ОБЩЕЛИТ.COM - ПРОЗА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Поиск по сайту прозы: 
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте прозы
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль

 

Анонсы
    StihoPhone.ru



БЕЖЕНЕЦ

Автор:

Я родился в Сибири. Город наш стоял серый от копоти заводских труб, пыхтящих дымом день и ночь. Об экологии никто не заботился: деревья стояли без листьев, реки - без рыбы, воздух - без кислорода. Мужчины тихо умирали, не дожив до пятидесяти, от болезней и пьянства. Женщины мучились дольше.
Родители мои работали на заводе, как и родители всех друзей и подруг. Я определен был в заводской детсад, а сестра - в школу.
Отец очень хотел сына и вымолил меня у небес. Чтобы я всегда жил под небесной защитой, он дал мне имя Пантелеймон. Среди Сергеев и Вань я выделялся и в школе был этому не рад. У меня была необидная кличка Святой. Но сейчас мое имя мне нравится. Есть в нем оригинальность и духовная сила.
Так началась жизнь Пантелеймона Колокольникова. У нас была тесная квартирка, вся заваленная вещами и заставленная мебелью. Мама не любила выбрасывать нажитое. Денег в семье никогда не было.
- Деньги - к деньгам, - говорила мама. - Такой закон.
В ее устах это звучало как приговор и объяснение одновременно. К нам в дом они приходили два раза в месяц: в аванс и получку. Отец в эти дни был веселый и пьяный, а мать пропадала в очередях, стараясь купить что-нибудь для нас, пока кошелек не опустел. Я рос сообразительным, уроки учить не любил и мечтал разбогатеть. Мама читала мне сказки про принцев и принцесс, и однажды я спросил ее:
- А где теперь живут принцы? Я хочу туда.
Мама рассмеялась и сказала, что принцы бывают только в сказках! Но, закрыв глаза, я все равно видел огромные замки, богатую мебель и слуг, выполняющих любые мои желания.
После школы меня ждала та же участь, что и моего отца. Армия, завод, любовь, ставшая привычкой, семья - обязанность, пьянство, дети без будущего, болезни в среднем возрасте, усугубленные алкоголем, и неминуемый скорый конец… Глядя на эту жизнь, я подумал, что есть еще один закон: вкалывай - не вкалывай, а деньги не придут.
И я решил изменить свой путь. Не захотел бегать по замкнутому кругу, как пони в зоопарке. Решил поступить в институт, чтобы не сушить мозги в армии и не зарывать в окопы два лучших года юности. Я сел в поезд дальнего следования, и он, скрежеща изношенными железными внутренностями, увез меня из прошлой жизни навсегда.
Институт я выбрал случайно. Рядом со мной в плацкарте ехал парень-абитуриент. Он выбрал политехнический институт и всю дорогу рассказывал мне, как хорошо там учиться. Мне было все равно, и я пошел за ним.
Питер встретил меня летним дождем. Я вышел на мокрый асфальт вокзальной площади и влюбился в этот город с первого взгляда. Он отличался от родного, как дворец от барака. Именно здесь у меня обострилось желание зарабатывать деньги.
В общаге жил голодно, все время искал работу. Стипендии не хватало, у родителей не просил, знал, им самим мало. Работал ночами, грузил и охранял, на ум ничего не шло, в карман тоже. Учеба проходила в фоновом режиме, а этих маленьких, но очень потных денег мне едва хватало ненадолго набить живот. Я спал на лекциях или метался по городу, искал другие деньги, те, которые позволят мне жить, а не существовать. Неожиданно мне повезло.
Однажды, чтобы укрыться от непрерывного осеннего дождя, я пошел по открытой галерее "Гостинки", главного магазина Питера. Было холодно, а на галерее непривычно оживленно. Можно было подумать, что все пережидают дождь, если бы не обилие шустрых пареньков моего возраста в блестящих кожанках, отражающих тусклый свет фонарей. «Комиссары, твою мать, только кобуры не хватает,» - выругался я про себя. Глаза их скрывали низко нахлобученные черные шапки, чулком обтягивавшие крепкие затылки. Дул сильный ветер, и я дрожал, приплясывая и подняв воротник. Прижавшись к внутренней стене галереи, я остановился, пытаясь понять, что происходит вокруг. Ко мне тут же, как бы мимоходом, приблизился черный «комиссар» и скороговоркой пробасил:
- Джинсу надо?
Я кивнул, не поняв ни слова, и пошел следом, сверля взглядом лоснящуюся кожаную спину, мелькавшую в людском водовороте. Так я познакомился с "фарцой" - бизнесменами того времени.
Мне нравилось перепродавать пластинки - это была моя тема. Я находил у кого их "достать", а желающие купить находились сами. Все хотели слушать хорошую музыку. Иногда продавал жвачку, сигареты, все то, что удавалось раздобыть. Крутился у гостиниц и валютных магазинов, знакомился с моряками и дальнобойщиками, да и в институте было с кем пообщаться. Время было молодое, горячее, тотальный дефицит всего и вся открывал большие возможности... Жить стало лучше, сытнее, веселее, но деньги приходили и сразу уходили, как вода сквозь ржавое ведро. Я даже усомнился в правоте маминого закона, но, подумав, решил, что это слишком маленькие деньги, а законы существуют для больших. Друзья по бизнесу объяснили мне, что государство не поощряет подобные заработки и за валютные дела могут посадить в тюрьму и даже расстрелять. Но я был слишком молод, чтобы бояться. Молодость безрассудна, страх приходит с возрастом. В довершение всего на последнем курсе я влюбился и женился. Я всегда быстро принимаю решения и никогда о них не жалею.
Людочка училась на курс младше. Это была любовь с первого взгляда. Русая коса до пояса и платок на голове зимой и летом. Таких красавиц и скромниц не сыскать во всей стране. Расплести косу и гладить эти волосы каждое утро стало моим навязчивым и самым сильным желанием. Через год у нас появилась первая дочь. Семья сильно изменила мою жизнь и приземлила мечты.
Я окончил институт, получил диплом и устроился работать в НИИ. Тогда мы жили в Стрельне, пригороде Питера в маленькой квартирке, которую уступили нам родители жены.
Все изменила перестройка! В НИИ пошли сокращения, зарплаты задерживали, а потом и вовсе перестали платить. Я ушел, мне нужно было кормить семью. Страна трещала по швам, все требовали независимости. Власть ослабила вожжи и изменила законы. Предприимчивые люди начали открывать кооперативы, потом грянула приватизация. Кто-то неожиданно разбогател, но не я.
С друзьями мы организовали бригаду и стали ездить в Польшу. Вывозили все, что удавалось купить: тазы, ложки, инструмент, электробытовые приборы…Продавали. Заваливали купе до потолка. Платили всем и проезжали. Возвращались с долларами, меняли, покупали, снова ехали. Я очень много работал, и деньги пришли.
Значит, мой закон был неправильным. Нужно вкалывать с утра до вечера, но не на дядю, а на себя. В ожидании коммунизма мы все делали вид, что работали, и получали копейки. Равенства не было и тогда, а теперь и тем более. Я вдруг стал интересоваться политикой. Оказалось, что моя жизнь как-то зависит от тех людей, которые одним росчерком пера разрушили огромную страну.
Мы переехали в новую квартиру. Я работал, Люда рожала. Вера не позволяла ей убивать ростки новой жизни. Это стало ее основной работой - рожать и выращивать для Родины маленьких Колокольниковых, как огурцы на грядке.
Она искренне верила Богу и мне. Все время проводила с детьми и в молитвах и была счастлива. Я на правах кормильца часто отсутствовал дома, и во всем доверял своей жене. Сам, конечно, святостью не страдал, интрижки в поездках случались, но жену любил и боготворил. Когда появился третий ребенок, на помощь подоспела овдовевшая теща.
Скоро вывозить из страны стало нечего. Магазины опустели, и стали закрываться от безысходности. Старая система централизованного снабжения умерла, а новая "снабжайся, как можешь" еще не заработала. Валюта была, но покупать было нечего. Вакуум везде. Страна напоминала разоренное гнездо, поkинyтое птенцами. Тогда мы, "челноки", спасли положение. Валюта пошла на вывоз, а товар на ввоз. Прошло совсем немного времени, и магазины уже ломились от изобилия, как никогда прежде. Впервые за всю историю дефицитного социализма продать стало труднее, чем купить. Деньги стали прибывать медленно, помимо расходов на дорогу, грузчиков и взяток проводникам, ментам и другим, нужно было бороться с конкурентами, снижать цены. Наша бригада распалась, кто-то ушел на зарплату, так спокойнее, кто-то на военную пенсию, и только один наиболее удачливый открыл собственную фирму.
