Митрич, прислонившись к спинке лежанки, покрытой заботливыми руками Бориса двумя слоями телогреек, напившись горячего чая с конфетами, надыбанными все тем же Борисом, внимательнейшим образом слушал философские измышления последнего, Он знал, что если тот открывал рот, то говорил толково, хотя и мало понятно, и главное, так подносил тему, что после его лекции охота было жить и не страшно сидеть.
- Да, Боря, философ ты, Спиноза, Оуэн и Сен-Симон. Тебе бы в Верховном совете дебаты вести, а ты со мной чай пьешь.
- Дебаты в Верховном совете вести – круглым дураком быть надо. Они там советуются, головы ломают, съедают друг друга, подсиживают. А времечко пришло и бац! Кого на понижение, кого на пенсию, кого в тюрьму. Или генсек вызовет, к примеру, на ковер, пропесочит мозги, даст последнее предупреждение, и все: инфаркт и похороны с почестями. На Алтае земля зерно не взродит – виноват министр сельского хозяйства. А если уж на Кубани засуха или наводнение в Поволжье, то тут на ковер идет заведующий отделом ЦК по сельскому хозяйству и получает по полной программе. Вот он, то самый, что ни на есть, главный кандидат на красный гроб с последующей кремацией. Или, к примеру, возьми вас шахтеров. Загуляли вы, скажем на свадьбе у своего коллеги, на работу неделю не показывались, план по выработке и добыче, столь необходимого стране, угля сорван. На ковер идет министр угольной промышленности. Вы похмелились и дальше работать, а у него вся голова поседела.
- Да, ты прав Борис, на сто процентов прав, но ведь и у нас тоже здесь не ахти как: сахар у меня, к примеру, кончился. Там бы я в ларек сгонял и купил его, а здесь колючка вокруг. Это как рассуждать будем?
- Старик, ты на Бога надейся и уповай только на Его милость. И если ты чист перед Ним, и в твоем мозгу нет дурных мыслей насчет того, чтобы украсть, или подляну какую заделать, то Бог даст задание Ангелам и у тебя будет и сахар, и колбаса, и шоколад, и все остальное, что твоя душа пожелает.
В это время в дверях цеха появилась фигура зэка, двумя руками прижимающая к груди тряпичный сверток, с торчащими из него промасленными железками.
- Да никак это Саид, вглядываясь в вошедшую в цех фигуру, - промолвил Митрич, - что ему надо?
- Какой еще Саид, - спросил старика Борис, - нам Саида только не хватает, он случайно не кладун, Митрич?
- Бесконвойник дизелист, я с ним в следственном изоляторе во время суда был. Свой, не кладун, не бойся, я его знаю, - успокаивал, начавшего ерзать Бориса, Митрич.
Саид стоял на середине цеха, выискивая глазами кого-то, и завидев отдыхающих в закутке Митрича и Бориса, смело двинул к ним.
- Ассаляму алекум, - подойдя к закутку, приветствовал Саид сидящих там зэков.
- Салям, салям, - привстав с места отвечал Митрич, жестами приглашая того войти в закуток, - какими судьбами к нам, Саиджан, что нового на свободе?
- Жена приезжала, семья приезжала, тебе привет и немного кушать передали, вытаскивая из карманов гостинцы, - говорил бесконвойник. На столе появились шоколадные конфеты и сахар рафинад.
- Вот еще сигареты, возьми Митрич, - вытаскивая из пазухи три пачки «Примы», суетился Саид.
- Рахмат Саиджан, рахмат, а то, как раз сахар кончился. А сигареты отдай Борисака, я курю самосад. Что какие-то проблемы? Вижу у тебя механизм какой-то.
- Эх, хозяин ругает, закрою говорит, пускач от дизеля совсем не работает, не заводится. Что делать не знаю, поэтому к тебе пришел. Помоги, брат, посмотри, может быть отремонтировать можно? Спасибо дорогой.
- Спасибо потом скажешь, - вмешался в разговор Борис, вертя в руках железяку и внимательно рассматривая ее, - здесь мы с Митричем не бельмеса, нужно Камилю показать. Но тому сейчас не до механизмов, к дембелю готовится, значит, надо будет к Ильясу обратиться. Но у того сахару полно, вот если колбасы какой занесешь, тогда дело пойдет, он до колбаски дюже охочь.
- Вай, акалар, какой может быть гап, все будет и колбаса будет, и сгущенка будет, все, кроме водки и анаши. Когда пускач будет готов?
