ББК 84
Т90



ТУС А.
Т90 Невыдуманные истории. — СПб., 2007. — 124 с.
ISBN 978-5-288-04190-7

В историях, которые вы прочтете, рассказано:
— о людях, умеющих сопереживать другим и способных прийти на помощь в трудную минуту;
— о силе произнесенных нами слов, которые могут изменить жизнь человека: «Словом можно убить, Словом можно спасти»;
— о непримиримом отношении к преступлениям в разных областях нашей жизни, которые, к сожалению, пока не наказуемые;
— и просто о наблюдениях за жизнью с позиции развития души человека и нравственной его наполненности.
В результате станет ясно, что мелких и незначимых ситуаций не бывает. И если человек это поймет, то окажется способным совершать и большие человеческие поступки.
Словом, сумеет быть ЧЕЛОВЕКОМ.

ББК 84



ISBN-978-5-288-04190-7 © Антонина ТУС, 2007
От автора
Не позволяй душе лениться,
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь
Н. Заболоцкий.


Дорогие читатели!
Мне очень хочется, чтобы, прочитав эту книгу, вы поняли и никогда в дальнейшем не забывали простой истины. Она заключается в том, что возрождение духовности — необходимое условие для развития личности, страны и всего мира в целом.
Все, что случается с людьми не может быть мелким и незначительным.
Просто мы, порой, увидеть этого не можем до тех пор, пока это не коснется нас самих. А вот уметь глазами другого человека посмотреть на ситуацию бывает очень сложно.
И очень важно каждому сделать все возможное, чтобы у нас и детей наших не стерлись понятия доброты, человечности и нравственности.
А для этого необходимо, чтобы
ОЧЕРСТВЕВШИЕ СЕРДЦА НАШИ — ОЖИВИЛИСЬ,
А
ОБЕДНЕВШИЕ ДУШИ НАШИ — ОБОГАТИЛИСЬ.
И тогда мы сможем не опускаться вниз, а пускай каждый на свою высоту, но подниматься только, вверх!
Ценить каждый день и каждое мгновение.
И жизнь обязательно будет плодотворной.






Без тебя у меня нету солнца
Ванечка свою бабушку, которую часто принимали за его маму, называл просто по имени — Лариса.
Она действительно молодо выглядела, но в последнее время много болела.
Однажды, когда Лариса вышла из больницы, но на работу еще не ходила, они вместе пошли гулять по городу и зашли во дворик музея-квартиры А. С. Пуш­кина на Мойке, 12.
Там было безлюдно и тихо. И Лариса, которая чувствовала себя пока еще не очень хорошо, села на длинную белую скамейку в тени у стены дома.
А Ванечка, увидев множество колонн, стоящих вдоль здания, стал прятаться за ними. Он хотел, чтобы Лариса угадывала, где же он сейчас находится.
Немного поиграв в эту игру, Лариса предложила:
— Беги на солнышко, смотри, как там хорошо.
Ванечка, услышав эти слова, резко развернувшись, не раздумывая подбежал к ней и произнес: «Без тебя у меня нету солнца, все солнце только в тебе одной!».
И не дождавшись ответа, побежал прятаться за колонны.
У Ларисы захватило дыхание от таких неожиданных слов. А лицо ее озарилось улыбкой.
Она почувствовала необычайную легкость во всем теле. Ей казалось, что стоит только взмахнуть руками, и она сможет без труда взлететь как птица…
— Лариса, ты почему меня не ищешь? — крикнул Ванечка через некоторое время, выглянув из-за колонны.
Опомнившись, она засмеялась и сказала:
— Ой, извини, Ванюшка, я задумалась. Закрываю глаза, прячься.
А голос ее звучал бодро и радостно. Она закрыла глаза и подумала: «Разве можно после таких слов не выздороветь?».
Гармония
Оба они — Анна и Владимир — учились когда-то в медицинском институте. Но специализации у них были разные, и по окончании института работать они стали в разных больницах. Анна — врачом-пульмонологом, а Владимир — нейрохирургом.
Поженились они еще в институте. Она — среднего роста, ближе к высокому, грациозная, с короткой стрижечкой, доб­ро­желательная, всегда вежливая, очень милая и женственная! На отделении главный врач и заведующий отзывались о ней очень коротко: «Это наша леди».
Он — высокий, интересный, спортивного телосложения, крепкий, с добрым и умным взглядом, обучающий своего сына спортивным наукам на практике.
Их сыну Даниле исполнилось уже восемь лет.
Маленьким он был очень похож на японца. Возможно, отсюда у него была тяга к восточным видам борьбы и иероглифам.
Как-то однажды Анна и Владимир собирались идти в гости. Анна открыла шкаф, но никак не могла ни на чем остановиться. Потом, расстроенная, повернулась к мужу и обиженно сказала:
— Я не знаю, в чем мне идти.
— Да у тебя достаточно одежды. Одень любую, тебе все идет.
— Здесь нет ничего, в чем бы мне хотелось пойти, — чуть ли не со слезами на глазах сказала она.
Владимир удивленно на нее посмотрел.
После некоторой паузы к маме подошел Даня, который, оторвавшись от занятий, наблюдал за развернувшимся действием и очень по-серьезному, восторженно сказал:
— Мамочка, да у тебя есть больше, чем вся твоя одежда!
Мама внимательно посмотрела на сына, взяла его за руку и по инерции обиженно, но с легкой улыбкой взглянув на него, безнадежно-ласково спросила:
— Что же у меня есть, сынок?
— У ТЕБЯ ЕСТЬ КРАСОТА!
Все на мгновение замерли. Потом мама привлекла сына к себе и обняла его. Папа подошел очень близко, присел перед ним на одно колено, с восторгом глядя то на нее, то на сына.
Он положил руку сыну на плечо. Кольцо сомкнулось. Все молчали…
Скоро Анне и Владимиру надо было уходить. Она быстро, не задумываясь, одела первое попавшееся платье, и в этот вечер в гостях, излучающая свет и осыпанная комплиментами, ощущала себя самой красивой женщиной в мире.
Когда они вернулись, Данила уже спал крепким, спокойным, счастливым сном.