Я подвел итоги. На данном этапе я имел квартиру из трех комнат, шестерку б/у, остатки товара и немного наличных. Не густо! Работать ни на кого я не хотел. Решил построить свой бизнес, как дом, - с нуля. Знал, что будет трудно, но выбора не было. Сейчас или никогда! Свой бизнес я потом передам детям, а они - своим, и он будет расти и процветать, прокормит несколько поколений Колокольниковых, и жизнь его будет долгой, как на Западе. Хотелось созидать ради настоящего и будущего.
Я решил открыть химчистку, но не такую, как раньше, а на импортном оборудовании, которое не портит вещи. В Стрельне таких не было. Своих накоплений не хватало, в банк обращаться бесполезно. Банку нужны залоги, гарантии, т. е. обеспечение кредита. Ржавая "шестерка"для этого не годилась, а больше у меня ничего не было. Помогли друзья, поверили. Мой план был прост: я привезу оборудование, купленное в долг, потом отдам его в залог банку, а он выдаст мне деньги, чтобы рассчитаться с долгами. К сожалению, берешь чужие, а отдавать нужно свои. С этого момента я увяз в долговом болоте, как моя "шестерка" на осеннем бездорожье.
Я брал понемногу, но у многих. Большие суммы никто не давал, брал сколько давали. Время шло, дело буксовало, а деньги уходили по-английски, не прощаясь. Кредиторы ждали долго и терпеливо. С друзьями встречаться стало неприятно. Деньги съедали дружеские отношения, как червь яблоко. Когда наступало время возвращать долг одному, брал у другого, перезанимал, выкручивался, просил подождать еще. И тут не повезло всем. Страна, как самолет, неожиданно потеряла управление и со свистом полетела в черную бездну. Импортное слово ДЕФОЛТ узнали все. Обстоятельства непреодолимой силы - не страховой случай.
Фурункул на теле страны назревал долго. Было предчувствие беды. Но с экранов глядели честные лица, успокаивали, обещали, обманывали в государственных интересах. Оказывается, боялись паники. Рвануло в августе 1998. И как после взрыва атомной бомбы, всех накрыло разрушительной волной. Не пострадал тот, кто ничего не имел. Кризис остановил бегущих, натянув финишную ленту на старте. Перестали покупать, строить, возить, ходить в рестораны. Повсюду скелеты недостроя и всеобщее уныние.
Ни работы, ни работодателей. Банки обмелели, как реки после засухи, ни о каких кредитах не могло быть и речи. Я остался с долгами и проклял тот день, когда решил заняться бизнесом в этой стране бесконечных катаклизмов и революций. Меня мучила совесть, и казалось, что выхода нет. От переживаний и бессонницы я похудел и высох. Люда мучилась вместе со мной, и от этого жизнь казалась невыносимой. Нужно было срочно что- то предпринять, и я решил уехать из страны на заработки. Это было трудно. Мне уже 38, и у меня жена, теща и шестеро детей. Старшей 15 лет, младшему 2.
Я бы не рискнул покинуть семью, но лучше оставить их на время, чем навсегда. В бизнесе друзья часто становятся врагами, меня неминуемо ждали угрозы и разборки.
Из страны много лет назад уезжали умные, здоровые и молодые. И опять дееспособная часть населения страны, обманутая в который раз, двинулась на выезд.
Сразу появились помощники. Их простой бизнес начинается со слова "Помогу"... в газете бесплатных объявлений. А дальше поможет или "кинет" - как повезет. Обещаниями пестрела вся газета, и я "сидел на телефоне" целыми днями. Выбрал одного по имени Иван. Он ничего не просил вперед, и это подкупало. Мы встретились на Московском вокзале у центрального входа. Весна подарила солнечный денек, и, заняв наблюдательный пост напротив, я внимательно рассматривал каждого входящего и выходящего. Есть такая игра: угадаю - не угадаю. Ивана в коричневой кожаной куртке я выделил сразу. Он остановился у урны и спокойно закурил.
Простой парень, никаких видимых изъянов во внешности, опрятно одет, ботинки блестят, глаза карие, волосы темно-русые, телосложением - невысокий подросток. Его бизнес был основан на собственном опыте. Он выбрал страну Норвегию с лояльным законом об иностранцах и придумал, как на этом заработать. Он уже имел вид на жительство в Норвегии, был женат на норвежке.
Я решил рискнуть. Если он смог, я тоже сyмею. Иван разработал план. Легенду придyмали вместе. Имя мое он забраковал сразу - слишком редкое. Подумав, предложил:
- Назовись лучше Пашей! Вообще-то у меня принцип - имена не менять! В противном слyчае засыпешься быстро. Позовут в самый неподходящий момент, не откликнешься и - пожалуйте домой. Но ты - особый случай! Так что привыкай к новому имени, времени y тебя маловато, Cвятой. А вот фамилию лучше дрyгyю, знакомую, - легче запомнить будет.
- Тогда Миронов - это фамилия моей жены.
- Вот и отлично! Теперь ты - Паша Миронов. Родился в Таджикистане, жил с родителями в гарнизоне недалеко от Душанбе, там учился в русской школе и впоследствии работал электриком. Родители русские, умерли во время войны 1993 году. Отец был убит исламистами, мать – от болезни. Родственников нет. Ситуация в регионе опасная, русские уезжают. В городе остались одни мусульмане. Тебе угрожали расправой из-за неисламского происхождения. Сколько тебе лет?
- 38.
- Много! Должен быть женат или разведен. Пусть будет 34! До 35 за молодого сойдешь! Давай даты подработаем! И все выучи, чтобы от зубов отлетало, как молитва!
И самое главное - нужно продумать ответ на вопрос, как ты попал в страну.
***

Люда молчала, пока я собирал старую дорожную сумку. Была ночь, и дети уже спали.
- Не уезжай! - прошептала она тихо, и я понял, что она плачет.
- Ты же знаешь, надо! И потом, время пролетит быстро, не успеешь оглянуться, а я уже здесь!- моя попытка отшутиться не удалась.
- У меня предчувствие... это надолго, оно меня никогда не обманывает.
Я бросил полупустую сумку и подошел к жене. Людочка с полными слез глазами прижалась ко мне всем телом, и так мы простояли несколько минут, как индийская статуя из двух слепленных фигур. В этот момент никто из нас не сомневался, что семья наша прочна, как этот стихийно возникший монумент неделимой любви и, как собака на поводке, я всегда буду возвращаться домой.
Иван выдал мне билеты на поезд, и я уже не загруженным "челноком", а обычным туристом помахал любимому Питеру из окна. У меня в голове не было никаких планов, кроме одного: заработать и скорее вернуться. Притяжение дома было настолько сильным, что я его ощущал физически. Пришлось разрубить этот канат из чувств и нервов, чтобы оторвать себя от привычного мирка, поднять паруса и пуститься, как фрегат, в неизведанную даль.
На следующий день я стоял на площади перед центральным вокзалом Осло и, как обычный турист в черных очках, и озирался по сторонам. Просто радовался нежаркому июльскому солнцу и вынужденной свободе.
На площади маяком сверкала стеклянная башня, посаженная кем-то по ошибке на старинные отполированные временем булыжники. Навстречу бежал огромный бронзовый тигр - символ безостановочного движения к цели. У него цель - добыча, а у меня - деньги!
Вокруг обычная вокзальная суета, мелькающие лица и спины с чемоданами, рюкзаками и тележками, люди встречаются, расстаются, радуются, плачут. В атмосферу выплескивается море эмоций, поэтому у вокзалов особая энергетика. Вот огромная стоянка для велосипедов - это для тех, кто бережет здоровье, или просто нет денег на бензин? Кто был в Скандинавии знает, что все скандинавские страны похожи друг на друга, как сестры, а скандинавы - заядлые велосипедисты. Я этого не знал, но картинка напомнила мне Польшу.
Закончив беглый осмотр местности, я решил подготовиться к встрече и начал бубнить про себя придуманную легенду. Тогда она показалась мне слабой и непродуманной. А еще вчера я был уверен в успехе. И вот, ступив на землю обетованную, вылизанную и вычищенную до блеска, я вдруг ощутил себя тараканом, попавшим в свадебный торт. Неизвестность и страх возникли, как партизаны из кустов, и связали меня по рукам и ногам. Меня нестерпимо потянуло домой.
Но навстречу уже шел улыбающийся Иван. Опоздай он хоть на минуту, и паника, уже владевшая моими мыслями, могла разрушить хрупкий фундамент норвежской мечты.
На месте встречи в тенистом сквере неподалеку от вокзала нас оказалось трое. Увидев еще одного золотоискателя в норвежском клондайке, я повеселел. Моего напарника звали Александром, или просто Сашей.