- Зайди через день, думаю, с помощью Ильяса мы отремонтируем тебе механизм, так говорю, Митрич?
- Ну, думаю, к послезавтра успеем. Да, точно успеем, если Ильяс подключится и вторая смена не подведет, все будет в ажуре, не беспокойся, Саид.
- Рахмат акалар, послезавтра зайду. И Саид на радостях, в припрыжку, выбежал из цеха. Было от чего радоваться Саиду, и радость та была не притворной, ведь в инструментальном цехе у него за ремонт пускача запросили три бутылки водки и двести рублей денег.
- Хорошие ребята в ОГМе, не жмоты, не рвачи, как в инструментальном цехе. А тут колбаска, сгущенка, тьфу мелочи, занесу им по больше, наверняка еще не раз обращаться придется, - думал Саид выходя за пределы зоны.
После поспешного ухода благодетеля Саида из ОГМа. Борис выточил новую втулку от пускача, старая дюже износилась, Митрич попросил – молодого слесаря, афериста, получившего в свое время, пять лет отсидки, просверлить в этой втулке два отверстия и нарезать в них необходимую резьбу. Так что через полчаса механизм запуска двигателя дизельной установки работал как швейцарские часы.
- Что я тебе говорил, услышал твои стенания Господь – вот сахар, вот шоколад, - продолжил прерванный приходом Саида, разговор Борис, - мы предполагаем, а Бог располагает, не только обстоятельствами, но и всей текучкой этого бренного мира. И вообще, Митрич, время-это понятие филосовское и его меркантильными раскладами своего разума не расшифруешь. Вот гений физики - Энштейн, подобрался было, собака, к разгадке тайны мироздания, а что получил в итоге, полный тупик. Он своими формулами вывел такое, что у нормального человека, если тот вздумает разобраться в этом, волосы дыбом встают. Представь себе, старина, что этот гений говорит: если материальное тело будет двигаться со скоростью света, а это предел скорости движения материальной частицы, то течение времени в этой частице остановиться, то есть самого времени не станет, оно будет равно нулю. Но если время равно нулю, получается, что его нет. А если времени нет, следовательно, нет и пространства, и материи, ибо и пространство и материя вне времени существовать не могут. Вот так вот гений и вошел в созданный им же тупик. Ладно, ему можно простить, он тоже человек и имеет право на ошибку. Но, что прикажешь делать со всем прогрессивным человечеством, которое, не смотря на этот явный промах Альберта Энштейна, пошло без оглядки за ним, и до сих пор находится в этом, построенном им капкане. Я тебе, шахтер так скажу: человечество никогда не выйдет за рамки пространственно – временного заключения, ибо сам разум человеческий рожден в этих рамках. А раз существуют какие- либо рамки, значит пределы познания ограниченны этими рамками и само познание, конечно. А время, как понятие, состоит лишь из двух составляющих: прошлое и будущее.
- Ну, это ты, Борька, загнул, внезапно встрепенулся, покорно слушавший оратора, Митрич. – Как же так, а настоящее время куда подевалось? По твоим соображениям настоящего времени нет? Ну, давай- ка растолкуй и по подробнее, по человечески. Я очень рад, что ты раздолбал этого Энштейна в пух и прах, напортачил тот: будь здоров. Честно говоря, я и сам его до конца не понимал, и не нравился он мне никогда – лохматый какой-то, некрасивый.
- И опять- таки, все на него валить нельзя, причем здесь лохматый и не красивый? Разве мало красивых дурней на свете? Здесь другие ученые мужи более, чем Энштейн виноваты. Они то, видя, что человек ошибается, почему языки свои в задницы позатыкали, почему вовремя не обратили внимание на роковую ошибку. А знаешь, сколько их академиков, докторов, кандидатов и членов- корреспондентов только в нашей стране – уйма. А по всему миру? Они, то куда глядели, почему не помогли старику разобраться? Поэтому ты, Митрич, особо сильно, на мною уважаемого Энштейна, бочку не кати.
Митрич от возбуждения из-за не справедливости по отношению к гению физики со стороны ученых, аж привстал со своего места и нервно сжал кулаки. Эх, попадись ему сейчас под горячую руку какой-нибудь кандидат или профессор, увидели бы, сволочи, что с ними сделал бы старый шахтер.

