Тоненькая девушка сидела над низким столиком и писала кисточкой по бумаге. Писала она стихотворения. А за раздвижными шторками ситоми к весеннему саду крался вечер. Неслышно ступал он и по улицам города. Над старой Осакой светила белая луна. Будто не было конца девятнадцатого века, и не зажигались электрические фонари над Киото и Токио, и не шли споры среди тех, кто был известен, что надо менять культуру, и как менять.
Девушка отложила в сторону кисть, стала читать журнал. Её отец, придворный кондитер, боготворил поэзию, и чаще читал книгу, чем отчёты помощников. Может и оттого дела его шли не всегда хорошо.
Журнал «Звезда» был перечитан его дочерью много раз, и потому сейчас лежал в стороне. Она листала другой, с переводами европейских авторов. Она знала уже много наизусть средневековых сонетов, как и средневековых танка.
Дочитав Шекспира, девушка закрыла журнал, задумчиво посмотрела на небо, откуда белая луна гнала тени в комнату, и резко поднялась. Посмотрела на «Звезду», поморщила носик, будто съела незрелую сливу. Затем в два прыжка оказалась в коридоре, подбежала к двери, одела сандалии и выпорхнула во двор.
- Акико, Акико, - говорил отец, наблюдая за ней из комнаты, - настоящая огненная птица.
Фамилия их рода была Хо, что значит «феникс».
-Страшно мне за неё, - говорила её мать, сидя рядом с мужем, - как жить она будет не с нами?
-Её место не за шторкой ситоми, - говорил императорский кондитер, выпивая чашечку саке, - мы жили так и были счастливы. Она же увянет здесь.
Мать на это только вздохнула.
Акико кружила по саду. Её нёс волшебный вихрь, какой только весной бывает. Она пригибала цветы вишен и нюхала цветы. И тут на ей сердце легла тяжесть. Девушка знала, что такое бывает, когда её желания вот-вот должны сбыться.
Тут она провела рукой возле лица и почувствовала, что её кожа теперь пахнет цветами. Акико это развеселило, она засмеялась и убежала к маленькому пруду за садом, сплошь поросшему кувшинками.
Утром в гости пришла её подруга Томико. Хрупкая, нежная, молчаливая, дочь старого самурая. Отец держал её в большой строгости и не одобрял поведения родителей Акико. Как и многие в старой Осаке.
В это время Акико принимала ванну.
-Доброе утро! – ещё издали прокричала девушка, увидев входящую во двор Томико.
- Доброе, - сказала та, когда подошла к комнате.
- Ведь правда мои плечи похожи на лилии, - мечтательно проговорила Акико, - увидит кто издали, так и подумает.
У неё была очень светлая кожа.
- Ты слишком много думаешь о себе, - вздохнула Томико, - не перейти тебе моста через огненную реку.
- Не придумывай! Была я вчера в храме… Бонзы и монахи только о красоте заоблачной и думают. А тут, на земле, её нет что ли? – тут подруга сказала нарочито шепотом, наклонившись к Томико, - видела бы ты послушников…
На этих словах она брызнула водой на Томико.
-Не будь занудой! – засмеялась Акико.
- Ах, хорошо же тебе живётся, - с какой-то тоской сказала Томико, и тут спохватилась, - да! Я же тебе принесла журналы. Встретила почтальона, он попросил передать тебе.
- Спасибо тебе! – поблагодарила Акико и схватила бумажную пачку. Выхватив из неё «Утреннюю Звезду», а другие положила на скамейку, она стала читать оглавление и поднимать над водой руки.
-Смотри! – воскликнула она, - мои стихи! Их наконец-то напечатали.
- Я полистала журнал, там ещё кое что есть.
- Что?
- Поищи сама, - улыбнулась Томико.
Акико открыла следующую страницу. Здесь была большая статья главного редактора Ёсано Теккана. Девушка пробежала по строкам глазами и вдруг наткнулась на свое имя. Целых два абзаца были посвящены ей. Акико чуть не выпрыгнула из воды.
