новые и новые порции душевнобольных . Борис Викторович работал добросовестно и быстро. В отделении он пребывал не более двадцати минут. Выходит он в обрамлении пациенток, как гусеница в сетке из муравьев. Каждая его уважает. Каждая с ним бы переспала, но интрижки с пациентками здесь неуместны, несмотря на всю интимность методы. Отделение не то. Даже простые казалось бы человеческие слабости здесь положительно недопустимы. У Бориса Викторовича плохие зубы, седые волосы и ровные нос. Ха-ха. С интеллегентской рожей он определенно хорош собой. Но я бы не стала с ним спать. Я отнюдь не больная.

***
- Я сегодня во сне лицезрела у себя бороду.
- А это всего навсего твоя информационная структурка с тобой работает, вот и все, она показывает только то или иное воплощение.
- Когда-нибудь моя информационная структурка заработает себе на чай.
Иван водил по ауре, выпрямлял. Магические пассы чередовались с охами и вздохами. Иван определенно знал, что делает. Несколько раз он проделал надо мной паутинку,сорт энергетического массажа, при котором тебе кажется, что вся твоя энергетика сходит на нет, уходит в пятки, или же на тебе орудует огромный паук, ноги в руки , и он вынял из человеческой шкуры всю ее структурную поднаготную. Руки Ивана в то время ощущались, как небольшой придаток, тянущий на себя одеяло моей пауковости. Меня как в бреду влекла эта энергетическая вошь, массаж. Вдруг он встал, отряхнулся как собака, оделся довольно быстро и перпендикулярно к моим ощущениям и пошел топить котел.
Я почувствовала себя глубоко ущербной из-за факта моего ню , посему последовав его примеру и одев одну из потрепанных курток, висевших кучей на вешелке в коридоре я пошла за ним следом. Я все не могла взять в толк, на кой дьявол потащила его в постель. Но ответ на этот бестолковый вопрос был самоочевиден. Я хотела получить отсрочку за счет его мощной энергетики. Отсрочка и впрямь была, узкая , как ксенофобия. А потом оне снова пошли на приступ. И я по доброй воле поехала в дурдом сходить с ума. Из котла шел черный дым, Иван и в ус не дул, разрубал толстые поленья на несколько частей и подкидывал в топку.
- Если ты хочешь жить виртуальной жизнью, живи, пожалуйста, но только потом не плач и не хныч, что они тебя достали.
- Они меня достали.
- Ты не думаешь о том, что у тебя будущее закрыто на девяносто процентов, и что твой дом может быть дурдом, я тебя предупреждал, никаких половых контактов с мужчинами во сне, предупреждал или нет?
- Ты не понимаешь, Рудольф мне снился. Он мне снился и все.
- Мля, я трачу свои силы, свое здоровье чтобы спасти тебя от лукавого, а ты все равно делаешь это. Скоро приступы повторятся. Я откажусь от тебя.
- Тогда почему ты со мной спишь?
- Я тебе сразу сказал, что у нас будут отношения на том уровне, на котором ты сама захочешь. Не говорил?
- Ты меня любишь?
-Опять. Любить- значит принимать человека таким , какой он есть. Значт чем-то жертвовать. А чем ты можешь пожертвовать?
- А Рудольф меня любил.
- Да задолбала ты сосвоим Рудольфом.

***

В Смиловичах уже темнело. Народ подступал к церкви, что жесткий ком к горлу. Сухопарый снег валил впотьмах, будто из большого колокола, неловко в прямом и переносном смысле этого слова. Служба сейчас начнется. Опять бесы осатанеют. Завиляют хвостами, замельтешат с их кровавыми ушками, толстыми брюшинами, и зашепчут. Шепот, в тревожной зоне которого настойчивость сочетается с дьявольским цинизмом, перейдет в вихревой поток небытия, бесы смолкнут , затихнут после сна, крепкого и густого, но до этого еще надо дожить.

***

- И никто, ни экстрасенс, ни священник тебе не помогут, - я вспоминала Тамару Федоровну, - потому - что с психически больными разговор предельно ясен. Если экстрасенс берется за психически больного, то он либо шарлатан, либо я не знаю что. А ты , Владочка, поступила сюда с диагнозом шизофрения. Институтских знаний у тебя нет. Учиться ты больше не будешь, только если мама будет платить деньги, то это будет считаться учебой.
- Пожалуйста, помогите мне.
- За две недели я тебе их уберу.

***

- Вы уберете их?
- Не волнуйся, вылечим с Божьей помощью. - отец Валериан мрачно смотрел в большую священнеческую бороду. Он передохнул, поморщился, потом снова положил руку на голову, делая про себя молитву. Я была приложена к большому распятию, давившее мне на грудь основанием, но не ощущала его силы, сила обитала в батюшкиной благодатной руке.
- Спаси Господи, - отец Валериан отнял руку и отправил меня . -Приезжай.

***

- От ума.
Народ перекрестился.
-От ума.
Народ перекрестился.
-От ума.
Народ перекрестился.
- От души.
- Ой батюшка замучил ты нас молитвами. Ха-ха-ха. Замучил.
-От души.
- Не люблю Валериана, эта дура любит всех : батюшек, матушек.
- От души.
- От вещества я.
- От сердца.
- Эта дура стоит, крестится.Ха-ха.
-От сердца.
- Ой, ухожу, ухожу.
- От сердца.
- Ха-ха-ха, ну как же я покаюсь, я же гордый.
- От утроб.
- От всего сразу.
- От утроб.
Народ перекрестился.
-От утроб.
- Ухожу, ухожу, а потом в этом каюсь, на других погляжу и к тебе возвращаюсь, ухожу, ухожу, от свободы хмелею, но уже через миг я об этом жалею.


