ГЛАВА 3. Пятна на асфальте.

«Я не могу больше с этой женщиной общаться. Нет. Меня уважать перестанут. Скажут, как я общаюсь… с такой вот... жуть».
Марина сидела перед экраном компьютера. «Одноклассники» захватывали ее, затягивали, забирая время на переписку. Раньше все это было весело, она хохотала, отвечая на шутливые послания, теперь этот сайт стал еще и лекарством от воспоминаний.
Звездочки сообщений мигали в окошке компа, требуя ответов. Парни, форумы сообществ, подруги. Больше парни. Она привыкла общаться с противоположным полом. Кокетство – стало нормой поведения. Она не знала, как по-другому.
Делать было нечего. Отец не собирался никуда уезжать в ближайшее время. Новые знакомства маячили только с профиля сайта. Старые друзья брата еще иногда звонили, но скорее это были звонки с того света, чем с этого. Или на тот свет.
«Наверное, я стала для них тоже покойником. Брат умер. Так глупо погибнуть! Он не подумал, как я буду тут без него. Куда и как…»
Отец не много уделял ей времени. Официальная семья, новые и старые любовницы… Они иногда приезжали в Москву и останавливались у нее дома.
А что я могу им сказать, а что я могу ему сказать?
Не надо мне этой грязи?
Как я могу это сказать, если я сама незаконная дочка. Если бы не эта грязь, сидела бы в своих Чебоксарах и любовалась бы ковриком на стенке, которому сто лет! И братик бы колымил бы на машине…
Колымил бы. Разве он умел водить? Профессионалом он ведь не был.
Как их тогда понесло! Как они были рады, что оказались в Москве. На коне, вернее на конях, всё можно, все есть, делай что хочешь…
Почти что хочешь…
Брат. Андрей Кожевников. Да фамилия у них была материна. И росли они в Чебоксарах.
Как же так получилось, что все, что она могла – это… Что?
Нет, это неправда, она не одна.
Завтра за ней заедет Дмитрий. Или она за ним. Он тонкий, умный, настоящий. А сколько у нее поклонников в «одноклассниках»! Да она хоть сейчас могла свистнуть, и куча народа готова была подставить ей…Или подставить её…
Подставить ей… Почему такая горькая неудовлетворенность?
Она закрыла глаза и снова увидела скользкую дорогу и разбитый череп брата. Брат, неугомонный, безудержный, надежный, настоящий мужик, большой и сильный, красивый и …такой настоящий…И вот это месиво на мокрой дороге…Это месиво не может быть её братом, не может быть настоящим. Это всё кино…
Это он, он, собрал всех. Вокруг него всегда был смех, веселье, позитив! Он всегда мог вернуть настроение, вернуть улыбку, надежду…Сам он улыбался открыто, красиво, девки сходили с ума…
Ну, надежда, допустим, ее и не покидала.
Но сейчас она осталась одна. Совсем одна.
Мать жила в Москве. После смерти сына она переехала в их общую с братом квартиру.
Ночные гонщики. Найтрэйсинг.
Андрей Кожевников – стритрейсер.
Он создал этот клуб, он собрал ребят, он… он... он…Он делал репортажи, фильмы, он организовывал мероприятия, он создавал моду, все кругом бурлило, он был идеологом, и стал бы вождем…Вождем золотых безумцев, которым плевать на правила…
«Сузуки – Лиана» врезалась, по-простому, в «МАЗ». В грузовик. В обычный простой... обычный, простой, как дважды два, как... бомж…
Бомж….
Марина взглянула на экран. С фотки смотрела обычная бомжиха, непонятно, как и зачем попавшая в инет, на прилизанно - гламурный сайт«Одноклассников». Именно так, казалось, – да ,да… именно так представляла она себе на улице бомжескую пьянь.
Что скажут друзья. Что они подумают. Для Марины уважение «своих» было сверхзадачей. Всем можно было рискнуть только ради этой цели, но не мимо нее.
Ради крутизны, ради уважения… быть в центре, или хотя бы в круге…
Брат как раз оказался на встречной.