Учитесь, мужчины!
В вагоне метро народу было достаточно много. Все места были заняты, многие стояли, но не прижимались друг к другу, так что пройти в нужное место вагона можно было без труда.
Те, кто были поблизости, невольно смотрели, кто сосредоточенно, кто улыбаясь, на одного мальчика лет четырех.
Он, в темно-синей вязаной шапочке с разноцветными кубиками на ней, в зимнем пуховичке голубого цвета с подвязанным на воротничке шарфиком такой же расцветки, как на шапочке, и в темных коричневых ботиночках на толстой подошве, стоял, держась за поручень, серьезно глядя перед собой. Рядом, в короткой шубке, теплом берете и длинных сапогах до колен сидела его мама.
Несколько человек еще раньше пытались уступить мальчику место, но он отказывался сесть, что умиляло пассажиров.
А мама говорила:
— Ничего, ничего, не волнуйтесь, он постоит.
На одной из остановок рядом с мамой освободилось два места, но мальчик по-прежнему стоял, не думая садиться.
И вдруг, когда двери поезда открылись, и люди начали выходить, в вагон влетел, не глядя на входящих, мальчик лет одиннадцати.
Он стремглав, задевая стоящих, под­скочил к двум свободным местам, быстро сел на одно и тут же поставил свой портфель рядом, занимая для кого-то место. Теплая куртка его поневоле распахнулась, а голова на вытянутой шее, в развязанной шапке-ушанке, целеустремленно повернулась к двери, кого-то высматривая.
И, увидя нужное, громкий его голос крикнул: «Мама, я здесь». Мама, в объемной шубе, меховой шапке, с сумкой в одной и пакетом в другой руке, так быстро действовать, как ее сын, не могла, но видно было, что она тоже очень старается.
Наконец, очутившись рядом с сыном, она сумела все-таки опередить незнакомого соперника-мужчину средних лет, так же стремительно бежавшего с другой стороны и претендовавшего на то же место.
Сев, она довольно посмотрела на сына и громко сказала:
— Молодец, сынок!
И они стали обсуждать свои дела громко и ясно. А мать, излагая свои мысли, частенько поглядывала на пассажиров.
За две остановки до конечной они спохватились и выскочили из вагона.
Теперь в вагоне стало много свободных мест.
Мама четырехлетнего мальчика спросила его:
— Может быть, хочешь сесть?
— Да нет, уж скоро выходим? — полувопросительно, нахмурив бровки, сказал он.
— Еще ехать две остановки. Можешь посидеть, немного отдохнуть, ведь потом мы поедем на троллейбусе, — сказала мама.
— Еще на троллейбусе? — удивленно спросил мальчик.
— Да, — ответила мама. Мальчик в гости к маминой подруге ехал впервые. Он наклонился к маме и спросил ее на ушко:
— А вдруг еще кто-нибудь войдет?
— Нет, теперь уже не будет много народу, — тихо сказала мама.
Мальчик подошел с другой стороны, где было свободное место, и с помощью мамы залез на сидение.
Один мужчина лет шестидесяти пяти ехал с ними с самого начала и стоял как и мальчик, только на противоположной стороне. И сейчас он сел на свободное место напротив.
Кое-кто из давно ехавших с ними пассажиров улыбался, глядя на мальчика.
Одна женщина сказала:
— Умница… ты хороший мальчик.
А мужчина, севший напротив, подмигнул ему и одобрительно кивнул головой. Мальчик ответил чуть заметной улыбкой. И казалось, что они понимают друг друга.
Настоящий мужчина
в белоснежной рубашке
со светлой и чистой душой
Сегодня Злата возвращалась домой поздно вечером, так как смотрела премьеру в одном из театров города. Сначала ей надо было доехать до станции метро «Василеостровская», а потом идти три остановки пешком, где никакой транспорт не шел. Недавно сняли трамвайные пути, но другого транспорта так и не дали.
Жила она в самом конце одной из линий (так называются улицы на Васильевском острове), которая ведет к Смоленскому собору и кладбищу.
К счастью, в конце мая в Петербурге уже светло, так как приближаются белые ночи, и идти по безлюдной улице не так страшно.
Еще издали она увидела быстро и уверенно идущую впереди себя девушку с огромным букетом цветов.
А чуть дальше, на самой обочине тротуара, стоял средних лет, высокого роста, широкоплечий, одетый в светлую рубашку и темные брюки мужчина.
Руки его были в карманах и он, чуть покачиваясь, пристально вглядывался в приближающуюся к нему девушку с цветами.
Девушка обернулась, увидела вдали Злату и быстро прошла мимо, не глядя на мужчину, хотя тот явно что-то говорил, повернув свою голову ей вслед, правда, не сделав ни шагу.
— Что же он ей сказал? — подумала Злата. И не пошел за ней, может, меня поджидает?
Она увидела, как девушка свернула в подворотню, в ту самую, где жила она сама, а мужчина повернул голову, глядя теперь на приближающуюся Злату.
Впереди улица была пуста.
Злата обернулась. Сзади тоже никого. Времени — 12 часов ночи.
— Точно, меня поджидает… страшно-то как… что же делать?… может быть, перейти на другую сторону? — подумала она. У нее забилось сердце, и она сделала шаг на проезжую часть, по которой и пошла, поскольку по ней не двигалось ни одной машины.
Она шла, не глядя на мужчину, словно не замечая его. Приближаясь, почувст­вовала, что он пронзает ее взглядом, но боковым зрением увидела, что стоит он на месте на обочине, чуть раскачиваясь, с руками в карманах, как и прежде.
— А почему вы без цветов? — услышала Злата, подходя ближе, не поворачивая головы.
— А… а-а…, — повторил он, когда она поравнялась с ним.
Злата мельком взглянула на него и увидела красивое мужественное лицо и слепяще-белоснежную рубашку.
— Почему же вы без цветов? — повторил он уже вслед Злате, не сходя со своего места. — А то могу подарить.
Ничего не отвечая, Злата быстро пошла вперед. До ее подворотни оставалось еще метров 50.
Прежде чем войти в нее, она обернулась и увидела его, стоявшего все на том же месте с руками в карманах, пристально смотревшего на нее.
Опасность миновала, хотя, похоже, ее и не было. Весь страх куда-то мгновенно исчез. И остался даже приятный осадок и мысли о том, что у этого человека, возможно, что-то произошло. Какой-то он по-мужски настоящий, который не может не привлечь внимания. И вышел в одной только рубашке, без куртки. Наверно, что-то случилось.
Подойдя к своему подъезду, она увидела ту самую девушку с цветами, которая стояла, почему-то не входя в парадную.
— Ой, как мне повезло! — сказала она.
— Я забыла ключ от домофона, а звонить в какую-то другую квартиру неудобно, поздно.
— А почему я вас никогда раньше не видела? — удивилась Злата.
— Я недавно снимаю здесь квартиру, — ответила девушка.
— На каком этаже?
— На шестом.
— А! — сказала Злата, открывая двери. Заходите. Я живу на пятом.
Пока они ждали, когда подъедет лифт, и потом ехали в нем, у них произошел разговор. Злата спросила:
— Вы не испугались, когда увидели того мужчину, который стоял на улице?
— Ужасно испугалась. Но когда оглянулась и увидела вас, стало не так страшно. А потом, когда услышала, что он сказал, совсем страх прошел.
— Кстати, а что он вам сказал?
— Он сказал: «У вас чудесный букет». Я, правда, не стала поворачивать голову, хотя искоса посмотрела на него, и он мне даже чем-то понравился. Я даже на расстоянии почувствовала в нем какую-то мужскую силу. Мне бросилась в глаза его белоснежная рубашка. А потом услышала вслед: «Любите своего друга». Хотя это вовсе не друг подарил мне цветы.
— Ну, он же не знал… На меня он тоже произвел хорошее впечатление, хотя сначала я страшно испугалась, когда на улице, кроме нас с ним, никого не было.
— У меня мелькнула мысль подождать вас, но когда я поняла, что он не опасен, не стала этого делать…
— А вам он сказал что-нибудь? — поинтересовалась девушка.
— Да, он спросил, почему я без цветов, и предложил подарить, — засмеялась Злата. — И когда я увидела его белоснежную рубашку…
Тут лифт остановился на пятом этаже, и девушка решила выйти вместе со Златой, чтобы продолжить разговор.
— А ведь он даже не приставал, а просто говорил и все, — сказала девушка.
— Да, видимо, желая сделать человеку приятное… И не было в этом никакой пошлости, а наоборот, он создавал впечатление такого сильного настоящего мужчины, — продолжала Злата.
— Да! — согласилась девушка.
Они на некоторое время замолчали, а потом Злата сказала:
— А ведь это нормально, когда люди могут просто общаться друг с другом.
— Но мы-то его сначала испугались…
— Это ужасно, что люди боятся друг друга.
— Я тоже часто об этом думаю, но, к сожалению, иногда приходится это делать.
— Я вот сейчас подумала, а что он там стоит?… Может быть, у него что-то случилось? — сказала Злата.
— Возможно… Да нет, наверняка, что-то случилось… — ответила девушка.
— А, может, пойдем посмотрим. Если он там, поговорим.
— А пошли!
Они решили, что сначала девушка отнесет букет домой. Они спустились на лифте вниз, подошли через подворотню к улице и остановились.
Потом тихонько, смеясь над таким решением, выглянули, увидели его все так же стоящего и смело пошли в его сторону.
— Теперь наша очередь его пугать, — пошутила Злата.
Девушка засмеялась.
Но мужчина не испугался. И они сразу нашли общий язык.
С первых же минут начали хохотать над тем, что никто не знает имени друг друга. Познакомились — Андрей, Людмила и Злата. Смеялись над тем, что испугались его и узнали, что с ним ничего не случилось. Просто это была его последняя белая ночь в Петербурге, так как в пять утра он уезжал к себе домой в Ялту. Вот он и решил провести ее на улице. Попрощаться с полюбившимся ему городом.
— А пойдемте погуляем по Неве! — предложила Злата.
Все сразу же с удовольствием согласились. Когда Людмила предложила ему сходить за курткой, он отказался, сказав, что человек закаленный. А девушки, каждая про себя вновь отметили его белоснежную рубашку. И обе они видели, что не ошиблись в нем. Особенно, когда он рассказывал о своей жене и ребенке, которых было видно, что очень любил. Он говорил, что обязательно привезет их сюда, в Петербург, чтобы они своими глазами увидели эту красоту.
И столько чистоты и света было в его рассказе, что девушек не могло не растрогать это.
Потом они катались на ночном теплоходе, и он угощал их бутербродами с икрой, соком и мороженым, как они не сопротивлялись.
Людмиле и Злате не хотелось с ним расставаться и, заехав за вещами, они поехали провожать его на вокзал.
Он был очень рад, хотя и предлагал им этого не делать, но они не согласились.
Все обменялись телефонами и адресами, и он сказал, что обязательно расскажет жене об этом замечательном вечере. А потом грустно произнес:
— Редко встретишь таких добрых людей. Я часто буду вспоминать нашу встречу и ваш замечательный город. Спасибо вам за это.
Девушки тоже стали благодарить его за все и назвали настоящим мужчиной, что тоже является редкостью.
Когда подходили к вокзалу, он вдруг попросил подождать его и очень скоро вернулся с двумя букетами цветов. Подарил их девушкам и, посмотрев на Злату, сказал:
— Я ведь обещал.
Все засмеялись.
А потом он взял с них слово, что они обязательно приедут к нему с женой в гости этим летом на Черное море в Ялту, сказав, что он приобрел настоящих друзей. И они говорили о том, что еще вчера три незнакомых друг другу человека стали друзьями. Потом он уехал. Злата с Людмилой отправились домой. На душе было очень хорошо.
И все это сделал он — настоящий мужчина в белоснежной рубашке с такой чистой и светлой душой.



Закон джунглей под солнечным зонтиком
Тоня вышла из метро, не пережидая дождя. Большинство людей шли под зонтиками, а она все никак не могла купить себе зонт. Сейчас она вспомнила, как на днях ехала в электричке, где наряду с другими товарами предлагали и зонтики. Ей очень понравилась одна расцветка. Обыч­но все такие неинтересные, а тут светло желтый с неброским рисуночком. Она представляла себе, как раскрывает этот зонт в пасмурную погоду и над головой у нее появляется солнышко, а на душе становится светло. Конечно же, Тоня решила купить зонтик. Открыла кошелек, но оказалось, что у нее не хватило десяти рублей.
— Ой, я ведь их истратила на мороженое, — вспомнила она. Пришлось кошелек закрыть.
И теперь, выйдя из метро, шла под дождем. За поворотом была остановка трамвая, на котором желательно было доехать до дому. Конечно, можно было идти пешком, но это минут двадцать, а под дождем не хотелось, да и устала сегодня.
И вдруг — удача! Завернув за угол дома, она увидела приближающийся к ней трамвай под номером один. Это было событием радостным. Не успела она войти в вагон, как дверь закрылась, чуть не прищемив ей одежду. Она прошла вперед и села на свободное место. Народу было необычно мало, видимо, незадолго прошел еще один трамвай. «Иногда они любят ходить парами, — подумала она, — зато потом ждешь — не дождешься».
Водитель, хоть и закрыл двери, но от остановки не отъезжал, ожидая зеленого света.
В этот момент послышался голос с улицы:
— Пожалуйста, откройте дверь!
Водитель не реагировал.
— Прошу вас, откройте, пожалуйста, — слышался все тот же голос. Тоня посмотрела в окно и увидела седоволосого, чуть сгорбленного худенького старичка с большим рюкзаком за плечами, который вновь повторял свою просьбу, стоя возле передней двери под дождем, заглядывая в окно водителю. Водитель сидел неподвижно, ни на что не реагируя. Не слышать просьбу он просто не мог.
Свет продолжал гореть красным.
— Там просят открыть дверь… откройте, пожалуйста! — громко сказала Тоня, чтобы водитель слышал. Но он продолжал сидеть, не поворачивая головы.
Она взглянула в окно на улицу и вновь увидела мечущегося туда-сюда старичка, видимо, не понимающего, почему ему на остановке водитель не хочет открыть дверь.
— Пожалуйста, впустите старичка. Мы же стоим, и свет красный, — еще громче произнесла Тоня и оглянулась назад, думая, что люди ее сейчас поддержат. Но никто не произнес ни слова.
Загорелся желтый свет, потом зеленый, и трамвай тронулся.
…А старичок так и остался стоять под дождем теперь уже меду рельсами и проезжающими мимо машинами.
У Тони защемило сердце.
Вдруг водитель в открытое окошко своей кабины громко и грубо сказал:
— Тоже мне, нашлась заступница!
— Да что вам жалко было пустить старичка, что ли? — от всего сердца произнесла Тоня.
— А вам-то что? — со злостью ответил водитель.
— Да там же дождь хлещет!
— Сейчас закон джунглей, каждый за себя. Подумаешь, нашлась, тоже мне.
Тоня не знала, что ответить, а лишь обернулась, чтобы найти поддержку пассажиров, но никто на происходящее так и не отреагировал.
«Как же так…как же так?», подумала она. Ей было очень не по себе. И даже ехать в этом трамвае не хотелось. Внутри все кипело.
На своей остановке, выйдя через переднюю дверь, она, сама не зная зачем, от беспомощности, быстро вынула ручку, клочок бумаги и, чтобы водитель видел, стала записывать номер трамвая.
Повернулась и пошла. А вслед услышала:
— Записывай, записывай, мне еще премию за это дадут.
Его фразы она не поняла.
Шла под небольшим уже дождичком и думала: «Жаль, что не смогла купить тот зонтик. Он бы светил сейчас, как солнышко».
Она представляла себе эту картину, и ей стало чуть-чуть легче.
Когда Тоня легла спать и закрыла глаза, то увидела картину, как они идут с седоволосым старичком с большим рюкзаком за плечами, а она держит над ним так и не купленный зонтик, словно солнце.
Сквозь полудремоту она подумала, что никогда не поступит так, как поступил этот водитель, и обязательно купит себе солнечный зонтик. Так она и уснула.