- Академики, члены разные, за что им деньги государство платит: один по ошибке замутил, а другие куда смотрели? Возмущению шахтера, болеющего за фундаментальную науку, не было предела. Во время этой научно – правовой дискуссии между токарем и бригадиром монтажников, рабочие цеха, побросав все дела, стали незаметно собираться вокруг Митрича и Бориса. Приходивший к Точкину и Ильясу за приводными ремнями механик второго цеха, возвращаясь на свое рабочее место, остановился возле закутка Митрича, и не торопился уходить оттуда, не дослушав разговор зэков. Но вмешиваться, на правах старого друга Митрича и Бориса, в разговор пока не торопился.
Оглянувшись по сторонам и глядя на все расширяющуюся аудиторию слушателей, Борис с повадками метров философии, понизив голос до интимного шепота, продолжал: - К твоему сведению, Митрич, горячих голов, как у тебя, в науке очень много. Оппонентов у Энштейна тоже было много. Я не буду сейчас называть их имена, так как они не достаточно известны широким народным массам, но в узких кругах философов и физиков имеют не малую популярность. Столкнувшись в плотную с парадоксом постоянного времени, то есть со временем, которое не течет, и следовательно, которого нет, двое из них рехнулись, а один застрелился. Сей печальный факт заставляет меня задуматься, прежде, чем начать посвящать тебя во все тайны мироздания. Вот если ты при свидетелях скажешь, что я не буду отвечать за последствия, которые могут возникнуть в твоем разуме после посвящения тебя в тайны мироздания, тогда другое дело: и я расскажу тебе все, что знаю.
- Прав я, ребята? – обратился Борис уже к толпе.
- Конечно, прав, зачем тебе отвечать за Митрича. Давай клятву, старик, что Борька за тебя отвечать не будет, - требовала толпа.
Митрич шестым чувством понимал, что он стал главным действующим лицом, стихийно разыгравшегося комедийного спектакля, которым так ловко режиссировал Борис, но выхода из создавшегося положения не находил. Все вокруг были чрезвычайно серьезны, ко всему прочему ему страсть как хотелось познать тайну, которым обладал хитрый Борька, и страшно интересовало время, которое могло не течь. Вот он, набрав воздуху в легкие, хотел было, как пионер на сборе, присягнуть толпе, как раздавшийся из окна главного механика громкий окрик, остановил действо. Это орал Ильяс: - Митрич, к Михаилу Аркадьевичу, срочно. Старик помчался к начальнику. В кабинете на полу красовалась большая куча ржавых кривых гвоздей. Два старых деревянных ящика, из которых были высыпаны гвозди, сиротливо валялись в углу комнаты. Главный механик и его помощница Люция Бонифациевна – единственная женщина изредка работавшая в ОГМе, атак же фрезеровщик Алишер, который видимо и притащил откуда то эти ящики с гвоздями, с серьезными озадаченными лицами внимательно рассматривали ржавую кучу.
- Зачем вам эти кривые гвозди, Михаил Аркадьевич, - наивно интересовалась женщина, - это же не гвозди, а мусор, вонь и пыль от них и никакого толка.
- Ты у нас богатая, иди и купи мне новые, - огрызнулся Михаил Аркадьевич, - полы перекрываю, вот зачем. По величине кучи и по тону главного механика, Митрич понял, что ближайшую неделю он с пацанами будет заниматься очищением и выправлением гвоздей, предназначенных для перестилки полов в квартире шефа. Вернувшийся из четвертого цеха Висеров, просунул голову в кабинет начальника, и оглядев присутствующих хитрыми монгольскими глазами, не задавая никаких вопросов, мигом сбежал обратно вниз.
- Вообщем ты, Митрич понял меня? Собери все эти гвозди обратно в ящики, и с завтрашнего дня начинайте. И чтобы через неделю все было готово, ферштейн?
- Яволь, майн женераль – фельдмаршаль, - вытянувшись во фрунт, и выкинув в фашистком приветствии руку, проорал Митрич. Довольная публика захохотала. Михаил Аркадьевич, человек широкой души и доброго сердца, каждый год производил всевозможные ремонты: квартиры, машины или гаража. Автомобиль у него был старый, сталинского образца « Москвич», который, как божился Михаил Аркадьевич, мог самостоятельно передвигаться. Время от времени над этим раритетом колдовало не одно поколение зэков. Из уст в уста передавалась легенда об этом автомобиле, из рук в руки переходили его, требующие ремонта, узлы и запчасти. На проточке и шлифовке всевозможных валов раритета познавали тайны токарного ремесла, вновь прибывающие в ОГМ зэки. Отшлифовал свое мастерство в нарезке зубьев шестерен бывший чабан, а ныне фрезеровщик Тухтабазаров Алишер, и другие не менее способные осужденные. А школу покраски кузова «Москвича» проходил сам Керосинов Леонид Петрович, бывший цеховик и будущий главный свинарь зоновской скотобазы.
