Часть пятая

* * *
В апреле пятьдесят шестого Саша взял две недели отпуска и перебрался на это время к Полине. Они все свободное время, пока Полина не была занята в театре, проводили вместе, гуляли по городу, ходили в кино и сидели в кафе-мороженое на набережной Волги. Когда Полины не было дома, Саша иногда встречался с Никитой Юрьевичем, с которым не то чтоб подружился, но имел общие интересы, читал книги и журналы о новинках в хирургии или готовил ужин к ее возвращению. Иногда Полина звала его пойти с ее друзьями в ресторан, но он говорил ей,
- Полина, ты должна понимать, что за чужой счет в ресторан я пойти не могу, а тех денег, которые я получаю в своей поликлинике, мне едва хватает, чтобы иногда делать тебе небольшие подарки. Дарить их тебе мне доставляет удовольствие, а просто так выбрасывать деньги на ветер я не могу. Полина соглашалась с ним, говоря, что когда с ней рядом такой мужчина как он, ей не нужны никакие рестораны и друзья. И пусть они даже обижаются на нее, сколько им влезет.
- А если честно, то тебе нужно переехать ко мне совсем, уволиться со своей сельской поликлиники, и найти нормальную и интересную работу в Саратове.
- Полина, у меня в паспорте стоит отметка о судимости, куда меня примут?
- Хочешь я поговорю с папой, и он что-нибудь придумает?
- Не нужно, может я сам, что-то найду. Полина скажи, неужели ты хочешь связать со мной свою судьбу?
- Это ты мне так предложение делаешь? - спросила она, приподнявшись на локте и кокетливо тряхнув волосами.
- Я не смел этого сделать, Полина я нищий, у меня ничего нет, - в отчаянии ответил Саша, разглядывая Полину, которая совсем не стеснялась своей наготы.
- А мне ничего и не надо, у меня все есть, - засмеялась Полина, - я просто хочу быть твоей женой.
- Я не против, - воскликнул Саша, схватив ее и став покрывать поцелуями.
Ночью он думал, правильно ли он поступит, если женится на Полине. Она дочь известных в городе родителей, актриса, а он? Он до сих пор «социально опасная личность». Саша знал, что в прошлом году прошла амнистия советских граждан, сотрудничающих в период Великой Отечественной Войны с немецко-фашистскими оккупантами, и освободили тех, которым после его освобождения в пятьдесят четвертом пришлось отсидеть еще целый год. Согласно указу Президиума Верховного Совета СССР с них сняли судимость «за измену Родине», но на деле никто не торопился поменять им паспорта и позаботится о том, чтобы им вернули их честное имя. На каждого бывшего военнопленного по месту жительства в КГБ были направлены заполненные в плену «фильтрационные дела» и немецкие карточки, а также карточки, заполненные в ГУЛАГе. Все эти документы использовались в качестве компромата, когда решались дела о карьере, при вступлении в партию и выезде за границу. За границу Саша не собирался, был беспартийный и вступать в нее не хотел, но знал, что тех, кто состоял в партии до лагеря, так в ней после освобождения и не восстановили. Может случиться так что, выйдя за него замуж, Полина может испортить себе карьеру, да не только карьеру, а и всю жизнь. К тому же он абсолютно нищ и не имеет за душой ни гроша.
Утром, когда они еще спали, в дверь Полины позвонили. Она зевая, натянула на себя халат и поплелась открывать. Саша уже успел одеться, когда услышал басовитый голос,
- Полиночка, доченька, что-то ты нас с матерью совсем забыла, вторую неделю носа не кажешь. Что-нибудь случилось?
- Папочка ничего не случилось, просто я очень счастливая.
- У тебя кто-то есть? – шепотом спросил женский голос.
- Ага, есть, только он еще спит.
Дальше не имело смысла прятаться, и Саша вышел из спальни.
- Здравствуйте, - сказал он, переступив с ноги на ногу.
- Ну, здравствуй, наконец-то мы познакомились с тобой Александр. Меня зовут Григорий Пантелеевич, я Полинин отец, а это Маргарита Владимировна, наша мама, - с улыбкой произнес он и открыто протянул к Саше руку для приветствия.
- Мне очень приятно. У вас очень хорошая дочь, - ответил Саша первое, что ему пришло в голову, и пожал крепкую мужскую руку Полининого отца.
- Еще бы, - фыркнула Маргарита Владимировна, и круто развернувшись, пошла на кухню, где Полина уже загремела посудой.
- Доченька я же тебя просила не связываться с этим уголовником, - услышал Саша голос Полининой матери, которая совсем не заботилась о том, что ее могут услышать в комнате.
- Мама, что ты такое говоришь, я его люблю и он никакой не уголовник.
Григорий Пантелеевич севший было в кресло позеленел от злости и посмотрев на Сашу, который выбежал в прихожую и стал надеть туфли, чтобы уйти, рявкнул на весь дом,
- Рита, немедленно иди сюда и сейчас же извинись перед молодым человеком. А ты Александр, - сказал он уже нормальным голосом, - не кипятись, это она по глупой материнской любви так сказала.
- Что это я буду перед ним извиняться? – сказала Маргарита Владимировна, выйдя в прихожую, и с ненавистью посмотрев на Сашу, - его государство осудило не просто так, а за дело.
- За что же это? За то что, попав в плен, выжил в нацистском лагере? За то, что после этого кошмара, больше года проходил проверку, где его не в чем не повинного допрашивал НКВД, а затем отправили в ГУЛАГ, где выжить тоже удается не каждому. А он выжил, отсидев девять лет, не сломался, не спился, не опустился, как твой Юрочка, который у меня до сих пор приходит деньги клянчит.
- Папа, пожалуйста, не кричи так, а то сейчас весь дом сбежится, пойдемте на кухню, посидим чаю попьем, - стала уговаривать его Полина.
- Нет, я не сдвинусь с места, пока ты Рита не попросишь у него прощения.
- Я этого не сделаю, - топнула ногой Маргарита Владимировна, - чтобы я извинялась перед этим босяком, да он же нищий, посмотри, он даже тапочки твои носит.
- Мама! Перестань, как тебе не стыдно, - заплакала Полина.
- Мне лучше уйти, - сказал Саша и взялся за ручку двери.
- Нет, - вдвоем закричали Полина и ее отец. Полина подбежала к Саше и схватив его за руку прижалась к нему.
- Нищий уголовник, - стояла на своем Полинина мать.
- Не сметь его так называть! - вновь что есть силы, прокричал Григорий Пантелеевич и схватился рукой за сердце, - его пожалеть нужно, а ты. Не ожидал я от тебя, Рита. Неужели ты не видишь, что среди окружения Полины это единственно приличный, честный и открытый человек. Привыкли общаться с подхалимами и лизоблюдами, порядочных людей не можем отличить от мрази.
- Гришенька, тебе плохо? - стала скакать вокруг него Маргарита Владимировна.
- Может скорую? - спросил Саша.
- Не нужно, Рита попроси у него прощения, я тебя прошу.
Полинина мать тяжело задышала и, сжав кулаки, процедила сквозь зубы,
- Извините, я была не права.
- Ничего, я привык. Хотя если честно я не понимаю, за что меня до сих пор пинают. Да я нищий, и у меня ничего нет, но я не совершил ни одного поступка, за который мне было бы стыдно. А теперь я пойду, извините.
- Я тебя не отпущу, - закричала Полина.
- Не уходи, Александр. Моя дочь любит тебя, а ради нее я сделаю все от меня зависящее. Только прошу вас оформить ваши отношения, если вы серьезно все решили. Органам милиции уже дали приказ обменять для таких как ты ранее выданные паспорта на новые. В новых паспортах снимутся судимость и поражение в правах. Но вы ты знаешь всюду эти бюрократы и пустозвоны, будут тянуть до последнего. Полина принеси нам чаю в комнату, а ты Рита помоги ей.
Женщины ушли на кухню, а Григорий Пантелеевич всей своей немалой массой тяжело плюхнулся в кресло и, указав Саше на соседнее сказал,
- Саша, не обижайся на мою жену. Она очень за Полину переживает, поэтому хочет от всего уберечь. Она у нас единственная дочь.
- Я понимаю, - вздохнув, ответил Саша.
- С работой не волнуйся, Полиночка говорила, что ты хирург, работу я тебе подыщу.
- Не нужно, я сам, - твердо сказал Саша.
- А вот это напрасно, я от чистого сердца. Гордость здесь совсем не помощник.
Полина завезла в комнату столик с чаем, конфетами, сыром и колбасой, а ее мать занесла блюдо с пирожками.
- Мама утром пирожков моих любимых напекла с яблоками, - улыбаясь, сказала Полина и села со стороны Саши на диван.
- В шесть утра встала, чтобы порадовать любимую доченьку, - усмехнулся Григорий Пантелеевич.
Саше очень хотелось съесть пирожок с яблоками, он так давно о них мечтал, еще с немецкого плена, но пересилил себя, не хотел унизиться перед этой женщиной, которая так за все время не проронила больше ни одного слова, сидя на другой стороне дивана с поджатыми губами. Уходя Григорий Пантелеевич крепко пожал Сашину руку и сказал, обращаясь к дочери,
- Ты Полина его не обижай, он и так с изломанной судьбой.
- Хорошо папочка, спасибо тебе.
Когда ушли родители, Полина стала просить Сашу не сердиться на мать и не обращать внимания на ее слова.
- Главное что я так не думаю, видишь, и папа одобрил мой выбор, сегодня же поезжай, улаживай все свои дела и переезжай ко мне насовсем.
- Может не стоит торопиться? - спросил Саша.
- Стоит, стоит, - захлопала в ладоши Полина.
Саша возвращался домой в Мариенталь с тяжелым сердцем. Он понимал, что Полинина мать всегда будет стоять между ними, а отец как бы Саша не сопротивлялся, все равно будет помогать им, что повлечет насмешки и издевательства со стороны Маргариты Владимировны. Несколько дней он провел в одиночестве, в раздумьях лежа на кровати и смотря в окно на проплывающие мимо облака. Без Аристарха в селе было скучно, Вальтеру Карловичу сейчас было совсем не до Саши, к нему до самой осени приехали внуки, и он с утра до позднего вечера был занят веселой ребятней. Со двора то и дело слышались детские голоса, смех, иногда слезы, если они не могли поделить что-то между собой, дрались или падали.
Вечером, когда Вальтер Карлович с внуками играл в прятки, а Саша наблюдал за ними в окно, во двор на всех парусах забежала медицинская сестра, которая работала вместе с Сашей. Он увидел ее и бросился к двери.
- Что случилось, Вера?
- Как хорошо, что вы дома, быстрее, у нас ЧП. В роддоме тяжелые роды, Мария Лазаревна в отпуске, Павел Петрович в Энгельс за оборудованием уехал и еще не вернулся, а Виктор Захарыч, как всегда в невменяемом состоянии, а там только практикантка, но она боится, у нее аж руки трясутся, - бубнила она, пока они бежали к больнице.
Роженица была очень крупная, если не сказать толстая как колобок. Последние несколько дней она жаловалась на боли внизу живота, но ей отвечали, что меньше надо есть, а рожать еще рано. Все привыкли к ее жалобам и перестали обращать на нее внимания. Но сегодня под вечер женщина сначала сильно кричала, держась за живот, а потом вдруг потеряла сознание. Испугавшаяся практикантка решила позвать дежурного врача, но он оказался сильно пьян. Когда пришел Александр Иванович так к Саше обращались на работе, было решено все же сделать женщине операцию. Делая кесарево сечение, у женщины обнаружили перитонит от лопнувшего аппендицита. Женщину и ребенка чудом удалось спасти, и этот случай подтолкнул Сашу на то, что он должен заниматься настоящей хирургией, а не прозябать, выдавливая чирьи в сельской поликлинике. Ему быстро оформили все документы, только бы он не поднимал шума о халатности сельских врачей, по чьей вине чуть не погибла женщина.
