У звезды тоже есть плоть,
Я хочу её на руки взять,
Чепуху буду ей молоть:
- Вашей маме не нужен зять?

Когда мимо проезжали одинокие ночные машины, валяющаяся на обочине консервная банка, сплющенная человеческими ногами и автомобильными шинами, пыталась по-кошачьи грациозно выгнуть спину навстречу ксеноновому свету, чтобы пускай и коротко — блеснуть. В эти секунды она чувствовала себя звездой.

Банка верила, что ей не страшны ни ливни, грозящие покрыть её пока ещё глянцевое тело старческими пятнами ржавчины, ни бездомные наркоманы, разводящие на ней огонь, чтобы сварить "крокодила". Упавшие капли бомжатского варева затягивали сознание жестянки в водоворот концентрических кругов её лба и выбрасывали у распахнутой двери в тёмный коридор памяти, где в проёме, надвигаясь, рос и ширился консервный нож, циник и сквернослов. Только одна короткая встреча, которую она живо представила: острая боль в момент первого проникновения лезвия в её стальную тугую плоть и рваное кружево последовавшего наслаждения.

Закаточный шов на груди темнел и набухал, дыхание учащалось и становилось влажным, повышая точку росы, отчего в опрокинутых глазах жестянки появлялись слёзы, сквозь которые она смотрела ввысь на своих недостижимых небесных кумиров. В трепетном порыве жестянка звенящим голосом читала звёздам свои нехитрые стихи, так похожие на её нового друга — чулка, недавно поселившегося с ней по соседству. Да-да, один в один. Стишки, как и он, были пронизаны спущенными петлями, заклеенными лаком для ногтей разного цвета. Ей казалось, что светила одобрительно кивают сверху, а иногда она отчётливо слышала, как они аплодируют. Хотя хлопал чулок. Банка знала, что нравится ему. Когда чулок думал, что она спит, то аккуратно полировал её, стирая ожоги наркоманских костров. И слишком часто рассказывал, как прекрасен был в молодости: чёрен, ажурен и сексуален.

Подгулявший сантехник Петров, возвращающийся за полночь домой, увидел на бровке блеснувшую в лунном свете железку и наподдал ей прихваченной для самообороны ржавой трубой, чтобы неповадно было металлолому отсвечивать. Консервная банка стремительно полетела вверх, подставляя упругую грудь, шею, лицо, встречному потоку звёздного ветра, жмурясь от счастья и веря, что вот-вот её обнимет галактика, так чудесен был этот полёт. И на пике своих фантазий шлёпнулась в придорожную канаву с водой.



Ещё несколько секунд идя ко дну, жестянка могла видеть весёлое перемигивание космических карликов, наблюдавших за тем, как сыто рыгнул кювет, смыкая водяные губы над её плоским телом, из которого давным-давно выпотрошили нежный паштет сердца пластиковой вилкой. И успела пожалеть, что она так мало отражала света — всего ничего, только чтобы рассмотреть, как темна обочина.