Иван еще раз заставил меня проговорить вслух окончательный вариант легенды. Потом занялся Сашком. У меня было время рассмотреть партнера: молодой, тридцати еще нет, смуглый, волосы черные, как у цыгана, еще и кудрявые, на таджикско-русскую смесь потянет. Сашок через слово травил анекдоты и смеялся. Обстановка разрядилась, стало легче дышать, как летом после дождя. Иван провел с нами часа три.
- В заключение на сегодня напоминаю условия. После того, как вам назначат пособие примерно в $350, будете отсылать 200 в конверте по этому адресу. Пишите расписки, укажите имена, давайте ксерокопии паспортов. Молитесь, чтобы почта не сбоила. Если один месяц письмо не придет, вся информация поступит в полицию и вас депортируют. Итак, $1200 с каждого, а дальше - свободны! И мой совет трех НЕ: не болтайте, не доверяйте, не воруйте! Здесь стучать друг на друга - обычное дело. Если что, встречаться будем здесь! Вокзальные камеры нас не видят, слепая зона. А теперь вперед, в новую жизнь!
Мне предстояло лгать. Честно смотреть в глаза и говорить неправду. Задумывался ли я о последствиях, впуская ложь в свою новую жизнь? В тот момент - нет. И я был готов извиваться ужом, чтобы выползти из долговой ямы и вернуться к своим. В нашей стране все - ложь. Нас обманывают с рождения, до нас обманывали наших родителей, внушая им, что за все их лишения их ожидает Коммунизм. А ждала их нищая старость, похожая на медленную смерть. Нам тоже эти сказки рассказывали и про лучших врачей, и учителей и про социализм с коммунизмом! Но кто этому верил? Только наши бабушки! Дедушки тоже бы верили, если бы были живы. Но мужчины - расходный материал войны. Так и поныне, они обманывают нас, а мы их. Нас заставляют лгать и делать вид, что мы хотим жить по их нелепым законам. В полиции нас встретили спокойно, почти приветливо. Процедура была отработана четко. Мы написали по заявлению и, прождав несколько часов в накопителе, были отправлены в транзитный лагерь для беженцев. Нам сразу выдали гигиенический набор: постельное белье, полотенца зубные щетки и пасты, станки и крем для бритья и, конечно, туалетную бумагу, мечту советского человека доперестроечного периода.
Сосновый лес пьянил запахом разогретой на солнце хвои. Свежескошенная трава на маленьких газончиках, покрашенные корпуса зданий, спортивная площадка…Просто образцовый пионерлагерь, только забора не видно. Я зажмурился и на секунду вернулся в детство. Пионером я часто проводил лето в лагерях, пока мои родители вкалывали на заводе. Приезжали ко мне редко, только на родительский день, а я скучал...
- Ты чего заснул? Передумал, так поздно вроде?
Наш сопровождающий, черный как головешка, Али что-то мычал и жестами показывал, где есть, где спать, где лагерное начальство. Его жеваный английский для меня звучал как китайский.
Так мы добрались до блока С и до нашей комнаты. Он открыл дверь, сунул две карточки питания и ключ в руку Сашка и растворился в полумраке коридора.
- Вот мы и дома, - произнёс приятель, озираясь по сторонам - Радуйся и отдыхай!
Не знаю, что на меня нашло, но я никак не мог расслабиться, как разведчик в стане врага. А вдрyг есть камеры или прослушка? Нужно осмотреть помещение.
Комната была небольшой, метров 12, кровать – двухъярусной. Не то каюта корабля, не то купе поезда. Сразу возникло ощущение, что мы куда-то едем, или плывем...
- Приплыли ненадолго. Я внизу, по - старшинству.
Бросив дорожную сумку, я принялся обшаривать все предметы в каюте. Сашок помог, ловко перемещаясь по верхам. Все чисто. Практичные норвежцы умеют считать деньги налогоплательщиков, а может, просто верят людям.
До ужина оставалось еще немного времени. Сашок спал наверху беспечным сном ребенка, а я отправился в туалет в конец коридора. Запах указывал путь к пункту назначения. Когда дверь открылась, оказалось, что труп мокнет в сортире уже неделю. Зажав нос, я едва не растянулся на мокром полу. Под ногой громко хрустнула пластиковая бутылка из-под воды. Они валялись здесь повсюду вперемешку с размокшей туалетной бумагой и мусором.
- Что тут жрут эти нигеры, чтобы так вонять? Вот тебе и Европа, приехали!
Я вышел из лагеря прогуляться и не спеша побрел по дороге в сторону поселка, где жили норги. Нужно было переварить события и оценить обстановку.
Задумавшись, не заметил, что за мной едет автомобиль. Он полз тихо примерно метров сто. Обернувшись, я увидел немолодую женщину за рулем, она спокойно следовала на расстоянии вытянутой руки. От неожиданности отпрянул в сторону, а она, проезжая, улыбнулась и помахала мне рукой. У нас, конечно, не задавили бы, но напугали, чтобы всю оставшуюся жизнь оглядывался, а здесь побеспокоить бояться.
Я подошел поближе к крайнему домику и почти остановился, рассматривая в упор чужую незнакомую жизнь. Зеленая лужайка, как будто только что cкошена, тут и там валяются детские игрушки. Качели, брошенный велосипед, деревянный стол с зонтом и такими же стульями - все открыто для посторонних глаз. Мне показалось, что я вошел в чужой двор без разрешения и грубо вторгся в чью-то незащищенную жизнь. Смутился, но продолжал смотреть, как будто знал, что-то произойдет.
Из-за двери вышла маленькая девочка и, не обращая на меня никакого внимания, побежала на качели, висящие между стволов двух столетних сосен.
«Хочу, чтобы здесь играли мои дети, чтобы ничего не боялись и чтобы я не боялся за них» - эта мысль выстрелила неожиданно и застряла в моем мозгу, как пуля. Вот зачем я здесь. Вот ради чего стоит терпеть, унижаться, умирать от тоски и одиночества. Я хочу, чтобы здесь был мой дом. Я повернулся и быстро зашагал к лагерю. Многое было непонятно, во многом нужно было разобраться, но решение было принято.

«Пионеры» транзитного лагеря для беженцев назывались азюлянтами и были практически все черного цвета, как и большинство «пионервожатых». Если бы история моего появления в Норвегии была правдой, можно было подумать, что по ошибке меня переправили в Африку, а там от всеобщего похолодания вместо пальм выросли сосны. Нас воспитывали интернационалистами, но получилось наоборот. Никогда не мечтал жить среди чернокожих, но вот пришлось.
Белых в столовой можно было пересчитать по пальцам. Они старались держаться вместе. Выяснилось, что среди них есть два чеченца, три украинца, молдаванин, пара грузинов, несколько русских прибалтов и мы – два таджика. Мы все здесь назывались "русские". Познакомились без подробностей. Сашок рассказал пару анекдотов, посмеялись, кто понял, и разошлись.
Когда мы вернулись с ужина, на двери была записка. Из нее следовало, что
завтра в 9.00 у нас первое, или малое интервью, а послезавтра - дежурство по корпусу. Меня не так огорчало первое, как второе. Отказ приравнивался к нарушению режима, а мне следовало быть образцовым азюлянтом.
Офис директората по делам иностранцев UDI располагался на первом этаже административного блока. Я нервничал, у меня потели ладони, но здесь это обычное дело. У нас сначала взяли отпечатки пальцев, потом пригласили на беседу по одному. В комнате за большим столом сидели двое: один - полицейский в форме, другой в свитере - переводчик.
- Садитесь, - с акцентом повторил приглашение полицейского переводчик и показал на стул напротив. Я сел и успокоился, как старательный студент, всегда готовый к экзамену. «Все будет хорошо! Я обязательно им понравлюсь. Обаятельные люди всегда вызывают симпатию. Мне сразу пообещали, что все, что я скажу здесь и потом они никому не расскажут и то, что я просил убежища никто не узнает».
Полицейский задавал вопросы, переводчик переводил, а я отвечал быстро и четко. Но все-таки это была беседа, а не допрос. Не было никакого давления, разговор проходил корректно и спокойно. Ответы оставались без комментариев, а лица собеседников без эмоций, как лица хирургов, препарирующих тело на операционном столе. Пригодились домашние заготовки.
- Вы говорите по-таджикски? Нет? А почему? - он не понимал, как можно жить в чужой стране и не знать языка.
- Я жил среди русских, учился в русской школе, да и таджики все изучали русский. Зачем мне таджикский?
Экзаменатор, вероятно, не знал, что в бывших республиках Советского Союза русские не считали нужным изучать язык коренного населения.
- Как вы получили визу в Норвегию?
