Воистину славна квартира №49!

В каждом городе мира есть такое славное место, о котором знают все местные, на которое с любопытством глядят все приезжие. В Риме – это Колизей. В Москве – это Кремль. В Лондоне – это Тауэр. На острове Крит – это остатки лабиринта. В Мценске – это квартира №49 в доме №34 по улице Героев-революционеров!

Никто из местных обитателей не помнил уже, как ковалась слава этой квартиры. Если бы не обидное прозвище мышастых домиков, составлявших эту живописную улочку, – «хрущобы», можно было бы подумать, что когда-то в этой квартире собирались герои-революционеры, а ещё раньше по мелочному делу забегал какой-нибудь будущий декабрист, а при Иване четвёртом Грозном этот дом один из всего Мценска не входил в опричь, а построен он был ещё при Владимире Мономахе…

Но нет. Дом был построен в середине 60-х, и квартира снискала свою славу за короткий, строго говоря, срок, что нисколько не умаляет, а даже подчёркивает заслуги её жильцов. Ну, хватит недомолвок! В Колизее проходили древние Олимпиады. В Кремле сидели русские цари. В Тауэре сидели английские зэки. В лабиринте проживал негостеприимный Минотавр, в доме по улице Героев-революционеров №34, в квартире №49 варили самогон.

Какой это был самогон!!! Узнай об этом напитке боги Олимпа, они бы побросали бочки с нектаром на произвол судьбы, собрали бы чемоданы и переехали бы в Мценск.
Что было причиной несказанного качества самогона изготовлявшегося именно в этой квартире? Неизвестно. И теперь уж эту загадку не разгадать. Может быть, в этой точке планеты пересекались какие-нибудь космические лучи. Может, в этой квартире фокусировалось электромагнитное излучение матушки-Земли. Может, сам чёрт помогал жильцам в самогоноварении. Короче, тайна. Одно только можно сказать с уверенностью. Кто бы и когда бы ни вселялся в эту квартиру, он немедленно начинал изучать сложное искусство самогоноварения. Заселившийся в 60-х в новый дом интеллигент-самоучка, построил соответствующий аппарат ещё до того, как перевёз свои пожитки с прежнего места жительства. Тёща этого первого жильца, её сестра, въехавшее после них семейство промасленных рабочих, дед Сидор, многодетная мать, наборщик в типографии, сантехник, студент-химик, почтовый курьер, безработная женщина за 40, продавщица разбавленного водой кваса, вор-рецидивист – все они в разное время занимали достопамятную жилплощадь, и каждый из них, едва въехав, начинал изготавливать огненный напиток. Здесь, ради справедливости, надо отметить, что всех превзошёл доцент-ботаник, который в трудные девяностые перегнал свою коллекцию кактусов вместе с картонными горшочками.

Тамара Степановна Потафеева, достойная наследница богатых традиций незаконного изготовления спиртных напитков, дописала к истории квартиры №49 ещё одну светлую страницу. Вместе со своим сожителем, о котором ещё будет речь, эта женщина построила свой бизнес по всем правилам коммерческого искусства. Она проводила рекламные акции, зорко следила за конкурентами, заручалась поддержкой всевозможных организаций, начиная от Санэпидем надзора и кончая милицией. При этом корпорация была хорошо законспирирована. Именно эта конспирация была единственным препятствием, которое не позволяло Тамаре Степановне издавать собственный журнал о ноу-хау в области самогоноварения с прилагаемым рекламным буклетиком.

Как и всякое хорошее производство, производство Тамары Степановны было поставлено на широкую ногу. Когда аппарат работал на полную мощь, запах сивушных масел стоял такой, что пара приятелей наркоманов, живших этажом выше, сильно экономили на конопле. Естественно, что массовость производства, а так же вереница весьма сомнительных граждан, похожих на арабов, идущих неровным строем на праздник в Мекку, вызывали у соседей не то что бы негодование, а, вернее сказать, болезненный интерес. Для того, чтобы хоть немного приоткрыть завесу тайны, за которой пряталась Тамара Степановна, её сожитель и самогонный аппарат, жильцы вызывали милицию. Приходил участковый – очень тихий и спокойный человек в стоптанных кедах, похожих на туфли и криво застёгнутой рубашке. На лице его помещались большие щенячьи глаза, приятной формы нос и виноватая улыбка. Стыдливо оглядываясь, участковый заходил в квартиру Тамары Степановны и говорил, устремив щенячий взгляд в пол:

- Гражданка Потафеева, соседи снова жалуются на Вас. Нельзя же так, Тамара Степановна. Аккуратнее надо, ведь подсудное дело. Мне что? Мне ничего. Вас жалко…

Всё это говорилось с каким-то надрывом, с любовью, которую можно слышать только в голосе внука, говорящего с любимой бабушкой. Действительно, 67-летняя Потафеева годилась участковому в бабушки. Но кроме тёплой стороны отношений была другая материально-холодная: участковый выпивал маленькую стопочку огненного продукта, брал дань, несколько большую, чем с другого местного самогонщика деда Макеича, и, виновато улыбаясь, уходил, чтобы и далее служить России.

Теперь относительно сожителя. 39-летний Владимир Владимирович Комарин дал однажды сам себе замечательную характеристику: «Я как вечный жид или Ленин, только они вечно живые, а я вечно безработный». Трудно не отметить насколько это были верные слова! Комарин работал за свою жизнь только два года с двадцати до 22 лет. За это время он показал себя хорошим работником, активным общественником и прекрасным семьянином (он женился на Анне Ивановне Потафеевой, дочери Тамары Степановны). Но через два года этой социально правильной жизни Владимир Владимирович вдруг понял, что его талант жить по совести в стране разваливающегося социализма не нужен решительно никому. Повинуясь какому-то стадному инстинкту, всепоглощающему, всеразрушающему, он стал рассуждать на лавочках о внешней политике Горбачёва, критиковать комсомол и пионерию, пристраиваться в хвост очереди за водкой. Он научился уничтожать белую в компании плохо выбритых уже не товарищей, ещё не граждан и точно не господ, заедая просроченным плавленым сыром, разложенным на газетках с мутными фотографиями Гайдара. Потом в его жизни произошёл ряд необратимых изменений: завод, на котором он работал, закрылся, горькие пьяницы стали принимать его за своего, и жена бросила Владимира, собрала вещи и уехала к сестре в Ленинград. Только позже, после продолжительного запоя, Владимир со всей похмельной ясностью осознал, что пути в прежнюю жизнь нет. Тогда он написал жене письмо на четыре листа. Он изложил на бумаге своё стремление изменить свою жизнь ещё раз, просил её вернуться в уездный Мценск, описал похмельные свои размышления – размышления маленького человека, потерянного между строк смутного времени. Запечатал листы в последний непроданный конверт и пошёл на почту (почтовые ящики все как один были сняты охотниками за чёрным металлом). В здании, в единственной комнате, стоял привинченный к полу стол, возле которого не было стульев, отсыревшая деревянная стойка, старинная касса и табуретка. На табуретке восседала женщина – почтовый работник, одетая во всё не по размеру. В её волосах запуталась и умерла муха. На лице почтового работника отчётливо читалось не совсем осмысленное, но в тоже время необычайно сильное мечтание о колбасе. Взглянув на конверт, она тут же вернула его адресанту и нехотя пояснила:

- Адрес неправильно написали.

- Как? – изумился Владимир и ещё раз перечитал – всё верно.

- Ленинграда больше не существует – с невероятной неохотой пояснила женщина.

Владимир пошатнулся. В страшную чехарду в его голове играли четыре нелепые и односложные мысли: «США», «Ракетный кризис», «Разоружение», «Ядерная угроза».

Увидев внезапно увеличившиеся глаза адресанта, женщина продолжила пояснение:

- Ленинград переименовали в Санкт-Петербург.