Он, сдав дела Висерову, перешел на круглосуточное дежурство в свинарник, где был счастлив среди многочисленных хрюшек. В зону заходил только для того, чтобы поточить ножи и уже ими резать свиней.
Тем временем, в четвертом цехе работы, связанные с изготовлением авиационных бомб, набирали необходимые обороты. В сторону колонии непрерывным потоком шли вагоны с оборудованием, материалами и комплектующими деталями. В диаметрально противоположном направлении уходили вагоны с готовыми авиационными изделиями. Началось переоборудование второго цеха, в котором намечалось изготавливать какую-то гермотару, предназначенную, как и бомбы нести справедливый ужас на головы наших потенциальных противников. Старое оборудование, стоящее во втором цехе, списывалось и выбрасывалось. Монтажная бригада под руководством Митрича, с рулетками и деревянными колышками постоянно сновала по территории второго цеха, делая необходимые разметки для котлованов под оборудование, которое вот-вот должно было начать поступать в зону. В героическое время изготовления авиационных бомб, на фоне новых станков и нового оборудования, куча ржавых и кривых гвоздей омрачила энтузиазм монтажной бригады, можно сказать, вернула ее из-за облачной выси на грешную землю. Но делать нечего Михаил Аркадьевич начальник - значит ему и карты в руки. Через неделю довольный механик благополучно вытащил из зоны выправленные гвозди и не медленно приступил к ремонту полов. Подгоняя доску к доске, чтобы между ними не осталось и малейшей щелочки, он вогнал в полы все выправленные монтажной бригадой гвозди. Потом прошел процесс шпатлевки и покраски полов, о котором Михаил Аркадьевич в мельчайших подробностях поведал Ильясу. А тот, заварив крепкий чай, принесенный на радостях шефом, полулежа на стуле, с волнительным вниманием на лице, мог часами прослушивать бытовые эпосы своего начальника. Мало того, зная слабость Михаила Аркадьевича к всевозможным ремонтам и переделкам Ильяс, от нечего делать, давал тому, на первый взгляд, толковые советы.
- Пока вы здесь работаете главным механиком и у вас в подчинении лучшие специалисты завода, вам необходимо, Михаил Аркадьевич, с максимальной для вас пользой использовать это положение. Не окажитесь, как говорят у нас, лохом. Вот, к примеру, есть у вас на кухне вешалка для полотенец или нет? А я вот, чувствую, что такой вешалки у вас нет. Так почему бы вам, гражданин главный механик, не изготовить ее здесь и в ближайшее время? Сами вы ее, конечно же, изготавливать не будете, но только дайте команду, и все будет исполнено в срок , и с наилучшим качеством. И первую команду должен от вас получить я. Необходим не большой, скажем так, проектик, затем я разработаю технологический процессик, намечу исполнителей, и все будет абгемахт.
- Молодец Ильясик, а то я как-то все о государственном забочусь, о себе совсем забываю. Еще раз молодец, сказано-сделано, давай рисуй чертежик и сразу дадим ему ход, а то ведь ребятки совсем разленились без дела.
- Вы, Михаил Аркадьевич, человек горячий и справедливый, и любите с места в карьер. А я бы посоветовал вам сразу определить набор работ: коробку передач для машины нужно ремонтировать? Нужно. Далее: в гараже, давеча жаловались, крыша протекает, кровлю переделать хотели вроде бы? Наверняка и там проблемы есть? Так что особо не торопитесь, продумайте все хорошенько, вместе покумекаем что к чему, все в наших руках.
- Ты прав Ильясик, сто раз прав. И проблемы мои знаешь не хуже меня, поэтому сам составь план действий, я все одобрю.
