Мне редко встречаются мудрые или, хотя бы, адекватные женщины, но если уж я такую женщину встречаю, то очень дорожу этим знакомством. Я берегу его как детский новогодний подарок. И эта женщина, с которой я познакомился, при, крайне, невероятных обстоятельствах, о которых я поведаю позднее, научила меня самому главному в жизни, она открыла мне глаза. Позже расскажу. И вы спросите меня, а что же сейчас? И я, собирая в единое целое свою память, скажу: «А сейчас вот что…»
Я шел по институту, в котором учился. Это был день Святого Валентина. У входа на первом этаже расположились торговцы, продающие открытки в виде сердечка, а так же прочую любовную атрибутику, от которой девушки в восторге. Девушки ходили, улыбаясь, и думали, что сегодня уж точно будут трахаться по любви. Юноши же запасались открытками, полагая, что в этот день девушки уж точно дадут, потому что думают, что по любви. В общем, Святой Валентин запутал всех порядочно, выдумав такой нелепый праздник. Лично мне Святой Валентин помог только однажды, когда в обеденный перерыв мы с подругой решили заняться сексом. У нас было пол часа. Мы пришли домой. Времени на прелюдии не было, сразу перешли к делу, вскоре я кончил, а она не успела, чем была очень раздосадована. Я курил и мысленно просил Святого Валентина, покровителя влюбленных, восстановить мне силы еще на один раз.
Я шел по переходу на втором этаже и собирался уже сам порядочно запутаться в своих размышлениях, когда меня схватил какой-то парень. Пойдем, - говорит, - со мной. Я иду. Он заводит меня в небольшую комнату, в которой на меня в упор смотрит камера с оператором. Парень говорит.
- Рассказывай, что ты любишь, затем говори имя и номер сотового телефона. Внимание. Съемка. Поехали!
Я говорю: «Люблю анальный секс. Дима. Нежный и дерзкий. 890256435679…». Они растерялись немного, но потом, пришли в себя и расхохотались. В то время я любил быть идиотом. Это хоть как-то позволяло мне думать, что я особенный. Оказалось, что они так записывали на камеру учащихся, а потом планировали собрать толпу зрителей в кинотеатре и весь день показывать эти ролики. И в случае, если кого-нибудь из зрителей заинтересует герой видеоролика, он может позвонить ему и познакомиться. Акция была приурочена ко дню влюбленных и называлась «Найди свою вторую половинку». Мне, естественно, никто не позвонил. Видимо, наша страна еще не достаточно развита для анального секса. На самом деле я вообще сомневаюсь, что мою запись разрешили к показу. Хотя один человек, все-таки, набрал мой номер. Организатор конкурса пригласила меня к себе, якобы, для вручения приза, полагающегося всем участникам. Я зашел в кабинет. За столом сидела женщина лет тридцати, с черными прямыми волосами до плеч и карими глазами. Не сказать, что она была красива, но то, что магически притягивала к себе, я сразу почувствовал. Я тогда еще подумал, что женщина скорпион по гороскопу, скорее всего, и как выяснилось, не ошибся. Здравствуйте, - говорю. Она смотрит мне в глаза и говорит, - Здравствуй Дима. Нежный и дерзкий. - И улыбается. Ну, думаю, - подлянку мне, поди, готовишь, скорпиончик. Люба достает из стола пачку презервативов и протягивает мне, - Вот держи… твой приз. Я беру, а сам думаю, - Чё за приз такой? Что она хочет этим сказать? Зачем мне такой подарок. Зачем мне такой подарок? - спрашиваю.
– Ну, надо понимать, чтоб легче шел.
Вот тогда я влюбился в эту женщину. В тот момент мое сердце было упаковано и преподнесено ей в подарочной упаковке. А она смотрит, как я улыбаюсь и млею, глядя на нее, и продолжает, так, что бы меня добить окончательно. Она говорит, – Анальный секс – это тебе ведь не пирожки у бабушки со стола воровать. Так я познакомился с этим человеком. С человеком, который вернет меня к жизни, всего лишь одним поступком она откроет мне глаза.
