Ну, что вроде бы особенного в том, что человек космы со своей же собственной
головы налысо сбрил? Да ничего. Но если принять во внимание, что было это во время Великой отечественной, да что человек тот был женского роду, даже можно сказать, девушка, то станет понятно, отчего такая несуразная история приключилась.
Деваху ту Шуркой звали. Фигура она была заметная, будто гренадер какой. Ростом с матерого мужика и шириной в два обхвата. В общем, видная была девица, ничего не скажешь. За три версты разглядеть можно. Ну и одежонка была у нее по тогдашнему военному времени самая, что ни есть ходовая - штаны ватные, фуфайка стеганая да шапка-ушанка. Сами знаете, все тогда «снарядчиками» ходили. Особенно «страхилаты». Это так беглых трудармейцев называли, тех которые и попрошайничать, и воровать не гнушались.
И посоветовал же какой-то лихой человек этой самой Шурке волосы на башке сбрить. Для красоты, значит. Чтобы они потом наросли густоты необыкновенной и сильно бы при этом Шурку украсили. И так ей идея эта в ту башку запала, что мочи нет. А волосешки-то у нее, надо сказать, цыплячьи были, реденькие да жидкие. Шурка в то время на нашем заводе работала, вот подружки ее «под Котовского» и оболванили. Похихикали да и разошлись. Ну и Шурка домой покатила.
Приходит, а дома – никого. Мать корову доить в пригон вышла, с собой мальца, брательника Шуркиного захватила, чтоб было, кому фонарем светить. Ну, а на улице, известное дело, зима, снег метет и ветер дует. Потушило у них фитиль-то. Ну, мать, соответственно, парнишку домой за спичками отправила. Тот к дверям-то подвернул да ненароком в окошко глянул, а там мужик здоровенный да лысый в дому ихнем туда-сюда под окнами мотается. Паренек сразу и сомлел. «Кто там? – думает. – Не иначе страхилат забрался!»
Побежал к матери с этой вестью нехорошей. Мать, прямо скажем, не растерялась, сразу действовать начала. Подойник в один угол, фонарь – в другой, а сама уже по улице летит, народ созывает страхилата из избы выкуривать. А народ-то кто? Одни бабы, мужики все на фронт взятые.
Собрались все-таки. Дед Никандр во главе. Посовещались, подумали и прямым ходом к дому направились, где Шурка уже на полатях похрапывает и не подозревает, что вокруг ее бритой головы крупные события назревают. Дед Никандр с топором впереди марширует, а бабы за ним двигаются, чтобы страхилата, стало быть, на месте преступления застать, а после наказать по законам военного времени.
Двери отворили – никого не видать! Стали по всем углам шарить да под кровати заглядывать. Даже в печь посмотрели, чугунок с картошкой обнаружили, а больше ничего не нашли. Но дедко-то хитрый оказался, он на печь по лесенке вскарабкался, да сверху всю «картинку» разглядывать стал: оттуда вся обстановка, как на ладони. Посторонних в доме не наблюдалось. «Видно, ушел бродяга-то», - подумал дед Никандр, но вдруг боковым зрением на полатях он углядел подозрительную фигуру с бритой головой. Фигура спала, чуть похрапывая во сне. «Так вот же он!» - похолодел от страха старик и застыл неподвижно, держа топор в онемевшей руке. Удивительное дело – лицо страхилата напоминало кого-то знакомого… Кого же? «Да это Шурка! – пронеслось в его голове. От радости он завопил на всю избу:
- Шурка, вставай, ядрёна-матрена, не пужай народ!
Шурка проснулась от этого душераздирающего вопля и с ужасом воззрилась на топор и деда. Спросонья она не могла уразуметь, отчего в доме такой переполох, и почему она, Шурка, стала центром такого всеобщего внимания?..
Только начала забываться эта история, как произошла другая, и все по той же самой причине: из-за бритой Шуркиной головы.
Ну, пошел человек в баню. Что тут криминального? Так нет же. Из этого такая оказия вышла, что Шурка потом всю жизнь ее вспоминала.
Надо сказать, что в те военные годы на весь город одна только баня была. И ходили в эту баню не только желающие помыться граждане, а водили туда под охраной в особые часы заключенных. Ну, так вот. Пришла Шурка в баню, а оттуда только что заключенных вывели. Ну, банщицы-то и подумали, что Шурка из их числа. Вот и задумали против нее стратегическую операцию. Пока Шурка мылась, банщицы организовались, чтобы привести в действие план захвата: кто с левого фланга, кто с правого, а кто с тыла. Подготовились и ждут, когда она к ним свеженькая выйдет. Ну, известное дело, не век же ей в парилке сидеть. Выкатила, оделась и домой накопытилась, а тут ее под белы рученьки и подхватили да в темную кладовку. А на дверь амбарный замок повесили.
Ну, тут Шурка совсем духом упала. Сидит, слезы глотает. Почему, думает, к ней такое отношение особое? Ни в чем вроде не виновата и промашки за собой никакой не чувствует, а поди ж ты… как есть – арестовали!..
Бдительные банщицы между тем в соответствующие органы сообщили и ждут – какой приказ сверху придет.
В тюрьме, ясное дело, катавасия поднялась: всех женщин пересчитали да перепроверили – все, вроде, на местах. Много шуму да беспокойства было, пока все не утряслось. Только после того, как в баню было сообщено, что из тюрьмы никто не пропал, Шурка была выпущена на белый свет. Дома уж ее с семи собаками искали, куда подевалась…
В общем, все хорошо закончилось. После бритья волосы у Шурки отросли. Правда, то чтобы они гуще стали, никем замечено не было.

-------------------------- Надежда Камянчук