- Он пишет, что я схожа с Идзуми Сиккибу. Так же смело, и любимая метафора, это спутанные волосы, - быстро проговаривала Акико. Отложив в сторону журнал она сказала:
-Как я счастлива! Как же я рада, Томико!
На этих словах она затихла, опустилась в воду по самый подбородок и проговорила:
- Я поеду в Токио. Слышишь, собираю вещи и еду туда. Отсюда говорить тяжело. И твои стихи повезу.
- Не стоит, не так они и хороши.
- Мой отец восхищается ими. Значит и Теккану понравятся. Знаю, почему не хочешь этого. Предай своему отцу, что я их украла. И схватит скромничать.
Томико промолчала на это. Подруга сделает, как задумала.
Вечером Акико сказала о своём желании отцу и матери. Отец ответил, что она может остановиться у их родственницы, её тети, на какое-то время, и что он ей напишет письмо завтра же.
Ответ пришел очень быстро. Через несколько дней после этого Акико махала рукой из окна вагона отцу и матери, провожавших её. Раздался гудок, и поезд понёсся в Токио, куда не так давно была перенесена столица.
Сидя за столиком, Акико стала читать книгу, но вскоре отложила её и стала смотреть в окно. За прозрачным своим двойником она видела горы, поддёрнутые белым туманом, рисовые поля, и ругала себя за то, что позабыла дома чернильницу и кисть.
На следующий день, распаковав вещи, и отдохнув, она отправилась гулять по городу, в сопровождении пожилой родственницы. Акико смотрела вокруг цепко, удивлённо, высказывая тёте всё, что думала об увиденном.
Еёсано Теккан был вторым человеком, который узнал о её впечатлениях.
Утром, когда высохла роса на стенах домов и фонарных столбах, Акико сидела в кабинете главного редактора поэтического журнала «Звезда». Теккан читал её тетрадки.
-Вы ведь вчера приехали? – спросил он, откладывая бумаги в сторону, - как вам Токио?
-Его столько хвалили мне. А он на эти похвалы не похож. Столько нищеты в трущобах, грязи и смрада. Ночью страшно ходить! Даже возле дома. И людей здесь не ценят.
-Вы слишком строги… Впрочем, я согласен с вами. Сейчас давайте поговорим о ваших стихах. Согласно законам можно упоминать только один сезон. А у вас в стихотворении ветка в осеннем багрянце, а вокруг весна.
- А разве ещё существует Поэтическая палата? – Акико подняла бровь.
Эта палата тщательно следила за тем, что пишут поэты, соблюдают ли каноны. Но не так давно её упразднили.
Теккан рассмеялся.
- Вы так… эмоциональны. В творчестве. Разве такое пристало девушке?
- А вы похожи на монаха!
Теккан рассмеялся вновь и подумал: «Дерзкая она!».
- Я хочу дочитать вашу тетрадку. Думаю, мы поспорим ещё!
Редактор продолжил чтение. Акико начала рассматривать его. Выражение лица у него было смиренным, и она невольно вспомнила Томико. Здесь и не было признаков изменить мир. И тем не менее его стихи звучали остро, вся страна восхваляла их. Как вскоре узнала поэтесса, отец Теккана принадлежал к буддийской секте и был весьма религиозен. Подобных людей в Европе называли «моралисты», так подумала про него Акико. И ещё редактор был женат, уже как шесть лет.
Виделись Теккан и Акико почти каждый день, пока девушка гостила в Токио. Они спорили о поэзии. И о том, что настоящая жизнь на земле. Все слезы тут, все радости тут. Так говорила Акико. Теккан возражал ей.
Незадолго до отъезда в Осаку, Акико читала вслух буддийские сутры Теккану, сидя в его съёмной квартире. Она прочла уже три, когда он спросил:
- И каковы они?