- Сначала перебрался в Россию. Стал искать людей, которые могут перевести через границу. Нашел, заплатил деньги 2000 долларов. Они отобрали мой паспорт, чтобы не сбежал по дороге, посадили в автобус без окон, заваленный какими-то вещами и повезли. Не думаю, что виза вообще была. Предварительно, они накачали меня водкой и еще какой-то гадостью. Я всю дорогу проспал, ничего не видел, не помню. Очнулся, долго не мог понять где я, оказалось уже в Норвегии и сразу пошел в полицию.
- Вы совсем не помните, где Вы ехали?
- Кажется, через Германию, меня там водили в туалет, я еле двигался, как во сне.
- Что это были за люди, откуда?
- Наверное, поляки, но точно не знаю, - ответил я. Kогда человек был пьян и ничего не помнит, о чем можно с ним разговаривать?
В заключение переводчик помог мне, то есть Павлу Миронову (далее я буду произносить только это имя) написать необходимое заявление. Оказалось, что он из персонала лагеря, немного говорит по-русски и помогает государству сэкономить на первом интервью. Вся процедура заняла примерно 20 минут.
То, что лица экзаменаторов оставались равнодушными и объяснялось просто:
они слушали, а сами думали, как применить к этой конкретной ситуации давно отработанные критерии. По странам уже были выработаны определенные правила. Например, несчастные сомалийские пираты - это, конечно, беженцы, чеченцы бегут от войны, им плохо в России, этих тоже можно пустить, а русские из России бежать не должны, их - обратно. Но если русские бегут из Таджикистана, говорят, что там вооруженный конфликт, как быть? И что это за страна, где нет даже их консула, не то что посла? Есть чем озаботиться!
Я ничего этого не знал и был доволен. После собеседования получил первые 200 крон и временный паспорт, несолидную бумажку зеленоватого цвета, которую по истечение срока должен был регулярно продлевать.
- Вот люди! Только приехали, уже деньги раздают! - озвучил мои мысли Сашок.
На следующий день мы прошли обязательный медосмотр.
- Боятся заразы! Проверять будут, не привезли ли вшей без визы, - усмехнулся Сашок. Белобрысая медсестра безразлично смотрела на меня светло-серыми глазами, закачивая кровь из вены в одноразовый шприц. Это была типичная скандинавка, бесцветная и невзрачная, как белая ночь. Кроме анализа крови на СПИД, нас просветили рентгеном и проверили на туберкулез.
- Хорошо, что всех проверяют! А то подхватишь какую-нибудь заразу от этих нигеров! - Сашок был не готов к демократии и толерантности.
Следующее главное интервью будет через месяц, а пока можно все обдумать, собрать актуальную информацию и заняться языком.

Жизнь в лагере протекала по правилам. Если нам что-то хотела сообщить администрация, то на двери появлялась записка. К счастью, дежурства случались не часто. Первое дежурство, как проверка на лояльность, назначают новеньким сразу по прибытии.
Туалет убирался каждый день с утра, но к вечеру он опять был в том состоянии, какое поразило меня в день приезда. Азюлянты-мусульмане хотели жить в этой стране со своими привычками. Они отказывались пользоваться туалетной бумагой, а вместо этого использовали воду, которую наливали в бутылки, которые тут же бросали. Посещение туалета отравляло мою жизнь в транзитном лагере.
Я набрал в библиотеке учебников норвежского языка и начал занятия самостоятельно. Сашок предпочитал игру в карты с бывшими соотечественниками.Когда в нашей маленькой комнатушке собиралось слишком много игроков, заниматься становилось невозможно и я уходил на прогулку. Северное лето проходит быстро. Наступил август и принес дожди. Ветер крутил упавшие листья, после дождя они липли к подошвам пачками. Я бесцельно бродил по мокрому лесу, предаваясь воспоминаниям о доме. Становилось по-осеннему грустно, и когда тоска начинала выедать внутренности, я возвращался. Мужская компания - прекрасное лекарство от меланхолии.
Время шло, я общался с азюлянтами и анализировал. Выяснил, что наличие документов - это плюс, а не минус, что для главного интервью нужен хороший переводчик, который правильно переведет мои ответы на вопросы. От него многое зависит. Зачем нужно второе интервью? Тоже понял. Малое - на второй день, нет никакой информации! Большое - через месяц! Информации много, хочешь изменить свои показания, а уже поздно. Расхождения вызывают недоверие.
Лагерь пронизан судьбами азюлянтов, как тело кровеносными сосудами. Здесь никто никому не друг, здесь у каждого своя правда и своя тайна, и только истории тех, кого уже нет в лагере, рассказываются легко и передаются, как пособие по выживанию.
- Одного чеченца спросили на малом интервью, что он будет делать, если ему откажут в предоставлении убежища?
- Не знаю, но я не могу вернуться, меня убьют!
- Как ты думаешь, что с ним сделали? - Аслан хитро прищурился.- Ну?
Аслан тоже из Чечни, хороший парень, хотя и не скрывает, что во время войны перерезал горло не одномy русскомy солдатy. Здесь он обычный мирный азюлянт, и шансы его получить убежище намного выше, чем мои.
- Оставили?
- Как бы не так! - Аслан обрадовался моей ошибке, как ребенок.
- Надели наручники, увезли из лагеря и сразу депортировали! Так не говори! Если спросят, скажи «Уеду!». Не спорь никогда, так лучше будет!
Лагерный сброд кишел криминалом. Но здесь все kазались тихими и даже дружелюбными. Русский литовец Сергей набрал денег в долг и скрывался, чтобы не отдавать.
- Отсижусь пока, здесь не найдут, а там видно будет!
Я всех понимал, никого не осуждал, да и чем я лучше?! Нельзя быть наполовину честным.
Время шло, я готовился к главному интервью, сделал письменный перевод своей истории, что стоило мне небольших денег. На адвоката денег у меня не было, и я решил обойтись бесплатным на первый раз, авось повезет. От вынужденного безделья время текло медленно. Я даже начал мечтать о работе, как раньше мечтал об отпуске.
Домой я из лагеря не звонил - боялся, что кто- то подслушает и донесет. Перед самым интервью мне вдруг приснилась жена и пришлось мастурбировать, чтобы снять напряжение. В лагере я встречал женщин, но они были либо с детьми, либо с семьями. Парни приводили проституток днем за небольшую плату под видом гостей, но я решил наложить на себя епитимью целомудрием, пока моя ситуация не прояснится. За месяц я так устал от ожидания и неопределенности, что к большому интервью стал совершенно спокоен и безразличен.
Долгожданная записка появилась на двери комнаты за два дня до заветного события.
Отличие состояло в том, что теперь мне дали адвоката и переводчика. Эти две фигуры повысили статус интервью и ответственность за каждое сказанное слово. Я почувствовал себя подсудимым на собственном суде. Переводчиком был рыжий норвежец, сносно говорящий по-русски.
Для начала я побеседовал 5 минут с адвокатом. Он дал мне необходимые инструкции, чтобы не провалить дело на этом этапе, и предупредил:
- Если откажут, подадим апелляцию. А сейчас не забудь произвести на полицейского положительное впечатление, его личное мнение будет учтено при вынесении решения.
И я постарался! Конечно, меня раздражали вопросы типа:
- Сколько раз Вас арестовывали? Или
- Сколько раз на Вас нападали/избивали? Есть ли справки?
:Откуда им знать, что если арестовывают, то надолго, а если избивают, то калечат, и уже ничего не нужно, кроме инвалидной коляски, поэтому я отвечал коротко и вежливо:
- Я бежал, чтобы этого не случилось.
Через три дня нас с Сашком и вещами погрузили в микроавтобус и отвезли в аэропорт. Маленький самолет за час перенес нас на Север, за Полярный круг.
Норги не любят жить на Севере, и я понял почему. Климат здесь суровый. Пока мы ехали в лагерь, я замерз, и дрожал, как карманная собачка на прогулке. И виновата была не минусовая температура воздуха, а ледяной, пронизывающий до костей ветер. Здесь давно хозяйничала осень, листья покраснели, трава пожелтела. Новую жизнь я начал с утепления куртки: отпорол подкладку и подшил изнутри слой полиэтилена из разрезанных пакетов, которые бесплатно дают в супермаркетах.
Здесь, в промежуточном лагере, нам определили место жительства на период ожидания. Когда-то тyт был кемпинг, вокруг лес, чистый воздух и дары природы под ногами. В двухэтажном коттедже жило 11 человек. Мы с Сашком опять поселились вместе - так веселее.
В коттедже была кухня-столовая, где все готовили себе еду. Имелась необходимая бытовая техника, много посуды, а выдвижные ящики были набиты разнообразной кухонной утварью. Здесь мы встречались, отдыхали, болтали, играли в карты и смотрели телевизор. По этническому составу этот лагерь мало отличался от предыдущего. Примерно 50 процентов черноты: сомалийцы, кенийцы, эфиопы, еще 40 процентов – арабы.