Попрощавшись с Вальтером Карловичем и его женой, Саша собрал свои нехитрые вещи и поехал к Полине.
- Я стану работать хирургом, настоящим, встану на ноги, избавлюсь от этого клейма в паспорте, у нас с Полиной появиться ребенок, а потом внуки, и я как Вальтер Карлович буду играть с ними в прятки, - думал Саша. И все же приехав в Саратов, он сел на скамейку на привокзальной площади и еще долго думал идти ему к ней или не идти? Он понимал, что не любит Полину так, как любил Машу, и сможет легко ее забыть, но ему казалось, что Полина любит его и он должен сделать все, чтобы она с ним была счастлива. Кроме того, хотелось обыкновенного уюта и спокойствия, и конечно же детей.
- Все хватит себя мучить, я сейчас приду к Полине, и если она мне обрадуется, я останусь, а если за эти несколько дней ее мать сделала свое дело и отговорила ее, я настаивать не стану.
Полина бросилась ему на шею и плача произнесла,
- А я уж дура, думала, что ты больше не вернешься, папе пожаловалась, а он сказал, что если ты не объявишься еще неделю, он сам поедет за тобой.
Эти слова Полины обрадовали Сашу и успокоили.
- Я приехал, - сказал он и поставив на пол свой багаж, обнял ее.
- А почему ты не перевез ко мне свои вещи? - спросила она, глядя на его маленький чемоданчик и пару книг на нем.
- Это все мои вещи, - ответил Саша и глупо улыбнулся.
- Ты меня разыгрываешь? - спросила она.
- Нет. Это правда все.
- А можно я посмотрю?
- Конечно можно, только там нет ничего интересного.
Но Полина не слушала его, она уже открыла чемодан и вытряхнула вещи на диван. Там была сменная пара белья, пару рубашек, свитер, старый почти до дыр истрепанный костюм пропавшего без вести мужа Людмилы Васильевны, которая отдала его Саше, чтоб он смог снять лагерные вещи, спортивные штаны, бритвенный прибор, зубная щетка и полотенце. Полина стояла несколько минут с открытым ртом, а потом покачала головой и сказала,
- Завтра же мы купим тебе все-все необходимое.
- Нет, Полина. Когда я начну зарабатывать деньги, тогда, - ответил, смутившись Саша.
- Глупый, если ты будешь приходить в такой одежде в приличное место, тебя просто не возьмут на работу.
Саша вспомнил, что по этому поводу говорил ему отец, но считал, что тот костюм, который он купил специально, чтобы пойти к Полине на спектакль и еще несколько месяцев подряд понемногу возвращал Аристарху деньги, взятые в долг, очень даже приличный. Правда, за семь месяцев он немного пообтрепался, потому что он носил его, почти не снимая.
Полина, увидев его замешательство, потянула его в спальню к огромному шифоньеру и раскрыв его дверцы сказала,
- Посмотри, сколько у меня платьев и костюмов, а я постоянно жалуюсь, что мне нечего одеть.
- Ты женщина, к тому же актриса, - возразил ей Саша.
- А ты почти мой муж, и должен соответствовать моему статусу.
- Полина, я не привык так жить, мне неудобно, что женщина будет покупать мне вещи.
- Мы будем покупать их вместе, как семейная пара. И не возражай мне.
И завертелось, закружилось, магазины, примерочные, покупки, покупки.
- Полина, хватит ты, что с ума сошла, зачем мне столько?
- Пара костюмов, дюжина рубашек это совсем не много, - возражала Полина, - нужно еще сходить к модистке и заказать тебе приличный костюм по последней моде.
- Не нужно.
- Нет, нужно.

* * *
Через пару недель Саша выглядел, как какой-то артист, в дорогом костюме, в импортной рубашке купленной у спекулянтов за сумасшедшие деньги, в галстуке и надушенный дорогим одеколоном. Но он стеснялся так одеваться, видя людей, одетых серо и бедно, которые с неприязнью поглядывали в его сторону. Вроде бы уже много времени прошло после войны, но чувствовалась, что еще не все так хорошо в стране и есть много людей, которые живут за чертой бедности.
Одевшись попроще, Саша отправился за новым паспортом. Он уже давно отнес свое заявление и старый паспорт на смену и должен был получить новый и в эти выходные расписаться с Полиной. Они решили отметить это событие в ресторане в семейном кругу. С отцом Полины Саша ладил очень даже хорошо, а вот с матерью старался не общаться вообще. Вернее это она избегала его как могла, но свадьба дочери, хоть и не первая, но все же свадьба.
- Девушка, моя фамилия Хрусталев Александр Иванович, я за новым паспортом, - заглянув в окошко для выдачи паспортов, сказал он паспортистке, которая сидела, уткнувшись в какие-то бумаги.
Паспортистка на секунду оторвала взгляд от бумаг и, посмотрев в журнал регистрации, вновь уткнувшись в бумажки, сказала,
- Не готов.
В очереди за Сашиной спиной раздалось волнение, и какой-то мужчина в конце очереди выкрикнул,
- Ну, сколько же можно людей мучить?
- Как не готов, я уже два раза приходил, сказали, что сегодня обязательно будет готов, ведь каждый раз такую очередь выстаивал, - снова обратился к паспортистке Саша.
- А я говорю, не готов.
- А когда будет готов?
- Не знаю.
- А кто знает?
Паспортистка ничего не ответила, встала и, повернувшись к Саше задом пошла к двери.
- Девушка, ну так когда же будет готов мой паспорт? - воскликнул он ей вслед.
- Ты чего здесь разорался? - крикнула на него паспортистка, - много вас здесь таких ходит, подождать не могут.
- Но по закону…
- А ты не диктуй нам свои права и законы! Мы сами грамотные, - и она хлопнула дверью.
- Не хотят они, чтобы, такие как я в Саратове прописывались, - подумал Саша. Саратов был одним из закрытых для иностранцев городов Советского Союза. В городе работало несколько крупных предприятий оборонной промышленности, например такие, как Саратовский авиационный завод, производящий военные и гражданские самолеты.
Вечером перед Полининым спектаклем к ним заехал Полинин отец, мать принципиально не переступала порог дочери, заставляя саму Полину приходить к ней.
- Ну как можно поздравить с новым паспортом? - весело спросил он.
- Нет, опять сказали, что не готов.
- Как не готов?
- Вот так, - Саша пожал плечами.
- Завтра вместе съездим, в десять я заеду за тобой, будь готов.
На следующий день Саша и Григорий Пантелеевич договорились, что сначала Саша сам спросит у паспортистки паспорт, и если не получит, то тогда вмешается Полинин отец. Отстояв очередь, Саша сунулся в окошко к паспортистке.
- А знающий законы пришел? - улыбаясь, сказала паспортистка, - не готов.
- А когда будет готов? - спросил в окошко Григорий Пантелеевич, протягивая ей свое удостоверение.
Улыбка сразу сползла с лица девушки, она вскочила и залебезив перед Полининым отцом, промолвила,
- Сейчас посмотрю, секундочку, - порывшись в столе она вытащила стопку паспортов и пересмотрев их, достала один и протянув в окошко, испуганным голосом сказала,
- Извините, уже оказывается готов, распишитесь, пожалуйста.
- Подожди, - властным голосом сказал Григорий Пантелеевич Саше, и открыв паспорт посмотрел на дату заполнения.
- Паспорт заполнен неделю назад, что у вас здесь за порядки? Сколько раз этот гражданин приходил за паспортом?
Паспортистка стояла, опустив голову и дрожа всем телом.
- Позовите мне, пожалуйста, вашего начальника, - уже спокойно сказал Григорий Пантелеевич.
- Ее сейчас нет на месте, - еле слышно ответила девушка и жалобно посмотрела на Полининого отца.
- Я вас очень прошу, пожалуйста, бросьте все и разберитесь с паспортами, неужели вам невдомек, что люди годы ждали этого, как вам не стыдно, - в Полинином отце не было ни высокомерия, ни надменности, которое обычно бывает у людей занимающих высокое положение, а лишь чувство должной справедливости и равенства.
- Хорошо, хорошо, - закивала паспортистка и наигранно заулыбалась.
- Поздравляю! - сказал Григорий Пантелеевич, когда они с Сашей вышли на улицу.
- Спасибо, скажите, а зачем они людей обманывают?
- Заведется какая-нибудь гнида, от которой людям жизни нет, и мучает, властью своей упивается, знаю я таких. Трудно с ними бороться, осторожным надо быть. Был у меня один приятель, за правду боролся, да такого на него налепили, что до смерти не отмыться. И главное все знают, что неправда, а пойди, докажи. Знаю, что и ты под эту раздачу попал, система у нас такая. Эта паспортистка скорей всего тоже не причем, указание у нее. Ну ладно, хватит, теперь о работе поговорим. Я вот тебе адрес записал, сходи, посмотри, может по душе придется.
- Спасибо, Григорий Пантелеевич, вы уже и так много для меня сделали, аж неудобно.
- И еще столько же сделаю, для кого мне жить, ради любимой дочери стараюсь. Вот будут у тебя свои дети, поймешь меня.
Так через Полининого отца Саша устроился в клинический городок Саратовского государственного медицинского университета. Он мог только мечтать о такой работе, городок представлял собой комплекс медицинских учреждений, там была и поликлиника, и больница, и аптека и там же проходил учебный процесс студентов и аспирантов. И самое главное это то, что никто не лез Саше в душу, никто не спрашивал, где он работал раньше, кем и почему в таком возрасте не имеет большого стажа работы. На то, что у него дубликат диплома, тоже никто не обратил внимания, наверно после войны это была не редкость. Дубликат он получил без препонов и лишних слов, когда после возвращения из ГУЛАГа пришел в свой институт за дипломом, но он видел что и там люди отнеслись к нему по-разному. Кто с презрением и брезгливостью, кто с безразличием, кто с недоверием, а кто, в основном его бывшие старые преподаватели, с жалостью. Саша мечтал, наконец избавиться от этих косых взглядов будь они полны презрения или жалости, и кажется его мечта наконец сбылась. Он отдавал себя всего работе и был счастлив и благодарен за это Полининому отцу.
С Полиной у него тоже было все в порядке, он часто ходил к ней на спектакли, в свободное время они бывали в кино, парках, филармонии, купались и загорали на Волге. Иногда Саша пересиливал себя и ходил с Полиной и ее многочисленными друзьями на какие-нибудь вечеринки, или как они их называли - музыкальные вечера.
Ему не нравились друзья Полины, почти все они были взбалмошные и избалованные люди, которых не интересовало ничего кроме развлечений, современной музыки и моды. Женщины все были лживыми кривляками и изгалялись, как только могли, чтобы только перещеголять друг друга по количеству новых нарядов, а мужчины – пьяницами и бабниками. Уже взрослые люди, которым всем было далеко за тридцать, а то и сорок считали себя стилягами и разговаривали на современном молодежном жаргоне называя себя чуваками и чувихами. Они слушали американские джазовые пластинки, потягивали один за другим коктейли и танцевали рок-н-ролл, выламываясь под громкую стильную музыку, и громко кричали - «это круто!». Нет, Саша совсем не был против таких танцев, но думал что они скорей всего подходят для молодежи, которым еще хочется подурачиться, нежели уже полноватым и мокрым от пота, со страшной отдышкой великовозрастным дядям и тетям, которые просто не хотят отставать от моды. Им нравилось, считать себя не такими как все, они считали себя элитой, высшим обществом и гордились тем, что принадлежат к людям мира искусства.