Мы стали с ней часто видеться. Гуляли, разговаривали. Она о себе мало что рассказывала, да и я не любил говорить о себе, поэтому мы общались на сторонние темы, хотя однажды, во время очередной прогулки я задал ей вопрос.
- Люба, а чем ты занимаешься в свободное от работы время?
- Я писательница.
Я так удивился. Я, - говорю, - тоже писатель, а хули толку? Кушать хочется как волку.
- Стихи пишешь?
- Нет, по мелочи всякое. Вот вчера утром проснулся и подумал, а почему бы мне не написать о Роберте Оппенгеймере и я написал. Ты знаешь кто это такой?
- Естественно. Физик.
- И чем он прославился?
- Физикой.
- Он был руководителем проекта Манхэттен. Проекта по созданию, первой атомной бомбы. И я написал о нем, возможно, самом несчастном человеке в истории.
- Я рада за тебя… Я рада за вас обоих.
- Мы тоже радуемся с Робертом. Он улыбается и говорит мне: «А спроси у нее? Спроси у своей уточки, что она пишет?».
- Передай ему, что я пишу пьесы, а так же сценарии к праздникам и другим мероприятиям.
- Типа того, что был на День Святого Валентина? Так это же твоя работа.
- На работе я организовываю праздники. А в свободное время пишу сами сценарии. Ты мне лучше вот что скажи писатель. Почему ты такой распиздяй? Я посмотрела информацию на тебя в базе данных института. Тебя вот-вот отчислят.
- Мне там не нравится. Учат плохо, рассказывают не интересно. Что бы люди понимали нужно ведь совсем не много. Нужно любить свою профессию и иметь способности, а они не любят, да к тому же еще и надменные. Хотя недавно смешно было. Старший курс дипломы защищал. И там учился Илья. Он взял очень сложную, научную тему и не успел написать компьютерную программу, самую важную часть диплома. Он месяц перед защитой ходил, как в воду опущенный. Он корил себя и собирался диплом на осень оставлять, но все-таки пошел в июне, надеясь получить тройку. И знаешь, что ему поставили?
- Что?
- Пять. А знаешь почему?
- Нет.
- Потому что, никто из принимающей комиссии преподавателей вообще нихрена не понял из того, что он говорил. После этого случая я чувствовал, что не зря здесь учился. Я учился, что бы узнать этот случай.
- Я не понимаю. Почему, когда мы разговариваем на общие темы все отлично, но как только дело касается устройства жизни, ты несешь какую-то ахинею? Ты же мужчина. Ты должен действовать как мужчина.
- А как мужчины действуют?
- Мужчины открывают космос, борются за женщин. Мужчины делают карьеру, сражаются за свою страну. Но, прежде всего, мужчины знают, чего хотят.
- Ну, значит я не писатель, а писательница.
- Нет, ты просто распиздяй…
Мне этот наезд уже надоел и я сказал.
- Тогда, что ты со мной водишься?
- Не знаю. Вижу в тебе что-то. Мне кажется, когда ты не выпендриваешься - ты нежный, светлый человек. Ты добрый и пахнешь молоком и печеньем.
- Да, именно этими продуктами я и пахну.
Мы замолчали на время и продолжали идти, думая, каждый о своем. Мы гуляли весь вечер. Разговаривали. Пили вино. Когда Люба отворачивалась или отходила, я залпом допивал стакан и наливал столько, сколько в нем было до этого. Я выпил уже достаточно и сказал.
- А вот знаешь, Люба, фотографию какого бы человека, я повесил к себе в комнату и восхищался бы им каждый день?
- Понятия не имею.
- Я бы повесил фотографию человека, который решил купить огнестрельное оружие. Он бы собрал все справки о психическом здоровье, прошел бы все тесты на психологическую устойчивость, пришел в магазин, купил пистолет и застрелил продавца на месте.
Люба рассмеялась, и мне показалось, что она понимает меня. Что я не за разрушение, и не за хаос, и, тем более, не за насилие. Мне показалось, она понимает. Я просто такой, какой есть.