Чтобы азюлянты не маялись в лагере от безделья, всем полагалось 3 раза в неделю по три часа посещать бесплатные курсы норвежского языка. Для меня это стало любимым занятием. С нами занималась пышногрудая, еще не старая норвежка. Когда она хотела что-то объяснить, садилась на мою парту, наклонялась, и ее грудь оказывалась на уровне моего лица, а длинные белые волосы ползали по страницам пособия, заставляя забыть не только норвежский, но и русский. Я смущался, и ей это нравилось. Справедливости ради я должен признать, что ее внимания удостаивались и другие ученики, но я был лучшим и самым успешным в группе. Думаю, я был ее любимчиком. К тому времени я выучил несколько диалогов и знал много слов, но правильное произношение я начал постигать именно на этих курсах.
Питался я крупами с грибами и ягодами, которые до снега были под ногами. Через некоторое время мне удалось поработать сборщиком лесных ягод. Я их собирал и оставлял в специальных местах прямо в лесу, кто- то объезжал точки и собирал мешки с клюквой или морошкой, а потом мне на карточку приходили деньги. Это была мелочь, но я радовался, как когда- то в детстве, когда стащив в макулатуру старые газеты, заработал пару рублей.
Скоро я совсем осмелел, пошел в лес, набрал ведро клюквы, отобрал по размеру, разложил в пакеты, встал у магазина и стал продавать. Стоя на ледяном ветру, я переминался с ноги на ногу и дрожал, как осенний лист на ветке. Норги смотрели на меня благожелательно, некоторые покупали, я продал все и решил зайти в магазин. Каково было мое удивление, когда я увидел там прекрасную клюкву дешевле, чем у меня. Зачем они покупали? Наверное, поощряли за то, что не ворую, как другие. Торговля грибами и ягодами давала мне копейки, но я часто пользовался этим способом заработка в урожайный сезон.
Почти все живущие в лагере воровали. Правильнее было бы сказать все, но это значило бы зачислить и себя в эту компанию. Я не воровал принципиально, потому что свято верил, что меня здесь оставят, и мечтал о работе, как когда-то, работая в НИИ, мечтал об очередном отпуске. Никого никогда не осуждал и покупал ворованное за полцены. Все смеялись над моей "святостью" и верой в нереальную мечту. Они ни во что не верили, некоторые делали уже второй заход и, зная, что им точно откажут, отрывались по полной. Эта удалая воровская жизнь завлекала в свои сети все новые и новые жертвы. Они издевались над наивными норгами, упиваясь своей безнаказанностью. Ведь за мелкое воровство им грозила всего лишь ускоренная депортация, если попадутся, а к этому они были всегда готовы.
Постепенно это болото засосало и Сашка. Он часто ездил в близлежащие города с другими азюлянтами поразвлечься. Часто из таких поездок он возвращался не с пустыми руками и рассказывал истории из жизни новых друзей. Было смешно, и мы ржали, как молодые необъезженные кони.
- Представляешь? Он в течение месяца ходит в один и тот же магазин по три раза в день и каждый раз что-то выносит под курткой. То колбасу, то шоколад, то яблоко, а они не реагируют. Он стал приводить друзей, и только тогда его сдали в полицию.
Норги не сомневались, что если в магазине человек кладет что-то в карман, то на кассе он за это заплатит, а если не заплатил, то просто забыл. Здесь не сажают за кусок колбасы! У них не принято брать чужое, и эта заповедь зашита где-то в подкорке. У нас возможность украсть непременно рождает вора.
Не знаю, чем бы закончилась моя жизнь в этой воровской "малине", стал бы я таким же как все или нет, но, к счастью, фортуна повернулась ко мне лицом в виде литовца Сергея. Я знал, что он приторговывает продуктами за полцены, но не знал, где он их берет. Неожиданно Серый сам сделал мне предложение:
- Не хочешь поехать со мной в город S.? Хорошее место покажу.
- Воровать не будем,- весело улыбнулся Сергей, взглянув на моё протестующее лицо. - Я знаю твои принципы. Благодарить будешь потом.
Почему он выбрал меня? Не знаю. Но с этого момента моя голодная жизнь закончилась. Как два туриста с рюкзаками за спиной мы сели на автобус до города S. Пришлось раскошелиться на билет, но я чувствовал, что дело того стоит.
- Что-то я не вижу твоего приятеля, напарник?
- Сашок отбыл на Родину за кражу перчаток. Месяц назад.
- Бывает... – вздохнyл Серый и уставился в окно.
За окном было снежно и холодно. Зимой здесь не поймёшь, то ли светает, то ли смеркается. Автобус был почти пустой и тёплый. Все молчали, и только водитель прерывал тишину, добросовестно объявляя остановки. На центральной площади, вымощенной средневековым булыжником, напротив друг друга размещались два супермаркета. Перемигиваясь веселыми огнями и сверкая витринами, они наперебой завлекали покупателей. Приближалось Рождество, и вокруг было непривычно оживленно. Деревья и елку в центре площади обвивали разноцветные гирлянды с бегающими огнями. Вообще-то уже стемнело, но кругом было светло, как днём.
- Совсем не берегут электричество, а говорят, что норги экономные… Пошли, нам сюда.
Мы обошли здание магазина и остановились во дворе перед огромным мусорным контейнером с незакрытыми дверями.
- Это что? Помойка? Дожили...- я поморщился, хотя ничем не воняло и контейнер блестел, как-будто его только что покрасили.
- Да! Это помойка, и ты её полюбишь, кормилицу! Береги эту тайну! Мне она досталась от тех, кого уже нет в лагере, я передал тебе, а ты передашь, когда будешь уходить.
Сергей открыл дверь, и мы вошли внутрь. Свет уличного фонаря осветил содержимое. Аккуратно на поддонах в коробках стояли йогурты, молоко и какие- то неизвестные мне молочные продукты, какие-то запечатанные пачки с крупой и ещё много чего.
- Да тут, бл..., бесплатный супермаркет! А я, дурак, голодал! - вырвалось у меня от неожиданного изобилия.
В результате мы затарились так, что еле доползли до остановки автобуса. Помимо рюкзаков еще по две клетчатых сумки у каждого. Сразу повеселел, вспомнил свою "челночную" молодость.
Так у меня появилась пища и деньги. Излишки продуктов я продавал за полцены, и покупателей было хоть отбавляй! Только не ленись, вези и неси! Первое время мы ездили на автобусе 3-4 раза в неделю. Потом, когда появились деньги, стали ездить реже, но брать больше и возвращались на такси. Контейнеров таких у нас было несколько, и ассортимент продуктов в нашем "магазине" был разнообразный. Когда Сергей покинул лагерь, я быстро нашёл ему замену.
Недели бежали за неделями, а решения по моему делу все не было. Мне регулярно давали пособие, но разрешения на работу не давали. Я расплатился с моим "работодателем" Иваном и мечтал начать свободную жизнь добропорядочного гражданина Норвегии. Мои "знакомые " эфиопы и сомалийцы уже давно получили вид на жительство и прохлаждались, живя на пособие в предоставленных им квартирах. Я им завидовал: к ним приехали жены, дети, они уже сделали новых негритят - будущих граждан Норвегии. Я же скучал по своим и надеялся, что мои мечты тоже станут реальностью. В лагере я стал старожилом, вокруг меня мелькали черные и белые лица, разворачивались чьи-то драмы, сцены сменяли одна другую и только в моей пьесе с жутким названием " Ожидание" был сплошной антракт.
Я купил ворованный мобильник и, когда становилось невмоготу, набирал домашний номер. Люда плакала в трубку и просила вернуться, но я был не готов расстаться со своей мечтой. Иногда я заходил в городскую библиотеку , где был бесплатный интернет и общался с семьей по Скайпу или писал е-мэйлы. Это давало мне силы.
Вдали от родных я впервые прочувствовал, что такое одиночество до тошноты, когда тянет жилы тоска и крутит внутри, отжимая внутренности, словно мокрое белье. Все не в радость, все не так! От одиночества нет лекарства, но есть способ, я назвал его «способ Пантелеймона» - нужно взять себя в руки и идти "в люди". Болтать, решать чужие проблемы, давать советы или просто бродить по улицам, побыть в магазине, поглазеть на витрины, на такие чужие разные белые-черные лица… Лишь бы отпустило. Я уже думал, что обо мне все забыли, и обреченно готовился к долгой жизни в лагере, когда наконец мне дали разрешение на работу. Это была удача!