- Пусть говорят, что это западное кривляние, именуемое танцами не приемлемо нашими хореографическими традициями и даже аморально, а мы не видим в этом ничего плохого, мы прогрессивные, - пьяно выкрикивал какой-то в узеньких брючках, длинном пиджаке и с модной стильной прической «чувак», и выпив очередной коктейль, он начинал отплясывать рок-н-ролл, вертя во все стороны такой же пьяненькой партнершей.
Саша понимал, что конечно же не ширина брюк, длина волос, взгляд на музыку и танцы являются критерием морали человека и не одобрял высказывания «сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст!», но думал что всему должно быть свое время. Это больше бы подходило для детей этих самых людей искусства, чем для них самих.
До войны они тоже с Машей ходили на танцплощадки, где разрешали танцы, лишь одобренные и утвержденные районным отделом образования. Разрешенными танцами были вальс, полонез, полька, а вот фокстрот и танго, так любимые молодежью, не то чтобы были запрещены, но не рекомендовались и обычно ставились лишь пару раз за вечер.
Рок-н-ролл же по мнению Саши был танцем сугубо молодежным, в нем был веселый ритм жизни, оптимизм и беспечность так присущая молодости. И ему совсем не нравилось как Полина задирала до бедер свое узкое платье и закидывала ноги чуть ли не до потолка, громко крича и кривляясь.
К тому же почти всегда эти музыкальные вечера заканчивались пьяной потасовкой или руганью.
- Полина, неужели тебе интересно с ними? - спрашивал ее Саша, возвращаясь с такой вечеринки.
- Нет, но если я перестану поддерживать эту компанию, я буду изгоем в театре.
- Но ведь там всего несколько человек из театра?
- Ну и что, ты просто многого не понимаешь, мне нужно там изредка бывать. Давай не будем ссориться?
- Давай, - соглашался Саша, думая что, в конце концов, это он вошел в жизнь Полины и не ему диктовать ей условия. Она была хорошей женой, ласковой, нежной, доброй и заботливой, а то что у нее совсем другие увлечения чем у него, так это бывает.
- Полина, расскажи мне, а как ты жила в войну? - спросил ее Саша, когда они уже почти уснули.
- Почему тебя это интересует? - зевнула она.
- Просто здесь же не было фронта, и вы наверно так же собирались на вечеринки.
- Ну и собирались и что?
- Я просто так спросил, интересно, я ведь многое пропустил в жизни пока сидел в лагерях, и во время войны и после, мне все интересно, все до последних мелочей, - ответил Саша и подумал, что наверно зря он затеял этот разговор.
- Мы здесь жили, как и везде в Советском Союзе на военном положении, и карточки у нас тоже были. В сорок втором Саратов стал прифронтовым городом и тоже ни раз подвергался вражеской бомбардировке.
- Страшно было?
- А ты как думаешь? Конечно страшно. И на людей раненых смотреть было страшно, ты знаешь, Саратов во время войны был одним сплошным госпиталем. Госпиталя были везде, и в школах, и в больницах и в гостиницах. «Астория» и «Москва» под завязку были забиты ранеными. А сколько здесь было детских домов и интернатов. Весь город для фронта работал, отсюда поставляли на фронт самолеты-истребители и боеприпасы. Не поверишь, но это правда, к Сталинграду с техникой и боеприпасами уходили поезда с интервалом в пять минут.
- Здорово, а где работала ты?
- Я работала в театре, и мне приходилось выезжать и выступать в частях Красной Армии, перед бойцами на вокзале перед их отправлением на фронт, и в госпиталях.
- А какие пьесы были в театре?
- «Три сестры» Чехова, «Горе от ума», а потом вдруг репертуар театров приказали изменить и стали ставить пьесу «Полководец Суворов», и вот кого спрашивается, я там должна была играть?
Саша засмеялся и обнял Полину, - Полинка, а голодать тебе не пришлось?
- Нет, ну с холоду я конечно не умирала, но и не шиковала. Хлеб я на рынке у крестьян покупала за сто рублей, а в магазине по карточке 18 копеек за буханку, но в очереди стояла я редко, потому что они такие огромные были. Обычно пойду на «Пешку» и куплю все, что мне надо. Молоко, масло, сметану, крупу, представляешь баночка пшена - 20 рублей.
- А колхозники, зачем продукты продавали, у них, что излишков много было?
- Нет, они тоже за деньги не очень-то хотели продавать, лучше говорят на обмен. Так я иногда меняла какие-нибудь свои шмотки на их продукты, только им почему-то мои не очень нравились. Говорят очень яркие и тоненькие. Но я потом одного человека нашла, который мне вещи помогал менять на продукты. Потому что колхозников милиция гоняла, говорили, что обмен это спекуляция, да и продажа выше государственных цен тоже.
- А что отец тебе не помогал?
- Помогал конечно, но я же друзей любила приглашать, и все быстро кончалось, и еще муж мой бывший Юрка вечно голодный приходил побираться, как откажешь?
- А как ты о Победе узнала?
- Соседи разбудили меня посреди ночи своими криками. Из подъезда выскочили и ну кричать, я сначала не поняла ничего, испугалась, а потом услышала смех, и крик «Победа, Победа» и поняла.
- Что тебе больше всего запомнилось в войну?
- Больше всего? - переспросила Полина и задумалась, - больше всего мне запомнилось, как здесь в эвакуации был МХАТ. Они работали в ТЮЗе, я на все их спектакли ходила, «Царь Федор Иванович», «Анна Каренина», «Дядя Ваня», «Вишневый сад», так здорово. Автографы у знаменитостей взяла, я тебе завтра покажу.
- Хорошо покажешь, - вздохнул Саша.
- Не обижайся, я конечно понимаю, что твои переживания с моими не сравнить, но поверь мне тоже во время войны было не сладко, - сказала Полина и уткнулась носом в Сашину широкую грудь.
- Верю, верю, - ответил он и обнял Полину. В то время он верил, что сможет забыть свою первую любовь и сможет быть счастлив с Полиной.

* * *
У Саши приближался отпуск, и он не знал, чем будет заниматься в свободное время. У Полины как назло открывался новый сезон в театре, и она была загружена по уши, то на спектаклях, то на репетициях. Когда у нее выдавалось свободное время, она пропадала, то в парикмахерской, то у модистки, то на музыкальных вечерах, на которые Саша перестал ходить совсем. Он устал слушать бесконечные разговоры о модных фасонах одежды, шляпках, перчатках, сумочках, перманентах и маникюрах. И все это повторялось из раза в раз, собираясь под громкую музыку, и перекрикивая друг друга за столом, ломящимся от икры, крабов, дорогой колбасы, балыков и множества различного спиртного. Его испытавшего ужасные муки голода коробило их отношение к продуктам. К концу таких вечеров целые горы недоеденных, залитых спиртным или просто разбросанных по полу и столу продуктов выбрасывалось, в то время как в стране еще существовала масса нищих, голодных и беспризорников.
- Сашенька, я пригласила к нам на вечеринку друзей на следующей неделе, - сказала ему Полина, придя с репетиции, - с тех пор как мы с тобой поженились, я еще ни разу не приглашала их к себе. На меня в обиде вся компания.
- Пригласила, так пригласила, - ответил Саша, подумав, как хорошо начнется его отпуск, наверно ему лучше взять удочку и в этот вечер уйти на рыбалку или просто посидеть у Волги и помечтать. Каждую свободную минуту он проводил на берегу Волги. Он смотрел, как проплывали мимо и швартовались баржи полные арбузов, баркасы, плоты и красивые скоростные пассажирские теплоходы. Иногда они с Григорием Пантелеевичем вместе ходили на рыбалку, забираясь в безлюдные дикие места, которые знал его тесть. Саша не очень любил рыбалку, но ему нравилось проводить свободное время, разговаривая с Григорием Пантелеевичем. Отец Полины был единственным человеком, который по настоящему понимал Сашу, зная советские законы и номенклатуру, жалел его и помогал советами. Они подолгу разговаривали на разные темы, а больше всего о политике. Тесть, открыто не боясь Саши, ругал правительство, партию, бюрократов, подхалимов, но закрывал глаза на все недостатки Полины, обожая ее и боготворя.
- Я ее считай, сам вырастил, Рита не хотела иметь детей, я ее еле уговорил. Нанял для нее няню, а ночами сам ее баюкал, песни пел, сказки рассказывал. И сейчас ни в чем отказать не могу. Сам знаю, что своей любовью гублю девочку, а отказать не могу. Вижу, мучает она тебя, а Саш?
- Нет, не мучает, только не понимаю я ее, и детей она не хочет, сколько не просил.
- А ты еще проси, я знаешь как внуков хочу. Я с ней тоже поговорю.
- Саш, ты ужинал? - окликнула его Полина, оторвав от мыслей о вынужденной рыбалке.
- Нет.
- Тогда пойдем.
Они ужинали, когда раздался телефонный звонок. Отец Полины месяц назад поставил им телефон, чтобы Полина могла общаться с матерью. Саша не понимал, за что его так невзлюбила теща, но она еще ни разу не появлялась в их доме с тех самых пор. К ним Саша тоже не ходил, хотя тесть приглашал его много раз поиграть в шахматы, выпить по рюмочке коньяку, или просто поговорить. Зачем я буду портить ей настроение? – думал Саша, если она даже когда он подходит к телефону кладет трубку или просто грубо говорит – мне Полину.
- Саш, тебя папа, - сказала Полина, войдя на кухню.
- Что-нибудь случилось?
- Сюрприз, - ответила Полина и улыбнулась.
- Ало. Здравствуйте Григорий Пантелеевич.
- Здорово зятек. Я вот что подумал, у тебя отпуск, а Полина вся в театре, что тебе здесь делать одному. Я тебе путевку достал в Ессентуки. В санаторий. Полечишь свой желудок, отдохнешь.
- Да что вы? Не нужно.
- Опять начинаешь? Разговор окончен, путевка уже куплена. Так что давай собирайся, через три дня в путь.
Саше было неудобно, что опять тесть оказывает ему услугу, зато он осознавал, что ему удалось миновать Полининых гостей.

* * *
Через три дня Саша ехал в санаторий не на жестком сиденье плацкартного вагона, а в мягком купе. Он взял с собой книгу и всю дорогу читал, смотрел в окно или спал. В попутчики ему попалась спокойная интеллигентная семья, которая ехала к бабушке в Пятигорск. Они мило беседовали, пили чай и пару раз перекинулись с ним в карты.
Ессентуки понравились Саше несказанно. Такое количество различных цветов, он не видел никогда. Тем более после войны, когда города еще только-только восстанавливались и строились, цветы которые высаживали в клумбы, были простыми, и никто не заботился подбирать их по цветовой гамме и размеру. Здесь же везде, на каждом шагу чувствовались заботливые руки садоводов-мастеров, которые старались создать атмосферу прекрасного. Курортный парк с его тенистыми аллеями, диковинными растениями, утопая в зелени и цветах и вмещая огромное множество отдыхающих, тем не менее, был окутан тишиной и покоем. Люди заходя в парк, будто растворялись в нем. Саша любил посидеть в летней беседке парка и подышать свежим воздухом наполненным сосновым ароматом, спуститься по каскадной лестнице откуда открывался прекрасный вид, фонтаны, гроты и причудливые цветочные клумбы.