Лишь со скоростью ветра навстречу горизонту, как бы горизонт не оказался стеной, приближающейся со скоростью света…
Врагов у него не было…
Андрей…Красивое лицо, полоски на висках. Выбритые дорожки. Как у тигра. Большой нос, широкое лицо, красивые зубы, открытая улыбка. Вьющиеся жесткие волосы. Большие уши, растопыренные в разные стороны. Подбородок, с ямочкой и такой…выдающийся вперед…Настоящий, мужской…Мягкие губы…О них мечтали сотни девок…
Он и ей сделал права. Нет, не он. Друг его. Да, точно. Тогда, на днюхе, ей было 19. Она сказала, хочу права. Сашка встал, а через час она держала в руках новенькую корочку, свежепахнувшую краской. Кожевникова Марина. Водитель класса …
Сколько они с братом гоняли по ночной Москве. И ничего….
Не дрейф, сеструха! Он был старше на 3 года. Но всегда был покровителем. Учителем. Вдохновителем.
Прав тот, кто имеет право! А эти муравьи ползают лишь потому, что у них ничего нет. И это не зря! Провидение, оно не просто так нам с тобой выдало по разнарядке и машину класса люкс, и деньги и право! И мы еще будем впереди всех…
Где впереди? На кладбище?
Бутылка красного стояла открытой. Пробка покачивалась на клавиатуре при ударах пальцами. Красное стекло бокала поглощало цвет итальянского вина. Полусладкого.
Андрюшка всегда смеялся… ты еще сахарку положи. Деревня. Кто пьет полусладкое? Надо пить сухое.
Три месяца прошло. Иногда она забывала, что его больше нет. Думала, что вот куда-то... а куда... куда она могла поехать одна? Куда?
Она боялась даже спуститься в гробницу этих чертовых египетских фараонов! Спуститься в метро!
Автобусы! Кто сейчас ездил на автобусах? Пенсионеры. Одни пенсионеры.
- Мы едем так, как хотим! Потому что мы на коне! - опять в мозгу звучал голос брата.
- Мы правы всегда, нам должны уступать дорогу, я – главный! Остальные завистники!
-Мы едем, так как хотим. А если у них ничего нет и они неудачники, пусть не вылезают из метро! Не лезут под колеса…
- Мы едем… мы правы, нам должны уступать… завидуют, пусть завидуют молча…
Голос, как кошмар, барабанил по перепонкам, исходя откуда-то из внутренних отделов мозга, заполняя клеточки живота, желудка и селезенки…Мягкий, с хрипотцой голос «святого»…Почему друзья прозвали его «святым»? Почему?
Стадо юных сракеров без головы…
Марина нагнулась и заткнула уши. Это был уже другой голос. Она не хотела его слышать. Нет, не так. Просто они всегда были веселы! Они умели наслаждаться жизнью, а мелким, никчемным, неудачникам это не понять. Как надо жить и радоваться жизни.
Радоваться жизни.
Жить…Жить, или умирать?
Ночные гонщики.
Специальные молодые люди, что пуляют по ночным улицам.
Она улыбнулась. Кто и когда их так назвал?
Сколько они людей передавили. Сколько сбили они разметчиков дорог. Встреча на «баррикадной» и вперед. С часа ночи город наш.
Город наш. Права. Без правил.
Иметь права и не иметь правил.
Это мечта для любого. От этой идеи, от этой мысли сносило голову, сносило мозги, сносило чувства и...
Иметь право жить без правил!
Быть выше правил, быть вне правил, самому диктовать правила. Что бы ты ни сделал, тебе за это ничего не будет!
Вот к чему стремились все! Но только они, круг избранных, имели это, претендовали на это, и могли так жить.
Адреналин. Героин.
Всё это не шло ни в какое сравнение с опьянением вседозволенностью! Безнаказанностью. Свободой!
Вылез из метро – давить его! Неудачник. Кто вспомнит о нем, он ничего не значит. Ничего не понимает. Его место подворотня…
Разбитый череп брата. Шансов у него не было. Ничего не могло его спасти. Мозги были разбросаны везде… по всем останкам машины… по всему салону…по асфальту…
Мозги были разбросаны… как в насмешку... думай теперь… Думай... размазал мозг, теперь думай им, как бутербродом…Или логика в другом? Не пользовался, так и не надо…Не нужны мозги, так живи так…а так – не получилось… Лишь пятна на асфальте.
Брат, хохотун, весельчак, позитив, само веселье... он ничего не боялся…
Шрам на руке напомнил о себе тянущей болью. Стекло вонзилось ей в руку. Андрею было 18. Это была его первая машина. Девушка дотронулась до локтя. Шрам красной, уродливой полосой коробил кожу, стягивая нервы.