***

В столовке стояла дурная мгла. Медсестры и санитарки суетились в зависимости от чина. Повязанные передниками и в нахлобученных высоких шапках, они бегали с подносами от окошка раздачи к столам. Столы были оборудованы борщем и хлебными крошками после первой смены. Предприимчивые больные брали мокрую тряпку в небольшом тазу на столике для отходов и стирали отходы производства со столов, остальные сидящие терпеливо убирали локти . Особо запасливые девушки выставляли соль на середину, предлагая остальным ухватить щепоть от этих щедрот. Сегодня на обед постное щи , рыба с пюре и свеклой и чай. Хлеба всегда выдается много. По два огромных куска на каждого
, которые больные закладывают в рот , не дожидаясь основной партии обеда.
Несытые девы тянут к себе порции с опустившиегося с высоты медсестры подноса. Принимаются усердно хлебать, проливая щи на край стола, снова делая его нечистым. Столы стоят двумя рядами, каждый из которых замыкает стол со старухами. Это самая нечистая часть столовки. Изобилие крошек и лужицы борща и картошки, пролитый чай и куски откушенного хлеба, - все было на месте. Эти столы отличались даже по консистенции: прочие были белые, эти же коричневые. Больные сидели плотненько. Прижимаясь друг к другу спинами и боками , время от времени толкаясь работающими локтями. Я редко ела в столовой. Ко мне каждый день приходили родственники и приносили жареные сосиски с оливками , чай со сгущенкой и сырки. По началу персонал заставлял меня есть , таков режим, больной должен поедать все предложенное, но потом эта опасная для моего психического равноденствия тенденция прошла даром , и я примкнула к своеобразной элите среди больных, то бишь эту элиту я одна и составляла. Влада Язова как показатель всего того, что может быть позволено в дурдоме больному, минуя жесткую форму инструкции. Я делилась своими избыточными порциями с вечно голодными девами, которые закалывались транквилизаторами до синдрома постоянной жажды любой совершенно еды, будь то хлеб или борщ. Оля , девица шестнадцати лет, школьница, удивительно некрасивая , переливала мои щи себе в тарелку и перекладывала рыбу и картошку, оставляя на тарелке паек для других желающих. Она смешала бураки с пюре и быстро принялась за это бардовое месиво, в котором лихой желтый картошки напрочь поглощался бордовым свеклы. Рыбу порешила руками. Она быстро опрокидывала в рот ложку за ложкой, весело базаря. Чай я , мучимая жаждой, всегда выпивала сама. Сегодня мне предложили еще одну чашку чая за мою постоянную щедрость и я и ее тоже выпила. Старух кормили из ложечки медсестры или все желающие, зарабатывающие у медсестер сигарету какой-нибудь работой , как-то: кормление старух , или мытье оных после того, как те обписались, или вытирание лужиц мочи в коридоре и под кроватями. Сигареты зарабатывались самые левые, без фильтра. Здесь орудовал постоянный телесный всеядный голод. В дурдоме любая телесная пища воспринималась аки манна небесная.
- Я дурная, ам-ам.
- Давай , ешь быстрее.
- Ой-а, ам-ам, я дурная.
- Да не плюйся, ешь тебе говорю, а то получишь по башке.
- Ой-а, ам-ам. Тьфу.
Все летело на стол и на пол. Бабы не имели зубов и ели неохотно. Некоторые все же держались молодцом и жевали пюре. Часто меню у бабусь было несхожим с общим меню. Более беззубое и деетическое полагалось им. Например на завтрак бабулям полагался омлет , размешанный с манной кашей вместо варенного яйца.
- Шатская, ешь.
- Я житель блокадного Ленинграда. Детонька, я не могу так быстро.
- Жри, тебе говорят.
- Ленинград мой, ам-ам, старый брат мой. ам-ам.
- Шатская, заткнись.
-Детонька, как же это можно.
- Давай раскрывай зубы.
- Ай, убивают, люди помогите, помогите, убивают.
Медсестры теряли терпение с этими старухами. Каждая плевалась свекольным пюре незнамо куда. Лора Сергеевна Шатская была интеллектуалкой в третьем поколении. Высокая худощавая старуха, независимо от потерянного рассудка, она обладала интеллегенской жилкой , это чувствовалось. Хотя репертуар ее был бы исчерпан несколькими фразами, она всегда произносила их с достоинством, как заправская актриса. Мистификация состояла в том, что было совершенно непонятно, откуда в дурдоме уездного города N. взялась настоящая ленинградка.
А сей факт оставался вне сомнения. У Лоры Сергеевны кроме Ленинграда ничего за душой не было. Она и по сей день пребывала в духовной опале.
- Сидоровна, ешь бураки.
- Ой, не могу, миленькая, мне надо идти пеленать.
- Потом пойдешь пеленать, а сейчас ешь.
- Ну ты говоришь, а там детки плачут.
- Так, Сидоровна, либо ты ешь, либо останешься без обеда.
Последним старух не напугаешь. Бабуси живу от еды до еды, сидя в инвалидных креслах и на лавочке, кресел мало, лавочек тоже, или же если тонус присутствует, шляясь по коридору и терраризируя молодежь своими старческими маразмами. Бабули знают, что медсестры не посмеют оставить без еды старого человека, хотя и не отдают себе в этом отчет. На лавочке целыми днями сидит пять старух . Римма, Настя, Зоя, Люба и Тамара. К обеду к ним подвигают дежурный стол. Старухи без разрешения мед. персонала , сидя на лавочке, как все равно у подъезда, ходят под себя там же.
- Кто это надул, Римма?
- А что случилось?
- Римма надула целую лужу, вон как течет.
По коридору разливалась желтая послеобеденная моча. Больные , совершающие ежедневный моцион, шарахались от лужи. Лужа воняла пресной старушечьей утробой. Всем было не по себе.
- Уберите кто-нибудь.
- Кто уберет за сигарету?
Анька и Оля схватили по швабре и побежали за лужей. Она утекала. Римма с безучастным видом продолжала писать.
- Нет, я лучше не буду курить год, чем буду вытирать мочу.
Некоторые больные не теряли достоинства. Тряпка перед комнатой с инвентарем волялась одна. Девы - энтузиастки чуть не порешили ее на месте. Тряпка была крепкой. Казенные тряпки всегда крепкие. Оля бросила швабру и уступила вакантную мочу Аньке. Та добросовестно вымыла пол. Римму отругали.
- Ах, сцулья, ты, сцулья.
Анька - дева шестнадцати лет, положительно безумная, считающая всех женщин беременными, а всех мужчин зэками, которые изнасиловали ее в малолетстве.
- Ты беременная , я знаю ты беременная. У тебя все лицо в больках. Тебя мучили . Тебя изнасиловали. Меня тоже изнасиловали зэки , когда я была маленькая. Ты скоро должна родить. Ты моя мама.
Аньку все любили за юность и беспринципность. Кроме того она гадала по руке.
- Скоро ты отсюда уедешь. Поехали со мной. Я заработала денег, очень много. Поедем со мной в Италию. Меня уже выписали, теперь только уехать осталось.

***

Иван еще лежал на мне. Он дышал крепко , как паровоз. Меня разрывали коренные рыдания. Он не останавливался.
- Чего ты плачешь?
- Не знаю.
Антураж нарастал. Иван был крепок и неумолим.
- Что, солнышко?
- Не знаю. Отстань.
Он очухался. Встал и отряхнулся.
- Мне одеваться?
- Конечно.
Я сохранила на себе носки для пущей романтики. Некоторое время я лежала на Ивановом диване, постоянно колотясь от всхлипываний.
- Ну что опять случилось?
- Я не в курсе.
- Уже не так противно было?
- Не знаю. Да.
- Что да?
- Я не знаю.
Отлежавшись, я подумала, что надобно успокаиваться, скоро идти домой, а в таком жалком виде там меня воспримут неадекватно. Семья думала, что я пошла пройтись для снобистской физкультуры. Я же каждый раз сбегала к Ивану. Он был моим единственным другом в N. и в принципе мне некуда было деваться.
- Почему?
Я начала впадать в маниакальную истерию.
- Что почему?
Иван, как и я, все быстро забывает, и уже начал братски меня обнимать и подставлять свое бычье плечо под мою многострадальную голову.
- Почему?
- Что почему?
Мы уселись на дежурный диван, отличающийся мягкостью и удобством.
- Почему он не со мной?
Она все больше входила в раж. Он пытался овладеть ее эмоциями. Но это было еще сложнее, чем взять под уздцы ее телесный компонент.
- А ты сделала все возможное, чтобы он был с тобой? Повышай свой энергетический и информационный уровень.
- Тогда мне дадут быть с ним?
- Не знаю, солнышко, все зависит от тебя.
- Мне дадут поговорить с Рудольфом?
- Ты еще не готова принять его таким. Вот представь, придет он такой лохматый. И что ты будешь делать?
- Он не лохматый.
Я встала , неговоря ни слова, оделась и ушла.

***

- Сухопутное животное.
- Отстань.
- Гарпия.
- Нестерпимо.
- Тварь.
- Очень может быть.
- Инвалид.
- После ветренной зимы, после вьюги, я взяла тебя взаймы у подруги .
Или вот еще что : не смотри, не смотри по сторонам , оставайся такой как есть, оставайся сама собой. Так можно и в конец опримитиветь. А что делать.