Сам санаторий тоже был внушающим. Большие просторные холлы, колонны, причудливая лепнина на потолке, паркет, тяжелые деревянные двери. Он делал все предписания врача и принимал все процедуры, три раза в день посещал питьевую галерею, пару раз сходил в грязелечебницу и строго соблюдал диету. Жил он в номере с одним мужчиной из Ленинграда, с которым было о чем поговорить и поспорить. Они вместе ходили по всем достопримечательностям Ессентуков, съездили на электричке в Пятигорск, Кисловодск и Железноводск, несколько раз смотрели на выступление известных артистов на летней музыкальной эстраде и даже посетили дачу-музей известного хирурга Разумовского. Еще будучи студентом Воронежского медицинского института Саша читал труды этого замечательного хирурга «О причинах смерти после хирургических операций и повреждений» и «К вопросу об атрофических процессах в костях после перерезки нервов».
Несколько раз Саша пытался звонить Полине, но так и не застал ее дома. Набравшись храбрости он позвонил Полининым родителям и, конечно же нарвался на ее мать.
- Здравствуйте Маргарита Владимировна, это Саша.
Она молчала, но трубку не бросила.
- Скажите, а как Полина, я не могу ей дозвониться?
- Прекрасно.
- А вы не знаете когда ее можно застать днем, я поздно позвонить не могу?
- Она взрослый человек и я за ней не слежу.
- Хорошо, тогда передавайте ей привет и Григорию Пантелеевичу тоже.
Она не ответила, а молча положила трубку.
- Ничего, - успокаивал себя Саша, - главное я знаю, что у Полины все хорошо.
Но настроение все равно было испорчено, и Саша стал настойчиво звонить Полине каждый день раз по десять. Через три дня беспрерывных звонков, Полина наконец взяла трубку.
- Полина, почему тебя постоянно нет дома? - прокричал он, как только услышал ее голос.
- Может быть, сначала нужно сказать хотя бы привет?
- Привет, Полинка, как ты?
- Нормально, работаю, репетирую, получила новую роль, учу.
- Тебе мама передала, что я звонил?
- Передала, - после некоторого замешательства ответила Полина, и Саша понял, что она соврала.
- Ты скучаешь? - спросил он.
- Мне некогда скучать, к тому же папа меня здесь атакует, наверно по твоей просьбе.
- Ты о чем?
- О ребенке конечно. Я же тебе сказала, что этот вопрос не обсуждается, так ты папу подключил. Это подло с твоей стороны, папа меня перестал финансировать, сказал может я поумнею.
- А может и правда Полина, я все для ребенка сам буду делать, ты только роди. И папа нам поможет, он хочет внука или внучку, Полиночка, ну пожалуйста.
Полина немного помолчала, вздохнула и наконец сказала,
- Ну, хорошо. Это не телефонный разговор, приедешь, поговорим.
- Я уже совсем скоро, до встречи. Целую.
- И я тебя. До встречи.
Саша обрадовался, что Полина уже не так категорична в вопросе о ребенке, и скорей всего вдвоем с тестем, им удастся уговорить ее решиться на этот подвиг. В первый раз, когда он только заикнулся, что им пора бы подумать о потомстве, Полина вскочила как ужаленная и закричала,
- Я актриса, какие дети, ты в своем уме, а как же театр?
- Но это же не навсегда, а только на годик.
- Целый год, а как же моя карьера?
- Полина, но как же другие актрисы имеют детей?
- Да мне только шаг оттуда сделать, все роли поделят между собой молодые, не забывай мне почти сорок.
- Вот именно, потом детей заводить будет поздно.
- Уже и так поздно.
- Ты же сама говорила, что твою маму весь город знает и она классный гинеколог.
- Нет, нет и нет. Не хочу я эти пеленки, соски, бессонные ночи, обвислая грудь, синяки под глазами.
- Полина, ты не представляешь себе как здорово когда рядом маленькое существо, которое будет звать тебя мамой.
- Что же здесь хорошего? Да и вообще была я во время войны в детским домах, насмотрелась на эти сопли, не хочу. С ребенком столько проблем, а я хочу хорошо выглядеть.
Полина всегда старалась выглядеть хорошо и это ей удавалось. Саша рядом с ней чувствовал себя стариком, хотя оказалось что она даже была немного старше его.
Не дождавшись конца путевки, он возвращался домой в отличном настроении, отдохнувшим, бодрым, полным сил и энергии, и с нетерпением ждал встречи с Полиной, которая даст свое согласие на малыша. До его появления он будет работать день и ночь, во всем помогать Полине, сам купит все необходимое, почитает литературу о воспитании новорожденных, а когда малыш появится на свет, сам ночами будет его баюкать. И если даже Полина боится за свою грудь, можно будет кормить его из бутылочки.
С этими мыслями он подошел к дому и, открыв дверь парадного, увидел соседку из квартиры напротив, которая спускалась по лестнице.
- Здравствуйте, Зинаида Федоровна, как поживаете? -весело спросил он.
- С приездом, Александр, - ответила она и как-то косо на него посмотрела.
Саша пожал плечами, и легко взлетев на второй этаж, своим ключом открыл квартиру. Переступив порог дома, он чуть не закричал от испуга. В квартире было все перевернуто вверх дном. Первая Сашина мысль была о Полине, все ли с ней в порядке? Что грабитель искал у них в доме, и когда это произошло? Он уже направился было к телефону, чтобы позвонить в милицию, как услышал какое-то шевеление за спиной. На пороге спальни стояла заспанная Полина.
- Полина, что здесь произошло? - кинулся к ней Саша.
- Ты же должен был приехать только послезавтра? - спросила Полина, проигнорировав его вопрос и равнодушно обведя размазанными от потекшей туши глазами царящий в комнате беспорядок.
- Решил вернуться пораньше, - ответил Саша, все еще не понимая ее спокойствия, - это что? – показал он на разбитую люстру, диванные подушки на полу, перевернутый стол и пластинки, которые были разбросаны по всей комнате.
- Мы репетировали всю ночь, я не успела сходить к Клаше, чтобы она все убрала.
- Какая Клаша? И как можно было так репетировать? – оглядывая комнату удивленным взглядом, промолвил он.
- Клаша, это женщина из соседнего дома, она иногда помогает мне здесь убирать. А репетировали мы здесь, потому что у нас в театре сейчас небольшой вынужденный ремонт. Как ты отдохнул?
- Отдохнул хорошо, - ответил Саша, у которого сразу испарилось хорошее настроение. Теперь он понимал, почему на него так посмотрела соседка, скорей всего под словом репетиция, здесь просто была очередная вечеринка под громкую музыку с морем деликатесов и выпивки. Не то чтобы он ревновал Полину, а просто его ужасало ее легкое отношение к жизни и окружающим. Сама Полина почти не пила, кроме пару бокалов вина или шампанского, но совсем была не против, чтобы кто-то напивался в ее присутствии до поросячьего визга и устраивал пьяные выходки.
- Сейчас немного посижу и схожу за Клашей, - простонала Полина и плюхнулась на диван.
- Давай сами уберем, зачем сюда впутывать чужих людей, - сказал Саша.
- Не получится, я не в состоянии, я хочу спать, у меня вечером спектакль.
- Полина, уже пять часов.
- Как пять? - Полина вскочила с дивана и как метеор помчалась в спальню.
Саша вздохнув отворил дверь на кухню. Там было еще хуже, на столе, в раковине, на подоконнике, всюду, где только было можно, стояла грязная посуда, а на полу выстроилась огромная гора пустых бутылок.
- Сколько же дней вы репетировали? - крикнул Саша, открывая на кухне форточку.
- Три дня, - отозвалась Полина.
Такой встречи Саша не ожидал, он уже пожалел, что вернулся домой раньше срока. Лучше бы он приехал вовремя и ничего этого не узнал. Он так рвался домой, так мечтал, что Полина бросится к нему в объятия и скажет, как скучала без него, и что она все осознала и им конечно же нужен ребенок. Но Полина все это время только занималась собой и веселилась с друзьями. Об этом говорила целая стопка газет и журналов, скопившаяся на полочке в прихожей за три недели, пока Саши не было дома. Газеты «Известия», «Комсомольская правда», «Труд» лежали нетронутыми вперемешку с журналами «Огонек», «Работница», «Юность» и «Здоровье». Полина просто складывала их, даже не просматривая. Как-то Саша спрашивал ее, зачем им такая уйма газет и журналов, на что Полина отвечала, что они прогрессивные люди и должны быть в курсе всего, что происходит в стране и за рубежом. На деле получалось, что все это читал он сам, а Полину интересовали только журналы мод.
- Полина! - позвал он.
- Я могу опоздать, - выпалила она, бегая из спальни в ванную и обратно, - приду вечером поговорим, а к Клаше я по дороге заскочу и попрошу ее придти и убраться, ты ей отдай бутылки, остатки еды, да она сама знает.
Саша сидел на диване уже минут сорок и наблюдал за Полиной. Она оделась в летний строгий костюм из крепдешина, тщательно расчесала волосы, сильно подвела глаза, яркой помадой накрасила губы и сделала высокий хвост.
- Полина сколько тебе лет, зачем ты стараешься выглядеть девочкой, зачем тебе этот идиотский хвост?
- Ты ничего не понимаешь, сейчас такая мода.
В дверь позвонили.
- Открой, пожалуйста, я опаздываю.
Саша открыл дверь и увидел толстого маленького мужчину в белой кепке и старой военной гимнастерке, за его спиной маячила соседка из квартиры снизу, которая ему виновато кивнула.
- Здравствуйте, - сказал он, - я председатель домкома, мне бы гражданку Бородину.
- Здравствуйте, подождите минуточку, я ее сейчас позову.
- Полина, там к тебе пожаловал председатель домкома, - зашептал Саша, заглянув в спальню.
- Опять эта старая кляузница и склочница его натравила, - зло воскликнула Полина и гордой походкой направилась к входной двери. Саша помедлил, но потом все же решился выйти и посмотреть в чем дело.
- И вот эта актрисулька со своими сомнительными друзьями нам по ночам спать не дает, а у меня четверо детей, мама больная, на работу вставать рано, Егор Ильич, ну сколько можно, а муж ее подкаблучник и в ус не дует, - причитала женщина, дергая домоуправа за рукав.
- Нечего было столько детей заводить, - зло бросила Полина соседке и спокойно спросила домоуправа, - я что перед ней отчитываться должна приводить мне друзей или не приводить?
- Подождите, Полина Григорьевна, друзей приводить можно, а вот шуметь ночью нельзя, - ответил ей домоуправ.
- Я имею право отмечать праздники? - вновь набросилась на него Полина.
- Конечно, но не систематически же, - улыбнулся он, - на вас за время моей работы поступила уже солидная куча заявлений, и не только с этого дома, но с домов напротив.
- Скажите уважаемая, - ядовито спросила Полина соседку, - я, что часто вас беспокою?
- Ну не так чтобы очень, но, это же ужасно когда дети слышат мат и всякий разврат.
- Какой разврат? - закричала Полина.
Саша отпихнул Полину вглубь прихожей и деликатно сказал,
- Извините нас, пожалуйста за неудобства, такое больше не повториться. Извините.