Радоваться жизни.
Никто не должен мешать радоваться жизни. Радоваться,как Андрей, наслаждаясь каждым мигом.
Марина снова наклонила бутылку. Красное стекло поглотило тайну уровня жидкости.
Может и хорошо, что сразу погиб. Трудно было представить его в инвалидном кресле. Рядом с метро. Торгующим носочками.
Откуда эта картинка? Да он скорее бы умер, чем пошел торговать носочками к метро.
Гордость, гордыня, радость, потребление.
Так что делать с этой бомжихой? Зачем она вообще стала с ней разговаривать? С фотографии сайта смотрела красными глазами измученная старая женщина. Глаза воспаленный, щеки опухшие. Вокруг головы несколько раз обмотан грязный шарфик.
Нет, надо ставить её в игнор. Меня никто не поймет. А что я вне круга «своих»? С кем я останусь? Меня поднимут на смех.
Ах. Да, она стала говорить с Вием. Думала повеселиться. Прикольный был парень... парень... А это бомжиха… Нелепо. Смена фотографий и пола. Ошибка, прокол.
Не дай бог, кто узнает, что она разговаривала, с таким монстром.
А где домработник?
Пришлось взять домработника. Женщина боялась Тимку.
Зачем она взяла этого дога? Бордосский дог. Тогда это казалось весело. Он все сносил. Дверь, забор, калитку. Машину. Даже машину помял. Когда видел, что въезжаю во двор. Огромный. Зависает, как кот, где заснул. Как статуя.
Надо как-то дальше жить. Надо выстроит приоритеты. Выстроить. Сделать план. Что главное?
Выйти замуж?
Красное стекло бокала бликовало, играло яркими отсветами на клавишах и кольцах. Вино растворяло мысли, растворяло реальность, растворяло экран, растворяло заботу и страх, тревогу.
Откуда тревога? Она – сестра своего брата, веселее их не бывает. Не было.
Может уйти с работы?
Зачем ходить каждый день, если отец и так давал денег?
А как же круг?
Все помешались. Нельзя было выпадать из круга.
Круг стал замкнут. Деньги были и так. Были возможности. Ездить. Смотреть. Зачем ходить куда и что то делать?
Все сбесились с этой... с дочкой Брежнева. Это все после нее... Незримо, негласно, все боялисиь, что дети станут простыми алкашами… Простыми бездельниками.…
Страх, страх, что все рухнет, что выпадешь, потеряешься, выйдешь из обоймы и уже будешь выходцем, нет, не так, будешь внешним, тем, для кого создают эти правила и законы.
И уже не погонять по ночным улицам, сбивая рабочих…
Погоняло, гонщик, охотник, дичь.
Да нет, Андрей не охотился, просто гонял. Кого? Себя? Их? Машину? Кто дичь, где добыча? Кто жертва?
Она прикрыла глаза.
Сыну Газаева повезло. Он всего лишь стрелял по тарелочкам. Не носился на машине. А чем он лучше? Он остался жив, и ничего ему не будет. А ведь это та же игра. Во вседозволенность. Только играл трус. Даже с папочкой в милицию поперся. И дело закрыли. Подумаешь. И звонка было бы довольно. Как струсил. Ну, пристрелили они молдаванина. Да их столько мрёт у нас на стройках, они без регистрации, без паспортов. Кому есть до них дело? Как собаку переехал, пристрелил.
А брат... Брат погиб…
Черт, хватит. Надо было поехать в дом отдыха. Там бассейн. Но пить до бесчувствия мартини с шампанским, потом падать в бассейн, чуть придя в себя, снова пить… нет... она больше не могла….
В прошлый раз простудилась…В воду плюхнулась прямо в джинсах. Вода холодная…
Тимка скучал… Бордосский дог. Зачем она его завела? Или это была идея брата?
Ну да, все самое лучшее, самое большое, самое быстрое, самое дорогое.
Андрей «святой». «Святой».
Марина пожала плечами.
Значит что. Первое – выйти замуж.
Нет, замуж она успеет. Успеет.
