Блуждающий разум!

Блик первый.

Под тяжестью моего плеча входная дверь моей квартиры с неописуемым трением и потусторонним скрипом, наконец-то нашла своё место в дверном косяке. Угнездившись на своё положенное место, как укладываются карандаши в пенале первоклассника, она – дверь, успокоилась и перестала сопротивляться. Ключ легко проделал два оборота, и я с облегчением положил их в карман своего полупальто из бежевого драпа в крупную клетку, с 60% шерсти и 40% синтетических нитей, если верить тому, что написано на этикетке – ярлыке. «Открывать будет намного труднее» - в который раз подумал я. Но я уже привык и ничего не хотел менять в своём маленьком, но БОЛЬШОМ, мире. Хватит с меня дурацких и глупых, и очень частых перемен вокруг – в большом, но МАЛЕНЬКОМ, мирке.
Я уже давно ощущаю себя Гулливером в этом задыхающемся от собственных испарений и испражнений мире. Моей ноге некуда ступить, - обязательно наступишь в дерьмо, или на кого-нибудь. Чистого пространства нет, есть: - "«Планета нечистот»! – Как говорит мой один давний знакомый. Технологический хаос и беснующиеся лилипуты. Я уже давно очертил своё пространство меловым кругом и не хочу делать прорехи в этой границе между двумя мирами; - миром безумия и миром разума; миром хаоса и миром порядка и уюта.
Сосед, вон сменил свою старую дверь на новую – металлическую. С двумя итальянскими замками, каждый на пять пальцев-штырей. Пять лет назад. И вот, уже пять лет я его не вижу. Всё наше былое и бесхитростное общение прекратилось. Теперь мы не стреляем друг у друга сигаретку на ночь, не ходим по выходным по «пивку». Не делимся новыми музыкальными записями. Сегодня стали стрелять друг в друга, а пиво пьют из банок, сидя своей грязной задницей на спинке дворовой скамейки, топча грязными кроссовками фирмы «Адидас» то место, куда потом усядутся старушки посудачить об очередном маразме. За пять лет сосед круто изменился. Вслед за сменой «общительной» двери, он сменил обстановку в квартире. Сделал «Евроремонт», купил новую мебель, поменял сантехнику. Пересел с «шестёрки» в «Форд» и… поменял галстук. Это так, общий собирательный образ. По поводу, конкретно соседа, ничего определённого сказать не могу, ведь я его не видел целых пять лет. После смены двери он как бы исчез, растворился в пространстве новых веяний. Но под моими окнами, во дворе нашего старого, сталинской постройки бывшего коммунального дома, появился новенький «Форд». Странные вещи происходят вокруг. Стоит человеку начать жить по-новому, как он сразу же исчезает. Когда выходит, и когда заходит – не уследишь. Может эти металлические двери волшебные? Как шкаф Игоря Кио, зашёл человек внутрь и пропал. Странно?! И преступлений за этими дверями стало больше.
Явно что-то в этом мире меняется, что-то происходит. Только мы ещё не в состояние это уловить. Слишком всё быстро и неожиданно, как детский понос. Меняется мир. Меняется человеческое сознание. Меняется жизнь за металлическими дверями. А может она там и заканчивается…? Короче! Мне пока хорошо и за этой, с трудом закрывающейся и с трудом открывающейся дверью. Зато она открыта для всех! Но уже редко кто приходит в гости…
За такой же дверью, как и моя, только выкрашенной в грязно-зеленый цвет, раздавались звонкие сопрано, с последующими причитаниями-речитативами и громкими всхлипываниями. Народный фольклор, да и только. Изредка доносился втискивающийся в пространство женской арии мужской соло-баритон. Такой прокуренный и хрипловатый басок. Домашний концерт с неизменным сценарием. Это Клавдия распекала своего Ванюшу за растрату семейного бюджета не по назначению. С Ваней и Клавой я встречаюсь часто. Почти каждый день. А иногда и два раза на дню. За нашими дверями иной - старый мир. Мир общежития, тесного общения и одинаковых проблем.
