Здравствуй, любимая девочка! Ты даже не представляешь, как это приятно, перекатывать на языке м-о-я... лю-ю-юби-и-мааа-яяя... а «девченка» с как, «девчёёоонька» с улыбкой, намекая, дитё, моё наивное, светлое, чистенькое... и видеть многоцветную волну золотых искорок, смывающую все дневные заботы из глубоких глаз, и дрогнувшие уголки губ: «да-да! Я, я, маленькая, пушистая я ничего не знаю не понимаю, заботься обо мне, жалей меня, ласкай... мой волк, мой Локки, мой любимый! И спинка по кошачьи вздрагивает: «...и за ушком тоже!» ...и .. «мур-р-р»
Но сегодня сказка, ты же знаешь, что я называю этим словом, вот и ладненько, вот и славно... нет, есть не буду... чуть вина... когда «сказка» забивает тебя и грозит разорвать, надо ее выпустить... а есть при этом ненадо... совсем...
Это, страшная сказка, я, конечно, постараюсь... но она действительно... и такой должна уйти.
В то утро, идя на работу, я вдруг отчетливо понял, что счастлив на своей работе. Это совсем никчему знать моему босу, да нипочему, я его ни разу не видел и мечтаю никогда и не увидеть. Мне не хочется знать на кого я работаю...
Я прихожу на работу, не торопясь, во сколько бы я не пришел, снимаю свой с пошловатой искрой костюм, вчера он был джинсовый «Ямиотоми», вешаю его в шкаф, резной с медной инкрустацией, подумать он уже шесть месяцев, а ненадоел... можешь поверить, пока он в шкафу, ни одна ниточка его не состариться ни на секунду, одеваю спецодежду... это обычный синий с карманами и красными полосками на них, комбенизон, на любой бензозаправке в мусорном баке такой валяется... не совсем. Точнее совсем не такой...
В каком бы из странных миров я не бывал... ну странных это слово, оно должно означать что-то новое и непривычное, к чему еще или уже нет отношения, так вот сейчас я говорю «странных» потому, что ну нету в вашем... в нашем языке слов... других, более точных.
Так вот где б меня не носило, все и всё меня видят как привычно-скучноватого знакомого. Да, никто не может вспомнить, где меня видел, да и вспоминать не охота, скукотище...
Вот. И очки еще. Такие... пластмасса и дешевые пластиковые стекла... ну это мне. Чтоб сглаживать, как-это... ...м-м-м. Шоковые подробности... что? Обувь? Какая? А, ты об этом, нет, хожу в своей. Любимые боты «Харлей»... пора, но нерешаюсь.
Потом из пустого, обязательно пыльного, сколько раз вытирал, тут же появляется, тут же 53 секунды, проверял по часам, там лежит всегда выцветший старый конверт, в нем записка, обычно адрес или просто белиберда, что-то мне сообщающая, иногда еще что-нибудь похожее на билет, да бывает в кино или в филармонию, а бывает и на виселицу... или дыбу.
Потом я не торопясь пью чай, как какой, этот ну желтенькие пакетики, вот никогда не замечал. Видишь я, кажеться запел, да?... это все еще с «Ригеля», комбинезон с заплаткой на локте, старенький... надо бы сменить, да никак все...
Обними меня, сейчас пройдет, вот так. Помолчим?

Потом я выхожу из Дома, да тот самый НА Перекрестке и оказываюсь там, где оказываюсь и просто выполняю задание. Слушай тебе так идет. Глазки округлились, губки шевелятся... да, нет... все гораздо проще: встретить, обьяснить, успокоить, да... и наврать тоже. Конечно Локки – правдивый, что горячий лед. И проводить к Дому...
Там его ждёт привычная спальня, да нет не тесно, они там живут, иногда долго. Этого я не знаю, ждут, но кого или чего. Иногда заходят. Я даже защелку на дверь прикрутил. Говорят что-то. Это ерунда, привык.
В тот день, когда я понял, что очень счастлив на своей работе, все было как всегда. Ну конверт более помятый, ну записка какая-то мокрая... ну все более-менее.
Выхожу из Дома, в руке на последнем шаге зонт оказался, такой старинный, тяжелый с резниной на загнутой рукояти..да , а бвает , что ган появляется...или похуже что нибудь, но тогда зонт..... и вовремя.