Время бежит быстро. Она сама не заметила, как стала кокетничать со всеми кругом. С этим надо что-то делать. Так бывает. Когда брат есть старший. И он реально брат, а не «ботан» - сестра начинает кокетничать со всеми подряд… Гормоны играют и требуют выхода…
«Одноклассники» мелькали сообщениями. Только на этом профиле у нее было тьма поклонников. Лучший фотограф «максима» делал ей фотографии для сайта. В студии. С фотошопом.
Да. Она молода, красива, но что с того? Всё должно быть гипер-супер, продуктом от лучших профессионалов. Специалистов. Высшего класса.
Я самая красивая, с самыми художественными фотками, с самым богатым отцом.
Плюс на плюс не может дать минус.
А вот Андрей погиб.
В чем логика? Где законы математики? Где справедливость? Где последовательность жизни?
Андрей был лучшим, у него была лучшая машина, он был самым веселым, красивым, смешливым и… его все любили.. и она любила… и оказалось, не знает, просто не знает, что без него делать. Привыкла быть хвостиком.
Столько плюсов…Одни плюсы. И жирная черта прочерка. Росчерка…Как общая черта итога. Плюс это, плюс то, плюс еще это, итого – долг оказался огромным. И Андрей заплатил по счету. Жизнь за эйфорию, за безмозглость, за радость жизни, за позитивчик. Как будто тот, кто все дал, подытожил и взвесил, - а вот, а за это чем готов заплатить? Ах вы, хотите и дальше радоваться… ну тогда – пятна на асфальте…
Как она не пыталась доказать, что сама может все сделать, но что она может сама сделать?
Это их пиар агентство.
Рекламировать коньяк для дам, и подростков. Тьфу. Чайники для чайников.
Хотелось уехать. Хотелось побыть одной.
Хотелось, чтобы вокруг не смолкал смех. Не смолкали разговоры.
Как это совместить?
Она сидела одна, перед экраном постоянно стуча по клаве, отвечая, развлекаясь, болтая…
Дом. Вот что! Надо доделать дом. Двор не ухожен. Ворота сделала, а вот цветник. Она вспомнила жалкие ромашки и ноготки, что торчали в траве за убогой оградкой из булыжников. Плиты были свалены кое-как, заднее крыльцо вообще не было оборудовано ступеньками.
Отец кинул ей этот дом - делайте.
Кинул дом. Кинул квартиру, кинул... Родственник. Своих не бросают. Они будущее. Клан – это и есть единая Россия, КПСС, справедливая Россия, что там еще? Партия, будущее, тыл, стабильность. Всё в клане, в клановости, в связях, в родстве.
Будущее. Собрания ложи надоедали хуже пареной репки. Болтовня. Болтовня. Решения. Какие могут быть решения, если она ни в чем не участвовала. Слава богу, хоть взносы платить ей не надо было.
Власть, - ерунда. Уехать в путешествие? А как же работа…
Радоваться жизни. Это всё, что она хотела.
Что скажут друзья. А куда она вернётся? Она останется одна.
Одна - нет… только не сейчас. Кто она без своего круга, без друзей, без клана. Друзья… и друзья брата.
Она подняла голову. Посмотрела на комнату. Чайная получилась ничего. Темное дерево, обшивка стен, красные кожаные диваны, угол, кресла, кожаный столик. Все, в целом, ничего.
Не шик. Пол пришлось делать из ширпотреба. Но коттедж строила не она. Ничего другого тут, по-быстрому, уже не сделаешь.
А так хотелось собрать друзей. Не быть одной. Побыть одной.
Черт!
Дядьки, тетьки, все кругом братья и сестры. Что круто, что нет.
Кто это придумывал?
Ведь кто-то придумывал что модно, а что круто?
Брат, он мог! Он сразу стал заводилой, и никто не мог диктовать ему моду! Он был первый! Он собрал клуб. Свои, и только лучшие, на лучших машинах.
Богат, смел, красив, крут, бесстрашен!
Девушка наклонила голову. Светлые волосы упали ей на щеки. Вино разливалось цветом по коже, розовея на кончике носа. Она подняла ладони и заткнула уши.
Дурак.
Глупо, бессмысленно, дико – звучало само по себе в ушах.
Бессмысленно.
Так тупо погибнуть, мозги, которыми не пользовались, - как масло, пятнами на асфальте…
И ничто не спасет.
Счастье? А что счастье? Новая машина давала радость на месяц. Новые серьги – на неделю. Новый поклонник на три дня.
Потом все начинало надоедать, поклонник больше всех.