Я не стал ждать окончания оперы, тем более, что концовка давно известна, и вышел, воткнулся в серую пелену моросящего дождя. Натянув кепку на лоб, и подняв воротник пальто, я превратился в военную ладью древних Викингов, подбирающуюся незаметно в тумане по застывшей воде к очередному берегу «Удачи».
Я хотел смешаться с толпой, затереться в её тесное и тёплое пространство, но на улице было – Пусто. Пустынно и зябко. Зато проезжая часть была забита до отказа железными монстрами, изрыгающими неприятные звуки и выкидывающими ЦО – 2 в осевший мокрый туман. Отчего выхлопные газы концентрировались и были густыми, как грязная вата. «Надо тоже завести машину и влиться в этот шумный и грязный, вонючий поток - подумал я, как-то отрешённо глядя на всё это, - Да, но тогда, и я пропаду… в неизвестность. Нет уж. Лучше пешком по тротуарчику. На трамвайчике. А когда спешим – на метро». Ветер усиливался и гонял последнюю опавшую листву, которая ещё не успела промокнуть и прилипнуть к асфальту и бордюрам, напоминая мне старое лоскутное бабушкино одеяло. От него хоть и пахло нищетой, но зато оно было невероятно тёплое. Сейчас, под дорогим и цветастым, как цветочная поляна, синтепоном большим и лёгким, я просто замерзаю. Моросящий дождь прекратился. Серый туман немного рассеялся и слабо проглянул дневной свет, как сквозь окно, затянутое полиэтиленовой плёнкой. Я осмотрелся вокруг. «Пустынно, как в тундре» - Подумал я. Хотя в тундре ни разу не был. Я остановился у входа в сквер и окинул видимое пространство цепким взглядом одинокой и голодной души. Пусто! Только где-то в самой глубине, за оголёнными деревьями, которые как бы ещё стыдились своей обнажённости, скрывалась маленькая серенькая фигурка. Рядом с ней, на коротком поводке совсем маленькая беленькая, как кусок ваты, собачонка. Подумав, я решил не мешать уединению старушки и не злить пуделя. Повернулся на каблуках и пошёл дальше по тротуару мимо сквера. Стыдящиеся голые деревья меня не устраивали. Я хотел и ждал чего-то совсем другого. Чего? На это не всегда можно ответить. «Может это всё, что у неё осталось самого дорогого в жизни, - тихие одиночные прогулки со своей любимой собачкой» - Подумал я о старушке.
Я шёл пять минут. Шёл десять минут. Время шелестело вокруг меня подсыхающей листвой всех красок осени. Конец октября. Ещё пахло бабьим летом и вслед увядающему запаху осени, ещё не носом, а шестым чувством чувствовался запах приближающейся зимы. Но впереди ещё постылый ноябрь. Месяц плохой погоды и революций. Через тридцать минут я дошёл до стройки. Высокий дощатый забор протянулся ещё более серой, чем этот сырой осенний день, стеной на целый квартал, отгораживая от проезжей и пешеходной части большую строительную площадку. Унылое зрелище. Мне не хотелось совершать прогулку вдоль этого забора – символа вечного строительства. Я часто задавался себе вопросом: - «Когда же мы наконец-то кончим строить и поживём хоть немного в тишине и уюте»? – Ответа не находил. Зато эти стройки меня преследовали с самого раннего детства. Шум строительных машин, мерный и ритмичный звук строительной «бабы» для забивания свай, это как симфония двадцатого века движения вперёд. Без этих звуков мир умрёт. Кругом всё перерыто, - траншеи, ямы, котлованы. Это вечный облик наших городов и посёлков. Я свернул направо, пересёк улицу – в неположенном месте, и очутился возле уютного кафе. Через минуту я уже сидел в тёплом и красивом помещении и вдыхал аромат «капучино». Вообще-то я любитель хорошего чая. Но в таких местах хорошего чая Вам не подадут. Настоящий чай можно приготовить только дома. Но иногда, во время прогулок, я позволял себе изменить свои пристрастия и побаловать себя современным «пойлом». В кафе в этот час было пусто. Только двое молодых людей, что-то весело говорили друг другу и смеялись, но тихо. В дальнем углу сидел такой же отшельник. Как и я и читал газету. Я всегда мечтал, когда же у нас появятся специальные литературные кафе, кафе для поэтов, для философов, для отшельников. Наверно так и умру с этой мечтой. В России чего-то дождаться, надо слишком долго прожить. При таких скоростях это уже невозможно. На каком-нибудь вираже обязательно шею свернём. Удовлетворение социальных страстей, не для нас. Это привилегия Западного жителя. У нас превалируют другие страсти…
