Александр Посохов


Завтра ночью

Идёт Аркадий Петрович вдоль книжного магазина, что напротив Моссовета, если по-старому называть. Он всегда так прогуливался перед отъездом из столицы, от памятника Пушкину до Красной площади. И видит, навстречу, ссутулившись, на полусогнутых ногах, идёт знаменитый артист Василий N. В тёплой кожаной куртке, меховая кепка с ушами, руки в перчатках. И это в конце мая! Почему же он такой ветхий, удивился Аркадий Петрович, мы же одногодки с ним вроде. Поравнялись и разошлись в разные стороны. Однако Аркадий Петрович всё равно остановился через пару шагов и оглянулся, поражённый весьма странным и откровенно плохим видом уважаемого артиста. Недавно вот только по телевизору выступал, рассказывал что-то. А тут худющий, щёки впалые, нос острый, губы оттопырил и смотрит в одну точку, будто спит на ходу. И куда это он идёт? За книжкой, наверно, не начитался ещё. Но нет, мимо прошёл. А чего же его тогда к двери повело, чуть в стенку не вляпался. Догоню-ка я его, может, помочь человеку надо. Прикинусь дурачком эдаким, чтобы не обиделся. И догнал, прямо на повороте в Глинищевский переулок.
– Извините, Василий, не помню, как вас по батюшке, с вами всё в порядке? – спросил он.
– Всё в полном порядке, сударь, – знакомым экранным голосом ответил артист. – А почему вы спрашиваете?
– Да потому, что ты не идёшь, а кандыбаешь, шатаешься из стороны в сторону. А если запнёшься или ветер поднимется. Давай лучше вместе пойдём, куда тебе надо.
– Ну пойдём, – согласился Василий N. – И пошли они дальше вместе по переулку.
– Чего ты шаркаешь так, ноги болят?
– Всё болит.
– А куда ходил?
– В институт.
– Зачем?
– Выпуск у меня.
– На артистов учишь?
– Не на шахтёров же.
– А идёшь куда?
– Домой, недалеко тут.
В уютном дворике старого монументального дома, куда никогда не заглядывает солнышко и полиция, Василий N, тяжело дыша и кашляя, сел на скамейку.
– Пришли, – выдохнул он. – Спасибо, что проводил. Можешь идти уже по своим делам.
– От меня так просто не отделаешься, – шутливым тоном предупредил Аркадий Петрович и присел рядом. – Не уйду, пока не объяснишь, почему ты такой понурый?
– Сын в монастырь ушёл, под Волгоградом где-то.
– Когда?
– Десять лет назад.
– Ого! – воскликнул Аркадий Петрович. – И что?
– А узнал я об этом только сегодня, случайно.
– И что?
– Один я.
– И что! Уж лучше одному быть, чем с кем попало. В одиночестве ты сам себе друг, товарищ и брат. И прошлое вспоминать не надо, живи настоящим.
– А ты не потомок Омара Хайяма?
– О, кстати! – вскочив со скамейки, снова воскликнул Аркадий Петрович. – Омаров не обещаю, у меня на них и денег нет, а кильку в томатном соусе и плавленые сырки куплю. Жди.
И Аркадий Петрович помчался в поисках какого-нибудь магазинчика для покупателей с тощими кошельками. Рассуждая при этом, если не дождётся, сам выпью и съем.
Но знаменитый артист дождался. Хотя на поиски такого магазинчика в центре Москвы потребовалось немало времени.
– Ну, давай за знакомство! – откупорив чекушку и наполнив понемногу бумажные стаканчики, предложил Аркадий Петрович. – Перчатки-то сними, а то сырок не почистишь.
Выпили. Закусили.
– Сто лет, поди, кильку не ел?
– Такую вообще никогда не ел, – признался Василий N, тыкая то пластиковой вилкой, то ломтиком батона прямо в банку. – Вкусная, зараза!
– Ты ешь, ешь, – ободряюще поддержал его Аркадий Петрович. – И сырок свой обязательно съешь. Маленько крепче будешь, как говорил Есенин.
– Да ты тоже не особо крепкий.
– Чего! – возмутился Аркадий Петрович. – Да ты знаешь, что у меня двухпудовая гиря под кроватью лежат для тренировки, а на кровати жена-красавица для любви.
– А в ней сколько пудов? – с усмешкой полюбопытствовал Василий N. – Давно на пенсию вышла?
– Чё ты лыбишься! Не видел её, а лыбишься. И водочка всегда в тумбочке есть. И яйца в холодильнике свежие.
– Такие же, как у тебя? – засмеялся и закашлялся одновременно Василий N.
– Ну вот, ожил, наконец, проснулся, – с искренним удовлетворением заметил Аркадий Петрович. – А ты тоже юморист. Да расстегни ты куртку, и кепку сними, тепло ведь.
– Действительно, тепло. Где ты раньше-то был? Наливай!
Допили. Доели.
– Может, добавим? – протирая заслезившиеся глаза, предложил Василий N. – Деньги я дам.
– Нет, хватит, – возразил Аркадий Петрович. – Тебе хватит, я же вижу.
– А ты кто?
– Потом скажу.
– Когда потом?
– Завтра ночью.
– А почему ночью?
– Ну что ты привязался, не понимаешь, что ли, что я отнекиваюсь.
– А фильм про друзей чёрно-белый помнишь, я там молодой-молодой?
– Помню, конечно. Ты один из него живой остался.
– А в Урюпинске был?
– Был, до развала Союза ещё, в командировке. Замечательный городишко. И кинотеатр там хороший. А причём здесь Урюпинск?
– А я там с одной девушкой познакомился, как раз в этом кинотеатре на встрече со зрителями. Жалко её, очень жалко.
– Опять ты о прошлом! Скажи лучше, внучку мою после школы возьмёшь в институт свой?
– Возьму, всех возьму.
– Э-э, – забеспокоился Аркадий Петрович. – Да тебе не водку пить, а пшено клевать. Актёр ещё называется. Вставай, где твой подъезд?
На другой день, прогостив у дочки неделю, Аркадий Петрович рано утром уехал в свою Калугу.
А в обед новость: вчера на семьдесят седьмом году жизни скончался народный артист России Василий N, о причинах смерти не сообщается.
Аркадий Петрович выключил телевизор, достал из тумбочки бутылку, два стакана, наполнил их до краёв, на один кусочек хлеба положил, другой поднял дрожащей рукой и выпил до дна.
Вошла жена.
– Что с тобой?
– Потом скажу
– Когда потом?
– Завтра ночью.
– Вот дурачок. Может тебе яйца пожарить, свежие?
– Не хочу, – отказался Аркадий Петрович, качая седой головой. – Не успели познакомиться и на тебе.
Поздно вечером уже, изменив программу, показали в прямом эфире круглый стол, посвящённый памяти выдающего актёра и педагога Василия N. Кто-то со слов журналистов пересказал свидетельства консьержки и домработницы о том, что домой артиста привёл некий пожилой мужчина приличной наружности. Василий N при этом выглядел абсолютно счастливым.
Долго ещё потом гадал Аркадий Петрович в отчаянии, неужели килька была плохая?

* * *