***

Когда гасят свет, оголтелый розовый становится менее неприличным и неожиданным. Савельевна сидела на наблюдательном посте. В руках неразгаданные сканворды и мой "Домашний очаг", старый, принесенный тетей.
Несколько раз она исподтишка оглядывала палату , все было тихо, Савельевна занялась чтением. Света практически не было. Только большая лампочка на бездверным дверным проемом в палате, называемая ночником.
- Савельевна, дайте хлебушка.
-Наташа, где я тебе возьму.
- Савельевна, ну дайте хлебушка.
Если Саможениха заводила шарманку , то это был процесс длительный.
- Савельевна, я кушать хочу.
- Саможенова, я тоже кушать хочу, я сегодня не ужинала. Где я тебе возьму.
- Савельевна, а ко мне мама приедет ?
- Приедет, Саможенова, тебя позовут.
- Влада, дай конфетку.
- Иди в жопу.
- Ну дай ты конфетку. Савельевна , дадите сигарету завтра.
- Наташа, спи.
- А ко мне сын придет?
-Вот надо сына воспитывать, а не лежать в дурдоме.
- Он у меня не курит.
Савельевна, не прерываясь в чтении, отвечала на все поставленные вопросы.
- Савельевна , я писать хочу.
- Надо было сходить перед сном.
- Савельевна, привяжите меня.
- Ты сейчас допрыгаешься.
Савельевна встала , сходила за веревками в шкаф, располагающийся в коридоре и хранящий веревки для привязи, чистые халаты, ночнушки и трусы понталонами на всякий пожарный. Саможениха не сопротивлялась. Через минуту ее руки и ноги были пригвождены к прогибающейся пружинистой кровати. Она больше не дергалась.
- Савельевна, я писать хочу.
- Так, Саможенова, замолчи.
- Савельевна, принесите утку, я пописаю.
Савельевна с видом всепрощающей,молодой и красивой свиноматки, пошла
в тот же шкаф, хранящий еще и две утки для всех желающих, принесла в палату, задрала Саможенихе халат, стянула колготки и трусы и подставила под девицу утку. Саможениха громко пописала. Палата отдала крепким запахом крепкой женской мочи. Савельевна вытащила утку из -под больной и пошла в туалет выливать. Ан-нет.
- Аня, ты не спишь?
- Мм? Не-а.
- Сходи вылей и помой утку.
Анька встала, одела расхристанный свитер и пошла выливать мочу.
Она вернулась с вымытой уткой и вручила белую посудину Савельевне.
- А-га.
Анька скинула свитер и в одних трусах юркнула под тонкое больничное одеяло.
- прадамы, дардалы, папа, мама, трам.
- Блять, Драчкова заткнись.
- Кураны, папары, дыр бу щыл убещур.
- Блять, Драчкова, забей ебало.
- Анька, скажи ей , чтоб заткнулась.
Анька встала, не одеваясь, подошла к Драчковой, повисла над ней и встряхнула сухопарое тело.
- Блять, забей ебало, сука.
Драчкова от неожиданности поработала мыслию и заткнулась. Катя Драчкова была экспонат неожиданный . Она постоянно спала и гундосила невнятные слова. Единственное, что попадалось отчетливого было:
-Блять.
- Драчкова,последний раз говорю, закрой рот.
Кате Драчковой лет около пятидесяти. Мощи святого, всклокоченный загривок, морщинистая плоть , круглые фиолетовые тени под небесными очами. Эта придурковатая дева выбегает походняком пьяного пацифиста только в туалет, как водится, босая. Стоит минут пять возле унитаза, и бежит обратно в койку.
- Блять.
Драчковой достался самый полинявший и заношенный халат с голубыми цветами.
Больше таких не было.
Ночь прошла без эксцессов. Сегодня подъем как обычно в семь тридцать. С утра еще есть Савельевна, красивая свиноматка, и другие медсестры и санитарки. Савельевну слушаются. Она медсестра, а не какая-нибудь уборщица. Здесь прослеживается четкая иерархическая структура. От санитарки до полосатых брюк зав. отделением.
- Девочки подъем, подъем, поднимаемся. Идем писать. Влада, Оля,вставайте.
- Выходим все в коридор.
Натренированные девы вскакивают с постелей, с армейской точностью ровненько , как под заказ, заправляют непослушное казенное белье и выходят в коридор. Драчкова осталась спать. Анька выбежала в трусах. Я вышла в пижаме с кровавыми фингалами на заднице. Все устремились с туалет . В туалете только три дырки, разделенных перегородками, естественно , без дверей. Тут уже орудовала Лиля.
- Туалет -мой кабинет.
Не раз повторяла она. Лиля жила туалетом, как многие тут жили едой , сном, блокадным Ленинградом и сбежавшей коровой. Лиле лет пятьдесят с хвостом . Она на пенсии. Пенсия мизерная. Лиля убирает отхожее место, но не за сигарету, а просто так. Гордая своенравная Лиля не побирается. Лиля второй мужик в отделении. Выглядит как старая лесбиянка, тема. Только отвисшая до живота грудь выдает в ней бабу и отсутствие щетины. Хотя в отделении много бородатых баб и девиц.
- Лиля, подмой Шатскую.
- Сейчас я ее подмою.
- Шатская , садись на унитаз.
- Я житель блокадного Ленинграда.
- Я знаю , что ты житель.
- Я ленинградка, я не могу.
- Девочки, берем бутылки, садимся на унитазы и подмываемся.
Савельевна орудовала в палате.
- Юда, просыпайся. Опять обписалась.
- Тра-та-та, тра-та-та, мы берем с собой кота, чижика , собаку, Петьку-забияку.
- Лиля , вымой Юду. Вот халат.
- Лора Сергеевна, что у вас с трусами.
- Ой, помогите, помогите мне, я не знаю, что тут.
Подмывание - процедура с утра обязательная, по значимости приравнянная
разве только к приему пищи, выполняется всеми.
- Девочки, мойте письки, а то вонять будет.
Лора Сергеевна стирала обделанные трусы в раковине. Савельевна уже приготовила следующие панталоны для блокадной Лоры Сергеевны. Юда лежала на кровати голая с обритым черепом. Сухонькая , с бородкой, она казалась больным онкологией мужиком. Санитарки вытаскивали из под нее мокрые простыни. Никто не знает, сколько чистого белья было в этом заведении.

***
- А Вы больная ?
- Нет. А Вы?
- Нет. Мне просто лекарства выписать. Я не больная.
- Я тоже не больная. Меня сюда отправили.
- Мне просто лекарства выписать себе и мужу.
- Меня избили, я пошла в милицию, а они меня сюда.
- Нас невропатолог отправляет сюда лекарства выписывать.
- Я в прокуратуру, а они меня взяли и в шестое отделение к самым дуракам.
И теперь попробуй докажи, они ж не верят. Сказали, пожизненно на учете теперь буду.
- А-а.
- С работы денежной уволили.
- А кем Вы работали ?
- Водителем. А теперь пошла уборщицей за копейки.
- А что случилось?
- Меня избили мужики, сказали, не будешь с нами пить и гулять - побьем. Они уважают пьющих и гулящих. У меня муж погиб. Меня , когда первый раз избили в девяносто пятом году...
- А у меня муж тоже получил три микроинсульта. Я спрашиваю , когда будет группа. А она мне :"Кто здесь генерал?" А я : " Хотите до лейтенанта дойти, так я вам это быстро устрою"
- Так меня колят сейчас транквилизаторами и таблетки выписывают. Слава Богу, сына выучила, а дочка осталась без высшего образования, ну она сейчас замуж вышла, все нормально, но у нее незаконченное высшее.
- А что говорят?
- Дура ты, говорят, не верят.