Домоуправ посмотрел на женщину, которая было приготовилась к бою, а тут неожиданное извинение выбило ее из колеи и испросил,
- Ну что гражданка Фролова заберете свое заявление, али как?
Женщина помялась, с жалостью посмотрела на Сашу, и сказала,
- Хорошо, заберу до времени, но если еще раз…
- Больше не повториться, обещаю, - выпалил Саша.
Женщина пожала плечами, а домоуправ сказал,
- Раз претензий больше нет, тогда пошли Михална.
Закрыв дверь, Саша увидел ухмыляющуюся Полину. Она застегивала босоножки и бубнила себе под нос,
- Вот зараза, все-таки пожаловалась, и не стыдно.
- Кому, ей должно быть стыдно? - спросил Саша, - Полина, ты не уважаешь не только себя, но и меня.
- А ты здесь причем, жаловаться пришли на меня, мог бы и не защищать.
- Дело не в этом, а в том, что другой муж просто надавал бы тебе тумаков за такое поведение и все.
- Ты на это не способен, поэтому я за тебя и вышла. Ну ладно не сердись, каюсь виновата. Просто это вы с папой решили мне бойкот устроить, а я вам. Папа мне сказал, вот поживи без моих денег, тогда узнаешь, и я ему решила отомстить. Продала кое-что из своих шмоток, немного у мамы взяла и устроила себе праздник.
- Не стыдно?
- Стыдно, ну прости. Я скучала без тебя, правда, - и она обвила его шею руками и повисла на нем, - жаль, что у меня нет времени, но у нас вся ночь впереди.

* * *
Опять потекла размеренная спокойная жизнь, Полина снова была ласковой, нежной, заботливой, забросила вечеринки и обещала подумать о ребенке, как только закончиться летний театральный сезон. Саша увлеченно работал в медицинском городке. Однажды его попросил сослуживец, который подрабатывал врачом на скорой помощи на время его отъезда по срочным делам подменить на несколько дежурств. Саша согласился и в течение недели несколько ночей выезжал на срочные вызовы к больным. Он увидел те жилищные условия, в которых жила основная часть населения города, побывав в заводских общежитиях, в коммуналках, и в отдельных квартирах, где порой в одной комнате проживали по пять-шесть, а то и более человек. Комнаты отапливались углем, интерьер квартир был самым простым, люди готовили на керогазах, а воду носили из уличных колонок. Ни о какой фарфоровой посуде не было и речи, почти везде была только деревянная, глиняная и алюминиевая. Пытаясь отблагодарить его за помощь, люди накрывали на стол, и он видел, что они ели. Ни в каждом доме был и холодильник. Хотя бы простой советский, типа «Саратов» или «ЗИЛ», не говоря уже о большом импортном, который стоял у них на кухне. Так жили и рабочий класс и служащие, чуть лучше жила интеллигенция, но побывав на вызове даже у профессора, уважаемого и известного человека, Саша не увидел там тех излишеств, которыми была полна их квартира. У профессора, конечно, была большая квартира, добротная мебель и хорошая посуда, но все было каким-то скромным, и не бросающимся в глаза. Саша вспомнил, как он был поражен, когда первый раз появился в квартире Полины. Тогда он сразу подумал, что долго находился вдалеке от цивилизации, и как много нового появилось в жизни людей за это время, как хорошо теперь живут люди в городах, которые не затронула война. Теперь же он стал обращать внимание и на то, как одевались люди, и что покупали в магазинах, сравнивая их с Полиной. Полина привыкла жить на широкую ногу и знала толк в роскошной жизни. Она любила красоваться в роскошных шелковых платьях, сверкая золотыми украшениями. Шкафы до отказа были забиты дорогой одеждой и аксессуарами, только вечерних платьев насчитывалось штук десять и к каждому были в тон перчатки, шляпки, сумочки и туфли. А рядом жили простые женщины, которые за годы войны, работая на фабриках и заводах в несколько смен выполняя и перевыполняя план, губили свое здоровье, чтобы помочь фронту и прокормить детей оставшись без мужчин. Ему почему-то становилось стыдно, что он живет в таких условиях, когда у народа такое низкое материальное положение. И он понимал жалобы соседей на Полину, когда она устраивала вечеринки, где рекой лилось шампанское, и ложками елась икра. Самое главное, что Полине было абсолютно наплевать на то, что думали о ней окружающие. Нет, она была доброй, могла специально что-то купить и накормить бездомную кошку или собаку, подать нищим и беспризорникам, но никогда не задумывалась, как живут люди вокруг нее. И этот ее недостаток с лихвой перевешивал многочисленные достоинства.
Летний театральный сезон давно закончился, а Полина все тянула с решением. Она каждый раз переводила их разговор в шутку, отнекиваясь то недомоганием, то занятостью, то плохим настроением.
- Полина, давай наконец-то поговорим серьезно, - сказал ей однажды Саша.
- Давай. Я все обдумала, как и обещала, посоветовалась с мамой и решила, что ребенок нам не нужен.
Саша молчал пораженный сказанными словами Полины. Значит, все его надежды оказались напрасными.
- Почему ты молчишь? - спросила Полина.
- А что я должен тебе сказать. Если ты пока еще не понимаешь, что тебе необходим ребенок, то я не могу осознать, как этого не понимает твоя мать?
- Вот как раз мама посоветовала мне не рисковать своей карьерой и здоровьем.
- Ну, раз мама посоветовала, тогда ясно.
- Что тебе ясно?
- Что без мамы такого важного решения просто не принять.
- Я между прочим вышла за тебя замуж против маминой воли, она хотела чтобы моим мужем был Илья, - закричала Полина.
- А кто такой Илья?
- Илья это наш режиссер, он дружит с драматургом, он ВГИК закончил сам понимаешь.
- А «талант», - с иронией протянул Саша.
- Зря иронизируешь, он теперь мне мстит за это, роли зажимает.
- Жалеешь, что не послушалась маму?
- Нет, что ты. Совсем нет. Только разве нам плохо без ребенка? Чистота, порядок, есть все, что душе угодно. Придешь с работы тишина, покой. А хочешь развлечься – кино, филармония, съездить можно куда-нибудь. Я может, скоро на гастроли поеду.
- Полина, тебя правда устраивает такая жизнь?
- Вполне, я счастлива. А ты?
- Меня нет, мы же с тобой почти не видимся. Я ухожу в семь утра, пока ты спишь, ты приходишь в двенадцать ночи, когда я уже совсем засыпаю. В воскресенье у тебя два спектакля и мы успеваем только за завтраком немного поболтать.
- Ну и что, так живут миллионы, и разве ребенок что-то изменит, только прибавит хлопот и нужно будет в дом брать чужого человека, я сама не справлюсь.
- Я буду делать все, Полина.
- Я не хочу, и точка.
С тех пор отношения между Сашей и Полиной стали натянуто-любезными. Они не ругались, спокойно решая различные домашние дела, Саша по списку жены таскал продукты из магазинов, Полина готовила вкусные обеды, но прежней теплоты и доверия больше не было. Тесть тоже махнул на нее рукой, сказав Саше, что с этими женщинами, если уж они вбили себе в голову что-то, спорить бесполезно. Несколько раз Саша с Григорием Пантелеевичем ездил на ночную рыбалку, где у костра под ушицу они долго разговаривали об экономических преобразованиях в стране, научно-техническом прогрессе, международном положении и о Полине. Тесть рассказывал, как во время войны он готовил постановления о работе оборонных заводов города, о защите Саратовского железнодорожного моста через Волгу, как решал вопросы о создании и производству новых типов вооружения. Саша о своем детстве, родителях, плене и ГУЛАГе, вскользь вспомнил он и о Маше. Вернее он о ней вспоминал часто, даже чаще чем хотелось бы, но никогда вслух при посторонних.
- А какая она была твоя девушка? - вдруг спросил Григорий Пантелеевич.
- Она была… - Саша помедлил, - она была замечательная, просто удивительная.
Тесть ничего не сказал, увидев просветленное воспоминаниями Сашино лицо, а только тяжко вздохнул и поежился от ночной прохлады.
- Не знаю, что с Полиной делать, как ее уговорить родить, - сказал он после довольно длительного молчания.
- Бесполезно, - ответил Саша, - я уже все перепробовал.
- Попробую поговорить с женой, может это подействует.
- Попробуйте, - без особого энтузиазма кивнул головой Саша.
Но через несколько дней Саша узнал, что разговор с Маргаритой Владимировной вылился в грандиозный семейный скандал, после которого Полина перестала разговаривать с отцом и Сашей. Он старался не попадаться ей на глаза, и когда Полина была дома, надолго уходил гулять по набережной. Всегда когда ему хотелось отдохнуть душой, он шел к Волге. Там он ни от кого не прячась, тихонько разговаривал с Машей, как будто она была рядом и могла его слышать. Иногда мимо проходили влюбленные парочки, крепко обнявшись и не замечая никого вокруг себя. Вот так же и он ходил когда-то с Машей, счастливый и влюбленный. Наверно если бы не было войны, у них с Машей уже ходили бы в школу дети. Ему даже не приходило в голову, что Маша отказалась бы иметь ребенка. Он помнил, с какой любовью она возилась со своим непоседливыми и изобретательными братьями-близнецами, да к тому же после школы она сама пожелала стать педагогом.
С Волги подул сильный холодный ветер, поднимая волну с пенными барашками и при каждом порыве ветра обдавая мелкими колючими брызгами. Вконец замерзнув, Саша повернул к дому надеясь, что Полина уже пришла из театра и легла спать. Был первый час ночи, улицы в это время были уже пусты, и лишь изредка где-то вдалеке слышался шум проезжающих машин, наверно это такси развозило своих последних запоздалых пассажиров.
Посмотрев на темные окна квартиры, он тихо повернул ключ и на цыпочках вошел в квартиру. Но Полины дома не оказалось. Он выпил чаю, и сел на кухне просмотреть свежие газеты. Прошел еще час, а Полина все не появлялась.
Где-то вдалеке прогремел гром, и внезапно в комнату с силой ворвался холодный ветер, стучась в окно голой веткой старой березы. Саша выключил свет, подошел к окну и закрыл на задвижку форточку, распахнувшуюся от ветра. Гром стал громыхать все ближе и ближе, а ветер с новой силой раскачивал старые скрипучие деревья за окном. Молнии рассекали темноту ночи яркими огненными вспышками, на секунду освещая комнату. Саша вернулся за стол в темной кухне и слушал, как за окном шумят от ветра деревья и отбрасывают причудливые тени на светлые стены и пол. Вдруг с силой по крыше застучали первые крупные капли дождя, постепенно превращаясь в сплошной поток воды, льющейся из разверзнувшихся небес. Продолжать ждать Полину в такой дождь не было смысла, и Саша пошел в спальню и улегся в кровать. Он долго не мог уснуть, ворочаясь и вздыхая, а затем вдруг провалился в глубокий спокойный сон. Ему приснилось, что он ведет за ручку девочку с пышными бантами, а рядом под руку с ним идет Маша в голубом платье с белым воротничком и загадочно улыбается. Они подходят к качелям, он начинает качать девочку, а Маша сидит на лавочке напротив и машет им рукой.
- Хватит, папа, - говорит девочка, - у меня уже голова кружится, пойдем домой. Она соскакивает с качелей и бежит к Маше, крича, - мама, мама, по дороге купим мороженое?
- Купим, купим, - отвечает Маша, и дождавшись Сашу, прижимается к нему и берет за руку.
- Я не хочу, чтобы ты любил еще какую-нибудь женщину, кроме меня и дочери, - говорит она ему.