Шел дождь, ага как же, полз неспешно и бесконечно, такие ползут не только по земле, кажется и через землю и через все миры, как вроде и нет ничего, кроме этой бесконечной слякоти... впереди угадывалось что-то вроде кладбища, да это и было кладбище, видимо ухаживал за ним, либо шутник большой, либо дебил слюнявый, либо одно другому не противоречит... эти веселенькие ленточки и флажечечки, изрядно помрачневшие на дожде... возле свежей могилы, какой-то господин заунывно что-то пел, временами раскидывая руки крестом и привычно задирая голову к небу... негустая толпа, довольно стройно тянула одну ноту... и все вместе с шепотом дождя, неожиданно понравилось, это как-то соответствовало... и я присоединился к этой провожающей ноте... с неожиданным сочуствием.
Мне кивнули - я тоже... какое горе... да... в таком возрасте... и когда земля дрогнула, это только я вижу... и от туда стала выбираться, так сказать, моя работа...
Подросток, девочка, есть такие, сразу глянешь и уже понятно... будут проблемы... Пока она сгущалась, я пришел в рабочее состояние – смесь сочуствия с уверенностью... да... она выбралась встала, понятно, холода не чуствует... пока... ничего не помнит, даже это девичье, инстинктивное движение ладошкой... что-то резало, покалывало, что-то не так...
Я прислушался, да... вот оно отпевают-то мужика... да брось ты это часто, такая неразбериха!
Ну история в каком-нибудь заунывном учителе метофизики, к примеру..., живет скажем тигр покалеченный, скованный, но полосатый и раскованный...
Что опять? Ага, налей чего-нибудь покрепче. Вот. Покурим?

Да. За это время моя подопечная, я сразу окрестил ее Лавли сгустилась до того, что стала мерзнуть и уселась прямо на землю спиной ко мне. Знаешь этот острый позвоночник с смещенными, сбитыми, смятыми кое-где позвонками... Я подошел молча набросил на нее плащ... Да все время с саком такой почти квадратный... в нем да все что хочешь, вернее что нужно хм, сак-самобранка?.. а что неплохо. Все здесь больше делать нечего. Поднял я ее с земли и пошли мы тихонечко к Дому, благо недалеко, там, за дождем.
Ну идем, я ей всякую чепуху говорю, все равно не понимает, а интонацию нельзя не впитывать, невольно плащиком залюбовался... приятная вещица... Дом естественно не показывается, значит что-то еще, зато городишко показался, по случаю дождя весь вымытый и спящий. Да, искупаться и заснуть. В первой же гостинице волшебный билетик оказался забронированным номером, а мой сак дорожный сумкой обеспечивающей всем необходимым путешествующих отца и дочь...
Потом перемежая свой рассказ кофе виски для меня, какао и крекеры для Лавли я ей подробно обьяснил, что она жива и здорова, но уйти отсюда пока не может... ну где ты видела приведение с крекером во рту? Как будто ты их вообще когда-то видела... или жующих селедку... например.
Сейчас я отведу тебя в комнату с голубыми шпалерами или тебе мол розовые нравятся? И там тебя завтра наидет твой принц. И пойдете вы дальше вместе... только несу я все это и понимаю... не туда... не в ту кассу... не то... и будет светить солнышко..., тут она как во сне говорит «солнышко» и улыбается так светло и тихо, а из глаз немигающих, слезы побежали... это знаешь, страшно... безмятежное, счастливое лицо и слезы боли, знаешь даже безмятежность... вот.
Говорю это он тебя так называл? Еще тысячу раз назовет...теперь все в порядке..
Как только она расскажет свою историю, так и все можно в Дом уходить, только не рассказала она ее. А еще боли ее мучили... то горло, то крестец... я бы тоже в ту точку ударил, только не стану, лучше ребром по горлу и клювом в висок... от той точки... ну вобщем перестаешь ты решать идти тебе в туалет или нет...
Да. Стал я ее по городку водить гулять, может что и вспомнится... нет безтолку. И так я внимательно в нее всматривался, так изучал ее движения, что однажды проснулся утром и чувствую... так мне хорошо, что через пол-часа увижу глаза эти, так за сердце взяла эта не прикаянность, эта хрупкость беззащитная. Ну и что думаю... ну и буду здесь жить с ней... ну и ладно, зато вылечу, совсем же зеленая... должно получиться.
А Дом, он же не злой, да и не добрый, правда... авось поймет... и голосок такой противнотомненький – а комбез-то не работает!
Встретились мы за завтраком. У нее глазенки сияют – рада значит, ручки на столе сложила, я мол примерная ученица, давай свои вопросы, а сама мной любуется, всем своим тельцем нескладным говорит: «какой ты красивый!»