Стало совсем поздно. Августовский вечер давал понять, что лето имеет свойство заканчиваться. Деревья потихоньку начинали терять ниточки своей одежды. Прохладная природа перекрашивала их в желтый цвет и роняла на землю. На краю неба, недавно ярко-рыжая полоса заката, уже остыла, оставив после себя тусклый отпечаток, постепенно превращавшийся в приятную синеву ночи. Почти пустые улицы, уставшего города, облегченно вздохнув, готовились к отдыху. Очень скоро, лишь изредка проезжающая машина, потревожит их просторный полудрем.
Мы пошли домой. Ну, то есть, как пошли. Шла Люба и пыталась еще тащить меня. Я еле волочил ногами. Мы шли по аллее, когда к нам на встречу направился милицейский патруль. Я мутно разглядел, что один толстый, а два других, худые. И один худой вел овчарку. Они подошли к нам, и толстый сказал.
- Извините мадам, но нам нужно поговорить с вашим приятелем.
Люба ответила, - Посмотрите на него? Вы ошибаетесь, если думает, что он может разговаривать.
Ничего женщина. Сейчас разберемся, - хладнокровно произнес худой, который был без собаки.
Я понял, что дело плохо. Я понял, что это решающий момент. Нужно собирать всю волю в кулак. Нужно действовать. Я понял: нужно быть мужчиной, и сказал,- Привет мужики!
Они отвели меня в сторонку. В основном, говорил толстый.
- Ну, где твой паспорт?
- Дома.
- Чушь. Все так говорят.
- Почему пьяный? Непорядок. Можно в КПЗ тебя посадить. Ты там за два часа сгниешь, если мы захотим…
Вмешался худой, который вел собаку, - А как ты думаешь, твоя мадам нам дам, за то что бы мы тебя простили? – и расхохотался. Они все расхохотались. Мне даже показалось, что собака тоже хохотала. Я сказал, что мадам даст, вряд ли, так как консервативных предубеждений. Я сказал, - Ну давайте что-нибудь уже решать. А что решать? – нахмурив и приподняв брови, ответил худой, ебашить тебя надо! – Ударил меня в нос. Я пошатнулся, почувствовал теплую кровь на губах. Кровь текла по одежде. Я чувствовал ее струйку на подбородке. В голове стало совсем как-то мутно, и я возразил, - А чего ебашить? Чего ебашить? Ебашить то каждый может. А вот вы попробуйте не ебашить…. Собака посмотрела на меня с удивлением, немного наклонив голову в бок. Худой почесал затылок, - То есть как это, не ебашить? Толстый платком вытер пот со лба. Короче так, - сказал он. – Трахаем сучку, и вы свободны. Если не согласитесь, ты насильник, а жертву мы найдем. За дозу все, что хочешь подтвердит. Закроют тебя на пятнадцать лет и будут петушить на зоне каждый день. Статья не фартовая. Как ты думаешь, подружка твоя переживет угрызения совести, за то, что виновата перед тобой, опущенным зэком?
Я размышлял над непростым вопросом, когда подошла Люба. С вами хочет поговорить начальник Октябрьского РОВД, - она протянула телефон толстому. Толстый с досадой взял его.
- Да. Так точно… Никак нет…Как вы могли такое подумать? … Так точно… Есть… Всего доброго.
Он повернулся к нам, отдал Любе телефон и сказал, - Можете идти. Извините за предоставленные неудобства.
Мы пошли домой. Я уже протрезвел от таких событий, и мог идти сам. Кровь засохла на моей кофте. Голова трещала. Испугался? – спросила она меня. А я спросил, - Откуда у нее знакомые в милиции. Так мы и дошли молча, не ответив на вопросы.
Через несколько дней она позвонила мне.
- Ну что, отлежался? Нос то не сломан?
- Да нет. Все в порядке. Спасибо, что помогла. Мне кажется, ты все-таки пережила бы угрызения совести перед опущенным зэком.
- Какие еще угрызения совести? Каким зэком?
- Да… неважно. Они хотели тебя, ну… того…трахнуть, короче. А если бы ты отказалась, они бы мне приписали статью «изнасилование» и посадили в тюрьму.