Вскоре Ильяс составил чертежи на две вешалки, оказалось, что и в ванной комнате то же нет вешалки для полотенец. Вскоре Ильяс составил чертежи на эти вешалки и Михаил Аркадьевич, выслушав доводы своего подчиненного о том, чтобы посадить вешалки на одни штыри, благо кухня и ванная комната имели одну общую капитальную стену, дал задание Ильясу заказать в кузне пробойники и уже ими пробивать стену для штырей. Кузнецы второго цеха пробойники изготовили из стали высшей марки, и после хорошей закалки, торжественно вручили их главному механику. Тот, взяв в руки прекрасно сработанные изделия, молвил:
- Умеют же когда захотят, ну спасибочки вам, ребята, с меня чай и конфеты. Конфеты и чай Михаил Аркадьевич принести ребятам забыл. Субботние и воскресные дни, по совету того же Ильяса, замерив расстояния от пола до будущих сквозных отверстий, как со стороны кухни, так же со стороны ванной комнаты, Михаил Аркадьевич поплевав на руки приступил к пробитию отверстий. Работа шла медленно, так как при первых же возникающих сомнениях, механик тут же останавливал ее до очередной консультации со специалистом по пробитию отверстий, Ильясом, и лишь после длительных бурных совещаний с подключением не менее ответственного работника Камиля, работа возобновлялась. Опасаясь пробивать стену только с одной стороны, дабы не повредить кафельной кладке, Михаил Аркадьевич, по совету друзей, стал долбить ее с другой стороны. Этот метростроевский метод проходки сквозь стену, был чреват одним моментом: если механик не правильно рассчитал точку стыковки двух, идущих на встречу друг другу тоннелей, вся работа могла пойти на смарку. Конечно же механик, всю свою жизнь имевший дело только с разного рода железками, столкнувшись со строительными расчетами, мог ошибиться. Что на самом деле и произошло: пробойник, шедший со стороны ванной комнаты, уперся в трубу с горячей водой и главный механик, не прочувствовав металлического сопротивления трубы, со всей силы ударив тяжелым молотком по пробойнику, несколько повредил трубу. Дырочка в трубе от стального закаленного зуба пробойника была видимо, столь мала, что горячая вода не ударила из нее гейзером, а сочилась, как из вновь зарожденного родничка - слабенько, но постоянно. Когда из пробиваемого тоннеля нежная струйка тепленькой водички явилась на свет пред очи Михаила Аркадьевича, тот было чуть не сошел с ума. Он незамедлительно бросился к соседу – бывшему сантехнику, нынешнему пенсионеру и сборщику макулатуры, Григорию Анатольевичу Авербаху, который к счастью Михаила Аркадьевича, только-только распечатал вторую бутылку «Портвейна». Почему к счастью, спросит читатель. Да потому к счастью, что если бы Григорий Анатольевич успел сделать хоть один глоток из второй бутылки, то никакая сила на земле не смогла бы оторвать его от стола. Держась за твердую руку Михаила Аркадьевича, Авербах дополз до квартиры механика и, глядя на сочившуюся из стены воду, засмеялся: - Ты, Мишка со своим «Москвичем» совсем чекнулся. Какой потоп, водичка даже стенку не залила еще, до полу не дотекла, а ты жлобная душа хай поднял на всю вселенную. Ты бы давеча видел как у второго секретаря райкома в спальне с потолка лилось, то на свою беду и внимания бы не обратил.
- Гришка, голову мне морочь. Что делать скажи, а второй секретарь переживет, - завопил Михаил Аркадьевич, - давай, не молчи.
- Тащи тряпку и алебастру давай, щас заделаем.
Через пол часа тоннель, так долго пробиваемый механиком, был навечно законопачен пенсионером Григорием Анатольевичем Авербахом.
Проходка со стороны ванной комнаты закончилась, по не досмотру пробивающего, разрушением кафельной кладки со стороны кухни. Чуть не плача рассказывал Михаил Аркадьевич о злоключениях с пробивкой стены Ильясу. Тот как мог утешал своего шефа: - Пустое, не расстраивайтесь, все наладиться, Михаил Аркадьевич.
Прознав про то, что механик закончил перестилать полы, Камиль Тахирович, с ящиком новых в масле гвоздей и с нарочитой заботой в голосе, вошел в кабинет к шефу:
- Вот нашел для ваших полов гвозди, есть еще один ящик, сейчас принесу. И через пять минут второй ящик гвоздями был водружен на своего собрата. - Вам хватит двух ящиков, Михаил Аркадьевич, а то я еще достану, - спрашивал Висеров у онемевшего от напастей шефа.
- Да я уже перестелил полы, где ты раньше был со своими гвоздями, - вопил взбешенный таким промахом механик.