Володя плюнул, грязно выругался, ушёл и больше на почту не приходил.
Вскоре после этого события перед ним со всей жестокой ясностью встал вопрос о деньгах. Решение пришло неожиданно. Однажды на рынке Владимир встретил свою бывшую тёщу. Та тоже жаловалась на отсутствие денег. Надо отметить, что Владимир со своей тёщей были, вопреки поговорке, в прекрасных отношениях: любили поболтать друг с другом, выпить стопочку чего-нибудь горячительного и т.п. В тот раз за стопкой копеечного портвейна они договорились до следующего: они меняют свои жилплощади на одну однокомнатную квартиру, получают доплату и какое-то время живут на эти деньги безбедно, но зато в коммунальных условиях. Сказано – сделано. К этому времени доцент-ботаник, обитатель квартиры №49, переселился из дома №34 по Героев-Революционеров в другой, жёлтый дом, где он прятался за табуретками и кричал, что сотрудники ГПУ забрали и посадили в тюрьму его лучший кактус. Квартиру №49 продавали расторопные родственники несчастного и… короче говоря, квартира перешла к парочке наших героев. Повинуясь общей закономерности, они немедленно стали варить самогон. Однако первое время они употребляли его без чьей-либо помощи и, соответственно не гнали больше того, что могли бы выпить.
Прошло 2 года. Полученная доплата была съедена нашими сожителями: в форме продуктов и сырья для горячительного мини-производства; коммунальщиками: в форме платежей за соответствующие услуги; инфляцией: чёрт знает в какой форме. Как и в прошлый раз, выход из безденежной ситуации нашёлся неожиданно: сосед Вася однажды постучался в квартиру №49 головой: он подполз к двери на четвереньках, и боялся, что если оторвёт от пола хоть одну руку, то упадёт. Удивлённым жильцам он сбивчиво пояснил, что ему необходимо опохмелиться, что деньги у него есть, но до магазина он не доползёт. Так Тамара Степановна впервые продала самогон.

Дальше – больше. Вася стал постоянным клиентом. Если говорить честно, Вася был глуп, однако у него был коммерческий талант. Своему собрату алкоголику Вася продал по сходной цене казённый фонарный столб, в пункт приёма чёрных металлов сдал три мусорных контейнера, продал бомжам краденую невероятных размеров собачью будку, старушке на рынке продал шнурки своих ботинок, а троечнику-пятикласснику соседского кота, который на следующий же после продажи день вернулся к соседу. Таким образом, у Васи водились деньги, которые он и тратил на продукцию Тамары Степановны. Вскоре, появились и другие клиенты, и производство стало наращивать мощности.

Прежде чем начать основное повествование, необходимо рассказать ещё об одной героине этого правдивого рассказа. Елизавета Алексеевна Мудрова семнадцати лет жила в неблагополучной семье в 39 доме, что располагался прямо напротив 34-го. Однажды, будучи в состоянии алкогольного опьянения, она пришла со своим случайным приятелем в знаменитый 49-й номер за самогоном и там познакомилась с Владимиром. Комарин повздорил с её спутником. Спутник, замысловато икая через правильные промежутки времени, настаивал на том, что ему, как бывшему студенту педагогического ВУЗа должны дать немного самогона в долг. Владимир, упирая как раз на тот факт, что посетитель – бывший студент, в долг не давал. Такие разговоры обыкновенно заканчиваются дракой. Но в этот раз гарантом порядочности неудавшегося педагога выступила Елизавета Алексеевна, предложившая надёжный залог – свой паспорт. Спустя две недели девушка пришла выкупать паспорт за свои кровные: бывший студент оказался человеком непорядочным. Во-первых, он наотрез отказался платить за её паспорт, а, во-вторых, не предложил ей руку и сердце, хотя, любой честный человек на его месте должен был предложить. Владимир же поступил по-джентельменски. Он отдал паспорт просто так, разыскал в тот же день бывшего студента и в воспитательных целях сломал ему два ребра. После этого Елизавета стала частой посетительницей квартиры №49.

Здесь надлежит отметить, что в русском языке есть два основных значения слова «сожительствовать». С Тамарой Степановной Владимир Владимирович сожительствовал в первом смысле этого слова, то есть на добровольно-артельных началах делил с нею жилплощадь. С Елизаветой Алексеевной он сожительствовал во втором смысле, то есть на добровольно-артельных началах делил с нею постель. Не так уж и трудно понять причины возникновения таких отношений между 17-летней девушкой и 39-летним мужчиной.

Дело в том, что, говоря строго, всё мужское население нашей страны влюблено в одну девушку. Женская половина населения любит эту девушку сестринской или даже материнской любовью. Она иногда захаживает в магазины, бывает на работе, хотя нигде не работает, а бывает, попадается и просто на улице. Но одно неизменно, каждый человек старается поймать её, очаровать красавицу и, по возможности, вступить с ней в максимально тёплые отношения. И при таком обилии поклонников она, словно Киприда, невинна. Как её зовут? О! У неё редкое, но очень красивое имя. В этом имени слышится всё богатство, вся мощь русского языка, вся певучесть, душевность украинской песни… Халява!