- Понятно. Да, хрен с ними. Ты вот, что послушай. Ты знаешь, что у меня отличная интуиция. И она мне говорит, знаешь что? Она мне говорит, что если ты еще хоть одну бутылку выпьешь – ты умрешь. Понятно?
- Понятно.
Любиной интуиции я верил примерно в пятьсот тысяч раз больше чем метеопрогнозу на завтрашний день. Она никогда не подводила. Я верил ее интуиции даже больше чем себе. Мне стало очень страшно, и я начал пить вино в коробках.
Но она не остановилась. Не знаю, зачем ей это надо было, обо мне заботиться, но она поступила гораздо изящнее, чем в предыдущий раз. Она сказала мне.
- Дима. Я вижу, как тебя угнетает несправедливость этого мира, как ты находишь в нем изъяны, вижу, как ты находишь изъяны в себе и окружающих, и поэтому ты пьешь. Ты мучаешься, но я знаю, как тебе помочь.
- Как же?
- Я тебе кое-что дам. Вот…держи…
Люба протянула мне таблетку.
- Что это?
- Это тебе поможет.
- Зачем? Я не понимаю.
- Слушай. Просто иди домой и выпей ее. Все равно хуже то не станет. Сам подумай. Куда хуже то?
Я подумал и взял. Пришел, выпил и стал ждать волшебного эффекта.
Это был по настоящему термоядерный понос. Я три дня не выходил из туалета. На третий день мне стало казаться, что вместо попы у меня одна большая дыра. Через неделю я стал немного передвигаться и решил сходить к Любе узнать в чем, в общем-то, блять, дело?
- Привет.
- О! Привет. Ну, как у тебя дела?
- А ты сама как думаешь?!. Ты че мне за таблетку такую дала от всех бед?! Я с унитаза три дня не вставал. Посмотри. Я хожу сейчас как пингвин. Мне так плохо никогда не было.
После паузы в несколько секунд, Люба ответила, - Ну вот видишь, дружочек…хуже то всегда может быть. Она была чертовски права. Она стала мне еще ближе.
Мы продолжали общаться и мои чувства к ней стали еще теплее. Люба была уже не просто близким, но и родным мне человеком. Она могла и осадить и похвалить, и все было в ней естественное и мудрое. Если она ругала, то делала это без злости и так, что мне было понятно за что и почему. Если она хвалила, то я расплывался в улыбке. Ее мнение для меня было важнее всего. Настала осень. Деревья стояли голые и смущенные. Мы с Любой как обычно придуривались и нам было хорошо. Например, я говорил ей: «Люба, я вчера потерял свои вещи. Я ехал домой, вещи лежали в сумке, и я забыл сумку в маршрутке. Понимаешь, там было очень много моих вещей. Я искал эту маршрутку пол дня. Нашел, а сумки там уже не было».
Ничего, - отвечала она мне. – В следующий раз внимательнее будешь, не забудешь сумку.
- А что, если в следующий раз забуду?
- Значит, в третий раз точно уже не забудешь.
- А что, если я в третий раз оставлю сумку?
- Значит, в четвертый раз не забудешь.
- А что, если в четвертый раз забуду?
- Значит, в следующий, пятый раз будешь, внимателен и не забудешь.
- А что, если я в пятый раз забуду?
- Значит, в шестой раз точно ее не оставишь в маршрутке.
- А что, если я в шестой раз забуду?
- Значит, уж точно в седьмой раз ее ни за что не забудешь.
- А что, если забуду в седьмой?
- В восьмой не забудешь, значит.
- А что, если в восьмой забуду?
- Значит, не забудешь в девятый?
- Ок. Ну а если в девятый раз забуду сумку?
- Ну, тогда в десятый раз ее не забудешь.
- Понятно. А что, если в десятый раз забуду?
- Тогда в одиннадцатый раз не забудешь.
- А если, все-таки, в одиннадцатый раз забуду.
- В двенадцатый не забудешь тогда.
- А если забуду… в двенадцатый?
- Не забудешь в тринадцатый.