- Вы мне, между прочем, ничего на счет гвоздей не говорили, откуда же я мог знать, Михаил Аркадьевич, а когда узнал, тут же нашел и принес. Для вас принес, не кому-то другому, обиженно проговорил Висеров, и сокрушенно покачав головой и махнув рукой, не забирая ящики, ушел из кабинета.
- Не расстраивайтесь Михаил Аркадьевич, засуетился Ильяс, - ящики с гвоздями я сейчас спрячу на складе, потом как освободитесь, вы их заберете домой, сохраните в гараже, или какое им там применение найдете.
- Не морочь мне голову, Ильяс. Какое применение можно найти в гараже гвоздям?
- Да вы их на шпатлевку или на краску обменяете, хорошие гвозди всем нужны.
- Хватит о гвоздях! Противно слушать и говорить про них. Ты мне лучше скажи, что с дырами и с горячей трубой делать?
- А я вас предупреждал, Михаил Аркадьевич, что надо с одной только стороны пробивать, вы не послушали. На встречу, на встречу, как в метро. Вот и получилось как в метро: везде капает, а стыковки нет. Но и это поправимо: нарисуйте мне, как можно точнее, план вашей кухни и ванной комнаты. Я намечу вам место точной стыковки, только на сей раз, не попутайте, пожалуйста, рамсы.
- Рамсы, рамсы, тебя бы сейчас на мое место, не только рамсы попутаешь, чекнешься.
Спустя некоторое время, начальник со своим помощником спустились в цех, и подозвав к себе токарей и слесарей, выдали тем задания, которые, по мнению консилиума, должны были коренным образом поменять сложившуюся не благоприятную ситуацию на кухне и в ванной шефа. Окончательно успокоенный, оригинальным решением Ильяса кухонно-ванной проблемы, главный механик пошел вместе с ним осматривать поля будущих трудовых сражений.
Они обошли территории второго и третьего цехов, составили приблизительный план действий на случай завозки оборудования, определили последовательность монтажных работ и рассмотрели множество, менее важных на сегодняшний день, моментов.
- Дал мне Бог этого Ильяса. Чтобы без него делал? Чертежи шлепает грамотно, формулы просчитывает верно, письма составляет – зачитаешься, а главное ничего особого для себя не требует, ну сигарет хороших, колбасы копченой, конфет шоколадных. Любит, сволочь, колбасу, и все тут. А с другой стороны посмотреть: кто ее не любит? Так, что и здесь он прав. А как он, прохиндей, вывернул ситуацию на кухне и в ванной – просто прелесть.
Уже через три дня новые, только что покрашенные в синюю краску, добытой не утомимым Висеровым, вешалки для полотенец, красовались в квартире Михаила Аркадьевича. То , что для этого пришлось тащить электросварочный аппарат, добиться отключения на время горячей воды, уговорить начальника колонии о выделении для работ связанных со сваркой, бесконвойника со стройки, можно списать на издержки производства и не обращать на них никакого внимания. Самое главное дело сделано: раздолбанная капитальная стена между кухней и ванной комнатой, после ремонта трубы с горячей водой, аккуратно заделана, в отверстия вложены штыри с нарезанной по обе стороны резьбой и на них со стороны кухни и ванной комнаты закреплены красивые вешалки для полотенец.
Следующей строительно – монтажной эпопеей должен был стать гараж Михаила Аркадьевича. Но до начала этой вакханалии было еще время. Пока же не станем возвращатся к прерванному разговору Митрича и Бориса, столь не к стати, прерванному, гвоздевыми проблемами главного механика завода. Просмотрим события, которые развивались так: После замеров и отметок во втором цехе, Митрич вернулся к себе в закуток и застал там дремлющего после обеда Бориса. Не желая тревожить друга, он вошел в раздевалку и, завалившись на лавку, заснул. Рядом с ним мирно почивали его пацаны. Перед тем как уснуть Митрич, глядя на своих орлов, думал:
- Вот горазды клопа давить. Молодые, а хилые, чуть, что дрыхнуть заваливаются, где энергия, где молодой задор? Я вроде бы таким не был, и он мысленно перенеся в далекие молодые годы. Митрича разбудила не понятная возня двух молодых зэков, которые после отдыха затеяли матч по вольной борьбе возле своего бригадира. И судя, по сопровождавшим эту возню возгласам, надо было ожидать, что эта борьба скоро перейдет в драку, со всеми вытекающими из нее последствиями. Митрич кликнул Бориса, и они вдвоем кое-как смогли утихомирить пацанов, выводя и заталкивая их по одному под холодный душ.