Так вот, Елизавета Алексеевна, почти задаром, заполучила сильного человека, способного избавить её от нежеланных прежних знакомых. Заполучила человека, у которого всегда было что выпить. Человека, у которого всегда можно было стрельнуть пусть дешевую, но сигаретку или немного денег. Кроме того, он был небрит, черноволос, недурен собой, неопрятен, вечно пьян, в крайней степени безработен и грубоват: такие мужчины всегда привлекали внимание этой девушки. Владимир Владимирович, в свою очередь, думал только об одном. И это «одно» получал при помощи своей подруги раза два в неделю в обмен на всякие разные, как он считал, мелочи.

Вы думаете, что описание противоестественных отношений царивших в знаменитой квартире можно закончить здесь? Ничего похожего. 67-летняя старушка ревновала своего бывшего зятя к его несовершеннолетней подруге, а сама Тамара Степановна была объектом тайной страсти первого и главного её клиента Васи (55-лет), который ревновал её к Владимиру. Вот такой любовный четырёхугольник!

Ну, что же. Квартира описана, действующие лица предъявлены. Пора, наконец, переходить к сути рассказа.

Тёплым летним днём, Тамара Степановна вернулась домой с рынка с полными сумками картошки. Бросив их в коридоре, она подошла к кухонному окну, выглянула и крикнула с высоты четвёртого этажа случайному прохожему: «Молодой человек, не подскажете сколько времени». «Молодой» человек удивился, почесал лысину и, не посмотрев на часы, сказал точное время. Надлежит заметить, что Тамара Степановна вот уже год, с тех пор, как Владимир Владимирович пропил часы, каждый день за редчайшим исключением обращалась к этому прохожему с одним и тем же вопросом, но тот не переставал удивляться.

После Тамара Степановна с любовью поглядела на аппарат, который ласково называла «кормильцем» вышла в коридор и увидела Елизавету Алексеевну, выходящую из единственной комнаты. Тамара Степановна скривила рот, словно баба Яга, услышавшая русский дух.

- Как вошла, шавка! – неласково приветствовала она гостью.

- У тебя не спросилась! – ответила девица.

- Ты как со мной говоришь, немытая? Как у тебя язык во рту не застревает посреди слова?

- Пошла ты! – неожиданно сказала Елизавета Алексеевна.

- Что ты лаешь? – спросила Тамара Степановна. Она была туговата на одно ухо.

Елизавета Алексеевна медленно и громко повторила последнюю фразу.

Когда ушедший за сигаретами Владимир Владимирович вошёл в квартиру, драка уже подходила к концу. Владимир оттащил в сторону от Елизаветы Алексеевны свою бывшую тёщу. Оттаскиваемая совершенно потеряла человеческий облик и совсем бы походила на тигрицу, если бы не кричала: «Удавлю паскуду!», чего эти дикие представители семейства кошачьих, конечно, не делают ни при каких обстоятельствах. Пока Владимир удерживал одну свою сожительницу, другая, рыдая, вскочила на ноги и убежала прочь из негостеприимной квартиры. Вслед ей неслись хриплые вопли: «Стой! Я ещё тебе не всё сказала! Шавка!». Владимир бросился в погоню за бежавшей Елизаветой, но вскоре вернулся ни с чем.

К этому времени Тамара Степановна весьма довольная собой сидела на кухне и без помощи зеркала пудрила носик.

- Ну и какого? Ты, старая супница, – начал Владимир.

- На себя взгляни, кобелина. На что ты их только сманиваешь? – не задумываясь, ответила Тамара Степановна.

- Не суй свой нос! Не твоё дело!

- Не моё? Вместе приобретали квартиру, так что я такая ж хозяйка, что и ты. И мне не всё равно кого ты водишь!

- Вместе?! – возмутился Владимир – а ты, часом, не забыла, свою хибару на болоте, где лягушки каждый вечер круглый год закатывали концерты!

Владимир задел бывшую тёщу за живое. Она всю жизнь прожила в этом доме и хранила о нём только самые тёплые воспоминания.

- Уж получше твоего клоповника, собака! Клоповника, в котором ты, дурак, год не мог унитаз починить!

- Чья бы корова мычала, неумёха! Ты посмотри в зеркало, как напудрилась, как Майкл Джексон!

- Не могу посмотреть! Кто продал зеркало из коридора! Кто продал будильник! А, алкоголик проклятый!