И я тоже лыблюсь и гляжу на нее и утренняя радость подымается во мне, вот волной ударила в голову, надавила легко, лопнули стеклышки в глазах полилось побежало, схватило столики, стулья, официантов, посетителей... смыло с веранды, побежало с победным гулом, водоворотами заполняя дома и дождь этот нелепый притих и утонули мы в этой радости... на века... и Дом снесло, и не помню как, только идем мы по мягкому полю, следов не оставляя и слышу...
...А папа и говорит:
Не нравишся ты маме, я тебя люблю... а маме не нравишся. Давай сделаем тебе операцию, это не долго, зато потом заживем в троем... долго и счастливо, может и мама родит...тебя...
И плачет, а я ему: да, папочка, конечно, ты ж меня родил, давай... только ты меня не оставляй, ладно? Правда? Тут и сделали. Просыпаюсь я, а папа возле кровати на коленях стоит, плачет, улыбается что-то лопочет. Я ему- все хорошо? А он, да говорит, отлично, ты такая маме точно понравишься... а я смотрю на себя... а у меня вот здесь трубочка и сердце к ней бантиком привязано, и руки вот здесь в другую сторону и... тут я чувствую внутри меня какой-то визг подымается и перед глазами из темноты выплывает все мое железо боевое, выплывает, мигнет бликом и уходит плавно, а на смену ему, новое. Сай,серпы, мечи и все тихо так подмигивают: «пошли?». А визг этот уже череп прожег и в небо упирается... не хочу! Не хочу я этого слышать... Но голосок все равно слышу ,как-будто из другого мира, где визга нет.
... болела я долго, но выжила, научилась по- немножку ходить, папа от меня не отходил и ночью спал рядом и днем кормил с ложечки, игрушки каждый день приносил, мы с ним рисовали вместе... я думала, а он рукой водил и песни пели, правда другие от меня убегали, я страшная, но папа со мной был, мне не было скучно, только есть все время хотелось... я каждый раз прошу, а он принесет чуть-чуть, говорит, больше нет и плачет... я и просить перестала... я ж сильная. Ой, смотри, какой цветочек! ...а он говорит, а давай за маму твою будущую дышать будем. Давай говорю. А как это? Это, говорит очень просто.., ты про нее думать будешь и дышать, чтоб ей дышалось легко и ее никто не обидел. Хорошо, говорю, давай. Долго? Говорю я ей, а голос нехороший. Не мой голос, это как если волк «мяу» попробует сказать...
Тридцать дней, говорит
Ну думаю.. все... а она голоском веселым, папа и сам не смог, а я смогла и за папу и за маму...
Да, говорю, а дальше...
Дальше , говорит она, и голос её становиться глубже, меня ударили.И засмеялась, звонко так , весело, как серебро по полу покатилось.Сюда..вот. и рукой на грудь показывает ,но я уже , кажется понимаю, и следующий мой вопрос «кто?» я задаю уже падая в перевороте и откатываюсь, пытаясь и сбить пламя, и не потерять ориентацию, а точнее не потерять сознание.Голос её становиться совсем не человеческим «Глас божий» - мелькает в голове,а она уже подымается вверх и смотреть просто нельзя , потому, что очки на пределе затемнения и это всё равно до лампы, и сжатые веки, и жар ,и голос уже совсем сверху...мама, Локки, мама меня ударила и папа умер. А я родилась! Я не сержусь! Я солнышко! Я!.....
Тут становиться полегче, я так осторожно убираю ладонь с лица...дождь кончился , в небе солнце тихо и пусто. Знаешь, маленькая, этот мужик любовь родил, ту что сейчас тот мир ихний освещает.Как это ему удалось? Даже думать страшно, что там была за мама...не знаю и не узнаю никогда.А вот почему меня, скромного проводника Дом в такую командировку отправил...Встал я тогда с земли , повернулся уже зная, что увижу – дом , конечно, и похромал.Когда уселся на лавку, так мне ... к тебе захотелось!Домой, от дел этих жутких, задрал я голову вверх и говорю –«устал.в отпуск хочу» и сразу часы в кармане, ну помнищь будильник красный.да этот., сразу тише работать стал.Правильно, он зазвонит только когда отпуск кончиться.Да я не знаю.Да мне и плевать, когда.А в ящике моём премия меня ждала.Вот это.Простенькая бумажная бабочка.Вот эта.Повесь её куда-нибудь, что б я её видел , когда просыпаюсь, ладно?...Вот и вся история.Пошли бай-бай?
Обними меня покрепче, сегодня я опять буду кричать.
И это, пожайлуста, любимая, дорогая, ты это, с очками моими, не надо их снимать с меня, да, и когда сплю тоже.Они, конечно , обычные и стёкла в них- дешёвый пластик.