Ворюги
В позднее время в метро почти всегда мало народа. Можно спокойно сесть, мест свободных много, выбирай любое.
Людмила села на скамейку посередине вагона. На противоположной стороне сидели два человека, потом — большой промежуток и с краю — уснувший молодой человек лет 25 со светлыми волосами в голубом джинсовом костюме.
И вдруг к этому молодому человеку вплотную подсел примерно такого же возраста в неброской одежде серых тонов с простым круглым лицом и русыми волосами парень.
Он оглянулся по сторонам, посмотрел на сидящего и стал спокойно своей рукой проводить по его ноге в районе брючного кармана.
Людмила, сидящая напротив, обомлела от испуга. «Что же делать, — подумала она. — Как же тут быть?».
Не отводя взгляда, она смотрела на эту сцену, но вдруг сидящий как-то резко встрепенулся и, проснувшись, удивленно посмотрел по сторонам. Парень отдернул руку и спросил у него:
— Сколько сейчас времени?
— Что? — не расслышал тот.
— Сколько время?
Молодой человек посмотрел на часы и ответил.
Люда в испуге широко раскрыла глаза, буквально пронзая взглядом молодого человека. Она хотела дать ему какой-то знак, но не знала, как это сделать. Наконец, взгляды их встретились, и Людмила сделала чуть заметное движение глазами в сторону рядом сидящего парня. Но молодой человек только удивленно посмотрел на нее.
Зато парень резко взглянул на Людмилу, и она отвела свой взгляд в сторону. Затем, видимо, поняв, что ничего не получится, он медленно встал и подошел к сидящим напротив нескольким молодым людям. Они о чем-то заговорили.
«Да он здесь еще и не один, — подумала Люда. Хорошо, что я ничего не предприняла, все равно у меня бы ничего не получилось, только хуже могло бы быть».
Успокаивая себя, она все-таки переживала за все происходящее. А парень и те, к кому он подошел — их было трое, — тем временем встали и пошли в конец вагона.
Там в одиночестве, на крайнем сидении сидел парнишка лет 22-х в яркой куртке и синей вязаной шапочке.
Тот, что орудовал по карманам, встал возле дверей спиной к сидящему, другой — невысокий темноволосый в кожаной куртке — сел рядом с парнишкой, а третий — высокий, худощавый с черными как смоль волосами в длинном элегантном черном пальто встал прямо перед сидящим. У Людмилы забилось сердце.
Она неотрывно смотрела то на эту сцену, то на пассажиров. Но никто ничего не замечал. О чем шел разговор в конце вагона, слышно не было. Видно не было тоже, так как она загородили парня. Только на остановке парнишка пулей вылетел из вагона, а эти трое остались на прежнем месте, о чем-то беседуя между собой.
Людмила была ни жива ни мертва. В их сторону она уже больше не смотрела, и ей хотелось выпрыгнуть из вагона.
Жаль было парнишку и всех тех, кого обокрали эти ворюги, как она их мысленно называла.
«Скорей бы остановка», — думала она. — Не могу здесь больше ехать, страшно».
Она вышла из вагона на следующей остановке и, подождав другого поезда, вошла в него. Настроение было ужасное. Она никак не могла понять, что же делать в таких случаях, как же быть? И почему такое происходит?
Придя домой и, отказавшись от ужина, она легла спать, но уснуть никак не могла. Тревога и страх не покидали ее.
«Что же происходит в жизни, — думала она, — если ни я не способна ничего исправить, и никто ничего не видит? И я не знаю, куда идти за помощью и что делать?».
А не знала она потому, что произошел с ней однажды случай, оставивший крайне неприятный след, когда милиция ей не помогла.
Что же делать, что?
Как-то Людмила находилась у себя дома в коммунальной квартире одна. Время было летнее, поэтому соседи разъехались кто куда.
И вдруг в половине первого ночи, когда она уже лежала в постели с книгой в руках, в квартиру раздался звонок. Она, накинув халат, подошла к двери и спросила: «Кто?» Но никто ничего не ответил. Она вновь уже громче спросила: «Кто?», но в ответ молчание.
Она удивилась. Ощущение было не из приятных, и она отошла от двери.
Через пять минут в дверь вновь позвонили. Она опять подошла и спросила: «Кто там?». Но результат оставался прежним. Звонок в квартире был очень громким.
Ей стало как-то не по себе. Она подошла к окну на кухне и стала смотреть с пятого этажа вниз во двор, так как оттуда была видна входная дверь в парадную.
Ночи были белые и разглядеть все можно было без труда.
Звонки на время прекратились, но из парадной никто не выходил.
Она как прикованная стояла и смотрела в окно.
Около часа ночи вновь раздался звонок. Затем несколько минут тишины и вновь звонок. Она прошла по кухне туда и обратно, боясь уже подходить к входной двери. Сердце ее сильно забилось. И вновь звонок. Сердце забилось еще сильнее. И поистине было ощущение, что оно вот-вот выскочит из груди.
В дверь вновь позвонили. Она подошла к телефону, который как назло находился возле входной двери и, насколько возможно оттянув за угол провод трубки, судорожно набрала 02. Говорила она очень тихо, боясь, что ее услышат стоящие за дверью. Хотела объяснить, что происходит, вызвать милицию, но там достаточно вежливо, но особо не вдаваясь в подробности, спросили ее адрес и, дав номер телефона отделения милиции ее района, повесили трубку. К счастью, на тумбочке лежал карандаш и газета. Коряво записав данный ей номер, она трясущимися руками крутила диск. Дозвонилась сразу.
Там стали требовать говорить громче и рассказывать, что происходит.
Сердце продолжало сильно стучать, и теперь уже раскалывалась голова.
На том конце провода адреса и рассказа Людмилы было недостаточно. Были удивлены такой ерундой, выясняли, не выломана ли еще дверь.
Но обещали все-таки приехать.
Отделение милиции находилось в трех минут езды, и Люда стала ждать…
Но ни через 15, ни через 20 минут, ни через полчаса, ни через час вообще никто не приехал. И звонки прекратились тоже.
Утром она пошла в свое отделение милиции выяснять, в чем дело. Там посмотрели в журнал и сказали:
— Да, вызов был, к вам приезжали.
— Как? — удивилась она. Когда?
— В 22:00. Вот, здесь написано.
Дежурный уточнил адрес, все совпало.
— Так что так, ошибки быть не может.
— Но я вызывала не в 22:00, а в час ночи, — взволнованно сказала Людмила.
— Такого быть не может, — равнодушно ответил он. — Хотите пишите жалобу и отдавайте участковому. Он как раз здесь в соседней комнате.
Людмила нашла участкового, объяснила ситуацию и сказала, что готова все описать и отдать ему.
Молодой участковый с чуть заметной ухмылкой посмотрел на нее и объяснил, что она только потеряет время, и это заявление будет лежать у него вот в этом — он похлопал по своей ноге — кармане и дальше не пойдет.
Такая наглость настолько потрясла Людмилу, что она просто растерялась, почувствовав какую-то безысходность.
И поняв, что с этим человеком раз­говаривать бесполезно, решила обратиться к начальству. Но начальника не оказалось на месте. Так она и ушла из милиции ни с чем.
А потом друзья ей посоветовали лучше с этим не связываться, так как милиция зачастую заодно с бандитами. И не исключено, что они действительно приезжали, обо всем договорились, поэтому и звонки прекратились.
Уж очень не хотелось верить в это. Но на душе было все-таки неприятно. И в милицию она больше не пошла.
С тех пор прошло два года.
И сейчас, лежа в постели, вспоминая случай в метро, она постоянно задавала себе вопрос: «Что же делать, что? что? что?..» и думала: «Странно, ведь милиция — это те люди, которые обязаны приходить на помощь, а вместо этого многие их уже боятся… А ведь необходимо, чтобы они были достойны уважения, а значит, людьми образованными, умными, доброжелательными… и обязательно изучающими психологию… Впрочем, это надо и любому другому человеку…», — размышляла она… Но ведь есть и те, которые жертвуют своими жизнями, я знаю, есть…», — и с этими мыслями под утро она уснула.
Старушка
В продуктовом магазине покупали кто что, и периодически строчила касса.
Татьяна шла к своему приятелю за необходимыми ей документами по составлению программы обучения.
Надо было что-то купить к чаю. Она взвесила 300 граммов сыра и попросила отрезать половину черного хлеба. Затем, подойдя к кассе, пробила чек. Отвернувшись от кассы, она лицом к лицу столкнулась со старушкой, хотела ее обойти и вдруг услышала тихий, боязливый голос:
— Доченька, не хотите ли купить покрывало?
Таня заметила в руках у нее прижатый к груди полиэтиленовый пакет, из которого виден был кусок аккуратно сложенного коричнево-бежевого гобеленового покрывала.
— Спасибо, — растерялась она, — мне не нужно.
— Извините, — так же тихо произнесла старушка и медленно пошла по магазину, предлагая покрывало другим людям.
Тане стало нестерпимо жалко эту бедную женщину в бежевом стареньком узеньком пальтишке и сером платочке на голове.
Она купила сыр и хлеб и, сделав два шага к выходу, оглянулась. Что-то не давало ей выйти из магазина.
Открыв свой кошелек, она посмотрела, сколько у нее осталось денег и вынула последние 20 рублей. «Может быть, возьмет», — подумала она.
Магазин был небольшой, и старушка оказалась недалеко.
Таня подошла к ней и, протянув деньги, сказала:
— Возьмите, пожалуйста.
Старушка виновато полуулыбнулась и с благодарностью ответила:
— Спасибо, милая, спасибо, спасибо.
Когда Таня села в трамвай, ее неотвязно мучила мысль: «Видимо, она продает последнее, что еще возможно продать за кусок хлеба. Надо было отдать ей все, что я купила. Наверняка она не продаст это старенькое покрывало».
На душе было очень неспокойно и тревожно. Словом, плохо было на душе.