- До чего они горьки! – воскликнула Акико.
Тексты можно пробовать на вкус. Да, не верите, попробуйте! Так говорила поэзия того времени.
Через месяц жизни в столице Акико вернулась в родной город. Вслед за ней летели письма от Теккана. Писал, что ему пусто без неё, и что ждёт возвращения…
Одно из таких писем девушка читала на рассвете. Она не спала всю ночь. Теперь же, в задумчивости, она сидела и смотрела сквозь открытые шторки ситоми в сад. Облака цвета яшмы, тянулись по небу, как стая перелётных гусей. Роса на листьях горела под солнечными лучами. Акико вспоминала любимую эпоху Эдо. Ах, вот она и Теккан убежали от всех. В дальнем горном селенье сплели себе хижину из травы. Рядом качается вечнозелёная сосна, как страж, ждёт хозяев. И она, Акико, разводит огонь в очаге. Заходит Теккан, лицо её розовеет, как арония вечером, а на нём пляшут отблески пламени. А днём они гуляют у реки. И если начнёт сеяться мелкий дождик, то прикроются зонтом. И местные жители сразу поймут, что они из столицы, но ничего не спросят. Разве что посплетничают, но какое до этого дело…
Наступил день, Акико не могла усидеть на месте. Она решила, что её веер выцвел, и отправилась в квартал магазинчиков за новым. Там она встретила Томико.
- Акико, ты летаешь, - сказал её подруга.
- Да, да, да. Сама видишь. Мне хочется оседлать ветер, - смеялась та.
- И каков он? – осмелилась спросить Томико.
-Звезда, нет, все звезды на небе!
Томико покачала головой.
- Это Теккан?
-Он. Всегда была догадлива.
Тем временем Акико выбирала себе веер, но никак не могла это сделать. Ни один из них ей не нравился. А потому подруги отправились в лавку с тканями, куда шла Томико.
-Пустые твои желания, он же женат, - говорила она.
Акико промолчала. А тем временем Томико выбрала ярко-красную ткань и попросила отрезать нужный кусок. Продавец взял ножницы и стал резать мягкий шелк. «будто любовь мою разделяют», - пронеслась мысль у Акико.
- Осень и весна, - прошептала она.
-Что? – спросила Томико.
- Мне вдруг стало холодно, будто осенью.
Томико рассмеялась:
- Осени стало холодно!
«Аки» значило осень, утро и свет.
В начале жаркого лета Акико вновь поехала в Токио. На этот раз на несколько дней.
На стол Ёсано Теккану она выложила стопку критических статей и свои стихотворения. Всё это публиковалось в четырёх номерах журнала подряд. Обговорив все дела, Теккан вынул из стола складной белый веер.
- Вот, это подарок. Я купил его вчера. Увидел его и вспомнил хаги. Ты так похожа на эти цветы.
Акико грациозно взяла его, раскрыла, рассмотрела, и внезапно захлопнула.
-Теккан, я здесь на три дня. Я буду или твоей возлюбленной, или никем. Жду твоего ответа.
Теккан сложил ладони перед грудью и стал ходить по комнате.
- Акико, ты…
- А ты похож на бонзу. Теккан, ты в Токио живёшь, а не там, - она подняла палец вверх.
- Ты кицуне, лисица-оборотень.
- Что ты, королева лис! – засмеялась Акико, - я иду. До свиданья.
- До встречи, - сказал Теккан.
Акико из редакции отправилась обратно к тёте. Весь день и вечер она просидела над низким столиком. Тушеница стала почти пуста. Тетрадка исписана до последней страницы. А кисточка потрёпана. Сгущался за окном сумрак.
А племяннице подошла тётя, пожилая женщина с выразительным лицом, которое время тронуло совсем немного. Она поставила перед Акико столик с едой.
-Покушай, а то весь день так сидишь.
-Спасибо, - тихо сказала Акико, взяв в руки палочки и чёрную чашку с золотым вьюнком.