У нас слишком длинные строительные заборы. И стоят они очень подолгу. Я вдруг вспомнил, что это забор я увидел впервые в прошлом году в ноябре. Мы всегда чего-то строим и перестраиваем. Но никогда не достраиваем. Не умеем начатое дело доводить до конца. Потому все наши пути-дороги кончаются вдруг, внезапно. Из пункта «А» вышли, а в пункт «Б» не пришли. Его просто не существует. А потом называем это дорогой «века», дорогой счастья…
Немного отдохнув, и подкрепившись энергетическим напитком, где больше всего заряжает стоимость этого «глотка», я почувствовал себя бодрее. И мне даже захотелось сотворить какую-нибудь шалость. Это, знаете, как в детстве бывает. Дёрнуть девочку за косичку; подложить кнопку на учительский стул; или, да пусть меня не услышат из общества защиты домашних животных, привязать пустую консервную банку к хвосту дворового кота. Правду говорят, мы только с виду взрослеем и стареем, а в душе остаёмся всегда детьми. Я не мог устоять перед таким порывом нежности к своей огрубевшей душе. Перешёл улицу, опять в неположенном месте. В России все правила существуют только для того, чтобы их нарушали. Мне мой знакомый, да, да, всё тот же, как-то сказал: - «На Диком Западе пристёгиваются ремнями безопасности для того, чтобы сохранить здоровье и жизнь. В России – для инспектора «ГАИ». Подошёл к забору, нашёл обломок кирпича, благо это на наших улицах с вечными стройками не проблема, и швырнул кирпич через злополучный забор. Не дожидаясь, его соприкосновения с землёй по ту сторону… я взял с места старт на свою стометровку, явно с претензиями на мировой рекорд. «Всё-таки с возрастом надо выбирать иные шалости, - подумал я на бегу, - солидные». Хватая ртом воздух, я решил, что уже одолел свою стометровку и изрядно удалился от места «преступления». Остановился, склонился в низком поклоне перед землёй – грязным и серым тротуаром. Руки оперлись на колени полусогнутых ног. Так я приводил своё дыхание в порядок. Сердце бешено колотилось. «Экстремал хренов» - уныло ухмыльнулся я про себя. Через секунду я выровнялся во весь рост и медленно оглянулся… Оглянулся и от изумления остался стоять с открытым ртом, который широко открыл для очередного глотка живительного воздуха. Мой кирпич летел обратно по той же самой траектории. «Что это? Волшебство? Или мистика»? – Я был в полном недоумении. Тем не менее, кирпич упал на саму бровку бордюра и медленно свалился на проезжую часть. Первым моим желанием было, это вернуться и узнать, каким образом брошенные предметы возвращаются. Но шестое чувство подсказало второе желание – смываться. И я последовал ему незамедлительно. И поступил вполне разумно.
Кирпич, брошенный мною, так и не долетел до земли. На пути его полёта оказалась поллитровка «Русской водки». Она, красавица - «беленькая», стояла на скатёрке-газетке «Известия», где на развороте во всю страницу была надпись; - «НЛО снова появились над городом». Пол-литровочка красовалась среди незамысловатой, но аппетитной закуски; помидорчики, огурчики, лучок, пол батона варёной колбасы, яйца и ржаной хлеб. Вокруг круглого стола, - катушка из-под силового кабеля, на деревянных ящиках из-под гвоздей, сидели, трое! Три довольных мужика что-то оживлённо обсуждали, жестикулировали, размахивая руками, и перебивая друг друга. Наверно обсуждали важные производственные дела, а может, спорили о … Они уже успели пригубить. И теперь с вожделением косили глаза на «беленькую» и на бригадира. Наконец тот решил, что пора и потянулся к бутылке. Но в это самое мгновение кирпич и достиг своей цели. Они не читали сегодняшнюю статью об НЛО и потому не смотрели вверх. Осколки и брызги разлетелись по импровизированному столу. Несколько осколков бутылочного стекла задели щёку одного из них. Но он ошарашенными глазами так смотрел на разлетевшееся блаженство, что не почувствовал боли. Дальнейшее лучше не описывать…
Кирпич, начинённый тройной злобой улетел в обратном направлении. После оцепенения и изрядного потока не книжных выражений, все три головы свесились через забор, надеясь что-то и кого-то увидеть. Но тротуар в обоих направлениях в пределах видимости был пуст. Только машины мчались сплошным потоком по мостовой. К счастью, я уже успел свернуть за угол.