Инвалид
В малолюдном квартале малолюдной улицы шестимиллионного города народу почти не было.
Время было дневное. И солнечный день устоявшейся теплой погоды на редкость удачливого лета никого уже не удивлял.
Алена шла по улице в светлом облегающем костюме с белой сумочкой через плечо, в изящных розовых туфельках на каблучках и такого же цвета сережках.
И хотя ценного в сумочке было лишь ключи от квартиры, проездной билет да последние 50 рублей одной бумажкой, походка ее была легкой и целеустремленной, а настроение замечательным.
Редко встречающиеся прохожие невольно обращали на нее внимание, так как светящееся через улыбку в глазах состояние ее души гармонировало со всем внешним видом.
Все у нее сегодня получалось. И она была довольна жизнью и уверена в себе.
Еще издали Алена увидела пожилого, полного, высокого роста седого человека в светло-голубой рубашке, серых брюках с подтяжками и домашних тапках на ногах.
Он стоял ссутулившись возле парадной одного из домов, опираясь двумя руками на полочку. Мимо него сначала в одну сторону прошла какая-то молодая пара, потом в другую — мужчина средних лет. Было достаточно далеко, чтобы расслышать, что он спрашивал у этих прохожих.
Но видно было, что молодая пара прошла как бы ничего не замечая, а мужчина как-то виновато пожал плечами и прошел мимо.
Больше, пока Алена подходила все ближе и ближе к старику, люди мимо него не проходили.
«Что же он говорит?», — подумала Алена. Шагах в десяти, увидев на себе пристальный взгляд, она разглядела в его серых глазах на сильно морщинистом лице усталость и боль. И тут же моментально, сама по себе, составилась характеристика этого, по-видимому, одинокого, больного человека, с трудом спустившегося на улицу в домашних тапочках.
И она, оказавшись рядом с ним, увидела, что он не спускает с нее глаз, а потом услышала тихий вопрос:
— Вы не могли бы мне что-нибудь дать?
Она пожала плечами и сказала:
— У меня ничего нет.
И прошла мимо.
Пятидесятирублевая неразменная бумажка — это все, что у нее осталось до стипендии.
И она почему-то почувствовала себя виноватой перед этим человеком. А поблизости, как назло, не было ни магазинов, ни ларьков, чтобы разменять деньги.
И от светящейся в ее глазах улыбки и хорошего настроения не осталось и следа.
«Видимо, он спустился из своей квартиры и остановился возле своей парадной, опираясь на палочку, так как дальше идти уже не мог, — подумала она. — А туда, где много людей, ему просто не дойти». Алена почувствовала, как сжимается ее грудь до боли, и комок подступает к горлу.
Она резко, больше не раздумывая, развернулась и быстро подбежала к этому седовласому человеку.
— Вот, возьмите, пожалуйста, — сказала она, протянув ему 50 рублей.
Старик по инерции взял деньги, но, увидев 50 рублей, сказал:
— Ой, что вы, это много, не надо столько, — и протянул ей их обратно.
— Берите, берите, — произнесла Алена и, поняв, что слезы сейчас брызнут из ее глаз, быстро развернулась и пошла. Сдержать слезы ей не удалось.
— Спасибо… Как неудобно… — услышала она вслед и подумала: «Да перезайму я в конце концов, в первый раз что ли?.. Только ужасно все это… У нас столько беспомощных стариков … почему так происходит?..»
Пожилой человек
— Следующая станция «Чернышевская». Осторожно, двери закрываются.
Микрофон прозвучал, и все желающие заняли свои места. Народ в электричке метро не толпился, но тем не менее все места были заняты. Некоторые стояли возле дверей. В вагоне было достаточно свободно.
Постояв несколько секунд после отправления поезда на задней площадке, по вагону начал движение среднего роста, худенький, чуть-чуть сутуловатый, абсолютно седой пожилой человек.
И вдруг люди поочередно, как по цепной реакции, начали поворачивать головы в его сторону.
Одежда на нем была далеко не новой, но чистенькой и отутюженной.
Черные начищенные туфли, темно-серые брюки, клетчатая серо-голубых тонов рубашка и темно-коричневый пиджак с одним орденом на груди.
Он шел по вагону медленно и молча, никому не глядя в глаза, согнув в локте левую руку. В правой руке он держал палочку. Возможно, она помогала ему в пути, хотя медленная его походка не казалась тяжелой.
И почти не было того, кто не положил бы в его левую руку деньги.
Несколько человек, поздно увидевшие его, подходили, давали деньги и возвращались на свои места.
Когда он был примерно в середине вагона, кто-то подал ему смятую десятку.
Он остановился, расправил ее и пошел дальше, по-прежнему глядя перед собой, не говоря ни слова.
В вагоне образовалась какая-то необычная тишина. Внимание людей буквально приковывал этот пожилой человек со спокойным лицом, так не похожий на часто встречающихся в вагонах метро просящих.
Люди смотрели на него серьезно-сопере­живающе.
У первой двери по ходу поезда он остановился.
Еще несколько человек подошли к нему, положив в руку деньги.
Трудно было не увидеть в этом интеллигентном человеке чувство собственного достоинства и ум, возможно, ученого, у которого нет возможности смотреть людям в глаза.
Когда поезд остановился, он вышел из вагона, прошел вперед по платформе и вошел в дверь другого вагона.
— Следующая станция «Площадь Ленина». Осторожно, двери закрываются.

Кусочек счастья в огромном
кулаке, облитом слезами
Вероника, выйдя из дома, сразу же стала продумывать, как же ей лучше дойти до метро, чтобы путь был короче.
«Так, сегодня воскресенье и транспорта не дождешься. Пойду коротким путем…по переулку направо, потом налево по улице, потом снова направо и уже по проспекту прямо к метро», — решила она.
Она любила этот проспект. Первые этажи целого квартала занимали различные организации и буквально блестели огромными тонированными стеклами, отражающими абсолютно все, происходящее на улице.
Это было очень красиво, и на душе становилось так радостно, что, глядя в них, хотелось танцевать. И тут она подумала: «А почему люди на улицах не танцуют? Ходят, бегают, а танцевать считается неприлично. Странно. Никогда раньше такое не приходило в голову». Вдруг она услышала громкий женский, не слишком доброжелательный голос:
— Что вам надо? Что вы сюда заглядываете?.. идите отсюда… здесь для вас ничего нет.
Голос раздавался сзади.
Она обернулась и увидела очень высокого седоволосого широкоплечего, но худого пожилого человека лет 75, заглядывавшего в одно из раскрытых окон.
Занятая своими мыслями о танцах, она не заметила его, когда проходила мимо. А старик стоял молча у окна, ничего не отвечая, гордо держа голову.
Ника подошла к нему и без труда, через широко раскрытое окно увидела большое кафе со столами, накрытыми белоснежными скатертями.
Недоброжелательная девушка посмотрела на Веронику и спросила:
— Он с вами?
— Да, — почему-то ответила она.
Тогда она ушла, а Ника увидела, что на старике была одета клетчатая чистая рубашка и коричневый пиджак, неправильно застегнутый на пуговицы.
— Вам что-нибудь надо, — спросила Вероника, заглядывая ему в лицо, подняв голову. Уж очень он был высокий. Тот что-то промычал, но она его не поняла. Что-то не то у него было с дикцией.
Между ними образовалась небольшая пауза, и она отметила, что у него очень чистые серо-голубые глаза.
Доставая из сумочки кошелек, Ника обратила внимание на чуть приспущенные брюки такого же цвета как пиджак. Видимо, старик не одел ремень. А на ногах были большие стоптанные туфли. При этом одежда чистая и отглаженная.
Она вынула 10 рублей и протянула ему.
Он очень быстро схватил деньги, смял их в большом своем кулаке, а другой, чуть трясущейся рукой сильно, но не больно сжав руку Ники чуть ниже локтя, стал говорить:
— Спасибо вам… спасибо… спасибо… — Слова он произносил очень плохо, и она увидела, что у него почти нет зубов. Глаза же его горели радостью, и при этом он не разжимал огромный кулак с зажатой в нем десяткой.
— Давайте я еще дам вам денег, — сказала Вероника и открыла сумочку, даже не думая о том, что у нее самой их не так уж много.
Но он не отпускал ее руку и по-прежнему не разжимая кулака с десяткой, стал что-то говорить и явно сопротивляться ее предложению.
И вдруг из его ясных светлых глаз полились слезы и капали прямо на огромный кулак. Он стал что-то очень бурно говорить. Она с трудом, по обрывкам фраз сумела понять, что он воевал… был спортсменом… сейчас жил один в доме напротив… к нему приходит дочка… у него все есть… он одет, накормлен… был сильно болен и давно не выходил из дома.
Веронике показалось, что, возможно, он пережил инсульт.
Она не останавливала его и не просила не плакать, понимая, что ему некому все это рассказать, или его просто никто не слушал.
Он очень быстро успокоился. А она предложила его проводить, сказав, что ей все равно надо переходить на другую сторону.
Они дошли до его квартиры, попрощались, и он ушел.
А ей стало ясно, что те десять рублей, с которыми он не хотел расставаться, были просто для него дорогим подарком.
И ему очень не хватало общения. Она вспомнила, как была на экскурсии в Италии. Однажды, живя в гостинице, она спустилась вниз и вдруг увидела, как молодые служащие мужчины словно по команде выскочили на улицу и побежали к подъехавшему автобусу.
— Кто же это такой важный приехал? — подумала она. И каково же было ее удивление, когда она увидела, как эти молодые люди помогают спуститься старикам и старушкам из автобуса, берут их вещи и несут в гостиницу, а потом провожают до номера.
А вечером все эти седоволосые пожилые ухоженные люди радостно веселились на празднике, который устроили для них служащие гостиницы, смеясь и радуясь всему, что там происходило.
Они были счастливы.
А у нашего седоволосого старика, настоящего русского богатыря, прошедшего войну, защищая нашу родину, чтобы нам хорошо жилось, счастье — это десять рублей, зажатые в огромном кулаке, облитом горючими слезами из его ясных чистых глаз.
И ей так стыдно было перед этим стариком за преступление, которого она не совершала.