- А если в тринадцатый оставлю сумку?
- Получается, в четырнадцатый не забудешь.
- А если в четырнадцатый забуду?
- Тогда, что там у нас? Пятнадцатый? В пятнадцатый тогда не забудешь.
- Хорошо... а если забуду в пятнадцатый?
- Слушай, твою мать, я знаю, что ты рассеянный. Успокойся, в шестнадцатый раз не забудешь.
- Ну, допустим, а вдруг я забываю в шестнадцатый?
- В семнадцатый, бля, не забудешь. Какое у нас последнее число?
- Не знаю, давай допускать возможность, что в семнадцатый раз я тоже забываю.
- Чтоб тебя! В восемнадцатый уже верняк не оставишь свою треклятую сумку, тогда.
- Ну, это замечательно. А представляешь, я в восемнадцатый раз забываю свою сумку в маршрутке.
- Угу, представляю. Получается, ты свою сумку, будь она трижды проклята, не забудешь в девятнадцатый раз
Люба была очень терпеливым человеком, и я улыбался, спрашивая ее…
- Не забуду-то, не забуду. Но могу и забыть. Вот я, допустим, забываю сумку в девятнадцатый раз.
- Пошел в жопу.
- Спасибо, Любачка. Теперь злые языки не будут утверждать, что я пишу слишком мало и слишком по делу.
- Да, пожалуйста…
В середине осени летние кафе были еще открыты. Мы сидели утром в одном из них. Это было необычное кафе, потому что располагалось оно на большом прогулочном речном катере. Я чувствовал прохладный ветерок, я ловил губами каждый порыв осеннего ветра, улыбался, и нежность к Любе, к моей родной душе, переполняла меня до краев. Она подошла к краю палубы, посмотрела вниз и, улыбаясь, вскрикнула, - Ой, смотри… рыбки.
Я подошел к ней, рыбок в воде не увидел и сказал ей об этом.
- Ну, вот же… вон они плывут. Смотри. Такие красивые.
- Люба. - всматриваясь тщательнее, - сказал я. Я не вижу никаких рыбок.
- Вон они. Справа. Штук двадцать. Они плывут наравне с катером. Немного в глубине... Рыбки. – улыбаясь. – сказала Люба.
- Я их не вижу.
- Ты че слепой что ли? Смотри вот эти гребаные рыбы! Прямо перед носом! Глаза протри.
- Я правда не вижу рыбок.
- Ты ничего дальше носа не видишь. Даже рыбин обычных в двух метрах увидеть не можешь.
- Ага. Глядя, в книгу вижу фигу. Глядя, в окна вижу стекла.
Люба немного успокоилась. Вернулась за столик и извинилась. На самом деле ты много видишь. Просто, наверное, рыбы не твоя стихия. Мы смотрели друг на друга, и она спросила.
- Слушай. Это потому что я полная да?
- Что?
- Ты не пристаешь ко мне, потому что я толстая, или, может быть, старая для тебя? Скажи.
- Святые угодники, Люба…Ты вовсе не толстая и не старая. Ты мне как родная, старшая сестра. У меня даже в мыслях такого не было! Что за бред?
- Бред ни бред, но мне кажется, я все для тебя сделала, что могла, и теперь я ухожу. У тебя все будет хорошо, поверь мне. Интуиция меня не подводила. А теперь прощай…
Катер подплыл к пристани и она ушла. Ушла навсегда из моей жизни. И мне стало очень грустно в этом летнем кафе, так как я понял, что, то, что мы думаем, совсем не обязательно соответствует действительности. Я знал, что этот родной мне человек ушел сейчас, просто, потому что этот человек - женщина. Я потерял ее навсегда. Я потерял мое единственное в жизни сокровище. Моего учителя в женском обличии.
А мне предстояло еще многое пережить. Мне предстояло научиться понимать других людей и гнуть свою линию. Мне предстояло идти вперед и часто убеждаться, что хуже всегда есть куда. Я решил сделать еще кружок на катере, подошел к стойке и заказал бутылку водки, которая, вопреки Любиной интуиции, меня, как назло, не убила.