- Кто меня упрекает в алкоголизме? Не та ли, что в наркологическом диспансере на учёте.

- Не твоё дело! Блохастый!

- Так и девица – не твоё!

- Нет моё! Моё! Дура! Малолетка! А если она на тебя обидится и контору попалит! – взвизгнула Тамара Степановна.

- Да-а! Именно поэтому ты сделала всё, чтобы она не обиделась!

Довод был силён. Бывшей тёще нечего было сказать. Тогда она нашла оригинальный выход: она взяла пивную бутылку полную самогона и с воплем первобытного человека метнула её в бывшего зятя. Метание получилось никуда не годным, хотя бутылка и разбилась о кухонный стол. В одно мгновение стол был умыт снизу до верху крепчайшим самогоном.

- Ты чего? – крикнул Владимир, вращая глазами, - почто продукт гробишь! Лечись электричеством, истеричка!

- Заткнись! Заткнись! Хвост собачий! Замолчи!

Однако Владимир не замолчал, а, наоборот, перенося бутылки с самогоном из кухни в комнату, чтобы бывшая его тёща больше ни одной не разбила, начал выкрикивать обидные слова и фразы. Тамара Степановна отвечала грубо и дерзко, но совершенно нелогично: то называла его хвостом собачьим, а то целой собакой; то требовала тишины, то просила объяснений и т.п.. Соседи негодовали: опять в 49-ой скандал, но слушали с интересом. Спустя пару часов, диалог превратился в монолог, так как у Владимира сел голос. Хриплые его возражения тонули в громогласных выкриках Тамары Степановны, но она продолжала горланить так громко, как могла.

Неизвестно сколько бы ещё продолжался этот необычный скандал, если бы не назойливый звонок в дверь. Едва он отзвенел, между сторонами конфликта возникло молчаливое перемирие. Оба пошли открывать. На пороге стоял Вася, пришедший, чтобы узнать причину такого крика и шума и взять немного самогона в долг. Вася моргнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, но сделать этого не успел.

- Сгинь, Василий, - выпалила Тамара Степановна – не до тебя! – и с силой захлопнула дверь.

Вернее сказать, попыталась захлопнуть, так как Васины пальцы были уже в квартире, и дверь с тяжким гулким звуком прижала их. Когда она снова отворилась, перед нашими героями предстала интереснейшая картина. Вася высоко подскакивал, как Красная Шапочка в мультфильме, зажимал рукой окровавленные пальцы и переливисто пищал в тональности си-бемоль минор, в которой, как известно, хорошо звучат траурные марши. Раненого завели в квартиру, чтобы оказать ему первую помощь. Пальцы были ободраны до крови, ушиблены, но не сломаны – ничего серьёзного. Тамара Степановна пошла в комнату за бинтами. Владимир предложил Васе продезинфицировать пальцы самогоном, но Вася, грязно выражаясь, запротестовал, уверяя, что самогон нужно применять не наружно, а «внутрь» для достижения максимального обезболивающего эффекта. Владимир пошёл в комнату, чтобы взять соответствующую бутылку, а, вернувшись, обнаружил Васю обнюхивающим и лижущим поверхность стола.

- Ты чего? – спросил Владимир, широко раскрыв глаза.

- Ну ладно пальцы самогоном поливать! – вскричал Вася болезненно – но стол! Стол-то зачем!

Пришла Тамара Степановна и замотала руку бинтами, стерильность которых, кстати, вызывала некоторые сомнения. Хозяйка долго ещё искала йод, но его нигде не оказалось. После Васе налили полстакана горячительного. Он выпил залпом, понюхал бинт и попросил ещё. Это повторилось трижды, но четвёртый раз ему не налили.

- А не будет тебе? – спросила Тамара Степановна.

- Нет, не будет – ответил Вася, несколько уже захмелев.

- Вот и я говорю, не будет тебе никакого самогона на халяву.

Вася расстроился и стал рассказывать о своей тяжёлой жизни. Он бегал по кухне из угла в угол и кричал что-то о внуках, которых никогда не видел и которых никогда не было, о сестре «алкоголичке», о квартплате, о президенте, о министрах высказался очень грубо, но не конкретно и пообещал подготовить о правительстве отдельную речь. После он рассказал жуткую историю о том, как ему понадобилась зачем-то справка из нарко-диспансера, там ему выписали направление к психиатру, а он не пошёл.