Два детства
Дети, которые один раз съездили на каникулы в дом отдыха «Балтиец», что под Санкт-Петербургом, обязательно просят родителей съездить туда еще. Связано это с тем, что там постоянно занимаются с ребятами, да так интересно, что те приходят в полный восторг от разнообразия игр.
Костя ездил туда всегда с Надеждой. Она была его бабушкой, но он называл ее по имени. А все вокруг, кто еще не знал, кем она приходится Костику, думали, что она его мама. Да это было и немудрено. Стройная, невысокого роста, современно одетая, всегда приводящая себя в порядок, с длинными светло-русыми волосами, она вникала во все проблемы своего внука и даже помогала ему в некоторых играх.
Конечно, когда он получил первое место за выступление на сцене концертного зала дома отдыха, она ничем не могла ему помочь, кроме того, как болеть за него, потому что в музыке он разбирался куда лучше ее, имея отличный слух.
Костя с шести лет пошел в музыкальную школу. Да и пел он на концерте песню из репертуара певицы Земфиры, придумав какие-то переходы, остановки и прочее, что привело публику в восторг, хотя микрофоном он пользовался впервые в своей жизни.
А Надежда, сидя в зале, очень болела за него, да и за других детей тоже, и восторгалась, не без основания, своим любимым Костиком. Она-то знала, что он все песни Земфиры знает наизусть. Правда, удивлялась, как это возможно для его возраста. Тексты этих песен ей казались довольно-таки сложными, но когда их исполнял Костик, она все хорошо понимала. Сам он говорил, что очень их чувствует.
А вот в чем могла помочь Надежда своему внуку, так это в собрании балтов. Балты — это такие игрушечные отксерокопированные деньги, которые ребята должны были находить в разных местах дома отдыха. Они были спрятаны под коврами и ковриками, в горшках из-под цветов и в бассейне, под различными объявлениями и в любом другом месте. Кто больше наберет балтов за все конкурсы в разных играх и кто больше всего насобирает их, тот получит три первых места.
Главное место — это бесплатная путевка на всю семью в любые выходные в этот дом отдыха. Второе и третье места — большие меховые игрушки.
Все остальные ребята, кто бы сколько балтов не насобирал, также получали призы, не такие большие, конечно, но очень неплохие.
Так вот Надежда, помогая Костику собирать балты, хохотала вечером вместе с ним, пересчитывая эти игрушечные деньги. Она видела в себе азартного ребенка как когда-то в детстве.
Надя была очень резвой девочкой и часто рисковала так, что вспоминая об этом позже, содрогалась от страха, как это с ней ничего не случилось.
Костя тоже если за что-то брался, то отдавался этому целиком, и ему удавалось все делать очень быстро и достойно.
И вот в один из дней отдыха Костик, подбежав к ней после очередного караоке, сказал:
— Надя, представляешь, завтра всех родителей приглашают в концертный зал выступать и получать для нас балты.
— То есть как? — удивилась Надежда.
— Просто вам будут давать задание, а вы его будете выполнять, — ответил Костя.
— Ой, я, наверно, не буду… а что там будут задавать?
— Не знаю, не говорили… Сказали, пускай приходят все, а кто захочет, тот и будет выполнять, что зададут.
— Ну, конечно, пойдем. Только пусть мамы выходят, они все-таки моложе меня.
— Жалко… тогда не получим балты… а вдруг там будет нетрудно? — с сожалением и надеждой спросил Костя.
— Ладно, не волнуйся ты так, посмотрим.
На следующий день в концертном зале в назначенный час собралось много детей и родителей.
Доброжелательные молодые ведущие с горящими глазами рассказали об играх, которые проводятся с ребятами в процессе отдыха, о призах и о сегодняшнем конкурсе родителей, которые могут помочь детям в их выигрышах.
Самое большое количество балтов можно было заработать тому из родителей, кто выйдет на сцену и дольше всех сможет прыгать на скакалке так, как ему захочется.
Кто первым споткнется, тот выбывает из игры, но получает пять тысяч балтов. Второй споткнувшийся получает десять тысяч балтов. А третий, ставший победителем, — двадцать тысяч балтов, то есть высший приз.
Услышав это задание, все засмеялись, но никто не решался выходить.
— Может, пойдешь? — спросил Костик у Надежды.
— Да ты что? У меня же астма, я там задохнусь и опозорю и тебя, и себя.
— Да, понимаю, — грустно сказал он.
В это время одна молодая женщина по просьбе своей дочери Насти все-таки вышла на сцену.
— Ну, кто еще? — задорно спрашивали ведущие. — Давайте, не бойтесь, выходите.
Через некоторое время вышла еще одна женшщина. Уж очень ее уговаривал сын, который всегда принимал активное участие во всех играх и хотел снова сюда приехать. Звали его Саша.
Все это сопровождалось аплодисментами и одобрительными выкриками из зала.
— Но нам нужно три человека. Кто еще хочет вспомнить свое детство и помочь выиграть своему ребенку двадцать тысяч балтов? — громко в микрофон крикнула ведущая.
Тут Надежда вдруг моментально и очень ясно вспомнила картины из своего детства. Она родилась и жила в самом сердце Ленинграда, в окружении Музея-квартиры Пушкина на Мойке, 12, Летнего и Михайловского сада, Марсова поля, Русского музея, Казанского собора, Эрмитажа и других, во всем мире известных памятников архитектуры.
Во времена ее детства все ребята после школы выбегали на улицу и играли кто во что. Например, у Казанского собора — в прятки и казаки-разбойники, в садах — в мяч и классики, а на Певческом мостике, который соединяет набережную реки Мойки с Дворцовой площадью, — в скакалки…
Больше всего маленькая Надя любила скакать, потому что это у нее очень хорошо получалось…
И вдруг она решительно встала и сделала шаг в сторону сцены.
— Ты куда? — спросил Костик.
— Буду участвовать, — уверено ответила она.
— А тебе не будет плохо?
— Не знаю.
И под бурные аплодисменты выскочила на сцену.
— Вот и молодцы, — сказала ведущая. Берите скакалки. И она подробно повторила задание.
— Итак, раз, два, три!
И три взрослые женщины начали скакать.
«Так, прежде всего, надо правильно дышать. Быстрый вдох носом и выдох через рот, чем дольше тем лучше, только бы не задохнуться», давала себе мысленно советы Надежда.
Сначала было трудно. Она даже подумала, что глупо поступила, как всегда не подумав, руководствуясь одними эмоциями.
А потом перед ее глазами вновь всплыло воспоминание детства, как она вы­бежала на улицу и присоединилась к девчонкам и мальчишкам, двое из которых крутили длинную скакалку, держа ее за оба конца, а остальные через нее прыгали.
— Ну вот, опять Надька пришла, — сказала одна из девочек, которая крутила скакалку. — Теперь не попрыгаешь, вечно она пожар выигрывает. Я так не буду играть.
— А пускай она крутит скакалку, — сказала ее подружка. — А то не примем играть.
— Ладно, буду, — ответила Надя.
И девочка передала ей один из концов скакалки. Надя знала, что очень скоро начнет скакать, так как пожар, кроме нее, почти никто никогда не выигрывал.
А пожар — это когда все ребята вылетят из игры, зацепляясь по очереди за скакалку, и один оставшийся должен их выручить. Скакалку будут крутить очень-очень быстро, и, если он не зацепится за нее, то выиграет пожар, и все останется по-прежнему. А если зацепится, то пожар не выиграет.
Тогда те, кто первыми вылетели из игры, начинают крутить скакалку, а остальные скачут, и все продолжается как прежде.
Вспоминая все это, Надежда улыбалась, и прыгать ей становилось легче.
Она увидела, что одна женщина уже перестал скакать, и их осталось двое.
Надежда посмотрела в зал и увидела своего Костика. Он сидела на самом краешке кресла, и его худенькая фигурка вся была устремлена вперед, шея вытянута, а серьезное лицо с широко раскрытыми глазами смотрело на нее с восторгом и надеждой.
Это очень поддерживало Надю, так как она видела, как переживает за нее Костик.
И она точно уже понимала, что не выиграть просто не имеет права.
Тем более, что, к ее удивлению, скакать ей было легко. Она словно бы взлетала и снова опускалась вниз под удары по щекам своих разлетающихся во все стороны волос, которые перед выходом не догадалась собрать в пучок.
Наконец, вторая женщина тоже сошла с дистанции.
А Надежда по инерции продолжала скакать, теперь уже все быстрее и быстрее, представляя себе, что выигрывает пожар.
Зал аплодировал, словно это был не конкурс, а концертный номер.
Наконец она остановилась и немного испугалась, так как дыхание начало ее подводить.
А ведущие стали раздавать 5, 10 и 20 тысяч баллов так же под бурные аплодисменты, вызывая к каждому из участников их детей.
Костик подбежал к Надежде, пред­варительно вынув из ее сумочки ингалятор, который был у нее всегда с собой на случай приступа астмы, и сунул его Надежде.
— Спасибо, — произнесла она, тяжело дыша, отвернулась, вдохнула пять раз вместо положенных трех и отдала его обратно, сказав: — Молодец.
Костик положил ингалятор к себе в карман.
Потом, когда они шли к своему номеру, многие их поздравляли.
Надежда обрадовалась, что лифт подошел быстро. Ей не слишком легко было дышать, бросало в жар, и она хотела скорее лечь.
Когда она легла, Костик сел на краешек кровати и ждал, когда ей станет лучше. Очень быстро она успокоилась.
А потом они оба смеялись над этим неожиданным поступком, и она рассказала Костику ту картину детства, которую вспоминала, когда скакала.
После ужина, перед сном Костик попросил Надю рассказать что-нибудь еще из своего детства.
Она рассказывала, но очень просила не брать с нее пример, так как неоднократно подвергала себя, когда была маленькая, большому риску.
А потом сказала:
— Слушай, Костик, а давай часть балтов отдадим кому-нибудь из ребят. Неудобно как-то. Уже два года подряд ты получаешь первое место.
— Я и сам так хотел. Мне не хочется приезжать сюда на выходные, лучше бы получить большую меховую игрушку, — сказал он.
— Ну и хорошо! Давай Саше отдадим. Мне его мама рассказывала, что он очень сильно болел, и ему нужен отдых. Они живут вдвоем с мамой, и им приходится нелегко.
— Хорошо, давай, — согласился Костик.
Через день он и Надежда, прощаясь с еще оставшимися ребятами, радостные, хорошо отдохнувшие, уезжали из дома отдыха с огромным меховым медведем, который был в два раза шире Костика.
А Саша со своей мамой проводили их до самой электрички.
И мальчишки по очереди несли большого мехового медведя.
Добрый военный
Ольга всегда ругала себя за то, что вечно куда-то торопилась. Но вместе с тем она не любила выходить из дома раньше времени, чтобы идти медленно. У нее все было рассчитано по минутам.
Опаздывать она тоже не любила, считая это неуважением к людям, поэтому старалась передвигаться очень быстро и рационально. Это заключалось в том, что она почти никогда не стояла на эскалаторе, а всегда бежала по нему, а также выбирала вагон, который был ближе к переходу или к выходу на улицу.
Вот и сейчас она быстро вошла в метро, пробежала через контроль и, вскочив на эскалатор, побежала по нему вниз. Далеко вдали, не с правой стороны, как положено, а с левой, на пути ее передвижения стоял человек средних лет в военной форме и с погонами. Лица его ей не было видно, так как он стоял боком, беседуя о чем-то с другим военным, стоящим правильно, то есть с правой стороны.
Она начала злиться сразу, как только его увидела еще издали.
И по мере приближения к нему злость ее все усиливалась, так как это было явной помехой для нее. Теперь ведь ей придется задержаться на несколько так дорогих для нее секунд.
А он, увлеченный разговором, даже не поворачивал голову, хотя наверняка знал, что стоит неправильно.
Тогда злость Ольги достигла уже таких размеров, что она решила его толкнуть.
И вдруг, когда до него оставался примерно один метр, он быстро, но как-то очень спокойно, уверенно повернул голову в фуражке, улыбнулся, глядя на нее всем своим круглым добродушным лицом с голубыми ясными глазами и посторонился насколько мог своим не слишком тонким телосложением.
Ольгина злость была уничтожена мгновенно. Она задержалась возле него уже по собственному желанию, боясь резко толкнуть его широкую спину.
И слегка улыбнувшись, глядя во все ту же солнечную улыбку и очень чистые глаза, приветливо-нежно и даже ласково, сама от себя того не ожидая, произнесла: «В следующий раз вставайте, пожалуйста, правильно».
И снова побежала вперед, не видя уже его реакции. Да это было и необязательно, потому что и так можно было предположить, как отреагирует такой человек.
И ей очень захотелось в подобных случаях быть похожей на этого доброго военного и прекратить злиться вообще.