***

- Осипенко, Апенкова, Краснова, Зорина, Язова, Симакова, Павлюк, Успенская, Чирикова, Дроздова, девочки, на уколы, подходим на уколы.
Девы,на ходу запахивая халаты, быстрым атлетическим шагом, привычном на длинном, как большая канализация , коридоре подходят к окну. Рядом с окном располагается дверь - выход в другой коридор, заключающий в себе процедурную, кабинеты врачей и разные кабинетные помещения для врачебно - медсестринской составляющей. Стояли минут пять, скучковавшись на подоконнике. Влада Язова уселась в инвалидное кресло, локализованное там же и уже в своей статичности превращенное в просто кресло. Кузьминична начала запускать по две девочки. Кузьминична сегодня работала превратником на уколах.
- Я сегодня на уколах.
- Я сегодня не на уколах.
- Я сегодня на туалете.
- Я сегодня на душе.
- Я сегодня на уборке.
- Я сегодня на процедурах.
- Я сегодня на наблюдательном посте.
Здесь свое пространство вариантов. Как они тусовались , одному Богу известно. Дам в колоде было не менее двадцати, работали дамки посменно, по пять штук в упаковке. Все больные были известны каждой в лицо. С утра при передаче дежурства делалось небольшое резюме .
- Драчкова украла у Влады грушу. Груша лежала в пакете, а она как коршун накинулась и сожрала. Анька вопила. Осипенко плакала.
Когда Влада Язова зашла в процедурную, Симакова еще лежала на кушетке, выставляя пространству на усмотрение голые синюшные ягодицы. Она не торопилась вставать, давала крови в дырочке утихомириться, дабы потом рисунок халата не пострадал от пятна, розового, как в рекламе Ваниша. Сползшие колготки поражали своей толщиной и консистенцией. Крупные катышки покрывали всю поверхность колготок, как прыщи на нечистом подростковом лице. Влада не стала дожидаться с моря погоды и слегка спустив штаны, повернулась спиной к медсестре.
- Ну и куда мне колоть?
-Колите хоть в спину, только не раздевайте меня больше.
Укол был осмотрительно тяжелый, но ко всему в этой жизни привыкаешь. Влада стоически пережила болючий, как боль, кусок потока транквилизатора.

***

- Это я бу ( бу - по-китайски нет ) , это я не хочу.
- Заткнись.
- Ши-иии ( Ши - покитайски да) , пиккола.
- Что вы ко мне лезите.
- Пэкэнья, малышка моя, гарпия, тварь, блядь , шлюха.
- Не самая последняя.
- Проститутка, умолкни.
- Чтобы вы овладели моей мыслью, не фига. Я хочу жить. Я -Влада Язова.
А ты дерьмо, бес нечистый и лукавый.
- Хрен.
- Изыйди, сатана, и покинить тело сие.
- Хуй.

***

- А ты им говори : благославляю тебя и отпускаю из своего тела с любовью.
- Они травят мне мозги.
- Благославляю тебя и отпускаю из своего тела с любовью.
- Откуда это?
- Тетя Ира прочитала у Синельникова.

***

- А что тебе плохо ? Страх?
- Да, страх.
- А ты говорила батюшке, что у тебя страх?
- А чего ты боишься?
- Не знаю.
- Рядом с тобой кто-то есть?
- Есть.
- Он не похож на что-то рогатое?
- Похож.
- А как он похож?
- Похож и все.
- Ну он черный , белый, зеленый?
- Черный, рогатый чертик.
- Чертик?
- Бес , сатанинский выродок, он разговаривает со мной.
- Разговаривает?
- А что он тебе говорит?
- Дура, сука , тварь, гарпия, цхонминде, питит, пекенья, пиккола, хяо, идиотка, сука, шлюха, дура, проститутка, потаскуха, муза, дешевка, карлик, урод, инвалид, бяка, бука, питит шоз, маниак, антихрист, диавол, сатана, ирод, хуй, хрен, малышка моя, собака, свинья, блядь, жопа, глупышка, скотина, стерва.
- Это все он тебе говорит?
- Не только.
- Что еще?
- Я тебя съем, я тебя вылижу, сука. Ты самая лучшая тварь в мире.
- Это он тебе говорит?
- Он тупица.
- А ты прислонись к иконе.
- Он от икон становится еще разговорчивее. Они на него не действуют.
- Этого не может быть. Ты стань вот так вот . Вот. Прислонись лбом к раме. Одну руку на хвост, другую на голову. Он от этой иконы очень усыхает.
- Святой Георгий Победоносец помолись за меня до Отца Бога нашего. Святой Георгий Победоносец , моли Бога обо мне. Не остави. Задави гада, как ты один это можешь. Пусть восплачет он . Да не причинит он мне больше никакого вреда.
Умолкни, бес нечистый и лукавый. Закрой пасть , духовная проститутка. Вшивый уродец. Тварь. Забей пасть, а то Господь тебя накажет за меня. Иди ты на хуй. Прости меня Господи за страшное богохульство. Диавол, голова трещит. Запрещаю тебе, дьяволе, богохульствовать. Убойся, убойся, убойся, и бежи, бежи, бежи.

***

- Убойся.
Люд перекрестился.
- Убойся.
- Иди ты на хуй, блядь.
- Убойся.
- ААааааа.
- Вострепещи.
Люд не успевает креститься, рефрен делается слишком часто.
- Вострепещи.
- Все священники духовные бляди.
- Вострепещи.
- Батюшка - козел.
- Умолкни.
- По телевизору показывали беса по имени дуська.
- Кто его олицетворял?
- Дева по имени Наташа.
- Она дура.
- Умолкни.
- Она дура.
- Умолкни.
- Она дура.
- И бежи.
- Бегу.
- И бежи.
- Валю.
- И бежи.
- Пиздую.

***

- Я тебя умоляю , Владуша, открой душу врачу, расскажи ей все.
- Угу.
- Перестань мычать. Мы приехали в П. специально, чтобы ты раскрыла душу , рассказала ей всю свою боль, все свои переживания.
- Угу.
- Перестань мычать. Поговори с врачом откровенно, Владушечка, я тебя умоляю.

Реабилитационный центр в П. представлял собой тоже шестое отделение у нас в дурдоме, только больные гуляли на воле, свободно приходили, свободно уходили, даже работали на месте. Человек двадцать шизофреников и дебилов, а также вполне приемлимые граждане расхаживали из комнаты отдыха в туалет, из теалета к врачу или психологу побеседовать.
- Заходите ко мне в гости. Заходите. Раздевайтесь. Берите тапочки.
- Мы так.
- Девочки, уважайте труд уборщицы.

Скромный кабинет отягощался присутствием еще одного , незанятого врача.
- Расскажите мне , Влада, визит ко мне был вашей инициативой или Вас привезла тетя?
- Тетя.
- А Вы сами чувствуете необходимость консультации?
- Нет.
- То есть Вы считаете, что у Вас нормальное состояние.
- Нормальное.
- Ну тогда можете выйти и почитать книжку в коридоре, если у Вас есть с собой или пойти в кабинет напротив и сказать, что Вы от доктора, там Вам выдадут.
- Хорошо.
- А мы с тетей поговорим.

Книжка была "Диагностика карма" Лазарева, последняя двеннадцатая часть. Любите Господа Бога своего превыше всех благ, и все болезни отступят, будь то рак или прыщи. Прыщи, плод фантазии на тему транквилизаторов, у меня не проходят.

- Заходите, Влада, теперь с вами пошепчемся. Садитесь. Как Вы оцениваете ваше теперешнее состояние?
- Нормально.
- То есть у Вас все нормально?
- Да.
- А как Вы оцениваете то, что с Вами произошло?
- Как отрицательный жизненный опыт.
- Ну , жизненный опыт - это безустовно. А как вы все -таки назовете то, что с Вами случилось?
- Припадок шизофрении.
- Ну , не припадок , а , скажем, приступ.
- Приступ так приступ.
- А что с Вами случилось?
- Не помню.
- Уфф. Может лет через тридцать Вы вспомните и скажите : Господи.
- Так и будет.
- А что Вы помните?
- Все.
- Конкретно.
- Вы -вопрос, я - ответ.
- Хорошо. Так что с Вами произошло, я все-таки на этот вопрос хочу услышать ответ.
- Я начала слышать голоса.
- А что с Вами произошло, Вы можете сказать?
- Ну... я начала их слышать.
- Вы боитесь.
- Кого?
- Меня. Я не кусаюсь и не дерусь. Придвиньте стул поближе.
- Забавно.
- Очень. Вы понимаете, Влада, голос так просто не зазвучит. Он зазвучит на фоне чего -то. Вот многие жалуются, что у них мысли начали путаться, в голове тяжело, не работает голова, всяко, как говорится, разно. А у Вас что?
-Ничего. Сначала я слышала их во сне.
- Ну, во сне -это во сне.
- Разговаривала с ними.
- О чем?
- Подолгу.
- О чем?
- О жизни.
- Что они Вам говорили?
- Они показывали картинки и комментировали.
-Например.
- Например обзывали меня ослом, показывая осла.
- Еще.
- Корчили рожи, показывали язык.
- Они манипулировали Вашим лицом или показывали какие-то свои?
- Там было много персонажей, я там тоже была, в измененном виде.
- В каком?
- В качестве очень красивой женщины.
Другой доктор:
- Простите, а можно вопрос, эта женщина на кого -то похожа?
- Нимало. Просто очень красивая женщина.
- А Вы что страшно некрасивая?
- Посравнению с ней, я просто уродлива.
- И что делала эта красивая женщина с Вами?
- Развлекала меня пуще других.
- А что они Вам говорили , Влада?
- Тварь , жопа, сука, блядь...
- Тише, тише, довольно.
- Врач - человек образованный...
- Так. Что они Вам говорили?
- Что я много могу.
- Например.
- Обходиться без пищи и сна.
- И Вы пробывали.
- Я ходила в туалет раз в сутки, зато очень обильно, в больнице.
- Ну, когда у человека психическое заболевание, выключаются все системы органов. Потому что нити от всех систем органов ведут в мозг. Не мудрено, что Вы справляли нужду раз в сутки. Они твердили Вам, что Вы какая -то избранная?
- Типа того.
- Они Вас к чему -то готовили?
- Да. Они говорили, что я антихрист.
- О, Боже.
- На рабочем месте редко крестятся.
- Влада, сейчас вопрос в том, чтобы приступ не повторился.
- Не повторится.
- Надо назначить Вам какое- то поддерживающее лечение.
- Валяйте.