- Вот скажи! – взвизгивал Вася, бегая по кухне и размахивая окровавленным бинтом как штандартом – Вот скажи! Мне нужно обследоваться у психиатра?!

- Нет, - отвечал Владимир – итак всё понятно.

Но Вася не замечал иронии: он был чужд остроумию в частности и умственной деятельности вообще. Вася продолжал суетливо бегать ещё минут десять, потом сказал, что куда-то спешит (именно так и сказал: «Я куда-то спешу»), вместо того, чтобы попрощаться, назвал сожителей «сучьими родственниками», «буржуями» и почему-то «басурманами» и ушёл.

- А не выпить ли и нам? – спросил Владимир хрипловато, после ухода гостя.

На стол было поставлено несколько бутылок, из-за холодильника Владимир достал ворох газет, в котором прятались три небольшие тараньки, и скандал превратился в праздник. Тамара Степановна пила как никогда много и быстро. Владимир за нею не поспевал, а вскоре и перестал пытаться. Захмелев, бывшая тёща стала ко всему благосклонна, что вызвало у Владимира какое-то неясное предчувствие. Благосклонна она была к квартире, к Васе, к Владимиру, даже к девушке, которую прогнала сегодня, и к сумочке, которую девушка оставила на кухне. В конце концов, Тамара Степановна даже предложила Владимиру жениться на Елизавете.

- Нет, - ответил он, пососав зловонную сигаретку, – у меня и штанов-то приличных нет, а что за свадьба может быть, когда жених в джинсах?

Говорят, что Вольтер на смертном одре публично отрёкся от Бога, Блок перед кончиной требовал сжечь все социалистические книги, что были у него дома, а Белинский произнёс двух часовую речь к русскому народу. Тамара Степановна же только произнесла следующее: «Суки мы. Жизнь наша сучья. Даже штанов у нас нету». Сказавши это, она вдруг подняла голову вверх, широко раскрыла глаза и рот, будто увидела что-то необыкновенно удивительное. Кадык её поднялся вверх и стремительно упал вниз, снова поднялся и снова упал. Руками Тамара Степановна водила над столом, словно бы дирижируя оркестром, но спустя мгновение руки опустились. Бывшая тёща с шумом выдохнула и конвульсивно дёрнулась. После всё было кончено.

Захмелевший Владимир не сразу понял, что произошло, и с любопытством проследил за взглядом Тамары Степановны, но не нашёл на сереньком потолке ничего заслуживающего столь пристального внимания. Тогда он вновь посмотрел на Тамару Степановну и отметил про себя, что она не дышит. Поначалу он отнёсся к этому несерьёзно, он даже подумывал спросить у тёщи, чего это она экономит воздух, не собирается ли пойти служить на подлодку. Ещё спустя какую-то секунду он понял, в чём дело, и мысли его стали отрывистыми и однообразными. «Первая помощь!» - подумал Владимир и тут же осознал, что никакой первой помощи оказывать не умеет. «Пульс!» - возникло в его сознании, но дотронуться до её руки он не смог из-за какого-то неясного страха. «Скорая!» - пришло ему в голову, надо было звонить. «Телефон!»

Владимир машинально бросил окурок на стол, оторвался от табурета, сделал маленький шажок, потерял равновесие и упал, сильно ударившись плечом о холодильник. Поднявшись на четвереньки, он добрался до середины кухни, там попытался встать, но поскользнулся на осколке пивной бутылки и ударился тем же плечом о шкаф, причём дверца приоткрылась, и выпала склянка с йодом. «Йод!» - мысленно сказал Владимир – «Когда нужен, так не найдёшь». Ещё секунду, Володя тупо смотрел на склянку, потом неестественно дёрнулся, вскочил, как ванька-встанька и бегом побежал в комнату к телефону. «03» - лихорадочно соображал он. Владимир начал набирать, но руки сильно дрожали, и ему трудно было попасть в дырки номеронабирателя.

- Скорая Помощь, – тоскливо произнесла девушка на другом конце провода.

- Сердечный приступ – выпалил Владимир, полагая, что этого будет достаточно.

- У Вас? – разочарованно спросила девушка.

- Нет, не у меня – неуверенно сказал наш герой.

- У кого? – спросила девушка на этот раз обиженно.

- Тамара Степановна Потафеева, 67 лет.