Десять рублей
Ксения спустилась на лифте с восьмого этажа на первый в аптечный киоск купить цитрамон. Она лежала в больнице с бронхиальной астмой.
Вчера неожиданно поздно вечером у нее очень сильно заболела голова. Так сильно, что началось головокружение, кидало то в жар, то в холод, словом, недомогание было очень сильным. Но поскольку она привыкла справляться со своими недугами сама, то к врачу не обращалась, а выпила единственное, что было у медсестры на посту, — анальгин, который ей, к счастью, помог. Но сегодня, опасаясь повторных болей, решила предотвратить возможное повторение.
В аптечном киоске была очередь — человек десять. У нее кружилась голова. Да еще каждую минуту крики грубой продавщицы, отпускающей лекарства, били Ксюшу, словно молотком, по голове.
Когда подошла очередь одного пожилого человека, он протянул рецепт и стал сбивчиво говорить, что жене его предстоит глазная операция, и все это ей крайне необходимо. Не обращая внимания на старика, продавщица быстро кидала на прилавок лекарства, то и дело заглядывая в рецепт, и назвала сумму — шестьдесят три рубля.
Старик трясущимися руками вынул все имеющиеся у него деньги и, поняв, что этого не хватает, стал искать по карманам недостающую сумму, выкладывая всю мелочь.
Продавщица, отпустив пару ядовитых фраз, явно была недовольна.
В конце концов выяснилось, что у мужчины не хватило десяти рублей. Она схватила лекарство с прилавка и злобно крикнула:
— Следующий!
И следующая старушка сразу что-то услужливо залепетала.
Мужчина стал просить очередь:
— Можно я поднимусь на четвертый этаж, а потом пройду без очереди?
Ни один человек ему ничего не ответил. Тогда Ксюша, стоявшая вдали, крикнула:
— Конечно, можно.
Она заметила, что старик говорил сбивчиво, и у него немного тряслась голова. Ей стало очень жалко этого человека и неприятно от бездушья окружающих.
Мужчина ушел.
— Какая грубая продавщица, — сказала Ксения, повернув голову назад к женщине из очереди.
— Да, — ответила та очень коротко, при этом осторожно посмотрела в сторону прилавка.
И вдруг у Ксюши возникла мысль: «Похоже, у него нет денег…где же он будет их искать?».
— Я сейчас подойду, — быстро сказала она той же женщине и выбежала за стариком. Но тот уже ушел. Она вернулась расстроенная.
— Жаль, ушел человек. Может быть, у него нет больше денег. Я бы дала ему десять рублей, — сказала Ксения вслух.
Несколько человек из очереди никак не отреагировали, а другие повернули головы, изумленно глядя на нее. А женщина, что была сзади, засмеялась, покачивая удивленно головой, и произнесла:
— Вот это да!
— В этом есть что-то странное? — спросила Ксюша.
Но никто ничего ей не ответил.
И вдруг в киоск зашел тот самый старик и попросил у продавщицы забытый им рецепт, который так и лежал на прилавке. Ксения очень обрадовалась:
— Подождите… не берите.., вот возьмите десять рублей.
Мужчина, видимо, не понял, и держа рецепт уже в руках переспросил:
— Что?
— Возьмите десять рублей. Вы ведь здесь лежите? Я тоже. Потом отдадите.
— Нет, я не могу… У меня жена лежит. Я хотел у кого-нибудь в палате занять денег, чтобы завтра отдать… Я завтра бы принес… ей должны делать операцию на глаза…, а без этих лекарств никак…
Ксения протянула десять рублей.
— Ой, мне неудобно.
— Берите, берите, — настойчиво сказала Ксюша.
Старик взял деньги и торопливо произнес:
— Я сейчас займу наверху и отдам. Где вы лежите?
— Не волнуйтесь, сейчас берите лекарство, а там решим.
Ей очень не хотелось брать у него обратно деньги, но она не знала, как это сделать.
В это время продавец уже отпустила очередного мужчину, и женщина, стоящая сзади, стала быстро протягивать деньги, говоря, что ей надо, словно не видела происходящего.
— Подождите, — сказала Ксения. — Будьте любезны, отпустите мужчину.
Продавец недовольно схватила рецепт со словами:
— Ходят тут по сто раз, сами не знают, что им нужно.
Ксюша еле сдержалась от дерзких высказываний. Она была уже вторая по очереди и обратилась к старику:
— Вы можете меня не ждать. Идите к жене. Мне необязательно возвращать деньги.
— Что вы, что вы… я отдам… я отдам…
Он отошел в сторону и стал ждать.
Женщина перед ней взяла только бинт, а Ксюша — цитрамон, так что долго ждать не пришлось, все произошло очень быстро.
И они вместе поехали наверх в лифте.
Он рассказал, что его жена совсем плохо видит, ей предстоит операция, на которую они еле наскребли тысячу восемьсот рублей, и что жить сейчас стало очень трудно.
Она понимала, что как бы ей не хотелось не брать у старика деньги, поставить его в неудобное положение она не может. И сказала, где лежит, уж очень настойчиво он об этом спрашивал.
Было видно, что он чувствует себя неловко.
— Завтра утром я обязательно принесу деньги.
— Вы знаете, если не сможете завтра, принесите в другой раз. Я еще долго буду здесь лежать. Не беспокойтесь, пожалуйста.
— Нет, что вы. Завтра утром я обязательно принесу.
Когда на следующий день утром Ксюша шла на массаж, он входил в коридор ее отделения.
— Здравствуйте, — улыбнулся он.
— Здравствуйте, — весело ответила Ксюша.
— Вот… я принес.
— Спасибо.
— Это вам спасибо… большое спасибо… вы мне очень помогли.
— Ну что вы, совсем не за что.
— Спасибо вам. Есть же еще сердечные люди.
На прощание они вновь улыбнулись друг другу, и Ксюша пожелала его жене удачной операции и здоровья им обоим.
Возвратившись после массажа в свою палату, она думала о старике и его жене.
Думала, что, может быть, ему сейчас и еды-то купить не на что. Хорошо хоть, что жену в больнице кормят довольно прилично.
Ксюша чуть не заплакала.
Но массаж сделал свое дело. Она выпила стакан воды — это все, что ей было сейчас можно, и уснула крепким утренним сном.


Батон
О, взмах руки, участья дуновенье!
О, взмах руки, ничем ты не растлим!
Средь века, так больного недоверьем,
Доверия печального инстинкт.

Е. Евтушенко

Именно сегодня Лера была обязана отдать все три парика в театр. Ей дали их под честное слово! Они были из спектаклей, которые сейчас уже не шли в этом театре, но все равно в любой момент могли понадобиться.
Отыграв главную роль у себя до Дворце культуры, усталая, но очень радостная от успеха, она аккуратно сложила один мужской и два женских парика в разные пакетики. А затем все это положила в один большой пакет.
И вот Валерия уже шла по безлюдной, так как был выходной день, широкой улице, откуда была видна слева троллейбусная остановка, справа булочная, а впереди тот самый театр, куда она несла все эти драгоценные парики, взятые под честное слово.
Проходя мимо булочной, она подумала: «Дай-ка зайду, куплю батон».
Внутри, рядом с входной дверью, стоял стол, на который Лера сразу же поставила свой пакет рядом с чье-то большой сумкой.
Помещение магазина оказалось маленьким, и народу в нем было всего два человека, не считая продавца и кассира.
Они сразу бросились в глаза:
женщина — полная блондинка невысокого роста в ярко красном пальто с помадой на губах такого же цвета. На голове у нее была шляпа с большими полями и капроновым бантом цвета морской волны,
и молодой человек — очень худенький, высокий, в темно сером ветхом пальтишке, без головного убора. Он стоял лицом к прилавку, поэтому видно было его только со спины.
Лера подошла к отделу, увидела батон, который хотела купить, посмотрела, сколько он стоит, и пошла к кассе оплачивать.
Кассир, взглянув на нее, сказала:
— Удивляюсь, как можно оставлять так вещи.
— Вы это мне? — спросила Лера.
— Ну, а кому же?.. вещи-то не боитесь оставлять? — переспросила она.
— Да нет, не боюсь, — засмеялась Лера. — Здесь же почти никого нет, все видно.
Она обернулась и увидела, что пакет ее спокойно стоит на столе, а женщина, взяв свою сумку, выходила из магазина, и продолжила:
— Пятнадцать рублей, пожалуйста.
Кассир, покачав головой, протянула чек, и Лера подошла к прилавку, откуда отходил уже молодой человек.
Она снова оглянулась, кинув свой взгляд на стол, там было все в порядке, а потом сказала продавцу:
— Батон, пожалуйста.
— Вам какой?
— За пятнадцать рублей.
— Здесь два по пятнадцать.
— А…ну тогда вот этот, — и она указала на нужный ей батон. Продавец положила его в пакет и подала Лере.
— Спасибо, — сказала она и повернулась, чтобы идти к выходу…
Каково же было ее удивление, когда она на столе, который находился совсем рядом от нее, не увидела своего пакета. Он был абсолютно пуст. И в магазине никого не было.
Она буквально опешила:
— Ерунда какая-то…я же только что оглядывалась…
И вдруг догадалась, вспомнив отходящего только что человека в сером пальто, лица которого она так и не увидела.
— Ах ты дрянь такая… ну далеко ты уйти не мог… я тебе сейчас такое устрою… долго помнить будешь… — негодовала она, с батоном в руках выбегая на улицу из булочной.
И вновь удивилась. Безлюдная в выходной день улица без труда просмат­ривалась в обе стороны. А на троллейбусной остановке стояли две женщины и больше никого. Она остолбенела.
— Чудеса да и только… не невидимка же он, куда мог пропасть? В пакете же парики… что мне делать?.. господи, — думая так, она чуть не плакала и от беспомощности сделал круг на месте.
И вдруг, чуть в глубине, в подворотне, которая была как раз напротив троллейбусной остановки, она увидела молодого человека, стоящего на одном месте, с заложенными за спину руками в темно-сером ветхом пальто.
И хотя в магазине она лица его не могла разглядеть, у нее уже не было сомнений, что это был он, и за спиной держал ее пакет.
— Вот и попался, — с яростью подумала она и стремглав бросилась по направлению к нему.
Подбежав, остановилась, глядя ему в глаза.
Он не двигался, вобрав шею в плечи и опустив голову, которая у него чуть тряслась. Глаза же смотрели на нее исподлобья, постоянно бегая то в одну то в другую сторону. Невозможно было не разглядеть убогость в этом молодом человеке, не собиравшемся никуда убегать.
Валерия, пронзая его взглядом, словно окаменела. Он был у нее в руках — этот слабый беспомощный человек.
— Простите, пожалуйста, это вы взяли со стола в булочной пакет, — сама от себя не ожидая, вежливо спросила она.
— Я, — тихо ответил он, по-преж­нему держа руки за спиной.
— Отдайте мне его, пожалуйста, он мне очень нужен.
— Пожалуйста, — ответил он, и, вынув одну руку из-за спины, протянул его Лере. При этом рука его слегка тряслась.
— Спасибо, — сказала она, и, опустив глаза, забрала пакет.
При этом успела заметить надетые на нем стоптанные туфли и потертые края брюк. Она развернулась и пошла к двери театра со странным ощущением побитой собаки.
Зашла на вахту и остановилась.
— Батон, — мелькнуло у нее. — Надо было отдать ему батон… У него наверняка нет денег, и он явно не работает, кто ж такого возьмет?.. ему, наверно, и есть-то нечего, поэтому и пришел в булочную…
Она попросила у вахтера, который ее хорошо знал, разрешения на недолго оставить пакет. Он разрешил.
Когда выходила обратно, на остановке уже стоял троллейбус, из которого вышли люди, и молодой человек, немного прихрамывая, входил в него по ступенькам в заднюю дверь.
Лера, подбежав к троллейбусу, крикнула:
— Молодой человек…
Он же замахал руками, тихо произнося:
— Нет, нет, я больше не буду...
— Вы меня не поняли…, — громко сказала она, чтобы он услышал. — Возьмите…
И протянула ему руку с батоном, а он продолжал:
— Не буду больше… простите меня…
Тогда Лера, боясь, что закроется дверь, громко крикнула:
— Ловите! — и бросила батон, который он, как ни странно, поймал.
— Наверняка от страха, — подумала она и посмотрела в заднее окно уже уходящего троллейбуса, к которому буквально прилип этот худой, больной, молодой человек с прижатым к груди батоном, смотрящим на нее удивленными бегающими глазами.
Она улыбнулась и помахала ему рукой. Он сделал то же самое.
И так стоял у окна, пока троллейбус не скрылся из виду.