- Надо же, чего не поделили? – ворчал старик, поправляя куртку и штаны, - нельзя им спать давать. Молодых надо нагружать физической работой, чтобы сил для драк не оставалось. Мне на воле один мой сосед рассказывал, что у него его дети всегда загружены им всякой работой. Он для этой цели привез во двор две большие машины кирпичей и велел детям сложить их возле забора. И как только заметит, что кто-то слоняется без дела, тут же заставляет его или их, если бездельников более одного, перетаскивать сложенные кирпичи к противоположному забору и так же аккуратно складывать их. Так, что все дети всегда при делах.
- Мудрый у тебя сосед, - согласился с Митричем Борис, после того, как они утихомирили драчунов и остались одни в закутке. Затем Митрич вскипятив в банке воду, заварил чай, и во время чаепития попросил Бориса докончить, начатую ранее, тему о прошлом, настоящем и будущем времени.
- Разжуй мне, Боря, почему нет настоящего времени, а только прошлое и будущее время? Дюже эта тема меня заинтересовала, аж страшно стало.
- Слушай Митрич, вот мы говорим: настоящий час или настоящая минута. Но ведь у этого часа или минуты есть начало и конец, правильно? И пока приходит конец этой, скажем так – минуты, ее начало уже находится в прошлом. Если даже возьмем секунду, то и ее промежуток можно разделить на сколь угодно мелкие части, и у каждой это части есть начало и конец, так пока приходит конец, то начало уже в прошлом. Между началом и концом сколь угодно малого промежутка времени величина, приближающаяся к нулю, а ноль – это ничто. Отсюда можно смело сделать вывод, что настоящее время равно нулю и значит его, как такового нет. Но существует мир в котором нет течения времени, это духовный мир. Значит там нет ни начала, ни конца, и только он может родить как некое частное, то что имеет и начало и конец. Конечное не может родить бесконечное, и наоборот бесконечное может родить конечное. Поэтому все умозаключения ученых и философов, придерживающихся материалистического воззрения на устройство мироздания не выдерживают никакой критики, заведомо ложны и вредны. Марксистко-ленинское учение, которое построено на материалистичном восприятии мира переложило свое ложное воззрение на практическую основу политической жизни народов. И этим ввело народные массы в хаос пролетарских революций. Отвергнув духовную составляющую жизни народов, постреляв священников и инакомыслящих, это ложное учение раздавило множество людей в братоубийственной мясорубке, пролило столько невинной крови, что стоящие у истоков этого учения люди, в страшных муках будут искупать каждую каплю пролитой крови, слезы вдов и голодные желудки детей. Ибо высший мир, создавший мир видимый, который из-за ложного учения весь погряз в грехах, не допустит несправедливости и беззакония, творимые людьми на земле. Каждый ответит за свои поступки перед Создателем.
- Значит мир в котором мы существуем, не единственный мир?- вдруг прервал разглагольствования Бориса Митрич.
- В том то и дело, Митрич, что наш материальный мир, который не может существовать без течения времени, есть самый настоящий примитив, имеющий как начало, так и конец. Посмотри на себя со стороны нематериального мира: нам надо каждый день что-то жрать, вталкивать в себя всякую примитивную пищу, затем переваривать ее, потом избавляться от переваренного говна. И еще заметь, шахтер, что от этого грязного процесса не избавлены ни принцессы, ни кино звезды, ни даже секретари ЦК и обкомов. Вот и получается, что человек в не зависимости от социального, экономического положения, партийной принадлежности, расового различия, ума и воспитания, находится в прямой зависимости от еды и его освобождения из организма. Если ты, Митрич, несколько знаком с анатомией человека, то не будешь отрицать того факта, внутренность его состоит из одной кишки с прилепленными к ней печенью, почками, селезенкой и другими органами способствующими перевариванию примитивной, с точки зрения духовности, пищи. По своей материальной сути человек ничем не отличается от любого животного. А отличает его от животного мира, только возможность иметь духовную составляющую жизни, то есть довольствоваться не только материальными благами, но и общением с себе подобными, на не материальной основе. Если не так, то самого грязного кабана можно признать венцом материального творения, ибо он в этом плане ничем не отличается от нас, человеков. Однако мы, называя себя разумными людьми, ведем худший по сравнению с кабаном, образ жизни: убиваем себе подобных, захватывая и грабя менее сильных, чем мы людей. Разве нам разум дан для этого? И этим ли разумом может хвалиться человечество?