Вчера Тетя Эльза порядком мне заплатила, чтобы я согласилась принимать таблетки. Я установила цену, ибо при моей бедности, мне не за что купить учебники по языкам, в коих мой алчущий дух испытывал самую насущную потребность.
- Какая грамотная врач, какая интересная. Надо же. Это тебе не Тамара Федоровна. Борис Викторович -тоже какой-то колхозник. Он -то хороший мужик, но колхозник. Что ты ей скажешь завтра? Скажи : я все осознала, Виктория Даниловна и хочу с Вами поговорить. Или так: я хочу теперь, Виктория Даниловна, Вам довериться.


- Надо назначить Вам поддерживающее лечение , Влада.
- Я отказываюсь принимать что- либо.
- Я понимаю, Влада, что Вам кажется , что все это прошло и больше не повториться. Но что Вы будете делать, если это повториться?
- Не повторится.
- Все равно надо принимать препараты.
- Я не хочу травиться этим.
Другой доктор:
- Чтобы быть успешным в социальном плане, Влада, Вам надо взять болезнь под тщательный надзор. Чтобы достичь чего-то в социуме и избежать аффективных приступов просто необходимо принимать препараты. Вы , как человек , получающий образование, должны это понимать.
- Вот-вот. Вот напишите диссертацию Влада...
- Я категорически против препаратов.

- Я на все согласна.
- Отлично. Ваша тетя сказала, что у Вас что-то было такое раньше. Вы не могли бы рассказать поподробней. Какие-то страхи по ночам.
- Да, припоминаю. Меня охватывало энергетическое поле...
- Куда-то Вас тащили...
- И тащило меня через всю комнату к окну.
- И кто Вас тащил, как думалось?
- Какие-то люди.
- Люди или все-таки существа?
-Люди.
- И что они хотели с Вами сделать?
- Типа исследовать или просто перетолковать, я толком не помню.
- Исследовать...
- Исследовать...
- А еще Вас к какому-то целителю водили.
- Водили.
- И что он с Вами делал?
- Мы разговаривали.
- То есть Вы поговорили один раз и все прошло.
- Несколько раз.
- А потом?
- А потом мы стали любовниками.
- О, Боже.
- На работе Бога поминать грех.
- Кстати, Влада, пока тетя за дверью , в ближайшие пять лет избегайте беременности, потому что неизвестно как плод отреагирует на Вашу болезнь. Так что если будут какие-то контакты, отношения принимайте все меры предосторожности.
-Ну...
- И еще, мы не охватили один вопрос. Не занимайтесь магией и оккультизмом. А то тут была одна девушка. Походила на курсы медитации, а потом ее привезли в таком состоянии жутком. Она не понимала , где она, что она. Не знаю, как у Вас, но у нас такие практики организуют чаще всего не профессионалы.
- Угу.
- Ну, исходя из всего вышеперечисленного. Из того, что Вы принимали, тут галоперидол... лучше всего Вам остановиться на рисполепте.
- Точно.
- Какие у Вас были побочные симптомы?
- Руки не работали, язык заплетался, сковывало.
- А кушать самостоятельно могли?
- Могла. Не могла пуговицы застегивать.
- Ну пуговицы-это частое явление. Рисполепт в этом плане практически безопасен. Он относится к нейролептикам, для которых характерна хорошая переносимость. Еще есть российский аналог, если Вы намерены покупать его сами, он намного дешевле. Сейчас я Вам выпишу такую бумаженцию, что доктор рекомендует.
- Спасибо.
- Еще я Вам дам книгу с собой. Ее написала американка Барбара О' Брайн. Она пережила болезнь и рассказывает там. Вам для расширения кругозора интересно будет почитать. Только книгу вернуть. Это моя личная книга. И еще я Вам дам брошюрку. Вот. Она наспространяется бесплатно, поэтому можете ее оставить себе.

***
Литература действительно содержит много полезных сведений.
- Заимей себе литературу по этому вопросу, когда выйдешь отсюда,не поленись,- поговаривала Тамара Федоровна.
По отношению к больному шизовренией нельзя: спорить и убеждать, отрицать болезнь , как таковую, убеждать больного в незначительности происходящего с ним, соглашаться с больным, идти у него на поводу, когда он требует подтверждения истинности болезненных переживаний, смеяться над больным и его ощущениями, удивляться, пугаться, обманывать ( нельзя лечить тайком, по заочному совету), шантажировать ( "откажусь от тебя, если не сделаешь по моему"), угрожать ( не пугайте психиатром как неразумные родители своих чад мелиционером).
Подобная брошюра - литературный памятник психиатрии, имеющий неизмеримо больше художественной ценности, чем это убогое произведение.