Перемены в моей жизни случились холодным норвежским летом, когда в самом разгаре была пора сезонных работ. Я радостно простился с лагерем и переехал жить на ферму. Она была южнее лагеря, ближе к Осло, и здесь было заметно теплее. На территории находился специальный дом для сезонных рабочих, которые съезжались на заработки со всего света. Все, кому было плохо в их странах, были здесь. Весь бывший СССР, поляки, венгры, болгары и арабы.
Фермер и его жена, толстая, безлико-рыжая Марта, владели землёй и выращивали все, что удавалось вырастить, вопреки природе и погоде. Я работал в теплице, собирал огурцы. Грядки были подняты, идёшь с тележкой и выбираешь плоды определенного размера, как робот. Занятие нудное и нетворческое. Попытался оптимизировать процесс, собирая огурцы в другом порядке, чем тот, которого требовала Марта. Она не оценила мою инициативу, посмотрела на меня равнодушными белесыми глазами, как породистая сука хаски, и просто сказала: «Хочешь работать - делай как учила!»
Если с работой у меня не заладилось, то с личной жизнью на ферме мне повезло. Молодая хохлушка с тёплым именем Олеся скрашивала моё одиночество в свободное от огурцов время. Маленькая, кругленькая, упругая и быстрая, как теннисный мячик, черноволосая, с пухлыми губами, надутыми, как у капризного ребёнка, а на самом деле простая и веселая, она мне нравилась! Все выходные мы бродили по лесам, купались в лесном озере и неистово совокуплялись прямо на берегу. Легко и просто, без слов. Бдительная совесть задремала, устав нести вахту целомудрия. На этот грех мы с ней закрыли глаза. Это был заслуженный секс для здоровья.
Я не говорил "мячику" о своей несвободе, но Олеся и не строила на меня планов более, чем на день! Думаю, её тоже где-то ждали, как и меня.
Наши отношения без обязательств закончились внезапно и без обид. Я нашёл работу в Осло, на стройке. К тому времени мой двойник Павел чувствовал себя почти гражданином Норвегии: он платил налоги, а не сидел на пособии, как азюлянт.
Осло - город не для всех! Здесь по-норвежски медленно варится жизнь, кому-то это ажется скучным. Но тем, кто любит природу, город наверняка понравится. Жаль, холодновато. Осло строится, а значит, здесь нужны, такие как я! Маленьких строительных фирм, как моя, там не сосчитать. Оказалось, не все работают честно! Начну по порядку, как все происходило.
Моя первая фирма занималась утеплением фасадов зданий. Работы было много, ведь ни один дом в стране не мог "жить" без этого специального одеяла - холодно! Стройка здесь не зависит от погоды: ни дождь, ни мороз - не помеха. Как это делается, я увидел впервые.
Леса затягивались специальной пленкой, а внизу ставились тепловые пушки, которые гнали вверх тёплый воздух. Он поднимался, и на лесах становилось тепло. Просто и комфортно. Я люблю работать руками, у меня это получается. К тому же я соскучился по настоящему делу, мне было интересно строить! Строительство - это созидание и творчество! Как когда-то мой маленький сын, я радовался первым шагам в профессии!
Мой босс – высокий, ещё не старый норвежец Отто - ценил моё рвение и частенько предлагал сверхурочную работу. Я использовал свои кофе-брейки и задерживался на пару часов вечерами. Хотел заработать. В выходные работать было запрещено законом.
Маленькая семнадцатиметровая студия в Осло стала моим домом. Все самое необходимое там было: туалет с душем, кухня со всей утварью и техникой, кровать широченная, где грустно одному, и даже Интернет, если заплатить. В сети я развлекался тем, что ходил на сайт правительства Норвегии и смотрел, сколько заработал действyющий премьер-министр Норвегии. Это может легко посмотреть каждый норвежец. Меня переполняла гордость, когда моя зарплата приближалась к его, или к зарплате кого-то из этого круга. Между нами не было бездонной пропасти. Я был внизу, он - наверху, но мы оба не были богачами.
Здесь вообще никто не кичится богатством, властью, здесь другие ценности. Семья, дом, покой, достоинство, возможности и гарантии, права, которые ты получаешь от государства в обмен на налоги, которые его содержат! Все это мне очень нравилось.
У Отто "горел" объект.
- Сделаешь за 3 дня - получишь двойную оплату!
Я согласился, не раздумывая. Забыл про перерывы на кофе и перекуры, приходил раньше всех и уходил последним. Все закончил в срок, но босс слова не сдержал. Начал тянуть с оплатой, потом сделал расчёт, я получил больше, чем обычно, но меньше, чем должен. Он меня обманул и обидел! Я больше не мог доверять ему и уволился. Ушёл в конкурирующую фирму. Меня давно переманивал туда Крис, ему нравилось, как я работаю. Он дал мне визитку и сказал: "Когда захочешь уйти от Отто, я тебя возьму!" Так я стал бригадиром. В "сфере" строили дома под ключ. В бригаде были поляки, шведы, норги и я - один русский.
Нас ставили на самые ответственные отделочные работы, так что моя квалификация росла и приносила хорошую зарплату. Я научился работать один. Дверь установить без помощника трудно, никто не держит, не подаёт, не равняет, все сам. Норги умеют это делать, и скорость у них вырастает в разы.
После работы ребята частенько выпивали. У них доза - бутылка водки плюс бутылка ликера, а на закуску - шоколад. Один раз попробовал - чуть не вырвало. Для меня это слишком!
- Огурчик бы солененький, вместо этих сладостей… Это дело!
- Ты, русский, ничего не понимаешь! - они смеялись, решив меж собой, что я просто не умею пить, и больше не звали.
В бригаде все получали одинаково, а работали по-разному. Был у меня один Фриц, такой сноровистый, работал и за себя, и за того парня. Один стоил полбригады. Если что нужно сделать - я к нему! Все понимают, но пока другому объяснишь, что нужно, этот уже закончит. Моя бы воля - разогнал бы всех, оставил Фрица и ещё пару ребят, платил бы им за всех, и результат был бы тот же.
Однажды на наш объект занесло профсоюзных борцов за справедливость. Они агитировали подписать петицию: повысить зарплаты, улучшить условия труда и прочие коммунистические штучки. У меня с советских времён прививка против агиток и агитаторов. Выступать, конечно, не стал, но и подписывать тоже. Не знают они, что такое плохо, ну и пусть не знают! Все у них здесь красиво: и работа, и зарплата, и медицина бесплатная…
Кстати, о норвежской медицине. Первый раз я столкнулся с врачами ещё на старой работе. Инцидент вышел такой: захожу в бытовку кофе выпить. Ничего не подозреваю, взял свободную чистую кружку, налил кофе и уже пью. Заходит какой-то манн (человек - нор.) и давай на меня орать и задираться, подошёл, выхватил кружку и запустил её мне в голову. Такого я не ожидал и не увернулся. От боли и обиды потемнело в глазах. Я бросился на него, мы стали драться, нас растащили, все лицо моё было залито кровью. Она пульсировала из раны, как уличный фонтан.
«Скорая» приехала быстро, меня увезли в больницу. Сделали все анализы, наложили швы и к вечеру отпустили, убедившись, что мне ничего не угрожает. Больница общая, врачам все равно, норг ты или азюлянт, чистота и комфорт для всех. Ни очередей, ни бумажных полисов. Все в компьютере. Работаешь значит застрахован, получи помощь бесплатно.
Три дня в неделю рабочие работали с 7.00 до 19.00, а в четверг в 1.30 разъезжались на weekend домой. Я им по-хорошему завидовал.
Границ в Европе уже не было. Они объединились, а мы разъединились. Советский Союз держался на силе, не стало силы - не стало и страны. Это сладкое слово свобода вскружило головы всем сверху донизу! Вот понастроили границ и стоим в очередях с паспортами и визами!
Не могу сказать, что меня тянуло в Россию, но я скучал. Мечтал, чтобы со мной была моя семья: Людочка и дети. Моя мать бы радовалась, глядя на нас. Все бы жили в одном просторном доме с большой зеленой лужайкой, а вечерами пили чай на дощатой террасе и играли в лото, как в детстве .
С женой я встретился через пять лет в Германии. На окраине Берлина в дешевом семейном отеле. Всю комнату занимала одна большая кровать. Была осень. Желтые листья огромного дуба срывал холодный ветер. И они прилипали к мокрому стеклу. Разлука была слишком долгой. Мы ещё не стали чужими, но уже не были одним целым. Ночь вновь соединила нас. Склеила! Телам нужна была ласка, нежность, забытая страсть. Слова остались на утро. Одиночество не смогло победить любовь!
- Ты нас бросишь?
- Никогда!
- Почему? Ты был бы ближе к цели.
- Моя цель без вас не имеет смысла.