Моя мечта
На даче Славик всегда очень бурно проводил свои дни, играя с ребятами то в мяч, то в прятки, то в какие-то еще игры и, конечно, гоняя на велосипеде.
Он был очень резвым мальчиком, и этим часто пугал своих родных.
Вечером вместе с Таней, так он называл свою бабушку, они ходили купаться на озеро, а потом, придя обратно, перед ужином, он любил покачаться на качелях, но только чтобы «высоко-высоко».
Обычно Татьяна его раскачивала, а он кричал:
— Таня, сильнее, еще сильнее! И всегда слышал один и тот же ответ:
— Все, уже хватит, а то качели перевернутся.
Таня уходила в дом, чтобы Славик успокоился и уже тихо докачивался на качелях один.
И сейчас сделала то же самое.
— Ну все, — сказала она. Я пошла, мне надо еще кое-что написать.
На веранде она поставила подогревать ужин на электроплитку, взяла чистый лист бумаги, ручку и, прежде чем сесть за стол писать письмо, посмотрела в окно. Оттуда были видны качели, на которых уже медленно, подняв голову вверх и глядя на небо, спокойно раскачивался ее любимый внук.
«Вот и хорошо, — подумала Татьяна. — Наконец успокоился».
Она села за стол и стала думать о письме. Мыслей было много, а с чего начать, она пока не знала. Но не прошло и пяти минут, как на веранду вошел Славик. Он зачерпнул кружкой воду из стоящего на табуретке ведра, залпом выпил и, сев за стол напротив Тани, вдруг неожиданно сказал:
— У меня две мечты.
На секунду задержав взгляд на бумаге, она подняла на него глаза, а он, в свою очередь, глядя на потолок, продолжал:
— Я хочу, чтобы все мои мечты соединились в одну.
Тут же желание писать что-то свое у Татьяны пропало. Потрясенная таким неожиданным высказыванием из уст Славика, который привык изъясняться совсем иначе, гораздо современнее, она быстро записала на приготовленном чистом листе сказанные им две фразы. А потом и всю последующую его речь — слово в слово. Славик же, наверняка думая, что она пишет что-то свое, продолжал высказывать мысли вслух.
И в итоге она записала все, что он сказал.
— У МЕНЯ ДВЕ МЕЧТЫ. Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ВСЕ МОИ МЕЧТЫ СОЕДИНИЛИСЬ В ОДНУ. В ОБЩЕМ-ТО МОЖНО СКАЗАТЬ, ЧТО ЭТО ОДНА МЕЧТА. Я МЕЧТАЮ О ЗЕЛЕНЫХ ЛУГАХ И ПРОСТОРАХ, О ПРЕКРАСНЫХ ПОЛЯХ.
— Я ХОЧУ УВИДЕТЬ МОРЕ С ПРОЗРАЧНОЙ ВОДОЙ, ЧТОБЫ В НЕМ ПЛЫЛ ПАРУСНИК — БЕЛЫЙ-БЕЛЫЙ.
— Я ХОЧУ ИМЕТЬ НАСТОЯЩЕГО ДРУГА, ЧТОБЫ ОН МЕНЯ ПОНЯЛ, ЧТОБЫ ОН РАССКАЗАЛ МНЕ О СВОЕЙ МЕЧТЕ, КАК И Я РАССКАЖУ ЕМУ О СВОЕЙ.
И МЫ ВМЕСТЕ ПОЛЕТИМ В ПРЕКРАСНОЕ ОБЛАЧКО БЕЛОГО-БЕЛОГО ЦВЕТА. ОПУСТИМСЯ ВНИЗ И ПОЙДЕМ ВМЕСТЕ, ВЗЯВШИСЬ ЗА РУКИ, В ЗЕЛЕНЫЙ ЛЕС. ОН БУДЕТ ПРЕКРАСНЫМ, СТРАШНОВАТЫМ, ТАИНСТВЕННЫМ И ГЛУБОКИМ. ПОТОМ МЫ ПОПРОЩАЕМСЯ. ОН ПОЙДЕТ ДОМОЙ.
— НО Я НЕ ПРЕКРАЩУ МЕЧТАТЬ. Я ПРИДУМАЮ НОВЫЕ МЕЧТЫ И РАССКАЖУ ИХ СВОЕМУ ДРУГУ.
Я ЗНАЮ, ЧТО МЕЧТА МОЯ МОЖЕТ НЕ ИСПОЛНИТЬСЯ. НО Я НИКОГДА НЕ ПРЕКРАЩУ ЕЕ ЖДАТЬ. Я БУДУ ЖДАТЬ ЕЕ ДО СКОНЧАНИЯ ВЕКОВ.
— Я НИКОГДА НЕ ХОЧУ ВЗРОСЛЕТЬ. Я ХОЧУ ОСТАТЬСЯ ТАКИМ, КАКОЙ Я ЕСТЬ. ЭТО ЗНАЕТ ТОЛЬКО МОЯ МЕЧТА, НО НИКАК НЕ Я.
Я ДУМАЮ, ЧТО У КАЖДОГО РЕБЕНКА ЕСТЬ СВОЯ МЕЧТА.

На этих словах в дом вошла мама с полными пакетами продуктов:
— Еле успела все купить до закрытия магазина… очередь огромная… все на выходные приехали… Слава, ты руки мыл?
— Нет еще, мамуля.
— Тогда беги мой. Молодцы, что ужин уже разогрели.
— Хорошо! — крикнул Славик и побежал к рукомойнику.
И Татьяна тут же сказала дочери:
— Вика, я должна тебе срочно, пока нет Славочки, что-то прочитать.
— Что-нибудь случилось? — испугалась Виктория.
— Да нет, просто тебя не было, он здесь такое сказал…а я успела буквально все записать. Слушай.
И она прочитала вслух только что написанный ею текст.
— Да ну, ты меня разыгрываешь, — сказала Вика. — Он бы так не смог.
— Да я сама была удивлена так, что слова не могла произнести, а только стро­чила. А он думал, что я пишу свое письмо.
Виктория взяла лист и прочитала еще раз, только про себя.
— Слушай, не могу поверить. Может быть, это ты чего-нибудь прибавила?
— Абсолютно ничего. Честное слово. Все слово в слово записала.
— Это так неожиданно…
— А знаешь что, — задумчиво сказала Татьяна. — На самом деле все ведь очень понятно.
И она повторила последние записанные слова очень уверенно:
— …и у каждого ребенка есть своя мечта, — сделав ударение на слове «каждого» и продолжила от себя: — …каким бы этот ребенок ни был.
— А почему еще ничего не накрыто? — крикнул Славик, вбегая на веранду и брызгая оставшейся на руках водой на Таню.
— Сейчас, я быстро, — сказала мама и поцеловала сына.
А Татьяна дала ему полотенце и тоже поцеловала.
И все сели за стол ужинать.

Мужчины не терпят насилия
Максимка, мальчик четырех лет, играл на своем дачном участке с двумя соседскими девочками семи и восьми лет.
Наигравшись вдоволь в прятки, девочки побежали к калитке, открыли ее и увидели, как Максимка, бежавший за ними, юркнул на дорогу быстрее, чем они успели ее закрыть. Тогда они схватили его и стали запихивать обратно на участок, зная, что ему на дорогу выбегать нельзя.
Как Максимка не сопротивлялся, у него ничего не получилось. Когда он оказался на дачном участке, одна из девочек протянула руку во внутрь забора и быстро закрыла задвижку. Потом они обе весело побежали по дороге к своим домам.
Максимка, резко отвернувшись от забора, заложил руки за спину, наклонил вперед голову, нахмурил бровки и медленно, о чем-то сосредоточенно думая, пошел по участку к дому.
В эту неделю он находился на даче вдвоем со своей бабушкой, которая со стороны наблюдала за всем происходящем.
Максимка подошел к высокой сосне, растущей рядом с домом, и сел на скамейку под высоким деревом. Он продолжал молча и сосредоточенно смотреть перед собой.
Бабушка подсела к нему и сказала:
— Знаешь, Максимка, ведь девочки правильно сделали. Тебе же нельзя выходить на дорогу.
— Не в этом дело, — коротко ответил он.
— А в чем же?
Максимка немного подумал и, выделяя каждое слово, произнес:
— Мужчины не терпят насилия.
Услышав эти три емких слова от четырехлетнего внука, любившего носиться, смеяться и баловаться, она остолбенела и не знала, что же сказать.
Так они сидели и молчали. А бабушка думала: «Да, насилия не любят не только мужчины».
Когда Максимка вернулся в город, он часто вспоминал эту историю и рассказывал ее маме, папе, привлекая к разговору бабушку. Все за него переживали, а он то и дело говорил:
— Как бы мне это забыть? Я хочу не вспоминать, но у меня никак не получается. Не поеду я больше на дачу никогда.
Все пытались ему что-то объяснить, старались чем-то занять в такие минуты, боясь за его состояние. И у них это получилось.
Через полгода Максимка перестал об этом рассказывать. И, конечно же, следующим летом поехал на дачу.
Жадный мальчик
У Андрейки сегодня на редкость сложный день. После уроков — дополнительный английский, он учился в школе с углубленным изучением иностранных языков и любил этим заниматься. Потом — занятия в музыкальной школе. Музыку Андрейка тоже очень любил, особенно петь, предпочитая репертуар Земфиры. Он часто подходил дома к фортепиано сам, никто его не заставлял, и играл что-то свое.
И еще сегодня предстояло ему идти на спортивные занятия — тейквондо.
Мама встретила Андрейку со школы, отвела на музыку, ждала, когда занятия кончатся. Между музыкой и спортом у них было достаточно времени. Они решили как обычно, перекусить; а поскольку по дороге у них был Макдоналдс, они туда и зашли.
Народу было много. И им пришлось некоторое время стоять недалеко от освобождающегося столика с подносами в руках. Наконец они, сняв верхнюю одежду, сели за стол.
Тут же к ним подошла полненькая брюнетка в очках и светлом широком пальто.
— Здесь свободно?, — спросила она.
— Да, два места, — ответила мама Андрейки.
Из-за женщины тут же выскочил толстенький темноволосый мальчик и мигом плюхнулся на свободный стул.
— Скоро уже принесут? — игриво-настойчиво спросил он, похлопывая полными ручками по столу. Женщина была его мамой. Она тоже села за стол и сказала:
— Сейчас, сейчас, подожди.
— Не дождаться? — вежливо спросила мальчика мама Андрейки.
— Ага! — бойко ответил тот.
— Сколько тебе лет?
— Шесть, — произнес мальчик как будто гавкнул по-собачьи.
В это время к столу подошел мужчина невысокого роста, худенького телосложения с подносом в руках и множеством на нем продуктов.
— О! О! О! Это все моё! — подпрыгнув на стуле крикнул мальчик и схватил с подноса все лежащие там шоколадки. Их оказалось 6 штук.
Мужчина спокойно поставил поднос на стол как будто привык к подобным выходкам мальчика. Он стал раздавать каждому купленное. В это время мальчик образовал из своих рук кольцо, в которое поместились все шоколадки, и стал притягивать их ближе к себе, повторяя:
— Все мое, это все мое, это все, все, все мое! При этом он поглядывал поочередно на всех сидящих за столом.
— А знаешь, что с обедом дают по две шоколадки? — спросил Андрейка, обратившись к маме.
— Да? А почему же нам не дали?
— Не знаю. Наверно потому, что мы не попросили?
— Может быть, пойти сказать?
— Да нет, не надо.
— Хочешь, я куплю тебе шоколадку?
— Да необязательно.
Молодой мужчина, услышав такой разговор, взял из осады мальчика одну шоколадку и положил ее перед Андрейкой.
— Вот, возьми.
— Ой, — закричал возмущенный мальчик и сделал обиженное лицо, но руки не размыкал.
Мама мальчика жадно ела, с улыбкой смотря на происходящее.
— Нет, спасибо, не надо, — сказал Андрейка.
— Бери, бери, — ответил мужчина.
Мальчик нахмурился и притянул к себе еще ближе оставшиеся шоколадки, чтобы отобрать их было уже невозможно.
И только одна, в красной обертке, ос­талась лежать на столе между Андрейкой и мужчиной. Мальчик смотрел на нее, не отрывая взгляда, боясь оторвать руки — крепость от остальной добычи.
Когда мама с Андрейкой закончили есть, она предложила:
— Не хочешь вымыть руки?
— Пожалуй, — Андрейка пошел к туалетной комнате.
В это время мальчик, пристально смотрящий на добычу, быстро схватил предназначенную Андрейке шоколадку и притянул ее к себе.
На лице его появилась улыбка, и глаза заблестели.
Когда Андрейка вернулся, они с мамой оделись, попрощались с соседями по столу и вышли из Макдоналдса.
— Слушай, какой на удивление жадный мальчик! — сказала мама. — Пока тебя не было он забрал шоколадку.
— Да уж! — ответил Андрейка. — Да я и не хотел ее брать.
Мама засмеялась.
— Слушай, все-таки это очень смешно, хотя и грустно. Представляю, что из него вырастит.
И тут Андрейка спросил:
— А если бы я взял шоколадку, это была бы халява?
— Да нет, это просто тебя бы угостили.
— А что такое халява?
— Если проще объяснить, то это когда ты норовишь у других что-то взять, а сам при этом умышленно ничего не даешь.
— Ну это же плохо.
— Конечно, плохо. А почему ты об этом спросил?
— Да у нас в классе говорят: «Халява — это круто!»
— Ну не все же, наверное, так думают?
— Наверное.
Потом они прибавили шаг и пошли быстрее, так как времени до спортивных занятий оставалось совсем немного. А опаздывать они не любили.