***

По средам в дурдоме тихо. Среда - день банный, это все в дурдоме знают. Потому и готовятся загодя, снимают все лишнее, совпадая объемами с государственным стандартом. Тишине здесь не везет. Животрепещущие больные девы расхаживают по коридору, переступая административный пост возле наблюдательной палаты. Остальные прячутся по палатам. Спрятаться сложно, но возможно. Надо сидеть тихо, если придется - проявить напористость. Кто не спрятался, санитарки не виноваты. Убеленные сединами халатов женщины собирают больных по палатам, как грибы после обильного дождя. Девы отказываются идти. Баня есть баня. Мероприятие нужное и полезное. Санитарки дуреют, но поделать ничего не могут.
- Одеваемся в баню.
- В баню!
Когда приходит некая авторитетная медсестра, внимание больных осугубляется. Они лихорадочно делают энергетические пассы руками и ногами. Медсестра берет рупор и , сглотнув, начинает орать.
- Баня! Девочки, баня! Идут все!
Девы лениво поднимаются, накидывают пожелтевшие от времени халаты и прутся к карему неосвещенному шкафу с гробовым мраком в дошлых рукавах.
Шкаф полон казенного гардероба : жирные искусственные коричневые шубы, длинные и короткие, финские пальто цвета серого хаки, отстегнутые капюшоны, не раз пользованные вместо шапки, советские туфли и полуботинки.
- Одевай пальто, сволочь.
- Одевайте шубы, идиотки.
- Дура ты дура, сколько раз тебе говорить, пальто застегивается спереди, а не сзади.
- Язова, иди мыться.
- Никаких не хочу, все идут мыться , и ты идешь. А мне наплевать, что у тебя голоса, они тебе там не помешают. Ну и что, что ты голая, они-то одетые.
Девочки, старух не волокут в баню, ибо далеко идти, в финских пальто наверх на халат, который наверх на ночнушку больно жалок, в туфлях на каблуке на босу ногу или казенные толстые или тонкие колготки, шлепают по снегу, растянутой чередой. Кто-то подходит к банному корпусу , кто-то плетется в отвязанном хвосте.
- Ну скорей, в баню все, в баню.
- Раздеваемся. Снимаем все. Быстрее.
Девицы снимают казенную одежду, складывают халат на шапку, трусы на халат. Пальто вешают на крючок, один на один. На скамейке мало места. Приходится маскировать свои вещи , заворачивая их в ночнушку, для компактности. Вещи пахнут друг другом. Вместе отдушина хамского запаха препаратов и пота.
Босые ноги, босые оскорбленные временем и местом тела шлепают по короткому коридорчику до железного сейфа бани. Баня - шедевр неолита, хороша с каменными мегалитами тумб, красными неграми тазиков для мытья казенных, успокоенных временем и местом девичьих прелестей, бородатыми , засученными мочалками, старыми и древними, словно вырванными под корень у попа-старовера. Одна стена большого гаражелитического параллелипипеда полностью отведена под краны, брызжужие терновой горячей водой. Холодная липовая плотоядная тоже есть, но она в засаде, покуда потолстевшие девы не придумали, как ее отвинтить, чтобы обдало овальным жарком свежести и бодрости.
Купальщицы хаотически переходят с общими мочалками и сферическими тазиками на ты. Подвальное освещение ложиться концентрированной тенью на ту или иную отвисшую грудь. Купальщицы выстраиваются в очередь возле кранов. Каждая ведет себя исключительно разумно, вооружившись целью и средством к исполнению.
- Куда ты прешься, сука?
- Отвали, дай мне набрать.
- Что ты приперлась, всем надо.
- Дашь мне конфетку, когда придем в отделение.
- Пошла в жопу.
- Ко мне мама придет, я тебя тоже угощу.
- К тебе никто не приходит уже месяц.
Купальщицы ставят полные тазики на каменные тумбы , на которые при желании можно положить дюжее человеческое тело, и начинают мыть головы. Круглая пена окормляет затемненные, как черными очками , тела. Купальщицы остервенело трутся выхлопными мочалками. Плечи , грудь, жопа, толстый матиссовский животик, руки, ноги, промежность с особенной тщательностью, мочалка вставляется между ног, как деревянный коник или еще лучше пила , и распиливается быстрыми движениями. Очень умно. Потом девы начинают тереть друг друга.
- Анька, потри мне спину.
За конфетку она может сделать даже эротический массаж.
- Тебе так или так?
- Так.
- Три сильнее. Вот.
- Эй, суки, потрите мне.
- Не ругайся, Влада, жить дольше будешь.
- Мы не суки.
- Вот именно.
- Девы, потрите меня.
- Мы не девы , Влада.
- А кто Вы?
- Мы сама знаешь кто.
- Шлюхи, потрите меня.
- Мы не шлюхи, ясно?
- Вы шлюхи с теоретической точки зрения, а по жизни, кто не шлюха?
- Счас мы те-я потрем.
- Щас мы ея потрем.
- Ааааа, суки, остановитесь, ради Бога.
Не поминай Господа Бога своего всуе.

***
- Аминь. А что ты будешь делать , если мы всегда будем за тобой повторять?
- Буду посылать Вас на хуй.
- А что ты будешь делать, если мы будем делать тебе вот так?
- Оторву язык. Зачем приперлись?
- Мы приперлись сама знаешь зачем.
- Ну раз я сама знаю зачем, то идите Вы сами знаете куда и не приставайте ко мне.
- Сука.
- От суки слышу.
- Цхонминдэ тварь, проститутка.
- Все мы проститутки. Тут целая философия.
- Все мы проститутки . Тут целая философия.
- Сколько ты будешь это делать?
- Столько, сколько надо, чтобы ты поняла одну простую вещь.
- Колись.
- Ты это он. Он это я. Я это ты. Ты это мы. Мы это они. Они это я. Я это ты
- Рудольф Один.
- Проститутка...


***

Горячая вода с шумом лилась из высотного крана, который раньше был душем, когда голова , делящая воду на сотню линейных пространств была на месте. Женя стояла под душем. Ее пальцы судорожно массировали промежность. Она открыла рот, позволяя воде заполнять овальную форму между зубами. Женя пела и пускала слюну, но слюна полностью вымывалась водой.
- Живет, живет, в этом доме Галина, а я никак все туда не дойду...
Девы отвлеклись от своих медных тазиков и смотрят на Женю. По одной подходят ближе и ближе. Скоро кабинка оказывается закупорена намыленными купальщицами. Женя испускает томный вздох, потом опять вздох, выдох, вздох, выдох, вздох, выдох, вздох, выдох, вздох, выдох.
- Я тебе дам потаскухе.
Санитарка героически выступает из толпы и вытягивает Женю из душа.
- Да, нашла, где этим заниматься.
- Дура есть дура.
- Я это делаю в кровати. Вчера ночью такой оргазм получила.
- А чего ты меня не разбудила?
- Я хотела, но было потом уже поздно. Я думала про Лешку.
- Я тоже про него думала.
- Я тебе дам за Лешку, сука, думай о ком -нибудь другом.
- Не распускай руки, я буду думать про Владика.
- Думай про Владика, я тебе дам, суке, за Лешку.
- Отвали ты, это не твой Лешка, больная.
- Я застолбила Лешку, я всем сказала. Он меня щупал за сиськи на раздаче. Он сказал, что он весь мокрый, я тоже была вся мокрая. Отвали от Лешки, поняла.
- Что вы, девки ссоритесь из-за какого-то Лешки, Пашки.
- Лешка мой. Я за него замуж выйду. Муж меня не за что не сдаст в психушку.
- Это Женькин Лешка. Она с ним первая переписывалась.
- Если эта блядь думала про моего Лешку, я ее замочу ночью, поняли, и никто не докажет, суку такую.
- Что тебе с того, что она думала, не трахала же она его.
- Да лучше б она его трахала, лучше б трахала, мне плевать, только не дрочила на моего Лешку, уебище.

***

- Я тебе не раз говорил, что лучше секс на физическом уровне, чем на астральном. Сделал и забыл. А астральный секс отражается потом на детях, внуках. Ты готова отвечать за это?
- Нет.
- Тогда почему ты туда лезешь?
- Хочется.
- Когда они тебя опять начинают долбать, представляй меня рядом с собой. Обняла меня , поцеловала. Не сильно противно?
- Нет.
- Только единственное. Постарайся не вступать со мной виртуальным в половой контакт, а то получается, что ты неизвестно с кем вступаешь в полой контакт.
- Ага.
- Когда ты задаешь вопрос, это должен быть конкретный предметный разговор, а у тебя получается, неизветно что. Если тебе интересно, то я буду подключать людей, которые с этим знакомы, и перетолковывать с ними. Но вся инициатива должна исходить не от меня , а от тебя. Понимаешь?
- Когда они от меня отстанут?
- Они отстанут от тебя, когда ты станешь выше всего этого. Вот представь себе дом. Ты залезла на крышу и не знаешь , что делается на чердаке. Вот это и называется стать выше этого.
- И я перестану их слышать?
- Перестанешь, если перестанешь обращать на них внимание.
- И все?
- Понимаешь, чем меньше ты на них реагируешь, тем меньше они к тебе лезут. Вот человек. Ты с ним разговариваешь , а он на тебя не реагирует. Ты скажешь: ай, что с ним разговаривать, он все равно бестолковый. Так и они. Скажут: ай, что с нее возьмешь.
- Аааа...