Господа! Не делайте шалостей, когда Вам больше шестнадцати лет. Ответственность велика!
Очень часто мы совершаем глупости, не думая о последствиях. И тем не менее, кое-какой пар я выпустил. Мне немного полегчало. Долго быть в напряжении невозможно. Когда нет возможности снять напряжение сексом, то займитесь творчеством. Я поймал такси и поехал домой, где меня ждал письменный стол и компьютер.
Вскоре я убедился в правоте своих выводов. Выпуская иногда пар и освобождая свой организм от вредных накоплений, я могу работать без устали много-много дней. Но, - мой выигрыш, в данном случае, оказывается проигрышем для других. И не всегда нужно делать то, что тебе хочется. Три дня назад, я проезжал на своей машине – «Вольво», - (всё –таки и меня подхватила волна новой жизни), мимо такой же стройки, и вдруг из-за высокого деревянного забора вылетел силикатный кирпич и прямо мне в лобовое стекло. Учитывая мою скорость – под «60км», лобовое вдребезги, я в ударе и кирпич лежит на сиденье справа от меня. Вот такие блики-крики жизни бывают, господа. Это подтверждает высказанное не мною золотое правило жизни: - всякий брошенный предмет возвращается, а слова и дела уж и подавно…
конец











Блик второй.

Восприятие личности.

Ощущение одиночества приходит внезапно. Мелькание лиц на работе, давка в трамвае, очередь за продуктами питания, очередь в поликлинике, всё это отвлекает от того, что ты по сути один. Хотя, по логике вещей, именно в толпе ты и должен бы почувствовать себя одиноким. Именно в толпу стремятся люди, чтобы почувствовать себя самим собой. И именно от толпы спешат домой к своей половине и домочадцам, чтобы не чувствовать себя одиноким в этом Большом мире. Кто готовит ужин, а кто в ожидание, когда ему приготовят. Все от суеты спешат укрыться в своём логовище, и как следует отдохнуть до завтрашнего дня. Правда не всем это удаётся. Илья тоже, как и все, спешил домой. Поужинал он, правда, в столовой. А домой к вечернему чаю купил конфет и пирожное. И вот, раздевшись и лёжа с книгой на мягком диване, на него вдруг накатило, он настолько остро почувствовал себя одиноким в этом огромном мире, что хоть вой. Что-то глубоко сидящее в груди защемило нерв души, и она была готова заорать, как заорал бы кот, которому прищемили хвост дверью. Илья повернулся к собственному пространству спиной, и, уткнувшись, лицом в спинку дивана попытался расслабиться. Но от спинки пахло пылью и немного потом. Тогда он встал и позвонил ей. Серия длинных гудков отозвалась колокольным набатом в сердце. Он бросил трубку на аппарат, и устало присел на стул. – «Зачем? Зачем я звонил?» - Он задал себе вопрос, и не мог ответить. Он не смог бы даже ответить и на то, почему он вдруг вот так с ходу снял трубку и набрал номер её телефона. Раньше он боялся ей звонить, и подолгу стоял возле телефонного аппарат, как возле алтаря, прося прощения за свои грехи. А тут вот взял и сходу позвонил. Поистине, внутреннее содержание человека – неразгаданная тайна вселенной. Очень часто единство чувств не согласуются с деятельностью и наоборот.
