Эпиграф :
Он придет, а его не узнают.
Ведь как двадцать веков назад
Всех пророков сначала пытают,
А потом уже Понтий Пилат.

Ждете вы второго пришествия?
И знамений, и голос с небес?
А все будет без происшествий
И вообще никаких чудес.

Незаметной, серой мышкой
Поживет, пострадает средь нас
Совершенно обычный парнишка
И опять улетит в нужный час.

А потом уж возникнут апостолы
Что ходили за ним по пятам.
Но появятся они после,
После мук и после креста.

И конечно напишут Евангелие
От какого-нибудь Фомы.
Потому что те, стародавние
Станут больше уже не нужны.

Ну, а мы в своем непосредствии
Не посмеем, конечно, роптать.
Пережив второе пришествие
Станем третье смиренно ждать.

Константин Калугин.


Сидя на жёсткой скамье дребезжащего стеклом вагона за спиной Рогожина и князя Мышкина я думал : не зря Достоевского так любят на Западе. С одной стороны – незамысловатый сюжетный ход : свести двух главных героев в самом начале повествования, с другой - с первых строк что называется «достоевщина»! Сколько трагизма в рассказе Рогожина! Так и вижу как какой-нибудь бюргер, из Дюссельдорфа отложив эту книжку, чтобы выпить
литр чёрного пива и закусить парочкой толстых сосисок вздохнёт с облегчением: «Слава Господу я родился не в этой непонятной и Богом проклятой России, а в нашей спокойной Германии, которая, даже проиграв две мировые войны, умудрилась выйти практически победительницей».
Первое легко усваивается даже справедливо осмеянными Задорновым американцами, второе тешит самолюбие всех европейцев от албанцев до швейцарцев. Это самобичевание раздражает безмерно! Так и читается между строк : так любить и так страдать можем только мы, русские. О,эта знаменитая, загадочная русская душа! И, тем не менее, это самое любимое моё произведение у Достоевского.
Может кто-то из великих до него или после и пытался изобразить второе
пришествие, мне как-то такое произведение не попадалось, хотя читал и читаю всю жизнь очень много и разнообразно. ЗАМЫСЕЛ – вот что на мой взгляд выделяет то или иное произведение. Причём открывается этот замысел далеко не сразу…

И вот я иду вслед за князем в дом генерала Епанчина. Бедный родственник…
Кто ему здесь рад? Несмотря на титул (видали здесь таких перевидали)принимают его отнюдь не почтительно. Но дайте только ему заговорить!
Ничего не напоминает? Высокомерный камердинер вначале не разрешавший ему курить, после гениальнейшего описания и осуждения казни князем заметно смягчается. Ну конечно, кому как не Достоевскому, который сам пережил нечто подобное, заставить читателя буквально ощутить холод гильотины. Но дело не в этом, дело в том, что для вдумчивого читателя это, так сказать, первый звоночек.
Да, первым было слово. И тот, кто умеет пользоваться (пусть даже вроде бы неосознанно) этим мощным оружием уже человек не простой, каким бы блаженненьким он на первый взгляд не представлялся.
И опять же: эта вот беззащитность, эта вот абсолютно не мужская готовность стерпеть любую оплеуху, любое оскорбление, разве ЭТО не мощнейшее оружие? Нормальный мужчина такого и ударить то не сможет, что бы он там не вытворял. А может Ему только этого и надо? И с другой стороны – что с блаженного возьмешь?
И вот как говориться мы и оглянуться не успели, а Мышкин уже пристроен.
Причём как в буквальном (на квартиру) так и в переносном смысле, имеется в виду перспектива получить работу. Попробуйте представить себя на месте князя. Вот вы приехали в чужую страну, в чужой город без гроша в кармане. Что же нужно сделать, что нужно сказать незнакомым, высокомерным, знатным людям, чтобы вас хотя бы выслушали, не перебивая, пять минут!? Получается? У меня не получилось.
Но это, скажете Вы – художественное произведение и Автор имеет право облегчить своему персонажу вхождение в свет. Всё правильно.
Если бы только Автор был не Достоевский! Вспомним «Преступление и наказание», «Игрок», «Бесы» да вообще все остальные произведения этого
прямо скажем не слишком то оптимистичного Автора. Во всех книгах сплошная «безнадёга» и только Мышкин по роману как по маслу. КТО-ТО помогает…