- Скажите адрес.

Пьяный Владимир всё-таки мало что понимал. Не понимал, например, почему его расспрашивают о всяких глупостях, когда умирает человек. Не понял он и последней фразы и поэтому, повременив немного, произнёс:

- Адрес.

- Плохо слышно, - сказала девушка зло, - повторите ещё.

- Адрес – повторил Владимир.

Пока в комнате происходил этот диковинный телефонный разговор, на кухне происходили не менее удивительные события. Сначала от брошенного окурка загорелся ворох газет, оставленный на столе. Затем и сам стол, смоченный за три часа до этого самогоном, вспыхнул голубоватым огнём, каким горит абсент. Весёлые язычки пламени стали уничтожать кофточку Тамары Степановны. После стали тлеть её брови, ресницы, волосы. Кончилось тем, что плотно закупоренная бутылка крепчайшего самогона, стоявшая на столе, с грохотом разорвалась, и пламя разбросало по всей кухне. Загорелись занавеска, полотенце, сумочка Елизаветы Алексеевны, веник и мусорное ведро.
Владимир, услышав хлопок, бросил трубку на пол и пошёл на кухню. Он остановился перед дверью и открыл рот. «Пожар» - мелькнуло в его голове. Владимир бросился в ванную, достал пластмассовый таз, поставил его под кран и моментально вывернул оба вентиля, но ни горячей, ни холодной воды не было. Тогда Владимир бросился в комнату взял одеяло, ринулся на кухню и стал забивать пламя. После нескольких ударов огненная стихия отступила, но не сдалась. Загорелось одеяло, обожгло руки, и Владимир машинально бросил его. Оно упало Тамаре Степановне на плечо, и она, начавшая было потухать, вновь загорелась. Потом Владимир бросился к телефону. 01. Пожар. Героев-революционеров №34 квартира 49. Четвёртый этаж.

Пожарные приехали, когда кухня почти уже догорела сама собой. Они залили кострище пеной и вызвали милицию. Вскоре в квартире стало людно: два милицейских в форме, один в штатском, женщина судмедэксперт, сконфуженный участковый, двое понятых из числа мужчин-соседей, кто-то из прокуратуры. Когда они собрались приступать к делу, дали воду и она, весело журча, потекла из крана в таз. Всем обществом пытались закрыть свёрнутые краны, но не смогли. Пришлось вызывать ещё и сантехника. Он был пьян настолько, что не мог даже говорить, но с краном справился в пять минут. Потом один милицейский пошёл на опрос соседей, и соседи все как один рассказали о сегодняшнем скандале. Особенно много сделал для следствия Вася, рассказавший историю своего визита в 49-ю квартиру. Однако его показания не могли оформить должным образом, так как Вася забыл свою фамилию - Зюзюкинд, а паспорт за месяц до описанных событий продал.

- Покаяться ни в чём не хотите? – спрашивал молодой мужчина, сотрудник прокуратуры у Владимира.

- В чё-чём? – спросил Владимир. После всех потрясений он стал заикаться.

- Например, в убийстве гражданки Тамары Степановны Потафеевой.

- Никого не убивал. Клянусь. Землю есть буду. Вот тебе крест – сказал наш герой и, шепча что-то, начал торопливо креститься. Он шептал не молитву. Прислушавшись можно было услышать следующие слова: «Сверху вниз, Слева направо»

- Вы с сожительницей не ладили?

- Не-не ладил?! – возмутился Владимир, встал с табурета и начал приближаться к человеку, широко разводя руки в стороны – Да я её во как любил! Во!

В этот момент перед Владимиром возник милицейский в штатском и, нимало не стесняясь, дважды коротко и страшно ударил Володю по уху, так что он упал. Милицейский брезгливо осмотрел свою руку: он выпачкался сажей. В протоколе немедленно начеркали, что «Владимир Владимирович Комарин, оказал противодействие и сопротивление сотрудникам милиции и прокуратуры». Понятые тут же под этим подписались. Они подписались под ложью не потому, что считали уже Владимира виновным, не потому, что были предвзяты, не потому, что боялись сотрудников милиции. Просто они, впрочем, как и все остальные, включая милицейского и исключая Владимира, считали, что именно так и должно свершаться правосудие. В конце концов, случись что, с ними обходились бы также. Ведь это-то и называется демократией.