Нервно вернувшись в комнату, он увидел на смятом диване вульгарно раскрытую книгу, небрежно валяющуюся на диване раскрытым соблазном белых исписанных листов. – «Какая непристойность!» - Брезгливо и стыдливо подумал он. Скорым движением взял-схватил книгу, чтобы закрыть её вопиющую и зовущую соблазном страничную похотливость, и только тут увидел название книги, «Лолита», роман Набокова. – «Так вот откуда у меня такие странные ассоциации и восприятие окружающей среды? Но ведь я даже не понимал, что читаю? В такие минуты надо читать Л. Толстого или И. Тургенева» - На такой воспитательно-критической ноте он поставил книгу в шкаф. Тем самым, как бы спрятав свою истинную сущность.
Но сознание уже было разрушено, раскидано, и даже М. Зощенко не смог бы собрать его в единый организм. Тут нужен был инженер тонкого мира. Развороченное воображение не хотело подчиняться действительной логике вещей, и действовало самостоятельно.
Раньше его спасало его собственное пространство, устоявшееся как болото. Вещи и мебель не передвигались за многие годы одиночества холостяка. Но во время совместного проживания с ней, это пространство претерпело ряд изменений, обусловленных новыми обстоятельствами новой жизни. А после «сухого развода», он сам ещё раз переставил мебель. Но прежнего «болота» не получилось. Покой был нарушен. Восприятие действительности деформировано. Теперь он не мог привыкнуть к новому пространству. Он слыл любителем постоянства предметом и их мест назначения. Устав всматриваться в пространство, как в утренний туман, пытаясь что-то разглядеть на расстоянии десяти шагов, он отвернулся и увидел своё отражение в зеркале. Лёгкий рыжий пушок просматривался на подбородке и над толстой верхней губой. Это была, так называемая щетина недельной давности. Волосяной покров джунглями покрыл ноги, спину и грудь, а вот на его полном, с детскими чертами лице, никак не хотел разрастаться. Он брился два раза в месяц. Редко – три, когда была важная встреча. – «Кажется, я немного пополнел?! Надо меньше есть сладкого» - И он тут же вспомнил про пирожное с кремом. Во рту выделилась слюна. Это вызывало приятные, и в тоже время неловкие ощущения – чувство собственной слабости. Он был воспитан в суровой интеллигентной семье и потому всегда стеснялся собственных и естественных слабостей, даже оставаясь наедине с самим с собой. Позволял он себе только одно – опускаться до интимных слабостей. С инстинктом бороться бессмысленно. Он воспринимал любовь, как секс, а секс, как частный случай. Так он чувствовал себя полноценным человеком. Он просто не допускал свой интеллект к этому неизбежному, но нежелательному и грубому чувству. От этого попахивало чем-то животным, как выражался он. Но переживать по поводу этой слабости к женскому полу он не желал. Уровень и содержание накопленных им знаний, позволял ему так думать и рассуждать. А спроси его о «частном» случае, он ничего вразумительного бы ответить не мог. Так это бывает с нами очень часто. Всё понимаем и сами себе можем истолковать, а дать толковое определение не можем. Мир воспринимается сквозь призму нашего интеллекта. И этим и только этим определяется наша культура, наше место в обществе. Он не любил заниматься психоанализом, но стал замечать в себе многие перемены. В частности, после развода с Валентиной, он стал странно смотреть на женщин. Всё время выискивал сходство с ней, и не находя терял интерес к объекту. Ретировался, и часто довольно неловко.
Томными, тихими вечерами он вспоминал её и засыпал, держа её в своих мощных объятиях. От неё, как всегда пахло луговыми ромашками. Вскоре от этого запаха он стал сходить с ума и ночи стали кошмаром. Но потом он стал привыкать, и всё меньше думать о ней. И вскоре этот запах остался только в памяти. И вот такими томными вечерами он вытаскивал его из закоулков своего сознания.
Он не заметил, как к нему пришло определённое решение. Он быстро оделся и вышел из квартиры. По дороге к ней он зашёл в магазин и купил большой красивый торт.
