Говорят, человек живёт, пока о нём помнят, а когда уходят его современники, наступает забвение. Только старые полуразрушенные могильные плиты хранят имена усопших, да и то не вечно…
Каждый год, в течение десяти лет, мы собирались у могилы боевого друга, трагически погибшего в Афганистане. В девяностые годы, после развала страны, встречи стали реже, а к началу века нас осталось четверо. Всегда ловили несколько машин, даже заказывали автобус, а сегодня все поместились в салон «жигулей». Белорус, казах, киргиз и русский. Одна семья. Как будто не было войны, лишь время наложило морщины на угрюмые лица и покрыло белым пеплом волосы. Пройдёт ещё двадцать лет, примет пост следующее поколение, слово «афган» будут произносить ещё реже, а через два десятка лет этот период в жизни великой страны займёт всего лишь небольшой абзац в энциклопедии.

Белобрысый юноша и девушка-подросток внимательно разглядывали мужской портрет, высеченный на гранитной чёрной плите. Наконец, паренёк, решил прочесть надпись:
- Коротких Виктор Алексеевич, трагически погиб. Свет, прикинь, всего девятнадцать лет. Как нам с тобой.
- Точно, жить ещё да жить, детей плодить. Интересно, почему он умер?
- Видишь, в военной форме. Значит, на войне.
- Да ладно, какие сейчас войны? Последняя была с немцами, а этот человек погиб в восьмидесятом году прошлого века. Тогда страна не воевала.
Мы стояли сзади и слушали диалог. Надо ли было посвящать их в печальные события тридцатилетней давности? Войны не было. Хорошо, что новое поколение так думает. Всё правильно: война – это трагедия, чей-то позор, роковая ошибка, чей-то злой умысел. Увидев нас, молодёжь ушла, мы устроились за столиком, собираясь помянуть друга. А когда-то на могиле собирался почти весь взвод: вспоминали, спорили, кляли судьбу. Мы старели, а Витёк оставался молодым, как будто всё ещё служил: такие же весёлые глаза, светлые, слегка опалённые восточным солнцем волосы. Вот он сейчас выйдет из гранитного плена и затянет нашу любимую песню под гитару. Теперь солдат не постареет и уже никогда не умрёт: для него всё кончилось в июле восьмидесятого. Спортсмены всего мира боролись за медали, а далеко за пределами олимпийской Москвы гибли наши ребята. За что?

А началось всё банально просто. В январе восьмидесятого наш пехотный полк перебросили из Казахстана в Термез, а оттуда на афганскую границу. Там личный состав пересел в БТэры. Тогда только начинался ввод советских войск: никто толком не был знаком с местностью, не знал, что ждёт нас в незнакомой горной стране, да и не имел боевых навыков. Нам было всего по девятнадцать. Возраст мечтать, любить, страдать и радоваться жизни.
Провинция Парван. Полк рассредоточился вдоль дороги, по которой в страну должна была попасть боевая техника, личный состав, оружие, медикаменты и продовольствие. Наш взвод поселили в чайхане. На перевале Саланг спали в БТэрах и понемногу обустраивали военный городок. Небольшими группами выходили в рейды охранять караванную тропу. Боекомплект – «калаш»и три рожка.
В тот роковой день мы собирались сдавать пост, когда «духи» вычислили нас. Витя открыл ответный огонь из ПКТ, позволив группе рассредоточиться и принять бой. Пуля из английского карабина не задела сердце, «вертушка» появилась через десять минут, но под градом пуль приземлилась не сразу. Виктор умер от потери крови.

Мария Степановна из-за болезни глаз не смогла поехать на кладбище. За тридцать лет никто не видел её слёз, женщина с гордостью слушала воспоминания боевых товарищей сына и кивала головой, глядя на небо через окно, словно хотела увидеть Витю среди облаков. Ничего не поменялось в его комнате: мебель, фотография любимой девушки, гитара и полка с книгами. Каждый раз, в день смерти друга, мы собирались здесь, вспоминая службу. Рассказывали о хорошем, даже смешном: кто-то начинал, а другие продолжали, добавляя в рассказ добрые слова о погибшем. Сегодня я решил рассказать об одном случае. В июне наш взвод не дождался колонну с продовольствием. Её сожгли. Из ста человек выжили только четверо. Взвод остался без пищи и голодал почти неделю. Выживали, как могли: ловили баранов в горах, продавали бензин в аулах, варили кисель из тутовника, а в рейдах мечтали о пельменях; интересовались друг у друга, как будет слово «пельмени» на киргизском, белорусском и казахском языке. Кто бы мог подумать, что через десять лет не будет великой державы, не будет одной семьи под названием Советский Союз, в Россию будем слетаться из разных стран, а все приезжие-соседи в один миг превратятся в нелегалов.
- В каком месяце это произошло? – спросила вдруг Мария Степановна.
Я с уверенностью назвал дату:
- Пятнадцатого июня.
Женщина с трудом поднялась с кресла, подошла к старому комоду и извлекла из нижнего ящика мелко исписанный тетрадный лист:
- Сегодня, пятнадцатого июня, мы наелись от пуза, а вечером, когда немного спала жара, сыграли в футбол. Мама, не верь сплетням: здесь хорошо, я скоро здоровый и невредимый вернусь домой. Женюсь. Будешь воспитывать внуков. Назовём их, как хотела: мальчика Павликом, а девочку - Настей.
Она читала текст на память, медленно выговаривая каждое заученное слово, как будто беседовала с сыном. Незрячие глаза блестели, слёзы скатывались по щекам и мелкими бусинками падали на дрожащие высохшие руки.