-Можно прочесть стихи?
- Конечно же! – воскликнула та.
Женщина бережно взяла в руки тетрадку и стала читать. Когда же племянница отставила столик в сторону, она сказал:
- Какой у тебя сад! Да и живности всякой много.
- Про всякий цветок у тебя есть песня. И про каждую цикаду и бабочку.
Акико улыбнулась и посмотрела нежно на веер, который лежал у столика. Тётя увидела этот взгляд и сказала:
- У тебя есть стихотворение про луну над руинами замка. Рядом с Токио есть древние руины. И храм. Службы там всё ещё идут. Поехали завтра на экскурсию? Это всё эпохи Эдо…
-Еду! – воскликнула Акико и обняла её, - очень хочу увидеть его, очень хочу.
Следующим утром, очень ранним утром, Акико шла по кварталу Гион. Здесь тянулись подряд чайные домики с кукольными их жительницами – гейшами, давал спектакли древний театр Но, жили в маленьких квартирках художники и писатели. Здесь же находился старинный храм Чистой Воды. Огромные павильоны его были невероятно красивы, Акико много про него слышала, и потому сейчас шла к нему. Ночь снова выдалась бессонной. Первые лучи рассвета скользнули к её тушенице, а вместе с ними и мысль заглянуть сюда.
На мосту через реку Акико встретила майко. Видимо она задержалась в чайном домике, развлекая гостей всю ночь. Акико подумала, что гейшей она может стать только года через четыре, не раньше. Майко стояла у перил моста и смотрела на горизонт. По её лицу, ярко накрашенному, и пёстрому платью, скользили утренние лучи. Город сейчас был тих. Вдали были видны горы, покрытые зыбким туманом. В той дали лежала рыбацкая деревня, откуда родные родители отдали девочку в общину гейши. Здесь у неё появилась шелковая одежда, хорошая обувь и сытная еда.
Майко грустно смотрела вдаль. Сейчас она играет на маленьком барабанчике, который держит в руках, помогая наставнице гейше. Потом станет разливать чай для своих гостей и петь под цитру.
Тут майко повернула голову и увидела Акико, отчего-то вздрогнула, и быстро засеменила, уходя прочь. Акико проводила её взглядом. Через несколько лет она выпустит сборник танка о квартале Гион.
Было уже шесть вечера. Акико сидела одна. Сидела она на циновке у стены. Спина была прямая, кисти рук сжаты в кулаки. Она старалась думать о лотосах в пруду возле дворца. Лотосы, лотосы… Белые, сияющие, нежные. Нет, красный пион, цветок, цвёл на её сердце…
Вдруг в дверь постучали. Девушка вскочила, и подпрыгнула к двери. На пороге стоял Теккан.
- Акико, - он обнял её, - у меня через час поезд. Я передал свои дела секретарю и уезжаю. Я подаю на развод. Слышишь. Через несколько месяцев я приеду в Осаку просить твоей руки.
Акико посмотрела на него.
- Теккан, я буду ждать тебя. И прошу, хоть пару строк в письме.
-Что ты, моя веточка хаги, тысячи строк, - проговорил он, - мне пора. До встречи!
Они распрощались, и Теккан поспешно ушел. Акико закрыла дверь и прижалась к проёму щекой. Всего-то гость для этого дома.
За оном сгущался лиловый сумрак. Акико прощалась с тётей на перроне, вещи были в багажном вагоне. Когда же поезд помчал её из города, Акико достал книжечку стихов Идзуми - Сиккибу, и стала читать, отразившись в окне.
Подходил к концу месяц с того дня, когда поезд умчал Акико из Токио. Подходил к концу июль, месяц сливовых дождей. Пышно цвела голубая гортензия.
У стены комнаты на высокой подставке стояла старая её итра. Акико прошла мимо, и длинные её волосы кончиками задели струны. Звучание показалось ей незнакомым. Тогда она взяла инструмент и начала играть грустные любимые мелодии. За окном пошел дождь. Вода размыла дороги вокруг Осаки, и почта приходила с сильной задержкой.