Прогресс в науке и технике привел мир на грань катастрофы, широкомасштабные войны заменяются локальными войнами, ежесекундно проливается, чья-то кровь. Во имя чего? До какого еще предела беззакония должно дойти человечество, чтобы Высший мир, создавший нас, прекратил это ненужное существование? Нематериальный мир, создавший нас – есть абсолют гармонии и справедливости, он бесконечен, не зависит ни от материи и времени, и я называю этот мир Богом. И доказывать Его существование не нужно. В Него можно только верить или не верить.
Вот такие, брат, пироги.
- Ну, ты, брат даешь. Я в своей жизни такой лекции нигде не слушал, - с восхищением глядя на товарища, сказал Митрич. Давай по такому случаю чифирнем. Обрадовал ты меня, Борька, обрадовал.
- Чифирнем, так чифирнем, и Витка пригласим, - предложил Борька-философ. Я надысь сахарком разжился, и у тебя, старик, наверняка есть чем поживиться? Гулять, так гулять. Вскоре три зэка, три товарища по несчастью, с наслаждением пили крепкий чай с конфетами, которые принес Витек.
- Витька, а ты в Бога веришь? – неожиданно спросил Митрич, - вот Борис верит, хоть человека убил, а верит.
- Я человека не убивал, а просто спасал человечество от Люцифера. Вы эту бабу не видели, не знали ее, с ней не жили. И как вы можете судить о том, чего не видели, и чего не испытали? Я не оправдываю себя и прекрасно знаю, что поступил не правильно. Но все это я понял сидя в тюрьме, когда Бог, по милости своей, открыл мне глаза. Но чтобы вы сейчас не думали про меня, после того как прочитаете мою делюгу, поймете, что моя вина в смерти этой бабы минимальная. Я всего лишь рука Провидения, карающий жезл и исполнитель воли небес. Борис отошел к своему токарному станку, долго ковырялся в железных ящиках, и наконец, вернулся к друзьям, неся в руках сверток. Развернув его, Борис дал какие-то листы Витьку: - На, читай вот отсюда,- ткнув пальцем в нужное место листа, токарь уселся на лавке возле Митрича. Нет нужды цитировать официальный язык приговора, осветим лишь ту часть трагедии Бориса, где сказано, что высокого роста, сухощавый как скандинав, с мощными руками, спокойный и нелюдимый человек, превращает голову женщины, своей жены в кровавое месиво, за, что и получает пятнадцать лет колонии. Но не это мрачное сообщение поразило друзей, а то обстоятельство дела, где мать жертвы сказала суду: - Его не наказывать, а благодарить надо. Орденом Бориса наградить надо за то, что он освободил землю от этой сволочи, этой гадины и проститутки. Если родная мать так могла отозваться о своей дочери, тогда, что претерпел от нее Борис, можно было только догадываться.
- Да эта баба кем тебе приходилась? Не уж-то женой? – не унимался Витек. Митрич, не отрывая взгляда с седой головы Бориса, сидел молча. Борис, обхватив голову руками, беззвучно рыдал. Лишь редкие тихие всхлипы и пробегавшая по спине дрожь, выдавали его душевное состояние. За всю отсидку Бориса, увидеть его плач привелось только Митричу и Витьку.
- Я ее больше жизни любил, стерву этакую, и до сих пор люблю, - размазывая слезы по лицу, и с трудом выдавливая из себя слова, скорбел зэк.
Собеседники закурили: Витек «Приму», а старик скрутил великую самокрутку, что он делал крайне редко, находясь в состоянии возбуждения или скорби. Все трое молчали. И это молчание зэков, давно переваливших за сорока пятилетний рубеж их жизни, было красноречивее, многих красивых, но бесполезных слов. Неуловимая духовная сила, приведшая к покаянию, лишенные теплоты, души, объединяла их в одном несчастье, в одной зоне, нежной рукой прощения согревая, никому уже не нужные, сердца.
Момент покаяния – момент истины, небесная панацея, исцеляющая души, дающая надежду, наделяющая чистотой и благородством человеческие сердца. Великая сила любви, рожденная в момент покаяния, долго живет в сердце человека, не давая тому опуститься на дно чревоугодия и алчности.
Покаяние – единственный способ духовного очищения человека. Без покаяния жизнь человека превращается в пустое времяпровождение, не приносящее плода любви, а значит и жизни. И сама жизнь становится серой и нудной.