Он опускает к ней голову, чтобы поцеловать и сказать, что она единственная, но тут волшебное видение исчезает. За окном уже рассвет, неслышно сеет мелкий дождь, и слабый ветер качает голые верхушки деревьев. Как жаль, что этот сон кончился, пусть бы он продолжался вечно. Он совсем не хочет любить никого другого кроме Маши, хотя честно пытался забыть ее и полюбить Полину. Но каждый раз, лежа в постели с Полиной, он представлял себе Машу. Он даже попытался избавиться от духов, спрятав их от жены, чтобы аромат, которым душилась Маша, не преследовал его в образе Полины. Но когда ему становилось особенно грустно на душе, он украдкой доставал духи и вдыхал их нежный цветочный аромат. Он понимал, что со стороны это выглядит дико, и если бы он сам увидел такого человека, то подумал бы что он псих и ему надо лечиться. Но как излечить больную израненную душу?
Саша встал, выпил крепкий кофе и ушел на работу, не оставив Полине записки и не позвонив за весь день. Вечером вернувшись домой он увидел что Полина уже побывала дома и ушла на спектакль, опять собираясь опаздывая. Постель была брошена неубранной, а вокруг валялись разбросанные второпях вещи. Прождав жену до часу ночи, он снова лег спать один.
Глубокой ночью сквозь сон Саша услышал легкие крадущиеся шаги вернувшейся Полины. Он не встал и даже не повернулся к ней, когда она легла рядом с ним в постель. Ему было интересно, что она скажет ему утром, когда проснется, ведь завтра у него выходной. Но проснувшись около часу дня, Полина буркнула мышкой пробежав в ванную,
- Привет, я опаздываю, сделай мне пожалуйста, кофе.
Молча выпив кофе она чмокнула Сашу в щеку и убежала, благоухая бодростью и свежестью, ничего не объяснив, как будто и не было ее двухдневного отсутствия. Саша остался дома, на улице опять моросил дождик, было хмуро и ветрено. Он лежал на диване и думал, что же его все-таки так привлекло в Полине. Она была умна и обаятельна, начитана и образована, симпатична и даже обольстительна, в меру добра и ласкова, но умела не замечать человека, который был рядом, не воспринимала его чувства и состояние. А какое чувство он испытывал к Полине? Трудно было объяснить словами. Конечно же огромное чувство благодарности за уют, заботу о его здоровье, работе, за то что он сыт, одет, обут, не думает о жилье и хлебе насущном. Еще то, что рядом с ним красивая, ухоженная, обаятельная женщина, актриса. Но он одинок с Полиной, для которой сцена дороже жизни и она готова играть с утра до вечера лишь бы наконец-то получить главную роль. А любовь? Нет, любви к Полине нет, и не было, это было просто мимолетной влюбленностью. Он всегда любил Машу, с ней он испытал чувство безраздельного счастья. Он был уверен, что лучше ее нет никого на свете, она для него была выше всех и любовь к ней была особенной.
- Наверно любовь к ней вечна, и мне никогда не избавиться от этого горячего чувства, от которого так болит и ноет душа и сердце, - подумал он.
Саше очень недоставало Аристарха, с которым он привык делиться своими бедами и радостями, мог попросить совета или просто поговорить. Они переписывались, но разве можно было в письме рассказать обо всем и тем более спросить совета. Но тут случайно Саша познакомился и крепко сдружился с одним человеком-фронтовиком, который отсидел уже после войны за то, что написал начальству на своем предприятии письмо, в котором указывал о нецелесообразности работать на старом дореволюционном оборудовании, приводя в пример научно-технический прогресс развитых Западных стран, где он воевал в последние месяцы войны. Его звали Степан Зорин. Он страдал оттого, что окружающие его люди не верили, что он отсидел просто так, за собственное суждение. Саше же было это хорошо знакомо и понятно. Он уже встречал в ГУЛАГе тех людей, которые сидели именно за это. Воины, воевавшие в сорок четвертом и сорок пятом годах в Европе, или мирные граждане, вывезенные в Германию на работы, своими глазами видели то, что так тщательно от них скрывали, изолировав с тридцатых годов СССР «железным занавесом» от многих стран. Они увидели тот уровень жизни, отношение к личности, устроенность, культуру, и это в корне отличалось от того, что им внушала страна, говоря о загнивании капитализма, безработице и разложении нравственности Западных стран. После этого многие усомнились в том пути, по которому страна развивалась все эти годы, и стали писать письма и жалобы в различные инстанции, а верующие стали просить открыть храмы. Вот тут и пошла новая волна политических репрессий. В ГУЛАГах оказались тысячи людей, привлеченных за «низкопоклонничество перед Западом», были расстреляны сотни священнослужителей и борцов-вольнодумцев. А власти стали снимать возникшее напряжение видимой демократизацией.
- Какая демократизация? - говорил Степан, - все фикция.
- Да знаю я, видел таких же пострадальцев как ты, - кивал Саша.
- Западное влияние, западное влияние, а что в нем плохого? Там люди как люди живут, вот взять хотя бы военнопленных, к ним с пониманием отнеслись, а ты девять лет отсидел. А священнослужителей за что?
- И таких видел. Монахини мои руки спасли рукавицами, которые вязали там для пленных из верблюжьей шерсти, - сказал Саша, посмотрев на свои руки, которыми он мог работать, спасая жизни людей.
- Когда война началась священнослужители, забыв обиду на государство, обратились к верующим помочь стране и встать на защиту родины. Пока война шла, государство сквозь пальцы смотрело на церковь, были даже с его стороны кое-какие послабления, а как война кончилась, всех священнослужителей и расстреляли. И где же справедливость? А вот в Европе к верующим бережно относятся, ну верит человек и на здоровье.
- Вот я человек неверующий, а временами тоже задумываюсь о душе. Хотя верующие они прощают тех, кто с ними так поступил, а я простить не могу, - думая о своем, произнес Саша.
- И я не могу. И не только простить, но и понять. Столько книг изъяли из библиотек, столько произведений запретили ставить на сцене и в кино, сколько журналов закрыли, зачем?
- Жена мне говорила, что борются за чистоту литературы, а в культуре и искусстве приказано искоренить пьесы буржуазных западных драматургов.
- Но ведь их многие знают, читали до войны, и раньше в них не находили никакого вредного западного влияния.
- Я стараюсь об этом не думать. У меня, слава богу, есть любимая работа и кроме книг по медицине я почти ничего не читаю. Так просматриваю иногда газеты, но знаю что там очень много вранья. Я когда вернулся из ГУЛАГа, у друга в библиотеке старые подшивки газет просмотрел. Так вот там писали, что у нас в стране грандиозные стройки и уголь и лес добывают небывалыми темпами, а о том, что люди, добывающие этот уголь, лес и работающие на этих стройках умирали от холода и болезней, ни слова.
- А у меня теперь и любимой работы нет, из партии исключили, пока сидел жена к другому ушла. Работаю на заводе простым слесарем, хоть и имею высшее образование.
Сашу действительно спасала работа, хотя он и жил в семье, но страдал от одиночества. Если раньше ему казалось, что Полина понимает его, то теперь он знал, что она может выслушать, что-то ответить, и даже пожалеть, но тут же выбросить из головы и забыть то, что ее не интересует, заговорив о новом спектакле или модной прическе.
Он оставался после работы у постели только что прооперированных больных, отпуская попить чайку медсестер и нянечек, консультировал студентов-практикантов, дежуривших по ночам, обходил палаты и выслушивал жалобы больных. Он каждый день спасал жизни людей, спасая себя от одиночества. На работе Саша чувствовал себя нужным и даже необходимым. Он был удачлив, у него не было смертей, и его прооперированные больные быстро шли на поправку. Скоро о нем пошла молва, что в клинике есть человек, у которого золотые, заговоренные руки. Больные старались попасть именно к нему, записывались в очередь, отвергая предложения других хирургов. Это вызывало зависть, как молодых, так и опытных врачей. Но Саша не делал ничего специально для того, чтобы быть первым, он просто по-доброму относился к больным, переживая за них, постоянно читал о новых методах в медицине совершенствуясь, и полностью отдавался работе. Он уходил около восьми утра и почти каждый день возвращался за полночь. Один единственный выходной в неделю он посвящал прогулкам по набережной, чтению книг, и различным домашним делам. Когда Полина была занята в новом спектакле, он ходил в театр.

* * *
Приближался день рождения Полины, которой тридцатого марта исполнялось сорок. Отпраздновать его она решила в ресторане, пригласив самых близких, которых набралось двадцать человек. Каждая встреча с тещей для Саши была испытанием, несколько успокаивало присутствие рядом тестя, но чтобы быть еще увереннее в себе Саша, спросив у жены разрешения, пригласил еще и Степана, с которым Полина однажды встречалась, когда Саша приводил его на ее спектакль. Степан произвел на Полину противоречивое впечатление, с одной стороны он вроде был образованным и умным, а с другой походил на неотесанного мужлана. Но он смог растопить сердце Полины своими комплиментами о ее красоте и профессиональных качествах актрисы.
- Что ж пригласи, если тебе этого хочется, - с легкостью согласилась Полина, пожав плечами.
Полина заранее стала готовиться к своему сорокалетию, заказав новое платье, туфли, перчатки, сумочку, в ресторане обговорив меню и украшение интерьера, и свежие цветы в магазине.
Узнав, что на Полине будет голубое платье, Саша неделю назад купил для нее в подарок красивое и дорогое кольцо с сапфиром. Но проснувшись от звонка модистки в дверь и в закрутившейся суматохе никак не находил времени, чтобы торжественно преподнести его. С раннего утра в их квартире побывала парикмахерша и маникюрша, а запыхавшаяся модистка дошивала платье прямо на Полине. Наконец когда все разошлись, и перед ним предстала Полина во всей красе, он преподнес ей маленькую синюю бархатную коробочку с драгоценностью.
- Поздравляю тебя, Полинка! Путь исполнятся все твои заветные мечты! - он открыл коробочку и одел ей на палец кольцо с сапфирами в виде цветка.
- Какая прелесть. Спасибо. Я его сегодня одену в ресторан, - сказала Полина, вытянув вперед руку и рассматривая кольцо на тонком пальчике с только что сделанным маникюром. Она выглядела просто ослепительно, но продолжала крутиться возле зеркала, то поправляя выбившуюся из прически прядь, то подкрашивая глаза, то губы.
- Полина, мы уже сильно опаздываем, - крикнул ей Саша заведомо зная, что если она считает, что еще не готова, то будет продолжать крутиться перед зеркалом столько, сколько ей потребуется.
- Подождут, я именинница, они ради меня собираются.
Наконец когда они вошли в ресторан за столом их уже ждали приглашенные. Степан скромно сидел в сторонке. Увидев Полину, раздались крики и аплодисменты. Полина загадочно заулыбалась и стала принимать подарки. Затем все расселись, и Полинин отец произнес тост в честь именинницы, затем тосты посыпались как из рога изобилия, и когда все уже были изрядно навеселе, Маргарита Владимировна объявила танцы, метнув ядовитый взгляд на Сашу, зная что он не любит танцевать и у него это плохо получается. Но Саша назло ей весело подхватил Полину и потащил на середину зала, ослепительно улыбнувшись теще. Когда закончился один танец, он пригласил ее на следующий, а потом войдя в раж, еще на один. Вернувшись, он услышал, как Григорий Пантелеевич тихо сказал,
- Это сейчас лишнее.