***


На выходе обработанные мочалами телеса тщательно проверяются на предмет засидевшейся в черновиках кожи. Санитарка проводит пальцев по груди, по спине, по животу.
- Здесь плохо отмыла. Иди потрись мочалкой, а то Кирилловна тебя не выпустит.
Мочалки из промежностей и подмышек кочуют на грудь и ребра. Трут, отделяя отработанную в ходе треннинга этого мира кожу. Мочалки белые, всклокоченные, волосатые, неприличные, точные как математика или снайперское ружжо. Мочалкой одна девица трет другую, выказывая той свою дружбу. Трет нежно или дерет , не щадя своих подорванных сил. Мочалка- целый эротический комплекс из бород, волос и ногтей. Видимый оппонент , когда временное пристанище -баня. Мочалка болтается в тазике, мокнет. Тазик выливается, мочалка подает на пол. Мочалка поднимается с пола.
- Не ешь с пола.
И отправляется шуровать спину соседней купальщице без спросу.
- Ты что делаешь, тварь?
- Я тебе спину теру.
- А ты разрешения спросила, идиотка?
- На хуй мне твое разрешение. А тя потру.
- Я тебе дуре башку откручу за это.
- А ты скажи медсестре.
- Это называется насилием.
- Влада, не гундось.
- Вот именно. Думаешь ты одна такая умная?
- Потри ей жопу, чтоб легче стало.
- Я тебе потру.
- Дай , у тебя кожа тут шалушитеся.
- Не дам, отвали.
- Я тя лучше сыделать хачу, а ты выкобениваешься.
- Мы здесь все как сестры , Влада.
- По несчастью.
- Вы проститутки.
- Все проститутки, Влада, Вы сами изволили сказать.
-Жалко мужиков здесь нет.
- Была бы жопа, мужики будут.

Анька стирает трусы и юбку в тазике. Выкручивает, как собака отряхивается. Капли попадают на спину Женьке.
- Иди на фиг.
Анька одевает трусы и юбку, потом снимает, берет мочалку и начинает шуровать ей трусы и юбку.
- Что ты делаешь,дура?
- Шурую трусы и юбку, пока черти не забегают по бане.
- За мной тоже подглядывают.

***

Купальщицы выходят шеренгой , после досмотра начинают одеваться.
- Вытираемся грязными ночнушками.
- Складываем грязную одежду в угол, берем чистую.
Девы вытираются заспанными ночнушками с распахнутой грудью и методично подходят к стопкам с растительными математическими халатами и ночнушками с распахнутой грудью и одеваются. Влада влазит в собственные штаны и свитер. Запах чистоты и свежести гуляет над девицами, которые улыбаются, не скрывая удовольствия от собственной привлекательности. Красивые чистые халаты запахиваются на обставленных водой потолстевших телах.
- Какая ты красивая, Олька.
- Ты тоже красивая.
В таком полумонашеском одеянии все девы становятся подругами.
В шапках, искусственных шубах да пят и туфлях на каблуках на босу ногу , девы шеренгой выходят за пределы бани.
- Стоп. Берите это с собой.
Белые как известь простыни, по средам тоже выдают чистые. Сдоровенные тяжеленные узлы с чистым бельем, каждый несут по две здоровенные или тощие девы. Путь до бани и обратно неблизкий. Узлы вываливаются из рук. Мощная дева забивает на немощную товарку , браво перекидывает узел через плечо и несет до самых пределов Израиля. Иерусалим встречает ее молчанием. Какая - нибудь немытая старуха может что-то ляпнуть.
- С легким паром.
Ну это номинальная редкость. Девы скидывают узлы с плеч и расходятся по палатам. Откосившие подруги интересуются.
- Круто помылись , так свежо, так приятно, просто жить хочется.
- Девочки, на уколы. На витамины подходим к окошку. Очакова, Зуева, Троекурова, Петрова, Томная, Винникова, Дамская, Щукина, Шриманн.

Каждые пару дней в отделение поступали новые больные, посему классный журнал списков постоянно обновлялся.


***


- Ну что , как дела?
Артемий еще лежал на кресте в ногах у Иисуса, положив голову на собственные скрещенные руки.
- Нормально.
- Идешь на поправку?
- Иду.
- Ты учишься?
- Учусь.
- Где ?
- В М. она учится в двух институтах, еще кроме учебы кучу языков учит, может пятнадцать штук.
- Хочешь стать полиглотом?
- Ага.
- Нельзя брать на себя больше человеческих возможностей. Садись.
Я положила скрещенные руки на корень Креста, сверху поставила умасленный лоб.
- Господи, Отец- Вседержитель, дай моим мозгам отдохновения , а мне здоровия.
Отец Валериан творил молитву, положа мне руку на голову. Говорят, его молитва крепко помогает.
- Принеси бумагу. Так. Пиши. Святому отцу Николаю от недостойнейшего протоиерея Валериана Лугаенко.
- Так и писать недостойного?
- Да. Прошу, если будет возможность, вернуть на прежнее место послушания юношу Артемия.
- Фамилию укажите.
- Печать и подпись.
- Сейчас схожу , поставлю печать, сами будете расписываться?
- Сам.
Рука оторвалась от головы и стала членом тела, а не орудием Всевышнего.
- Приезжай. Паша, позови двух из Могилева.

***

- Этому батюшке разрешено изгонять бесов. В Белоруссии есть только три священника, которым разрешено изгонять бесов. Чтобы их изгонять нужен специальный крест. У отца Валериана есть специальный крест. Он изгоняет им бесов и лечит от болезней. Потому что ему можно, он не обычный священник.



***

В туалете часто курили, несмотря на строжайший запрет медсестер.
- Кто курил в туалете , девочки?
На первом унитазе от окна восседала Женя с сигаретой. Она никогда не задирала халат, не опасаясь чужой мочи.
- Что ты тут сидишь, Влада?
- Ну, как ни придем, вечно Влада уже тут сидит.
- Отвалите, я срать хочу.
- Иди сри в другое место, здесь курят.
- Отвалите , девки, вы за это заплатите.
- Ой, ой, ой, истеричка.
- Мне что табличку повешать ?
- Вешай что хочешь, только не мешай мне срать.
- Вали отсюда, поняла, что ты тут садишься?
- Здесь можно уединиться, понимаешь? Щас, я уже заканчиваю.
Женя воссела на свежеиспользованный унитаз. Света и Настя расположились по подоконнику, я пристроилась на подоконнике с краю.
- Дай покурить.
- С Наськой надвоих.
- Окэй.
- Чем бы заняться девки.
- Смотри , там в окне мальцы.
- Они с пятого или с первого.
- Смотри, смотрят сюда.
- Посвети им зажигалкой.
- Они тоже светят.
- Тот снизу тоже смотрит.
- Посвети еще.
- Свечу.
- Помахай им.
- Счас.
- Покажи им сиськи.
- Там не видно.
- Ну покажи, что тебе.
- Щас покажу.
Женька распахивает халат, поднимает майку и берется руками за голые сиськи. При этом выражение ее лица показывает веселое удовлетворение.
- Смотрите.
Девки оборачиваются на Женьку и смотрят.
- Они смотрят.
- Они светят.
- Покажите им еще.
- Наська , покажи им свои.
- Позовите малую.
- Анька!
- Что?
- Покажи им сиськи.
- Смотрите, тот снизу начал светить.
Анька становится на подоконник, поднимает ночнушку и , нагая, начинает танцевать бедром. Ее детский лик озаряется улыбкой туповатого счастья.
- Ха-ха-ха.
- Покажи им еще.
- Ха-ха-ха.
- Еще.
- Ха-ха-ха.
- Девки, смотрите, там санитар внизу.
- Это санитар?
- Дура , это же пятое отделение, счас он позвонит сюда и нам пиздец.
- Пошлите, а то нам счас ввалят.
- Быстрее.


***

- Зравствуйте, Иван дома?
- Нету его.
- А когда будет?
- Он переехал.
- У Вас есть его телефон?
- Есть мобильный.
- Дайте , пожалуйста.
- Не дам, не помню , где он.
- Поищите, пожалуйста, очень надо.
- А Ваш номер...
- Что мой...
- Вот всегда , когда хочешь познакомиться с женщиной, спрашивают Ивана.
- Это точно.
- 5922384.
- Спасибо.