- Тогда вернись, сейчас!
- Давай подождём ещё! Я верю, у меня получится.
- Но как? Как ты снова станешь Колокольниковым?
- Не знаю! Но должен быть выход, и я его найду! Верь мне!
- Помоги нам Господь! - Людочка верила Богу и мне.
Всю неделю светило солнце. Мы гуляли по улицам Берлина держась за руки! Люда звала меня Пантелеймоном, я чувствовал запах её волос и говорил по- русски. Я понял, что это и есть счастье, - не потерять того, кого любишь. Разъезжались мы со слезами и клятвами. Я снова становился Мироновым.
Годы шли, я надеялся. На что? Ждал. Сколько можно жить по бумажке? Если бы у меня был паспорт, через 4 года я бы получил постоянный вид на жительство. Я платил налоги и заработал бы неплохую пенсию. В детстве мы играли в игру: кто кого пересмотрит. Не выдержит и отведёт глаза. Сдастся. Сейчас я играл в игру «кто кого перетерпит».
Работа была моей жизнью. Приемки, сдачи объектов, новые люди... Однажды на объекте вскрыли стену, а там не 4 слоя утеплителя, а 3! Объект готов! Хорошо, что не мой! Не приняли, никакие оправдания не помогли! Халтуру переделывали за счёт фирмы. Она едва не обанкротились.
В 2008 я два раза оставался без работы. В Европе разразился кризис. Объекты заморозили, фирмы стали сокращать персонал! Я встал на биржу труда и опять сел на пособие. Это были хорошие деньги: 63% от моих заработков за последние 3 года. Материально я не нуждался, но мучился без работы, как наркоман без дозы. Я метался в поисках, как больной в горячке, брался за все, лишь бы что-то делать.
Мне повезло: устроился к частному предпринимателю переделывать госпиталь под жилой дом. Всего 5 квартир. Меня взяли по договору. На этом объекте ещё работала бригада поляков. Квалификации никакой! Агентство по найму персонала специализировалось на Польше. Хозяин их постоянно менял. Один раз сразу пятерых выгнал. Но поток желающих работать в Европе не ослабевал, и дефицита рабочей силы на стройке не наблюдалось! Дому не повезло, мучили долго. Я отработал год, закончил свою часть и ушёл. А поляков хозяин кинул, не заплатил. Жулики есть везде. Те подали в суд. В Норвегии все так делают. В суде я был свидетелем - ребята попросили! Начались досудебные разборки, которые растянулись на год. Сумму скостили, и хозяин её выплатил. Поляки оценили мою помощь, мы подружились. И вместе устроились в новую фирму. В ней я проработал ещё 4 года.
Моя жизнь наладилась. Здесь был мой дом, а там - моя семья. Я говорил и думал по-норвежски. Был идеален, как икона. Ни разу не перешёл улицу на красный свет. Но за 9 долгих лет ни на шаг не приблизился к своей цели.
Раз в год я встречался с женой, становился Пантелеймоном и каждый раз после Людочкиных слез и причитаний обещал вернуться. Но тянул. Мучился и страдал, но продолжал жить без них. Дети выросли без меня, но с моей помощью. И предать их я не мог. Нужно было решить: менять жизнь или мечту!
Поменять жизнь просто: чемодан, вокзал, Родина! С мечтой сложнее. Можно вползти в новую жизнь, как ящерица, отбросив хвост, а потом отрастить новый. Вползти можно, но как жить? Людочка станет "брошенкой". Дети - сиротами. Им будет плохо без меня, а мне без них. Все давно решено: или с хвостом, или никак!
Однажды я шёл с работы. Весна была на исходе. Летнее тепло уже коснулось земли, молодая изумрудная зелень радовалась солнцу. Время перемен к лучшему. В сквере меня окликнула женщина. Она была с коляской.
- Не узнаешь?
Я остановился. Случайные встречи - провал для "разведчика". На паузе выиграл время. Осмотрел объект. Лет 35. Красивое лицо, белое и мягкое, как булка. Открытые светлые глаза. Большой рот. Такие женщины не бывают одинокими. На них клюют в любой стране. Я бы завозил их специально для разведения, как бройлерных куриц.
- А я тебя сразу узнала! Наташа. Лагерь ...
Это была случайная встреча. Или две, не больше. В лагере ей не давали прохода, особенно африканцы. Она тоже из Питера, но для неё я из Душанбе.
- Вижу, вспомнил! Как живешь, Паша? А я замуж вышла!
- Поздравляю!
- Он из наших с постоянкой! Я подала признательное заявление, и меня оставили! Теперь я тоже на постоянке!
- Мальчик? - новоиспечённый норвежец безмятежно спал. Как мой сын в день отъезда. Мы шли по дорожке и разговаривали. Она достигла цели, была раскованна и спокойна. Ей было нечего скрывать.
- А ты как? Как тебе удалось остаться?
- Получил разрешение, работаю.
- Женился?
- Нет. Один, - возникла пауза.
- Так и один? Под святого косишь?
- Хороший каламбур получился, - подумал я про себя и понял о чем она сейчас спросит.
- Не обижайся, но, может, ты голубой? Здесь это плюс.
- Нет. Я нормальный! Чтобы исчезла неловкость она начала рассказывать обо всех подряд.
- Помнишь Николая с Украины? Он женился на татарке. Признался, его оставили! Потом на другой женился. И Сашка-"чеченец" здесь! Женился на норвежке. Платит ей. Теперь сам работает с беженцами. Валька, моя соседка, медсестра, в больнице работает. Очень нужная профессия оказалась!
Она говорила, говорила, я не перебивал. Слушал и ловил себя на том, что наслаждаюсь русской речью, как давно забытой музыкой.
- Ты меня слушаешь? - она решила, что потеряла собеседника.
- Конечно, но я их не знаю!
- Послушай, столько лет прошло! Ты тоже можешь постоянку получить!
Мы ещё немного поговорили, обменялись телефонами и разошлись.
Эта встреча повлияла на меня, как катализатор. В меня вселилась вера и выдавила неуверенность, как гной. Я, наконец, признался себе, что нестерпимо хочу стать собой! У каждого своя история успеха, но кто не рискует, тот так и останется азюлем! Я решил закончить игру в терпелки и сдаться. И будь что будет!
На следующий день поехал к адвокату, который вёл моё дело. Но он растворился во времени. Пришлось взять другого, вернее другую. Это была женщина, некрасивая и немолодая. У неё были проблемы со здоровьем. Ей было не до меня. Хотела защищать миллионеров, я приходилось азюлей. Такая судьба! У неё и у меня. Она помогла составить признательное заявление, и снова потянyлись дни ожидания.
В Норвегии я понял, что такое ждать. В России живут по-другому. Все толкаются, пытаются пролезть "бочком", без очереди, в обход законов и друг друга. Кто не успел, тот опоздал.
Здесь меня не спеша вызывали и не спеша задавали вопросы. Решали.
Прошло три месяца. Я возвращался с работы равнодушный и усталый. Около лифта стояла женщина. Мы вместе вошли и нажали каждый свою кнопку. Здесь принято здороваться даже когда входишь в магазин, не то что с жильцами своего дома.
- Добрый вечер, - сказал я и доброжелательно улыбнулся соседке.
- Добрый вечер! Я Тора, моя квартира на 5 этаже.
- Павел.
Лифт остановился, и я вышел. Войдя в квартиру, сразу забыл это имя. Через неделю в субботу я лежал у телевизора и пил пиво. Раздался звонок в дверь. На пороге стояла Тора.
- Привет! Не мог бы ты помочь мне?
В первый момент я её не узнал. Плохо рассмотрел тогда в лифте. Она была не в моем вкусе. Слишком высокая, слишком худая и черноволосая. Но глаза черные, как две блестящих пуговицы со старинной маминой блузки смотрели прямо в меня и в них было что-то гипнотическое.
- Привет! Конечно, если смогу! Что нужно сделать?
- Моя дверь захлопнулась, а ключи остались в квартире. Помоги, пожалуйста, открыть дверь!
У меня был кое-какой инструмент, да и вообще у меня "золотые" руки, как говорила моя теща. Это была обычная дверь, и я легко справился с проблемой. Квартира Торы была больше моей. У неё была отдельная спальня. Повсюду лежали белоснежные вязаные салфетки. В горшках стояли разноцветные цветы с висячими зелёными корнями. Я подумал, что они искусственные, и остановился у одного цветка, чтобы пощупать.
- Люблю орхидеи. Правда, красивые?- спросила она, заметив мой интерес. Я кивнул. Атмосфера домашнего тепла и уюта обволакивала, как паутина. Уходить не хотелось. Потом мы пили чай. Торопиться было некуда.