А Степан гневно ответил,
- Вот он знает, что палачи из НКВД, а теперь КГБ всегда решали, кому жить, а кому умереть, кого вернуть домой, а кого отправить в ГУЛАГ.
- Степан не нужно, давай лучше выпьем, - ткнул его локтем Саша, поднося рюмку с коньяком.
- Нет, отчего же пусть продолжает, раз уж начал, - подал голос «великий драматург».
- Давайте лучше выпьем за именинницу, - нарочито громко басом сказал Григорий Пантелеевич.
- Скажите, Александр, а вы тоже сидели в тюрьме? - вдруг спросила подруга Полины белокурая Любочка, сделав круглые удивленные глаза, и в упор посмотрела на Сашу. За столом все сразу замолчали и устремили на него свои взгляды.
- Сидел, - просто ответил Саша, увидев, как сверкнули от негодования глаза Маргариты Владимировны.
- Какой ужас, - прокричала Любочка и ее глаза стали еще больше.
- Но Саша был совсем не виноват, - поспешила ответить Полина, не то защищая его, не то себя от косых взглядов и пересудов.
- Но там же сидят после следствия и суда, - робко возразил «великий драматург».
- А вы знаете как проходит это следствие? После длительного физического воздействия, когда человек готов признаться во всем чем угодно и подписать любые сфабрикованные фальшивки, - снова пошел в атаку Степан. На него сразу замахали руками и зашикали со всех сторон, но его было уже не остановить, - а в лагерях эти сволочи уже тысячами убивают тех, кто становится ненужным, беспомощным и больным от рабского труда на благо Родины и нечеловеческих условий жизни.
- У них работа такая, они просто выполняют свой долг, - оглянувшись по сторонам, быстро сказала Маргарита Владимировна.
- Работа? - закричал Степан. Его лицо покраснело, на лбу выступили крупные капли пота, а руки затряслись мелкой дрожью, - теперь палачи сами стали жертвами и их расстреливают без суда и следствия, потому что они уже сделали свою черную работу и теперь он опасные свидетели.
- Степан, успокойтесь у нас сегодня праздник, - обнимая его, уговаривал Григорий Пантелеевич, - я вас очень хорошо понимаю…
Саша извинившись вышел из-за стола и, потянув Степана за рукав тихо прошептал,
- Степа можно тебя на пару слов?
- Конечно друг, - улыбнулся захмелевший Степан.
Выведя его на улицу, Саша сунул ему все деньги, которые были у него в кармане, и серьезно сказал,
- Эх, Степа, как же ты не понимаешь, что сам себе на шее петлю затягиваешь? Может никто и не донесет, все изрядно выпили, но будет лучше, если ты сегодня же, прямо сейчас уедешь куда-нибудь подальше отсюда. Я тебя очень прошу, и не пей больше, пожалуйста.
Степан стоял растерянный и жалкий.
- Но я же сказал правду.
- Я знаю, но ты уже один раз отсидел за правду, тебе мало?
Степан долго молчал, а потом как-то странно засопел и произнес,
- Ты конечно прав, я должен уехать и уеду. Прощай друг, я тебе напишу.
- Пиши до востребования, я буду ждать.
Они крепко обнялись на прощанье, и Степан быстрым шагом покачиваясь не оглядываясь пошел вдоль по улице. Саша долго смотрел ему вслед ругая себя за то, что привел его в это общество. Ему и самому так иногда хотелось высказать им что-нибудь резкое и дерзкое, но он мог себя контролировать, а Степан оказался несдержанным и теперь снова мог поплатиться за это своей свободой.
Вернувшись к столу, Саша увидел, что часть гостей, затаив дыхание слушают, как тесть громко рассказывает анекдот, смешно жестикулируя и гримасничая, Полина танцует с «великим драматургом», Любочка в уголке кокетничает с режиссером, а пара малознакомых Саше мужчин пьют на брудершафт. Он обвел глазами всех приглашенных, посчитав их, все были на месте, кроме тещи. Через несколько мгновений она появилась с ядовитой улыбкой и прошла мимо него даже не глядя. Была ли она в дамской комнате или же уже успела кому-то позвонить, узнать было невозможно.
Остаток вечера прошел в спокойной дружеской обстановке, но от прежнего веселья не осталось и следа. Полина дулась на Сашу, тесть в осуждение только покачал головой, теща же демонстративно пересела от него подальше. Когда же на такси разъехались последние гости, теща набросилась на него как голодная волчица,
- Полиночка, твой муж совсем ополоумел, мало того, что он притащил этого негодяя в приличное место в таком костюме, так еще и устроил это представление.
- Тише Рита, успокойся, Саша же не ожидал, что все так обернется, - стал успокаивать ее Григорий Пантелеевич.
- Он опозорил нашу дочь, сказал при всех что сидел в тюрьме, - закричала она, выдернув свою руку из-под руки мужа, - а ты ему во всем потакаешь, Гриша.
- Я не потакаю, просто ты многого не понимаешь.
- Полина, почему ты молчишь? - кинулась она к дочери.
- Я думаю, что обо мне завтра скажут в театре, - заплакала Полина.
- А что собственно они скажут о тебе? - спросил ее отец и, обернувшись к дороге, стал ловить такси. Но проезжавший мимо таксист указал им на табличку «в парк» и проехал не остановившись.
- Бедняжка и так из-за него много ролей лишилась, а тут еще это. Я сколько раз говорила, что он тебе не пара, так нет же…
- Рита! - крикнул на нее Григорий Пантелеевич, - да сколько же можно, хватит.
- Мама не надо, мне и так уже сегодня испортили праздник.
- Он тебе испортил всю жизнь, - продолжала распинаться Маргарита Владимировна, - какой он тебе муж, он кроме своих больных ни о чем другом и не думает, приходит под утро, может правда с какой-нибудь медсестрой крутит?
Саше надоело слушать пошлость и гнусность, которые на него выплевывала теща при каждом удобном случае и он, повернувшись к ней воскликнул,
- Что вы ко мне постоянно цепляетесь, что вы вообще от меня хотите?
- Не смей так со мной разговаривать! Ты никогда не любил Полину, а просто хорошо устроился на всем готовом. Она сама твердо стоит на ногах, зачем ей нужен такой муж, как ты?
- Мама!
- Рита! Прекрати сейчас же!
Тесть схватил Сашу за рукав и поволок в сторонку, метнув в сторону жены грозный взгляд.
- Не обращай на нее внимания, тебе с Полиной жить, а не с ней, - заговорил он шепотом.
- Я конечно виноват, что пригласил Степана и испортил Полине праздник, но я не ожидал.
- Праздник, это ерунда, главное чтобы кто-то не испортил этому Степану жизнь.
Саша видел, как теща сразу навострила свои уши, пытаясь расслышать, о чем они говорят, но шумевший ветер мешал удовлетворить ее чрезмерное любопытство, а подойти к ним ближе ей мешала гордость. Она наконец поймала такси и крикнув,
- Гриша, Полина, поехали! - замахала руками.
Тесть потащил Сашу к машине, но он покачав головой посмотрел на Полину. Сесть на заднее сиденье рядом с Маргаритой Владимировной, да ни за что. Полина поняла его и, помахав родителям, сказала,
- Вы езжайте, а мы пройдемся перед сном.
Саша крепко пожал руку Григорию Пантелеевичу и послал теще воздушный поцелуй. Она фыркнула в ответ и зло хлопнула дверцей такси, получив от водителя предупреждение, что это не танк, а автомобиль для пассажиров.
С Полиной ему удалось не поругаться, ей было немного стыдно за мать, и она предпочла по дороге домой говорить на другую тему. Дома же Полина надев легкомысленную сорочку, которая совсем не скрывала ее красивого, стройного, упругого тела, которому могла бы позавидовать даже совсем молодая женщина, обняла Сашу за шею и зашептала,
- Наверно я сегодня выпила много вина, но мне хочется чего-то необыкновенного.
Саша совсем не был настроен на романтический вечер после разговора с тещей, но отказать Полине в такой день он не мог. Теперь они вообще редко занимались любовью, во-первых, не хватало времени, а во-вторых, не было желания. Выполнив свой супружеский долг, он откинулся на белоснежную подушку и, закрыв глаза, спокойно спросил Полину,
- Полина, скажи, ты мне изменяешь?
- С чего это ты взял?
- С того, что твоя мать сказала, будто бы я прихожу домой под утро, мне кажется, дело обстоит наоборот. Да, иногда я задерживаюсь возле тяжелых больных, но только иногда. Зачем ты вообще докладываешь матери о наших с тобой делах?
- Она моя мать, и я с ней иногда делюсь, она дает мне советы.
- Позволь спросить какие?
- Что ты привязался? Ты такой зануда, надо жить проще, получать от жизни удовольствие, а ты. Что плохого в том, что я люблю веселиться, получать комплименты, цветы, а?
- Сумасбродная и взбалмошная попрыгунья-стрекоза, - вырвалось у него.
- Я такая, какая я есть! - по слогам произнесла она.
- Полина, если ты хочешь завести роман, сделай это честно, я не хочу жить во лжи, фальши и предательстве. Это унизительно как для меня, так и для тебя, хорошо?
- Хорошо, - легко согласилась она, - давай спать.
- Давай, - согласился Саша зная, что сегодня уже больше не заснет. Он был почти уверен, что она ему изменяет, уж слишком быстро она согласилась, не стала спорить и уверять в обратном. Он никогда не затевал ссор, если Полина приходила домой поздно и навеселе, не стыдил ее, а наоборот чувствовал перед ней какую-то вину, что не смог дать ей того, чего она хотела. Он понимал, что она актриса, и не видел ничего плохого в ухаживаниях, романтических реверансах ее воздыхателей, но когда Полина начинала заигрываться и перебарщивать, становилось просто обидно. В нем говорила не ревность, а обида.

* * *
Саша каждую неделю ходил на почту и ждал письма до востребования от Степана, но писем не было. Тогда он занялся самостоятельным расследованием, сходил на квартиру где жил Степан, но там уже жили другие люди, не имевшие о нем ни малейшего представления, сходил на завод, где ему сказали, что Степан в течение недели уволился, оформил все документы и уехал в неизвестном направлении. Дальше его следы терялись. Сашу немного успокоило то, что Степан находился здесь еще целую неделю, пока увольнялся и выписывался, значит с ним все в порядке и скорей всего теща не причастна к его исчезновению, а Степан, просто например, забыл Сашину фамилию или по какой-то другой причине не смог написать.
Он много работал, выматываясь к ночи так, что еле притаскивал домой ноги. Полина после разговора о том, что будто бы у нее появился любовник, приходила сразу после спектакля, не задерживаясь и стараясь не заводить разговора о матери и о том, что жить надо проще и веселее. И все у них может быть, и было бы хорошо, если бы ни теща. Она донимала их своими звонками, естественно звоня после двенадцати ночи, когда они были уже в постели. А недавно, Саша мог поклясться, что она придумала это нарочно, сказалась тяжело больной, вынуждая Полину часто навещать ее. Тесть хотел пригласить для нее врачей, положить на обследование, но она категорически отказывалась, ссылаясь на то, что она сама врач, у нее какая-то особенная женская болезнь и просила его не вмешиваться. Полина каждый раз, бывая у матери, возвращалась домой совсем другая, какая-то нервная, обиженная и совсем чужая.