Генерал Епанчин, который сначала довольно холодно принял князя, а потом, поговорив с ним десять-пятнадцать минут: устроил на квартиру, пообещал службу и даже занял (скорее подарил) двадцать пять рублей, деньги для того времени немалые. Конечно, в романе подробно описаны проблемы, которые возникли у генерала так сказать на личном фронте, но мне кажется очень символичной мысль, которая мелькнула у него в голове, когда он решил воспользоваться нежданным визитом Князя что бы отложить, оттянуть объяснение с женой. Вы помните? «Точно бог послал!»
Настасья Филипповна…
Та самая роковая любовь Рогожина, та самая проблема Епанчина, да и вообще - Женщина-Проблема именно с большой буквы. Иначе не скажешь и не напишешь.
В начале романа Мышкин, возвращаясь на Родину, где его никто не ждёт,
знакомится с Рогожиным и с Лебедевым. Впервые услышав имя этой женщины, он просто, как очень добрый человек от души пожалел её и Рогожина. И в первом же доме, который он посетил по приезде, он видит её портрет. Ну и естественно влюбляется. «Принцесса Турандот» отдыхает…
Конечно же, всё не просто так! Не увидев портрета, он не проговорился бы генеральше, не проговорись он генеральше о том, что видел портрет, Аглая Ивановна не сделала бы его своим поверенным в переговорах с Гавриилом Ардалионовичём, с которым не пожелала разговаривать напрямую. Но для меня самое главное в этой части романа вот это:
« - Да каким же образом,- вдруг обратился к князю Гаврила Ардалионович, -каким же образом вы (идиот! - прибавил он про себя), вы вдруг в такой доверенности, два часа после первого знакомства? Как так?»
Что может быть более символичнее этого вопроса? Только ответ князя:
«Этого уж я вам не сумею объяснить».
Ну, неужели это вам ничего, вернее никого не напоминает?
Можно ещё вспомнить, как князь удержал за руку Ганю, когда тот хотел
ударить родную сестру и получив пощёчину, не то, что не ответил адекватно,
а спасибо что не заплакал. «Если ударят по левой, подставь правую».
А роль Настасьи Филипповны…
Когда Гаврила Ардалионович спросил Мышкина :
- А женились бы вы на такой женщине? Он ответил:
- Я не могу жениться ни на ком, я не здоров.
И вот проходит несколько часов и наш герой забывает, что он не здоров.
Я бы даже сказал: не то что бы забывает (как об этом забудешь), а ради Этой
женщины готов забыть. То есть - на порядочной он жениться не может (не здоров), а эту, извините, взбалмошную шлюху, пожалел, полюбил. Так кто же она, Настасья Филипповна? Мария Магдалина.
Тот, кто внимательно читал роман Фёдора Михайловича Достоевского
«Идиот» не мог не обратить внимания на предсмертное послание Ипполита.
Конечно ж, в принципе сплошное самолюбование: когда человеку нечем похвастаться, кроме того, что он скоро умрёт, ну хоть это… Но, повторяю, если Вы читали внимательно, то не могли не заметить знаменательную фразу Ипполита про то что: «Каждая мушка в горячем солнечном луче знает своё место в общем хоре участница, а я один только выкидыш».
И вот Мышкин вспоминает своё детство в Швейцарии. Оказывается это ему знакомо. Когда князь был болен, он ощущал то же самое. Не такой, как все…
Дальше в романе сплошная беллетристика. Наш герой, грубо говоря, запутался в бабах. Аглая Ивановна или Настасья Филипповна, Настасья Филипповна или Аглая Ивановна…?
Но вот концовка! После того как Рогожин убивает их с Мышкиным общую
возлюбленную, князь окончательно и бесповоротно сходит с ума. С одной
стороны - если Господь хочет наказать человека, Он отнимает у него разум.
Но ведь если вдуматься: крёстные муки для Иисуса, не наказание ли это было без вины? А ведь как ни крути - единственный сын! Получается – кого люблю, того крепче всех и наказываю.
Время, когда Достоевский писал это произведение, было очень сложным.
Нигилизм, революционеры, бомбисты, а самое главное – нарастающий атеизм. Замаскировать под беллетристику своё виденье второго пришествия чтобы: с одной стороны заинтересовать как можно больше читателей, а с другой поддержать тех немногих (уже тогда) истинно верующих. Вот в чем, на мой взгляд, Достоевский видел предназначение данного произведения.
В наше время, когда опять стало модно верить в Бога, этот роман особенно актуален! Те моральные принципы, которые, увы, ушли вслед за социализмом, возродить сможет только искренняя вера в Учителя и Спасителя.