Позвонив три раза, он понял, что дома никого нет. Тогда он достал свой, сохранившийся ключ и бесцеремонно открыл уже чужую дверь. Врываться в чужое пространство, всё равно что, вламываться в чужое сознание – отвратительно. Но он уже не контролировал себя. Им двигал какой-то импульс. Кажется, он вообще не понимал, что он делает, и где сейчас находиться. Может, он вообще сейчас спит себе, поджав толстые колени, на своём мягком диване и видит сон? Но он сам не видит этого сна, сон его видим мы. Он же сам участник своего сна.
Очнулся он, когда уже сидел в знакомом кресле. – «Как меня сюда занесло? Сейчас придёт хозяйка – Она, и просто сгонит его с кресла. Хуже – хозяин! Тот выставит его за дверь. Возьмёт за шиворот и пинком под зад». – Он даже весь сжался, сморщился, вжался в кресло, как во время взлёта ТУ-154. Нет, он испугался не предполагаемой боли, он испугался унижения, которое придётся перенести. Его странная мысль прервалась открыванием входной двери.
В комнату вошла Она. Она внесла прохладу и малое изумление. Но на лице её было написано полное безразличие к происходящей действительности. – «Что ты тут делаешь? – Вполне безучастно спросила она». - Надо же было как-то отреагировать на его наглое вторжение. – «Минуту назад я задал себе тот же вопрос». – «Вот как! Ну и что?». – «У тебя есть чай? Давай заварим крепкого и душистого чаю. Я принёс большой и красивый торт». – «Иди, заваривай, раз пришёл. Я немного отдохну. День был тяжёлый».
Он на удивление легко поднялся и понёс своё грузное тело на кухню. – «Ишь как его разносит», - ухмыльнулась она, глядя на его широкую спину и толстый, как у бабы зад. Движение-перекатывание его седалищных яблок вдруг вызвали в ней неприятные глубинные ощущения. Она скривила губы в кривой ухмылке и передёрнула плечами. Но… тут же встряхнулась и внутренне распахнулась навстречу свежему потоку воздуха, который вкатывался волнами через открытую форточку. – «Да нет. Нет! Это я просто устала» - Она встала, потянулась всем своим гибким и стройным телом. Огляделась, улыбнулась пространству. Взяла полотенце, халат и прошла в ванную комнату. Под тугой струёй прохладной воды она погладила рукой свои упругие ягодицы и невольно сравнила их с рыхлыми ягодицами Ильи. – «А ведь ему ещё нет и сорока, - без злобы, как об умершем, подумала она об Илье, – а что с ним будет лет через десять-пятнадцать? Нет, я правильно поступила… Он хороший, милый, интеллигентный, но…», - Ей хотелось мужчину немного помоложе своих лет, крепкого, стройного и мускулистого. Илья сильный. Но сила его – сила неуклюжего медведя. Учёные говорят, что жир постепенно из тела переходит и на мозги. Но она боялась даже представить это; - «Тупой, жирный медведь, да ещё и в постели с таким, бр-р-р». - Такие ассоциации и сравнения, приходившие к ней от раздражения, раздражали её ещё больше. Потому она старалась всячески уйти от таких мыслей – абстрагироваться. Перескочить на что-нибудь более лёгкое и интересное. Но посторонний предмет в её пространстве лишал её такой возможности, и приходилось уповать на терпение и разум. АХ! Как это скучно!
- Зачем же ты всё-таки пришёл? - она чуть было не сказала, «припёрся», но вовремя одумалась.
- Как торт? – Спросил он, наливая по второй чашке душистого чая.
- Красивый, большой, но совершенно безвкусный.
- Сейчас всё безвкусное. Я хотел тебя спросить, а почему от тебя не пахнет луговой ромашкой. – Она вполне удивлённо посмотрела на него.
- Какой ромашкой?
- Луговой.
- Ты что, с Альпийских гор спустился? Я терпеть не могу запах луговой ромашки. – Теперь он открыл рот от удивления.
- Но как же… Я постоянно вдыхал его от твоих волос, и … от твоего тела.
- Этого просто не могло быть. – Она нервно встала и прошлась по кухне. Села. Хлебнула чаю.
- Зачем ты пришёл? – Отчеканила она каждое слово.