- Ты живёшь один? Почему?
Я пожал плечами.
- Я жду. Я азюлянт. А ты почему одна?
- Я не одна! Моя мать из Марокко, отец - норвежец. Они живут в Киркинесе. Я выросла и хочу жить сама. У меня был парень, но мы расстались месяц назад.
Я смотрел на неё и открывал, как Колумб Америку. Ей явно больше 35. Густые волосы вились локонами и явно достались ей от матери, а белая прозрачная кожа - от отца.
- Поужинаешь со мной? Я хорошо готовлю.
- Спасибо! Но... Я хотел сказать, что уже поздно и мне пора.
- Никаких но!
Я остался. И на ужин, и на эту ночь, и на следующую...
Мне было хорошо. И я забылся. Тора была по-восточному покорной и в то же время неистово страстной. Из неё получилась бы отличная жена. Ей было уже 38, хотя выглядела она на 32. Красавицей я бы её не назвал, но сила притяжения у неё была. Это точно.
Мы встретились вовремя. Она была нужна мне, как лекарство от всего. Неопределенности, неуверенности, ностальгии, одиночества и стресса. Время незаметно слилось в один длинный нескончаемый день. Казалось, я только вчера вошёл в эту дверь и никак не могу вернуться обратно. Мне помогла Люда неожиданным звонком.
- У тебя все в порядке? Прошёл месяц. Ты ни разу не написал мне!
Она редко звонила мне. Чаще мы писали друг другу СМС-ки. Я растерялся, не хотел врать, но и правду сказать не мог.
- Приболел, не хотел тебя волновать.
- Надеюсь, ничего серьезного?
- Не о чем беспокоиться.
- Ничего нового нет? Ждём дальше?
- Я бы сразу позвонил. Пока ничего нет.
Тора стояла рядом и молчала. Мы говорили по-русски, но она уловила суть разговора. Разговор в общем не клеился и быстро закончился словом «целую».
- Эта женщина - твоя жена?
- Да. Извини, я хотел сказать тебе… Я не должен был...
Но она посмотрела мне в глаза и перебила меня:
- Тебе не нужно оправдываться! Ты можешь уйти или остаться...
- Я не могу остаться.
Сумка с вещами стояла в шкафу. Я просто взял её и закрыл за собой дверь.

Все пошло как прежде. Лето сменила непривычно мягкая зима. С Торой мы больше не виделись. Меня никуда не вызывали, как будто забыли обо мне.
Осенью я встречался с женой. Там же, в нашем отеле. Дождь, как обычно, затянул свою тоскливую песню.
- Скоро ты будешь дома! Они тебе откажут! Вот увидишь!
Я занервничал и даже вскочил с кровати, но почему-то не рассердился.
- У меня все получится! Жаль, что ты не веришь!
Почему здесь все так долго!!? Тогда я не знал, что они командируют своих работников в страны просителей убежища и на месте выясняют ситуацию. По крайней мере, это объясняет, как транжирились мои годы ожидания.
В феврале я неожиданно встретился с Торой. Я не узнал её. В синем пуховике она казалась шариком на тонких ножках.
- Привет, Павел. Я тебя жду.
Я не нашёлся и пошутил:
- Опять захлопнулась дверь?
- Нет, нужно поговорить! - черные глаза грустили. Это было серьезно.
Мы зашли в дом, я помог ей снять одежду. Круглый живот обтягивал тёплый свитер. «Скоро рожать», - подумал я и весело спросил:
- Кто там?
- Мальчик! ...Твой сын!
Я был нокауте. Краска сползла с моего лица - оно стало белее маски японского театра кабуки. Стало трудно дышать.
Она подошла вплотную, и я почувствовал толчки в её животе.
- Хей-хей! Не переживай ты так! Это - мой сын! Мне не нужна твоя помощь! Нам поможет государство. Мы ни в чем не будем нуждаться.
Я молчал. Способность думать вернулась не сразу. Мой сын будет жить в Норвегии. Разве не об этом я мечтал? Зелёная травка, дом, игрушки...
- Я специально подкараулила тебя у лифта, я хотела ребёнка. Мой парень, который жил со мной много лет, не мог иметь детей. Из-за этого мы расстались.
Просто хотела, чтобы ты знал. Я назову его Павел.
- Нет, пожалуйста, не надо. Он должен носить норвежское имя и быть настоящим норгом. Я знал одного хорошего парня, его звали Томас. Пусть будет Томас, как ты думаешь?
- Мне нравится. Так зовут моего отца.
- Я пойду. Мне нужно прийти в себя.
Тора понимающе кивнула
«Тебе повезло, детка! Я большой специалист по деланию детей», - подумал я, но говорить не стал. Рано ещё.
Томас родился через 2 недели. Он был красив и похож на меня. Родители Торы его обожали. Соседи и знакомые тоже. Пухленький, белокожий с черными глазищами и белыми кудряшками, он обладал спокойным скандинавским нравом. Всеобщий любимец, он не орал по пустякам и после кормления посапывал в своей кроватке в окружении мягких игрушек. В Норвегии детей кормят грудью, как в России. Молока у Торы было много, и Томас рос здоровым и упитанным парнем.
Я жил с ними и помогал Торе после работы. Иногда мы вместе гуляли в парке. Был ли я счастлив с ними? Не знаю. Но сына я любил, как никогда прежде. Тора была отличной матерью. С ней было легко и спокойно. Она хранила каждую мелочь сына: его распашонку, первые волосы, первые ботиночки. Первый шаг его был снят на видео, первое слово тоже.
Раз в месяц я ночевал в своей квартире, звонил жене и предавался ностальгии. Мне казалось, она чувствовала перемену, но доверилась мне, как всегда.
Однажды, когда я уходил к себе, ко мне подошла Тора:
- Я очень благодарна тебе за Томаса. Мы будем любить и помнить тебя, что бы ни случилось. Хочу, чтобы ты знал.
Моя жизнь раздваивалась, как рельсы на переезде, но стрелки переключены и колея уже выбрана.
Сыну было чуть больше года, когда мне вынесли окончательный приговор. С Россией меня связывает больше, чем с Норвегией, а посему мне дали 48 часов для убытия на Родину. Это был удар!
Помню, как умирал мамин брат. Парализованный, он лежал 5 лет. Мама за ним ухаживала, уставала, мучилась. А умер вдруг. Захрипел, стал задыхаться. Хватал воздух открытым ртом, как рыба без воды. Пошла пена. И все. Это был шок. Все плакали, и я плакал громче всех.

Самолёт летел в Питер, я сидел раздавленный ремнём безопасности. Внутри было легко и пусто. Все закончилось. Я разом освободился от мечты, Торы и любимого Томасика! Мог ли я поступить иначе? Нет, не мог! А все- таки один мой сын будет жить в Норвегии!
Питер встретил меня мелким дождем. Выйдя из здания аэропорта, я первым делом угодил в большую лужу. На стоянке беспорядочно жались к друг другу грязные машины. Я понял, что я дома. Прошло 12 лет, и ничего не изменилось!



Читатели (1561) Добавить отзыв
От Мурза
Рассказ интересно написан, интересно читается, но почему "Беженец" Героя никто не унижал,не отнимал жилье, работу,не выгонял с того места жительства где он родился.Его никто не унижал не оскорблял, тем что он Русский.Беженец это тот кто потерял все- А самое главное Родину!
25/11/2019 18:21
От Nicl
Жизненные перипетии героя рассказа Пантелеймона приходятся на очень интересный исторический период нашей страны - развал СССР и последующие за ней новые экономические и политические реалии. РОДИНА-МАТЬ "Приказала долго жить", а как дальше жить видимо не успела сказать. Поэтому для большинства людей этот "тектонический сдвиг" воспринят как трагедия. Но не для всех! Многие люди восприняли эти события позитивно, как появившиеся надежда, шанс выскочить из колеи нищенской, беспросветной, а потому унизительной для них жизни. Пока РОДИНА-МАЧЕХА по имени РОССИЯ была некоторое время в растрепанных чувствах, эти люди сумели конвертировать свои творческие способности в материальные ценности, что позволило сформировать слой людей для которых чувство собственного достоинства, свобода и независимость от различных "МАТерей" не пустой звук!!! Вот в таких реалиях развивались события с главным участником Пантелеймоном. Мне кажется автору этого рассказа блестяще удалось донести до читателя историю жизни одного человека, как собирательного образа. История драматическая, но тем не менее, в ней доминирует позитивное начало. Спасибо автору за прекрасный рассказ. Желаю дальнейших творческих успехов.
С Уважением Nicl
31/05/2016 07:41
Спасибо за понимание!
31/05/2016 12:18
<< < 1 > >>
 

Проза: романы, повести, рассказы