Два счастливых несчастья
В петербургском метро есть такие станции, где не видно, когда подходит поезд, так как все закрыто стенами и железными дверьми. А когда электричка подходит к станции, эти железные двери открываются вместе с дверьми электрички, так как оказываются напротив друг друга. И поскольку эти станции находятся в центре города, здесь бывает всегда очень много народу, и не сразу видишь, что где происходит.
Кто-то продает щенков и котят, кто-то — заводные игрушки, другие — «Панораму ТВ». И в то же время множество людей быстро идут или бегут кто в одну, кто в другую сторону, а другие стоят в ожидании поезда.
В одном из проемов, совсем рядом с железными дверьми стояли два мальчика лет тринадцати. Добротные куртки, свитера, брюки и сапоги на толстой подошве — все это говорило о том, что эти ребята из вполне обеспеченных семей.
Они сначала что-то бурно обсуждали, а потом вдруг резко повернулись друг к другу и начали обниматься. Они сделали это так быстро, что люди, взгляд которых был направлен в тот момент в их сторону, вдруг оцепенели от неожиданности. А мальчики продолжали обниматься, поглаживая друг друга по голове, шее и спине.
Даже если бы это были мальчик и девочка такого возраста, зрелище все равно было бы необычным. Но тут два мальчика…
Сначала могло показаться, что они делают это специально, чтобы посмотреть реакцию людей, для самоутверждения что ли в этом возрасте. Но потом становилось ясно, что нет, это они просто без стеснения выражают чувства друг к другу.
Когда электричка подошла, а это можно было определить лишь по звуку, и все двери — и железные, и вагона — резко открылись, мальчики разъединились и, войдя в вагон, встали оба спиной к стене рядом с дверью, но при этом держась за руки.
Тут уж можно было разглядеть у одного из них серьгу на правом ухе и неестественно выделяющиеся глаза, видимо, обведенные черным карандашом.
А потом рядом, как по команде, они вновь повернулись друг другу и стали снова обниматься.
Две молодые девушки, оказавшиеся недалеко от них, перешептывались между собой и очень громко смеялись, иногда поглядывая на мальчиков.
Пожилые люди смотрели на них кто искоса, кто исподлобья.
Кто-то смотрел, явно возмущаясь, а кто-то удивленно полуулыбаясь.
Ехавшие парами обязательно переговаривались относительно увиденного.
Равнодушных не было. И это в какой-то степени радовало.
Слава Богу, ситуация нетипичная. А может быть, пока еще нетипичная?
И от этого страшновато. Ведь происходит самое настоящее убийство.
Убийство природы, способствующее вырождению рода человеческого. Тут уж точно никто и никогда не сможет родиться.
Но ведь так или иначе, а это происходит. Почему?
Кто родители у этих явно благополучных ребят? И знают ли они об этом?
Чувство какой-то неприязни к мальчикам, которые сияли счастьем, сменялось жалостью к ним, к их несчастному будущему, и какой-то неясностью.
Потом на одной из остановок мальчики вышли из вагона и пошли взявшись за руки, с улыбкой глядя друг на друга и о чем-то разговаривая.
Затем поехали вверх по эскалатору, где вновь повторилось то же самое.
А люди, спускавшиеся вниз, как по команде поворачивали головы, глядя на них. Одна девушка сказала своему молодому человеку:
— А может, одна из них девушка?
— Нет, оба мальчишки, — ответил молодой человек.
— Какой ужас! — удивилась она.
— Да!
И вновь радовало лишь то, что равнодушных не было и что ситуация все-таки не типичная, так как окружающим было не по себе.
Потом мальчики взялись за руки, вышли на улицу и скрылись.
Конечно, все это давно уже известно. В прессе и по телевидению постоянно и с большим интересом муссируется эта тема. К тому же известные артисты с огромным удовольствием играют роль, переодеваясь в женщин, и вызывают этим у многих щенячий восторг. А люди-то на самом деле не образ воспринимают, а до боли любимое лицо знакомого артиста в женском обличии. И если авторитет на такое способен, получается, что все в порядке, можно потешаться.
Здесь идет явная недооценка всей серьезности этого явления.
Но ведь оно существует и бессмысленно возмущаться по этому поводу. А вот задуматься есть над чем, ведь патология на лицо, и поистине «земля больна людьми».
Но ведь есть еще люди, способные размышлять… и души светлые… или способные на излечение…а значит, и надежда есть…

Лучик света в полосе тьмы
Случилось так, что Наташе последние три года пришлось провести в детском доме.
Когда неожиданно ушел из дома папа и уехал в другой город, мама не смогла это пережить и стала сильно пить, а потом и вовсе ее не стало. Вот и попала Наташа в детский дом. Она очень переживала, но сумела справиться с собой.
И конечно же хорошо, что у нее была своя комната в коммунальной квартире, где она, выйдя из детского дома, и жила. Годик она решила поработать в театре реквизитором, а потом поступить в театральный институт. Это было ее мечтой с детства.
Когда она шла от метро к театру, где работала, мимо Владимирского собора, то всегда наблюдала за очень неприятной картиной, терзающей ей душу. По длине забора там всегда стояло очень много пьяниц разного вида — от молодых с посиневшими лицами до пожилых и калек. Кто-то очень громко кричал и ругался, а кто-то стоял тихо, прося милостыню.
Еще издали она увидела размахивающую руками, вздымая их к небу, что-то кричащую, очень худенькую молодую женщину. Та была в светлом свитере с распатланными волосами и в нетрезвом состоянии. Сердце сжалось от воспоминаний. В конце жизни ее мама тоже очень похудела, но всегда старалась аккуратно одеваться.
По мере приближения к женщине, когда можно было что-то услышать, стало понятно, что она не просто кричала, а пела. И до Наташи донеслись слова: «Пусть всегда будет солнце…», — она пела абсолютно правильно.
«Надо же! Какой слух и голос!» — подумала она. А молодая женщина сомнительно вида все размахивала руками и воодушевленно продолжала: «…пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама…», — на слове «мама» она стукнула себя в грудь и продолжила: «..пусть всегда буду я». Руки ее вновь вознеслись к небу.
«Надо же не на “я”, а на “мама” стукнула себя в грудь», — подумала Наташа. И за своей спиной услышала «Солнечный круг, небо вокруг…», а дальше уже не было слышно.
Зато она шла и про себя напевала: «Пусть всегда будет небо, пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет мама…»
И тут она расплакалась…
Ей жалко было женщину, не справившуюся с жизнью… Она вспомнила свою маму… И думала, что обязательно поступит в институт. А еще твердо знала, что с ней такого не случится, и она никогда не допустит, чтобы страдал ее будущий ребенок.

Послесловие
от Антонины ТУС


Режиссеру, учителю, психологу Николаю Сергеевичу Говорову и любимой подруге Анне Оконечниковой-Говоровой ПОСВЯЩАЕТСЯ.

Когда-то мне посчастливилось поступить в экспериментальный театр рассказа в городе Ленинграде под руководством Н. С. Говорова. Этот странный человек вместо всем привычных заученных произведений попросил рассказать историю из собственной жизни…
Впоследствии стало ясно, что рассказ в жизни человека играет очень важную роль.
Теперь приходите и вы в театр-сту­дию «Искусство общения», где в литературном салоне сможете рассказать много разных историй.
Тел.: 712-54-72
Тел./факс: 327-12-89
ХОЧЕТСЯ ЗАКОНЧИТЬ КНИГУ СЛОВАМИ БУЛАТА ШАЛОВИЧА ОКУДЖАВЫ

Давайте восклицать, друг другом
восхищаться,
Высокопарных слов не надо опасаться.

Давайте говорить и плакать откровенно
То вместе, то поврозь, а то попеременно.

Давайте понимать друг друга
с полуслова,
Чтоб ошибившись вновь,
не ошибиться снова.

Содержание
От автора 3
Учитесь, мужчины!
Без тебя у меня нету солнца 7
Гармония 9
Учитесь, мужчины 12
Настоящий мужчина в белоснежной
рубашке со светлой и чистой
душой 16

Ненаказуемые преступления
(в быту, милиции, государстве и т. д.)
Закон джунглей под солнечным
зонтиком 29
Ворюги 34
Старушка 43
Инвалид 46
Пожилой человек 50
Кусочек счастья в огромном кулаке,
облитом слезами 53
Искусство общения
Два детства 61
Добрый военный 74
Десять рублей 77
Батон 85

Наблюдения и размышления
Моя мечта 95
Мужчины не терпят насилия 101
Жадный мальчик 104
Два счастливых несчастья 110
Лучик света в полосе тьмы 116
Послесловие 119


Антонина ТУС
НЕВЫДУМАННЫЕ ИСТОРИИ


Обложка художника Е. А. Соловьевой
Подписано в печать 20.12.2006. Формат 70×90 1/32
Бумага офсетная. Печать офсетная.
Усл. печ. л. 4,53. Тираж 3000 экз. Заказ 651


Типография Издательства СПбГУ
199061, С.-Петербург, Средний пр., 41