Отец и мать пили чай, когда услышали звуки цитры и улыбнулись. Они давно поняли, что на сердце у дочери. Акико не желала до последнего рассказывать, что ждёт приезда Теккана. Ведь чем закончиться эта поездка…
Уже заканчивался август, месяц светлячков. Акико стояла на пороге дома, смотрела на кусты хаги. Скоро они зацветут лилейными цветами и подует белый холодны ветер. Акико зашла в дом и вернулась с бумажным фонарём. Настроение у неё было счастливое, утром она получила письмо. Теккан писал, что дело движется к концу, и что в начале сентября он приедет.
Акико гуляла по саду, и тут она увидела бабочку, сидящую на цветах. Она посветила на неё фонарём, и та вспорхнула, улетев в темноту сада. Акико засмеялась:
- Тебе то же не спиться!
Резво двигаясь, она вернулась в тёмную комнату, слегка задев низкий столик, на котором скопилась стопка тетрадей, исписанная стихами в эти месяцы ожидания. Акико поставила лампу рядом со столиком, осветив тушеницу, веер и разбросанные тетрадки. Тут, среди них, она увидела мертвую бабочку, придавленную бумагой, ту самую, что вспугнула в саду. Акико с негодованием ударила кулаками о столик и не стала собирать вещи.
Через пару недель Акико получила письмо от Теккана. Акико в те дни много смеялась, пела, играла на цитре весёлые песни, постоянно шутила, и без устали водила кистью по бумаге. Томико, весьма часто навещавшая подругу, радовалась за неё. Акико тем больше ценила подругу, что ни разу не увидела тень зависти на спокойном лице Томико.
Однажды за обедом отец спросил у дочери:
- нам скоро ждать гостей? Ведь так?
Та зарделась, и от смущения прикрылась рукавом.
-Значит скоро, - отец расплылся в улыбке, - надеюсь, он достоин тебя.
Мать промолчала, но почувствовала себя счатливой.
Настала середина сентября. Листья клёнов стали багряными, дни становились холоднее, отчего они ещё больше наливались цветом. Буйно цвела пышная гвоздика – надэсико. Осенний ветер носил семена над полями, поросшими мискатом.
Возле побеленной стены дома, рядом с комнатой поэтессы, клён ронял листья. Девушка, через раскрытые шторки следила за их падением. Вдруг она услышала негромкие слова у ограды.
-Здесь живёт семья Хо?
«Теккан!» - воскликнула она про себя. Но выбежать ему на встречу было нельзя. И Акико мысленно ругала свой городок за строгость нравов. За себя не страшно, но вот отец и мать…
А тем временем служанка провела гостя в дом. Отец принял Ёсано Теккана весьма радушно, приказал принести чай и весьма долго разговаривал с ним. В это время Акико ходила по комнате, сжимая кулаки. К ней пришла мать, что бы отвлечь разговором и успокоить. Теперь скрывать было нечего, и дочь рассказала всё о возлюбленном.
- И, мама, я сейчас поняла, что мне жаль ту женщину. Ведь она была женой его, а теперь осталась одна, - сказала Акико.
Она хотела сказать ещё, но тут служанка позвала её к отцу. Немного робея, Акико вошла в комнату и села на место рядом с ним. Он сказал, что Ёсано Теккан достоин её, что он ему понравился, и что свадьба через месяц. Отцу польстило, что жених и состоявшийся поэт, и редактор журнала.
- Ведь нет ничего хуже, чем жить с непризнанным поэтом, - так сказал отец, когда беседовал с дочерью наедине.
Свадьбу, по настоянию родителей невесты, праздновали в Осака. В тот день Акико цвела, и не ходила, а парила как облако весной.