- Привет.
-Здароу.
- Как дела.
Голос за кадром:
- Ужас.
- Тружусь по -тихоньку.
- Можешь сказать, то, что там написано правда?
- Мля, тебя не было год, а я должен тебе сказать, правда то, что там написано или нет. Вот представь себе, я тебе звоню через год и спрашиваю, правда, что у меня там где-то написано или нет. Что ты мне скажешь?
- А кто со мной разговаривает?
- Это надо смотреть. Может Серафим с тобой разговаривать или еще кто. Все надо смотреть. Ты просто понаоткрывала окон в параллельные миры и все.
- Так посмотри.
- Мля, я должен все бросить и сидеть ковыряться.
- А чем ты занят?
- Я раствор мешаю.
- Ну ладно, я позвоню завтра.


***


- Детонька, я житель блокадного Ленинграда. Вы такие маленькие.
- Лора Сергеевна, на конфетку.
- Ой... спасибо. Это священно. Это не трогать.
- Бу!
Катя бросилась на Лору Сергеевну и замерла на полдороги. Пугает .
- Аааааа! Помогите! Убивают! Детоньки! Помогите!
Старуха завывала пожарной сиреной. Ее морщинистый интеллегентский лик начинал работать с измерении страха. Она махала худыми руками, тревожа сладкий рвотный воздух отделения.
- Помогите! Убивают! Старуху убивают!
- Бу!
- Ааааа...Деточки, что же это делается?

- Что ты меня бъешь, сука?
Анька утекала от злобной санитарки. Та драла ее за космы , лупила по мягким местам рукоятью швабры.
- Я тебя привяжу , падаль.
- Ну привяжи.
- И привяжу, потому что достала.
- Привяжи, сука. Я тебя сдам в милицию, поняла?
- Привяжу и будешь лежать, падаль малая.
Санитарка привязала дечонку к пролежанной пружинистой койке. Вечно аккуратно заплетенная теми же санитарками косичка растрепалась и вылезла на безумные глаза, на детское шестнадцатилетнее лицо, на нервный подбородок, на тугую шейку. Длинные космы закрывали пол -лица , как полураскрытые жалюзи грешную спальню.
- Аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа.
Анька орала , что было мочи.
-Ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа.
А сил в молодом здоровом теле было много.
- Заткнись.
- Забейся, ребенок.
- Омона можно. крендере кантаре , а-аааа, омона можно, омона можно, омона можно.
Говорила Анька быстро , всегда по- многу . Она обладала поразительной способностью, не фильтруя базар, разделывать информацию на бесконечные речевые потоки.
- Омона можно, омона можно, омоно можно. Я вызову милицию. Я всез вас сдам. Вас посадят. Я выйду отсюда. Меня уже выписали , мне только выйти осталось. Сделать тебе массаж, когда эта сука меня отвяжет. Сделать? Сделать? Я заработала много денег, мне только выйти. Поедешь со мной в Италию. Я тебя возьму в Италию. Ты беременна. Аааааааааа.... Я знаю, ты беременна, ты скоро родишь. На каком ты месяце?
В ее головке умещалось все, несмотря на умственную недостаточность: тексты всех песен на всех языках, беременность всех подопечных дурдома, все прошлые жизни, дьявольское количество событий, бывших и не бывших.

- Борис Викторович, выпишите меня, мне надо учиться.
- Посмотрим , как ты будешь себя вести.

- Можно взять журнал почитать, можно? Я возьму, я возьму почитать?
Анька взяла старый "Домашний очаг", начала всматриваться в буквы издалека. Потом сблизи потом начала читать вслух.
- Дети и книги. Что и когда читать. Как приучить мужа к порядку. Из чего складывается наш родительский опыт. Валерий Меладзе. Я понял , что душевный комфорт - это главное.
Обложка далась ей тяжело. Анька вернула мне журнал и пошла ходить. Она все время нарелаза круги, когда не спала. А спала обыкновенно по ночам. В наблюдательной палате вновь прибывших держали первые несколько суток, а потом переводили в другие палаты, более благонравные. Но были корифеи, которые жили в этом богом забытом в квадрате месте, где постоянно воняло мочой, а звуковое пространство полнилось прокаженными криками привязанных к койке пациенток.
Анька ходила , ходила , уставившись в пол, ходила, напевая песни из музыкальных поздравлений, ходила, набрасываясь на бабок в коридоре. Аньку в отличие от многих остальных больных силком в палате никто никогда не держал.



***


Перед сном раздавали лекарства. Савельевна выкрикивала пятую палату.
- Подходи, торопись, покупай живопись. Мирошевич. Анченко. Баталова. Язова, ты даже переодеваешься на ночь в пижаму, боже мой, как я рада, что у Язовой есть пижама. Умылась бы хоть, а то лицо вон все жирное.
Савельевна отъехала с таблетками . Воцарился покой. Влада взялась за блокнот со стихами.
Во глубине сибирских руд,
Я это помню без огреха,
В разгаре сумрачное эхо,
Его по имени зовут,
А называют машинально,
Твердыня рубит сдалека,
А голова у паука,
Мощней и тверже наковальни.
Стихи у Влады выходили ладные. Она мечтала написать про дурдом. Хорошая благодатная почва. Тем более , что Дурдомовский цикл стихов у Влады пошел. Тонкий блокнот был полностью забетонирован куцыми ученическими стишками. Влада написала бы про вечернее хождение по коридору. Вот так. Когда начинает смеркаться , все начинают ходить. Или так.
Когда начинает смеркаться,
и все начинают ходить...
Или так. Смеркается. Ходят.
Действие романа развернулось бы прямо в коридоре. Так, кто кого под руку взял, кто что сказал, шуточки медсестер и санитарок, очень занятная вещица. Коридор в отделении дурдома содержит в себе гораздо больше информации, чем любая, даже самая парфозная третья палата. Даже столовка , которой многие здесь дышат, представляет собой не что иное как квадратную выемку коридора.

Смеркается. Ходят. Анька носится голая по коридору. Медсестры бегут следом, потом все устали, и никто не бежит, все сидят на специальном диване, предназначенном только для медсестер. Иногда на диване разрешается сидеть больным фавориткам медсестер. Анька соорудила себе лифчик из какой-то майки и носится так. Она берет Владу под руку и долго ходит с ней туда сюда , Влада молчит. Анька ее любит. Называет своей мамой.
- Ты беременна , я знаю, ты беременна. Она моя мама. У меня тоже был ребенок, но его замучили, я его потеряла, с тех пор как зэки изнасиловали меня маленькую, мне все до фени. У тебя все лицо в больках. Тебя замучили, я вижу, ты беременна.
Влада уже в пижаме. Она переодевается загодя, чтобы послушать вечерние комплименты.
- Какая ты красивая в пижамке.
- Какая у тебя пижама красивая.
Влада ложится. На ночь она обыкновенно думает . Всегда об одном и тоже.
Философия проститутки.
- Чем отличается большая шлюха от малой. Я знаю каждую шлюху. Большая шлюха любит интеллектуальный оргазм. Большая шлюха изменяет всегда чуть-чуть. Малая шлюха- обыкновенная блядь. Малая шлюха и есть большая шлюха с поправкой на интеллектуальный оргазм. Каждая шлюха в жизни хоть раз была большой. Все шлюхи. Все проститутки. Каждая дама в дурдоме проститутка. Каждая дама - безразмерная античная проститутка под видом добродетельной матроны. Шлюхи. Шлюхи. Шлюхи. Попы - духовные шлюхи. Матери семейства - шлюхи. Политики, коммерсанты, актеры - духовные и умственные бляди, изменники отечеству и Богу , Отцу Небесному. Все. Все шлюхи. В дурдоме больные шлюхи, не выдержавшие напора блядства. Каждая медсестра в строгом белом халате - потенциальная и реальная блядь. Ни одна шлюха таковой себя не считает. Каждая шлюха не знает, чего хочет, она хочет