- Хорошо! Я сейчас уйду. Ты только скажи. Это правда?
- Что, правда?
- Что ты никогда не любила запах луговой ромашки?
- Не только запах, но и сами цветы на меня наводили тоску и апатию.
Он поднялся из-за стола, по привычке вымол чашки и поставил их в кухонный шкаф. Тщательно и долго вытирал руки махровым полотенцем.
- Значит, я разрушил главный принцип детерминизма. А приходил я с очередной надеждой.
- Напрасно! – У нас всё кончено. И давай больше об этом не будем. Оставь мне ключ. Я не хочу, чтобы ты так бесцеремонно вторгался в моё пространство.
- Моё пространство! Как мы стали любить всё «своё». Моё пространство. Моя машина. Но мы уже не можем сказать: - «Моя женщина».
- Я была – «твоя». Но единство чувств и содержания распалось. Не можем же мы идти против природы.
- Да! Не можем. Во всём виновата химия. Вот ключ. – Он вынул из кармана ключ и положил его на стол. – Прости? Я хотел следовать глубокому чувству, теперь понял, что ошибся. Надо следовать действительному. Тому, чего мы не видим из-за своего буйного воображения. Мы стали воспринимать жизнь не такой, какая она есть, а такой, какую нам рисует наше извращённое воображение. От этого и личность теряет своё лицо, а мы не видим этого. А как увидеть? Ведь мы даже жить стали вне времени. Извини, но это мир шизофреников. Ладно, пора уходить, как говорит классик юмора, наговорил и иди отсюда. У дверей Илья обернулся и сказал: - «А запах всё-таки был. Был!».
- Постой, постой, - крикнула она из комнаты, когда он уже открыл дверь, - скажи, ты действительно всё ещё меня любишь?
- Да! – Наивно и просто ответил он.
- И на что-то ещё надеешься?
- Все мы имеем право на надежду.
- Илья, но ведь я не люблю тебя. Неужели ты не понимаешь, что между нами было просто недоразумение… и теперь уже быть ничего не может. Ты даже запах во мне не тот унюхал. Я пахну фиалкой, ночной фиалкой, это подтверждают врачи специалисты по запахам.
- Наверное, ты права.
- Илья, мне жаль, нет, нет, ни тебя и ни себя конечно, а то, что у нас вот так, как-то всё неловко… Надо с этим покончить. Найди себе другую женщину.
- Искал. Но ни одна из них не похожа на тебя.
- Ты не ищи меня, ты ищи другую.
- Для «другой» и мне надо стать другим, а этого я не могу… - он шагнул за порог, и уже возле лифта, обернувшись, сказал: - А всё-таки от тебя пахло луговой ромашкой.
Оказавшись дома, в своём пространстве, он почему-то стал его лучше воспринимать, чем до этого. Вещи обрели свою форму, и заняли свои места. Через неделю он осознал, что его в его видениях уже не преследует запах луговой ромашки. Он очнулся и понял, что жизнь продолжается. При встречи с очередной женщиной он уже не искал сравнения с ней. Её больше не существовала. Так, эпизод жизни. Он стал ощущать течение времени. Улучшилось ориентирование в пространстве. Жить стало легче и приятнее. Он понял главное, - надо уметь забывать. Исчезнут излишние переживания. Измениться восприятие к личности и все вещи станут на свои места. Определиться порядок в мире………………………………………………………
В ярко красном, тонкого шёлка, пеньюаре, она выглядела сексуально, эротично, одним словом – захватывало дух и чувства. «Красная тряпка для моего быка» - усмешливо подумал он и сам покраснел от своей пошлости. Он действительно ощутил себя быком на арене. Тонкая ткань плотно облегала её тело и подчёркивала всё её формы и прелести. Как тут устоять?! А прозрачность ткани и её кошачьи движения и позы разоблачали все тайны её жгучего темперамента и жаждущего бурной, животной ласки полного и упругого тела. Он недолго колебался - нападать, не нападать. Раздувая ноздри, с налитыми кровью глазами, как разъярённый бык Он кинулся на неё… Её разгорячённое и дрожащее тело, и запах луговой ромашки поглотили его целиком, без остатка.

Конец.