Капустин явился как всегда за несколько минут до начала рабочего дня. Поднялся на лифте, прошёл по коридору, хотел в дверь войти, а не может, будто стена невидимая. Попробовал раз пять, сидит на полу лоб трёт, переживает, что не получается вовремя на рабочем месте присутствовать.
Сослуживец Капустина, Куприянов нарисовался. Встал как памятник Дзержинскому, смотрит вопросительно. А Капустин, не зная, что сказать, сделал вид, что не замечает Куприянова. Газету раскрыл, видимость чтения изображает.
Куприянов постоял сколько-нибудь, пожал плечами, да и пошёл. На часах ровно восемь было. А там шиш! Сунулся пару раз, и рядом присел, голову сослуживцу на плечо сложил. Здоровье имел самое тщедушное, в отличии от Капустина. Сидят, горюют, не понимают, что дальше в таких обстоятельствах делать следует.
Никифоров прётся, как всегда, по понедельникам, опаздывает и пьян, собака, после вчерашнего. Пахнет дерзко, ни с кем не здоровается, спит на ходу. Прошёл невидимую преграду, и хоть бы что. Переглянулись Капустин с Куприяновым, и скорее следом. Снова прежнее недоразумение. Попробовали с разбега: у Капустина на спине пиджак лопнул, Куприянов очки на две половинки разломил, моноклей наделал.
Тут ребята психанули, сходили на улицу, пожарный щит разорили.
- Долой! - закричал Капустин, потрясая над головой топором с красной ручкой.
- Мопасаран! - поддержал Куприянов, размахивая островерхим ведром.
Стали ломать то, чего не может быть, а оттуда настоящая штукатурка летит и квадратные кирпичи вываливаются. Наконец, проделали невидимую дыру и полезли в образовавшуюся вакансию. Не прошло и минуты, как они благополучно вывалились, можете себе представить, прямо в кабинете начальника. Прямо из стены выпали. С этой стороны дыра оказалась вполне заметная. А шеф их словно ждал. По комнате ходит, руки потирает, на Куприянова с Капустиным хищно поглядывает, придумывает, кого первого в пищу употребить, без соли и термообработки.
А Никифоров, контра, стоит возле окна, смотрит на улицу и делает вид, что ничего не происходит, и в пустое небо смотреть интереснее, чем когда сотрудники через стены шастают, казённую архитектуру дырявят. Но глаза всё же выворачивает, и уши навострил, чтобы чего не пропустить.
- Сволочь ты Капустин! - сказал начальник, подходя ближе, нарушая личное пространство подчинённого,- и ты Куприянов не лучше. Два сволоча на мою голову.
- Две сволочи,- тактично подсказал Никифоров.
- Вот именно. Две сволочи... нет три. И ты Никифоров - тоже сволочь!
Тут Куприянов от страха надел на себя пожарное ведро с острым дном и стал похож на железного человека или сломанного робота. Стал оправдываться, но слов разобрать было невозможно, из ведра выходили странные звуки, ни разу не похожие на человеческую речь.
Капустин, как был с топором в руках, так и пошёл, наверное, тоже с испуга. Начальник растерялся, стал пятиться, а Капустин все шёл и шёл, только глаза кровью наливались. Упёршись спиной в стену, глава учреждения смутился вовсе, потерял человеческую гордость и остальное, положенное по статусу, на четвереньках в новообразовавшуюся дыру выскочил.
Никифоров время зря не терял. Достал из незапертого сейфа пистолет, сказал: «Раз мы такие плохие, так и жить нам незачем!»,- и произвёл в Куприянова несколько прицельных выстрелов в железную голову. Ни разу не промахнулся. Но ведро оказалось таким прочным, что Куприянов ни разу не умер, а только громче сам с собой стал разговаривать. Слова стали ещё непонятнее, какое-то шипение и бульканье.
А тут и начальник вернулся, рядом два мужика с одинаковыми, строгими лицами. Да и у самого начальника оно не предвещало ничего хорошего. Понял тут Капустин, что деваться им некуда, тюкнул себя топориков в середину лба, прилёг на полу, да и затих вскоре.
Никифоров увидел такое, и не стал дожидаться своей участи, ещё раз казённым оружием воспользовался. Не промахнулся и на этот раз. Успел только сказать: «Вы этого, не того…»
Куприянов, находясь в непрерывной темноте одетого на голову ведра, не понимал под каким соусом трактуется линия сюжета, и знаками просил проделать щели для глаз, чтобы увидеть живых людей.
Начальник взял топор, упущенный неживой рукой Капустина, но по отсутствию опыта или злонамеренно щелей в ведре сделал больше, чем следует и не там, где надо. Куприянов сначала кричал, но очень вскоре примолк и перестал подавать какие-нибудь признаки.
Пришедшие с начальником мужики с одинаковыми, испуганными лицами, запаниковали, схватили «главнюка» за шиворот, и все трое улизнули в ту самую дыру, что Капустин с Куприяновым только что соорудили. Только их и видели.