Под вечер карета скорой помощи увезла обгорелое, завёрнутое в простыню тело. Ушёл, покачиваясь, сантехник. Ушёл, тихо всхлипывая, участковый. Уехала на беленькой «Волге» судмедэксперт. Сотрудник прокуратуры, положив папку под мышку, как это делают студенты, неторопливо побрёл куда-то. Понятые разошлись по квартирам пить чай и смотреть новости. Милицейские вывели скованного наручниками Владимира из подъезда и буквально забросили в машину. Туда же бросили и его чемодан (милицейские почему-то сжалились над ним и разрешили собрать эдакий несессер). В машине Владимир вдруг осознал, что что-то связывает его с Лизой, что-то большее, чем просто похоть. Когда машина тронулась, он всё понял: на кухне сгорела сумочка, в которой лежал паспорт Елизаветы Алексеевны.

Забегая вперёд, скажу, что Владимира признали виновным в преднамеренном убийстве, надругательстве над трупом и поджоге, на основании данных экспертизы показавшей, что в крови Тамары Степановны содержалась смертельная доза алкоголя. Эксперты утверждали, что, якобы, она не могла столько выпить сама. По версии обвинения выходило, что Владимир, поссорившись из-за денег с Тамарой Степановной (о Елизавете Алексеевне он на следствии умолчал), подрался с нею, привязал её к стулу и заливал ей в рот самогон, пока та не умерла. И хотя причиной смерти стал инсульт, эксперт отметил, что спровоцировала этот инсульт невероятная доза алкоголя, и, даже если бы инсульта не произошло, Тамара Степановна умерла бы от спиртового отравления. Как наука всё-таки далека от реальности!

Тем страшным вечером, когда квартира уже опустела, к двери подошла Елизавета. Она искала свой паспорт. Квартира была опечатана. Старушки, сидевшие на лавочке перед подъездом, рассказали Лизе обо всём, что произошло со всеми подробностями, которых не знали, но выдумали. Елизавета, понятное дело, восприняла их слова по-своему. Она была уверена, что после того, как она убежала из квартиры Владимир, который, как теперь ей казалось, пылко её любил, убил Тамару Степановну. Лизе казалось, что это она – прямая виновница этой драмы.

Не дослушав старушечий бред, Елизавета развернулась и пошла вперёд, не глядя на дорогу. Можно было бы подумать, что она идёт собирать передачу для Владимира, но это было не так. Пройдя несколько кварталов, она очутилась на улице Моряков-подводников, вошла в знакомый подъезд, поднялась на второй этаж и трижды постучала в деревянную дверь без номера. За этой дверью жил другой местный самогонщик дед Макеич. Он, увидев на своём пороге заплаканную девушку, немедленно впустил её, усадил за стол, налил стопку мутноватой жидкости, вытащил из холодильника пластиковую коробочку, в которой в майонезном соусе лежали кусочки сельди, и предложил девушке излить душу. И она рассказывала ему всё: что было и чего не было, что выдумали старушки на лавочке и, что выдумала она сама. Макеич стоял напротив окна и слушал, но ничего не слышал. Он, бывший офицер Советского Морского Флота, вспоминал свой китель, проданный им на рынке 10 лет назад. Макеич закрывал глаза, и ему казалось, что он, молодой и сильный, стоит на капитанском мостике в белом кителе, курит папиросы «Беломор» и смотрит сквозь стекло на бесконечную водную гладь. Когда он открывал глаза, он видел вечно немытое окно и, сквозь него, тёмный двор. Тогда он медленно и протяжно, как поп в церкви говорил: «Бог дал, Бог взял».

Да, не было перед Макеичем никаких фантастических морей, а была действительность. Но действительность была ещё величественнее и кошмарнее. Россия раскинулась перед ним. Дети в зловонной из-за прорванной канализации луже играли в куклы, матерились. Женщина сорока лет стояла на коленях перед тёмным фонарным столбом, держалась за него рукой. Молодёжь тёмной злой кучкой сидела посреди двора на лавочке, курила, пытала гитару. Старушки сидели перед подъездом, разъедаемые изнутри чёрной завистью обсуждали успешных соседей. Тёмная дорога уводила куда-то со двора. Дед Макеич, как грозный повелитель стоял над этим всем, но не видел, не понимал ничего, так как мечтал о своём кителе и бестолково повторял: «Бог дал, Бог взял».