Это было странное, пронизывающее все тело чувство. Мелкая приятная дрожь пробегала по всему телу. Весь мир словно застыл, пристально следя за его движениями, словами, мыслями. Ручка скользила по бумаге, едва касаясь ее. Черные, как марианская впадина чернила оставляли свой изгибистый след. Цифры сами шли из головы, складываясь в более сложные уравнения различных степеней. В ход шло все: Биномы Ньютона, теорема Безе, метод математической индукции…
У гения перехватило дыхание, его мысли, отточенные и скомбинированные, улавливали приятный аромат вдохновения. Казалось, что вся комната пропитана этим восхитительным чувством, атмосфера была наэлектризована, еще чуть-чуть и будет разрядка.
Со стороны это могло показаться довольно забавным зрелищем. Обычные люди, возможно, даже посмеялись бы над этим математиком, ведь он как-то необычно, даже с присущей детям увлеченностью писал, писал, писал…
Его завороженный взгляд смотрел куда-то сквозь тетрадь, рука буквально не поспевала за мыслями. В глазах горел яркий, излучающий тепло огонь. Их обычный серо-синий свет сменился на яркий темно-голубой. Возможно, из-за электрического освещения, но не в этом суть. Мир вокруг будто остановился.
Возбуждение проходило по всему телу волной, возвращаясь обратно к сердцу, участившему пульс. Выброс адреналина происходил с завидной регулярностью. Ни какой экстремальный вид спорта не смог бы дать такого результата. Из открытого окна подул легкий прохладный ветер, электризуя атмосферу еще сильней. Войди кто-нибудь в комнату- вся мощь обрушилась бы на того беднягу. Не спасла бы ни скорая, ни экстренная реанимация. Время близилось к вечеру. Осенью темнеет раньше, чем летом, солнце уступает место холодной темноте. Легкий, едва заметный дождь моросил по здешним улицам. Умершие, но именно в этот миг достигшие апофеоза своей красоты красно-желтые листья медленно падали на землю. Несколько из них смогли залететь в окно. Они сразу как-то выделялись на фоне остальных, здешняя атмосфера коснулась и их сущности, подарив более яркие цвета, больше сока жизни, несмотря на их смерть. Получался парадокс, парадокс, охватывающий всю человеческую сущность и сущность вообще.
Неяркая, энергосберегающая лампочка была готова буквально взорваться от переполняющего ее яркого света. Комната была не очень велика, недалеко от открытого окна стоял письменный стол, заваленный научными книгами.
Математик продолжал исписывать бумагу, строя графики без линейки, от руки. Однако, натренированная годами рука рождала идеально прямые линии и абсолютную симметрию. В ход пошла геометрия, появилась третья ось координат, открывшая бездонные просторы стереометрии.
Гений на секунду закрыл глаза, прижав безымянный и большой пальцы правой руки к началу носа, переходящего в предлобье. Четкий рисунок мелькнул в сознании, но этого было вполне достаточно. Чернила снова скользнули по бумаге, едва успевая высохнуть.
Несмотря на то, что прошел не один, и даже не три часа, рука двигалась все с той же скоростью, что и прежде. Казалось, что какая-то сила свыше управляет математиком, наставляя его на путь истинный, ведя к ответу.
На подоконнике стояла кружка с уже давно остывшим черным кофе. Но все-таки, иногда, математик делал один-два глотка, не отрываясь от своего творчества.
За несколько часов закончились пары тетрадок и ручек.
Дождь на улице начал постепенно усиливаться, совсем стемнело, часовая стрелка часов приближалась к вертикальному положению, вектором вверх. А минутная- насовсем потеряла свое пространственное положение в часовом табло.
Где-то в глубине комнаты вибрировал телефон, показывая свыше двадцати пропущенных входящий вызовов и порядка тридцати сообщений.
Вскоре на всей улице осталось всего одно окно, излучающее свет. Остальная масса простых смертных уже легла спать.
Дождь уже не просто капал, казалось, что небо выплескивает всю ярость на землю, где-то вдалеке осеннее небо рассекла белоснежная молния. Ветер тоже усиливал свой порыв, теперь множество влажных от дождя листьев залетало в окно. Все они кружились в безумном танце вокруг математика.
Цвет голубых глаз стал ярким темно-синим, огонь перерос в бушующее пламя, поглощающее все на своем пути. Казалось, что мир вокруг крутится с бешенной скоростью, стрелка часов вертелась как вертолетная лопасть. Комната буквально была наполнена мыслями, интегралами, производными, где-то далеко в подсознании автоматически раскладывались многочлены по теореме Горнера.
Все казалось таким странным, таким ирреальным.
Под раннее утро, весь истощенный и усталый математик поставил точку в последнем уравнении. Энергосберегающая лампочка лопнула, разорвавшись на мелкие осколки. Он нашел теорию структуры мира, его происхождение и причину создания.
***
Тусклый неяркий свет освещал помещение. Вся стена небольшой комнатки была оббита мягким покрытием однородного цвета. В левом углу сидел мужчина лет тридцати, по его телу проходили небольшая дрожь, несмотря на то, что было довольно тепло. Глаза казались бездонно серыми. Он сидел, подобрав колени, взгляд был прикован к противоположному углу. Губы, едва шевелясь, повторяли одно и то же число.
Рядом с дверью, ведущей в палату, стоял врач-психиатр, он смотрел на молодого гения математики, неожиданно сошедшего с ума, и, сжегшего все свои научные труды. Врач думал о причине психологического расстройства. В его руках была бумажка с единственным уцелевшим в огне кусочком угла. На нем было написано всего одно число 412392.