Как-то уставший возвращаясь домой на рассвете, когда город еще спал, Саша спрашивал себя за что ему эта расплата, за что? Он старался идти быстро, потому что ужасно замерз, ночь была холодная и темная, несмотря на то, что уже был май. Утром, уходя на работу и выглянув в окно, где ярко светило солнце, пели птицы и цвели деревья, он оделся очень легко, по-летнему. Но день выдался трудным, было много больных и пришлось задержаться допоздна у постели тяжелобольного. На улице за это время резко похолодало, изо рта вовсю валил пар, а налетающий порывами ветер бросал в лицо срывающиеся с деревьев холодные капли после недавно прошедшего дождя.
Дрожа всем телом, он вошел в тихую квартиру и вдохнул знакомый аромат духов, которые он так усердно прятал и иногда тайком от Полины доставал маленький флакончик и долго держал его в руках. От него шел запах, пробуждающий незабываемые воспоминания о Маше. Вот и сейчас закрыв глаза, он представил, что откроется дверь и войдет она, бросится к нему, разрыдается у него на груди, а он будет вдыхать ее аромат, гладить по мягким светлым волосам, по трясущимся от рыданий плечам, а потом расскажет ей все-все и они вновь обретут друг друга. Он рывком открыл дверь, и увидел пустую темную комнату и закрытую дверь спальни, где уже давно спала жена. Конечно же он не верил в загробную жизнь и чудес на свете не бывает, просто Полина снова купила себе эти духи. Не снимая промокших туфлей, испачканных уличной грязью он прошел прямо по ковру, и устало плюхнулся на диван, закрыв глаза. Снова больно заныло сердце, так захотелось, чтоб рядом оказалась Маша. Встать, раздеться и лечь в постель не было сил. Он так и просидел весь остаток ночи на диване одетым, пока наконец не настало утро, и в небе не послышалось карканье ворон и галок.

* * *
Все лето Саша работал как проклятый, а вечерами еще приходилось успокаивать Полину, которая возвращалась домой после спектакля удрученная и подавленная. В театре кроме примы, у которой были все первые роли, появилась новая молоденькая актриса, забравшая роли предназначавшиеся Полине. А Полина теперь была вынуждена играть в одном спектакле престарелую учительницу в очках без грима и в бесформенном сером платье, а в другом купчиху в одежде с накладным бюстом, задом и брюшком. И даже за щеки она вставляла тампончики, чтоб героиня выглядела более упитанней.
- Не могу я так больше, - плакала Полина, стуча маленькими кулачками по столу, - без году неделя в театре, а уже меня по боку. А все потому что задом вертит.
- Полина, проста она молода, ты должна с этим смирится, это когда-нибудь должно было произойти.
- Но почему так рано, разве я плохо выгляжу?
- Ты великолепно выглядишь, никто не даст тебе твоих лет, но ты должна понять.
- А я не понимаю и не хочу понимать, - всхлипывала она, размазывая по лицу краску.
Каждый вечер был похож друг на друга, Полина сначала плакала, а потом с усердием садилась перед зеркалом и намазавшись кремом репетировала чужую роль, надеясь на чудо. Саша всегда знал, что ее сокровенная мечта была увидеть свое имя большими буквами на афишах расклеенных по всему городу. Она так старалась, из кожи вон лезла, ходила на все репетиции, отказалась от отпуска, а теперь даже не тянет на вторые роли. Конечно это было для Полины горем и большим. Мама сразу поправилась и, пренебрегая своей гордостью, стала навещать их, даже сдержанно разговаривая с Сашей. Она крутилась возле дочери, названивала каким-то своим знакомым, но после того как один раз на нее налетел Григорий Пантелеевич и устроил ей взбучку, перестала.
Как-то возвратившись с работы домой, Саша застал Полину в хорошем расположении духа. Она подпевала проигрывателю, разбирая пластинки и увидев его весело, спросила,
- Ужинать будешь?
- Буду. У тебя что-то произошло хорошее?
- Угу. Ее уволили.
- Почему уволили?
- Какая разница, ты что не рад?
- Почему, конечно рад, только как-то странно.
Полина не слушала его, она накрывала на стол, весело напевая и пританцовывая. Глядя на ее счастливое лицо и хорошее настроение, он не стал больше ни о чем спрашивать. Но через пару дней узнал, что она спит с кем-то из театра. Саша точно не уточнял кем он работает, но сам видел этого маленького пузатого и кривоногого старикашку с блестящей лысиной и длинным редким чубчиком, когда забежал к Полине посоветоваться насчет очередного отпуска. Этот герой-любовник обнимал Полину своими жирными короткими пальцами и целовал в шею своим слюнявым неестественно красным ртом. Увидев это, Саша сначала хотел уличить жену, поймав с поличным, но передумал и тихо ушел. О Полининой измене он хотел услышать от нее самой и все спокойно обсудить дома без свидетелей.
Отработав последний день перед отпуском, и навестив своих всех послеоперационных больных, он за полчаса до окончания вечернего спектакля вернулся домой. Стояла тихая летняя теплая ночь, и он подумав что в квартире сейчас душно, решил подождать Полину возле дома. Сев на скамейку Саша с удовольствием вытянул уставшие ноги и закрыл глаза. Кроме легкого шелеста ветра не было слышно никаких посторонних звуков, уже все давно разбрелись по домам и легли спать. Все окна в доме были темными, кроме окна на втором этаже слева, светящим слабым зеленоватым светом. Саша знал, что в этой квартире недавно родился малыш и наверно это он не дает своим молодым родителям уснуть. Как бы ему хотелось оказаться сейчас в роли отца, пусть уже не молодого, но отца. Он катал бы своего сына или дочь в коляске, пел песни, читал сказки, потом водил бы на каток, в кино, научил плавать, любить и понимать природу, он научил бы своего ребенка всему, что умел сам. А главное он любил бы его и не дал почувствовать себя лишним и одиноким, чтобы ребенок знал, что такое семья. Подумав о семье, он вспомнил слова тещи о том, что будто он никогда не стремился создать семью, а был только заинтересован получить материальные преимущества. Зачем ему эти преимущества, если он одинок и несчастен?
Раздался гул мотора, в темноте сверкнули фары такси, на секунду осветив край скамейки, звук тормозов, хлопнула дверца, и он увидел Полину. Она нагнулась к открытому окну автомобиля, и чмокнув своего ухажера, помахала ему рукой и направилась к дому. Саша смотрел на ее приближающуюся стройную фигурку в элегантном обтягивающем платье и узких черных лодочках, слышал звук ее каблучков и уже чувствовал запах ее сладковатых духов.
- Полина! - тихо позвал он.
Она в испуге отшатнулась в сторону и прижав руки к груди, произнесла,
- Ты меня напугал, разве так можно? Зачем ты здесь сидишь, что ключи забыл?
- Я просто жду тебя.
Она пожала плечами и молча взошла на крыльцо. Поднимаясь по лестнице, Саша спросил Полину,
- С кем ты приехала домой?
- Он у нас в театре подхалтуривает, ты его не знаешь.
- Зато ты хорошо знаешь.
- Что за намеки? - спросила Полина, копаясь в сумочке на лестничной площадке перед дверью.
- Это не намеки, я все видел сам. Я был сегодня в театре.
- Ты все не так понял, - спокойно ответила она и, сняв в прихожей туфельки, пошла в комнату.
- Полина, я же просил тебя все рассказать заранее.
- А я расскажу, понимаешь, это по работе, и ничего более, - она подошла к нему и опустилась на ковер возле его ног, - ты бы знал, как я его ненавижу.
- Полина, это хуже чем измена по любви, ты торгуешь своим телом, ради карьеры.
- А что мне делать? Ты же знаешь, я без театра не смогу жить.
- А я так не смогу жить.
- И что ты предлагаешь мне бросить театр? - закричала она, - но я без театра пропаду. Думаешь, мне приятно обниматься с этот старой обрюзгшей жабой, улыбаться ему, да у него изо рта несет как из помойки.
- Ты мне противна, Полина.
- Ну, прости меня, я сама себе противна, но я не могу иначе, - и Полина стала громко рыдать, иногда на секунду останавливаясь и сквозь растопыренные пальцы смотря на него. Саша молчал, ему совсем не хотелось начинать с Полиной военные действия. Но он не верил ее слезам, зная, что она драматическая актриса, любит сентиментальные пьесы и умеет со вкусом плакать, заламывая руки и картинно закатывая глаза, и сейчас играет свою очередную роль. Именно такие роли особенно удавались Полине, не раз видя ее на сцене в таком амплуа, он готов был поверить в ее искренность и боль, отражающуюся на лице и в голосе.
- Ты меня совсем не слушаешь, - видя, что ее слезы не воздействовали на него, Полина перестала плакать и села на диван рядом с Сашей.
- Я уже все выслушал. Не нужно разыгрывать дешевый спектакль.
- Саш, ну прости меня, ну хочешь, заведи себе любовницу.
Саша в изумлении посмотрел на Полину, резко встал и, подойдя к окну, распахнул его настежь. В комнату тут же ворвался свежий ночной воздух, за выяснением отношений они совсем забыли открыть окна, так и просидев все это время в душной комнате. Он стоял у окна и смотрел на колышущиеся листья березы росшей под окном, а ему казалось, будто он стоит на краю бездонной пропасти и если хоть чуть-чуть шелохнется, тут же кубарем полетит вниз и совсем некому оттащить его назад в безопасное место. Он не знал, сколько прошло времени, но когда он вошел в спальню, Полина уже крепко спала. Он лег рядом, но еще долго не мог уснуть, думая об этой самоуверенной и циничной прожигательнице жизни. Старался не думать о плохом, вспоминая только хорошее, что было в их жизни, но никак не мог избавиться от накопившейся обиды и разочарования семейной жизни. Чтобы простить Полину, он должен был, прежде всего понять ее, но понять ее было трудно, как он не старался. Он конечно смог бы ее простить, но не оправдать, а носить в себе чувство боли не хотелось, тем более что эта боль причинялась близким человеком, женой. Пора было уходить, пока уже почти угасшее чувство влюбленности не переродилось в ненависть.
Утром он решил сказать Полине, что им нужно развестись и не мучить друг друга. Он понимал, что не ее измена стала главной причиной их разногласий, но именно этот факт явился точкой в их отношениях. Приняв решение, на душе сразу стало как-то легче и угрызения совести больше не терзали его. С той самой ночи, когда ему приснился сон о Маше и девочке, сон такой прекрасный, как временное целительное лекарство, он страдал оттого, что обманывает всех и Полину и себя и память о Маше.
- Доброе утро! - разбудил его сладкий голосок Полины, - нам нужно поговорить.
- Доброе утро! Поговорить действительно нужно.
- Саш, давай я тебе сначала все скажу, только ты не перебивай, выслушай, а потом скажешь свой вариант, ладно?
- Хорошо.
Полина прошла к зеркалу и села перед ним на маленький пуфик к Саше спиной. Она медленно открутила крышечку крема и стала осторожно наносить его на лицо.
- Я вчера подумала, может нам лучше развестись? Я попрошу папу, он поможет тебе с жильем, а мы будем с тобой дружить, ходить друг к другу в гости.
- Полина, я согласен.
Она резко повернулась к нему и в изумление несколько минут сидела молча. Крем из баночки капнул на ее халатик, и Полина, ахнув прошептала,
- Ты, правда согласен?
- Абсолютно, только не нужно вмешивать сюда папу.
- А где ты будешь жить?
- Пока подадим на развод, и я уеду в отпуск. А потом что-нибудь придумаю.
- Ты всегда можешь на меня рассчитывать, мы останемся с тобой друзьями.
- Конечно.