А чему они поклонялись? Ей? Или папке? Золотому тельцу, близости к верхушке пирамиды? Чему? Власти, деньгам, чему? Возможности карабкаться быстрее?
Явно не ей.
Секс. Да это хороший предлог завести знакомство. Хорошее знакомство.
Иллюзия. Секс – это секс. Подставить своё тело под чужое, с сомнительной возможностью получить удовольствие.
Какое там знакомство. Почему-то сексом все и заканчивалось. И заканчивалось с сексом.
А где они знакомства? Интересные люди, богатые, независимые поклонники, с которыми бы она чувствовала себя настоящей леди? Настоящей женщиной, а не шлюхой, чуть подороже тех, что стоят на шоссе…
И где это удовольствие? И сколько его надо ждать? Истрепать тело, буду как эта старуха, никакая пластика не спасёт.
Один тут написал - дом и машину за тебя.
Брат…Вот с ним бы она была сейчас не в канаве.
Нет, так нельзя, если в канаве она, то где тогда те, что на другом конце мира?
А ей какое дело? Главное, как будет жить дальше она.
А где это домработник? Куда все делись сегодня?
Надо поехать, поужинать.
Надо купить шкуру в чайную. Вместо ковра. Бордовая обивка диванов и кресел. Шкура будет черно-белая. Пятнистая. Так сделал бы Андрюшка.
Так, хватит.
Зачем только ездила в Грецию. Санторин. И что? Ну, похвасталась, что была там. Делов - то. Истрепала себе нервы. Все впечатления - как ругалась в гостинице за халат и тапочки.
И опять ничего, никаких встреч, никаких новых лиц, никакого будущего.
И куда делась собака?
Дом.. дом.. дом.. Щербинка… Совсем рядом с кольцевой. Пять минут, и ты в Москве. Почти в центре. Удобно. Только нет стрима, надо что-то делать с инетом.
Так план. Какой будет план. Дом, достроить дом, доремонтировать. Выйти замуж. Не знаю. За кого?
Бутылка заканчивалась. Надо было вставать и идти на кухню. Свет фонаря попадал в окно и смешивался со светом люстры. Разноцветные блики бегали по комнате.
Надо еще мебель. Что-то старинное, чтоб все увидели и обалдели.
Пальцы ловко стучали по клавиатуре. Записки легко и бездумно разлетались по сайту.
Толк, какой толк писать, если все не имеет никакого толка.
А в чем он, толк?
В новой работе?
А если тихая жизнь, ребенок, обычный муж, провинция.
Нет, это не для нее. Карьеру, чтобы все поняли, что она умница, красавица, что она стоит много сама по себе.
А сколько она стоит? Сколько ей вообще надо?
Зачем она вообще ходит на работу.
Она привыкла много тратить. Деньги это свобода.
Ах да. Чтоб отец был доволен, чтобы не остаться вне круга друзей. Чтобы никто не сказал – с такими возможностями ничего не делать! Да она просто медуза! Вот я бы на её месте… Я бы уже…
А что уже…Кругом все только занимают место, согретое теплым задом своих родителей…
Первое правило – не платить. Денег много не бывает. Это самое главное!
Я богат – потому что никогда не плачу.
Марина вспомнила выражение лица отца, когда он это говорил.
Ну да. Правильно, – она, дочка Виллера, она это носит, ездит, имеет, - значит это реклама, значит – платить не надо, ей должны платить…
Денег много не бывает…
А чего бывает интересно много?
Любви? Будет и любовь.
Брата? Брата больше нет совсем.
Звонок, резко прозвучавший под черепной коробкой, оказался звоноком в ворота.
Странно. Звонят.
А где домработник?
Марина с трудом поднялась. Ноги заплетались. Она нажала кнопку связи.
- Открой.
Отец приехал. Опять привез, небось, свою кралю. Еще одну шлюху, что будет ему рожать. Клан должен быть большой. Власть не должна уйти из клана. Детей должно быть много. Женщин…
Как они все это тянут?
И женщины и дети… Это даже не гаремы.. Это деревни, поселки любовниц…
Кто получше детишек народит…
Большое зеркало в прихожей вдруг напомнило ей, что она непричесанна. Надо бы забрать волосы в хвостик. Отец не любит, когда она такая лохматая.
Надо быть гиперскромной.
Но куда все подевались?
Тимка. Где эта собака? Дрыхнет где-то в углу!
- Тимка!!!!- крик, как последняя попытка привлечь к себе внимание понесся вверх по лестнице, на второй этаж.
Гулкое эхо разнеслось по дому. Открашенный и заново отделанный дом звучал как музыкальный инструмент.
Тьма выглянула в дверь освещенного коридора. Виллер вошел и посмотрел на дочь.
- Ты тут что делаешь?
- Хм, что я могу делать дома?
Отец странно изучающее разглядывал её. Как будто проверяя, она ли это.
- А где твой пес?
- Не знаю. Может, побежал за котом во двор? А почему ты спрашиваешь?
- Выйди во двор и найди его.
- Да ладно, пап, сам придет, когда захочет.
Ноги подкашивались. Глаза слипались, бутылка вина давал о себе знать.
- А где твоя машина?
- Где может быть моя машина? В гараже. В доме.
- Пойдем, проверим.
- Да что такое–то? Ты, может еще и ремонт будешь ревизировать? Сам все оплачивал, сам и принимать будешь?
Виллер молча шел по коридору к выходу в гараж.
- Пап, я хочу спать, ты привез что ль кого? Так устраивайтесь сами, я пойду спать.
Марина с тоской оглянулась на свою новую чайнную комнату.
- Где твоя машина?
- В гараже.
Виллер больно сжал руку девушки. Белые высвеченные волосы упали и рассыпались по плечам. Наспех собранный хвостик не выдержал рывков родича. Он крутанул ее, развернув лицом к двери гаража. Тонкая рука потянулась к медальону. Детская привычка теребить что-то от боли и волнения.
- Да опусти ты руки. Смотри!
Отец ногой распахнул дверь. Гараж был пуст.
Картинка не сразу дошла до сознания блондинки. Она сильнее стала тереть медальон. Золото было тусклое, и платиновый крест показался наклеенным детским тату на кожу китаянки.
- Ну что. Ну, наверное, домработник взял. В магазин.
- В магазин?!
- Да.
Минуту отец и дочь молча смотрели друг на друга. Марина улыбалась, губы пытались изобразить добродушную улыбку.
- А собака где?
- Ну не знаю я. Спит где-то! – нотки раздражения в голосе резанули ухо Виллеру. Глаза его вздрогнули вместе с ресницами.
- Дура.
Виллер был мягким человеком. Это слово прозвучало у него по-женски, не грубо. Он прошлепал резкие звуки, сглаживая их смысл и не производя впечатления ругани.
Марина шла от гаража, не оглядываясь.
-В твоей машине труп.
Вслед прозвучали слова... Которые все-таки заставили дочь остановиться.
Труп, труп, труп, - стучало в пьяном мозгу. Это слово было так пугающе. Размазанные по машине мозги, труп... труп...
Пятна на асфальте. Мозги на асфальте. Андрей уже мёртв.
- Чей? Тогда труп? – этот вопрос сам вырвался наружу.
Отец молчал.
- Чей? - эхом первому вопросу содрогнулся воздух голосом девушки.
- Твой.
Глаза остановились. Голубые глаза, обычно такие кокетливые, искрящиеся весельем и уверенностью в себе. Привычные к мужскому вниманию. Привычно приписывающие это внимание себе самой. Королева мужских компаний. Сестра брата, сестра Андрея... сестра лучшего… сестра «Святого», заводилы - царица…
- И собака…
- Тимка погиб?
- Нет, Тимка как раз в машине сидит.
- Один?
- С трупом.
- С чьим?
- С твоим.
Чувствовалось, что вопросы надо прекратить. Это добром не кончится, - подумала Марина. Как пьяный не видит пьяного, так глупый не видит трезвого. Нет, не так. Но не важно. Что-то тут было не так. А как надо – понять было трудно. Главное, надо было вывернуть на радиальную. А всё шло по кольцевой.
- А машина чья?
- Твоя.
Не получалось. Опять мкад.
- А где она?
- В машине.
Разговор явно не клеился. При этом оба это понимали.
- Где моя машина?
- Как она попала к ложе? Если ты тут спокойно сидишь, напиваешься!
- Где?
- Машина у ложи.
- А кто труп?
- Ты.
Молчание повисло, как симптом портала в другой мир, или, как минимум, в другой дом. Желтый.
- Я - труп? - наконец выдавила из себя Марина и посмотрела почему-то в гараж, где не было ничего.
- Ну, твой. Я не знаю, все решили что твой.
- А почему ты здесь?
- Проверить. Твой телефон молчал.
- То есть?
Серьезность в глазах, мелькнувшая на миг, снова засоловела туманом красного итальянского.
- Я сразу понял, что это не ты. Но решил никому не говорить.
- Почему?
- Потому что надо выяснить, почему тебя убили.
- Убили?
- Да.
- Так я не разбилась?
Другой смерти девушка и не представляла.
- А собака?
- Собака жива.
- Где он?
- Да вот твоя собака.
Отец и дочь оглянулись на звук голоса.
Шагов не было слышно. В электрическом просвете входной двери стоял Дмитрий.
Митя. Шеф. Любимый, пиарщик. Дмитрий Лузанов. Сын экономиста и физика. Раздумывающий о смыслах жизни. Полная противоположность брату.
- Хочу предложить вам упрощенную формулировку обобщенной теоремы Купманса для многоконфигурационных волновых функций.
Лысая голова его была обмотана шарфом. В руках он держал поводок и Тимку. Тонкие губы улыбались.
- Привет, дорогая, как ты тут? – он прошел мимо молчаливых двоих по коридору. - У вас тут, я вижу, проблемы. Двери нараспашку.
- Ты как…
- Ты забыла, я отвечаю на вопросы, заданные шепотом.
Марина прошлепала мягкими, розовыми тапочками за уверенным, спокойным Митей.
Почему он всегда так уверен в себе? Это притягивало, подкупало, заставляло подражать.
Дмитрий спустил кобеля с поводка. Тот спокойно ринулся к хозяйке.
- Да ты, я смотрю, в «Одноклассниках» все болотишься.
Парень плюхнулся в кожаное кресло рядом со светящимся экраном.
- А это что за раритетная бабка? – он ткнул тонким чувственным пальцем в фотографию с обмотанной головой бомжихи.
- Да это та, что всех тут учит.
Марина смутилась. Как она могла забыть выключить всё.
- Да не знаю, мне на неё плевать… Ну так, постебусь и забыла… Это она тут сидит, что-то всем доказывает…
- А собака в это время бегает по улицам большого города…
- А где всё-таки мой домработник?
- Нет, она жива, - раздался из коридора голос отца. – Да пусть там выясняют, кто это.
- Представляешь, меня убили!- решила соответствовать Дмитрию девушка.
Хотя мысли путались, реальность мешалась с виртом.
- Пойдем, найдем твоего домработника.
- Да он вечно где-то прячется. Чего его искать.
- Домработники, дорогая моя, не для того чтобы играть в прятки, а для того, чтобы быть при доме, как домовые.
- Так домовые как раз прячутся и воруют хозяйские носки, - радостно рассмеялась девушка, почувствовав, что среда, знакомая и понятная ей, вернулась. – Я читала об этом в детстве.
- Ты давно сидишь и пьешь?
- Почему ты спрашиваешь? Тебе хочется знать, сколько времени ты упустил? – знакомая игра продолжалась.
Митя открыл дверь кухни. Он толкнул её ногой, небрежно, не приложив много усилий. Как бы смахивая муху, что сидела на строчке, которую он как раз собирался прочитать в следующую минуту.
- Сегодня что, - день открытых дверей? Второй мужчина за вечер распахивает передо мной двери собственного дома.
- Смотри!
- Хм, и это я уже сегодня слышала, - захихикала девушка, шагнув внутрь пластикового красного пространства.
На шахматном, бело–черном полу сидел парень. Синий комбинезон на нем немного помялся, сморщился, и выглядел мокрым.
- Шурик, к нам гости, - вот ты где.
Красный стол на серебристых ножках, красные шкафы, красная раковина, - всё это уютно гармонировало с темной, красной, бордовой, в цвет кожаных диванов в новой чайной, лужей на полу. Происхождение ее вызывало сомнение только у того, кто только что пил итальянское, красное вино из пурпурных бокалов старинного стекла.
- Труп.
- Да он просто пьян, собака. Вот кто моё вино пьет!
- А может ты его спьяну? И не помнишь…
- Что тут у вас?
В дверях появился Виллер.
- Труп, - в который раз за сегодняшний вечер звуковые вибрации сложились в это короткое слово.