В числе приглашенных была и Томико. Тонкие губы, кроткий взгляд, спокойные движения… Теккан, увидев её, почувствовал, как по сердцу разливается особая нежность.
На следующий день, втроём, они кормили золотых рыбок в пруду городского парка. Красные кленовые листья устилали собой воду и дно.
-А она пишет отличные стихи, - как бы между прочим сказала Акико.
-Тогда их стоит опубликовать, - ответил Теккан.
Томико стала отговаривать их, но вскоре её танка оказались на страницах «Утренней Звезды». «Талантлива» - тут же признали поэты и писателя, знакомые с ней, Акико и Текканом.
Молодожены уехали в Токио, где купили квартиру. Акико взяла фамилию мужа, и страна запомнила её как Ёсано Акико. Слава её наростала с каждым годом, каждый год выходили сборники стихотворений. «Спутанные волосы», «Маленький веер», «Плащ любви». Акико работала много.
-Люди должны знать, что было в древности. Сказала она и перевела с древнеяпонского «Повесть о Гензи». Так же «Записки из кельи» и «Записки от скуки». Увлекшись дневниковым стилем этих книг она написала собственные рассказы. Целыми днями Акико писала кистью в тетрадках эссе, критические статьи, танка. Секретарь журнала набирала их на печатной машинке. Акико хватала эти бумаги и бежала на публичные лекции, заседания литературных кружков. Там она горячо спорила с противниками, настойчиво защищала свои идеи тех, кто был ей близок по духу. Вечером шла домой, быстрыми твёрдыми шагами, и смотрела на полную луну, среди веток деревьев. На её белый мягкий свет. И мотыльков, призрачно порхающих в этом свете. В сердце рождалась песня…
За девять лет брака у Акико и Теккана родилось одиннадцать детей. Они не росли у родственников, родителям хватало сил и на них. Раз, когда седьмой дочери было три года, вся семья приехала на гору Фудзи. Была весна, и белый туман струился по её склонам и вершине. Теккан держал дочурку на руках, которая указал пухлым пальчиком вперёд и спросила:
-Что это?
- Это туман. Его расстилает здесь богиня весны. Я назвала тебя как её.
В тот же самый год, в двадцать девять лет, от туберкулёза умерла Томико. В журнале было опубликовано множество её работ. В памяти читателей «Утренней Звезды» она осталась как подруга Акико Ёсано. Теккан же глубоко переживал утрату. Ему всегда не хватало в Акико нежности, которая была у Томико. Жена знала о чувствах мужа, но не уступала его подруге-сопернице. Сейчас же горе огни переживали вместе. Позже Теккан написал поэму о них. А Акико на смерть Томико стихотворение. Она вспомнила тот день, когда они втроём кормили рыбок у пруда. «На холодном осеннем ветру, замёрзшие руки сплетя, только вдвоем»… Только написано оно было несколько лет спустя этого дня.
Часто звонили журналисты в дом семьи Ёсано. Трубку брал Теккан, но просили поговорить с Акико. Не одна девушка – поэтесса, а равно как и мужчины – поэты, объявляли себя последователями её «школы». Все те, кто читал газеты и журналы знал фотографию Акико в широкополой европейской шляпе и элегантном костюме. Приглашения на всевозможные вечеринки, банкеты, публичные лекции почтальоны уставали приносить для неё. Вскоре Теккан развёлся с Акико.
Оба глубоко переживали разрыв. Вокруг говорили об этом, сплетничали, фантазировали. Что бы отвлечься она поехала домой. Там, в её комнате, скопилась целая библиотека из её книг стихотворений, газетных и журнальных публикаций. В тот вечер шел снег, за ситоми крепчал мороз, серое небо пыталось раздавить землю.
Акико много вспоминала те три месяца ожидания. Всплыла в памяти бабочка, вспугнутая фонарём. И всё это становилось бесцветным и пустым… Вскоре она вновь вернулась к работе. Много писала, выступала, давала интервью, публиковала новые книги.
Через несколько лет поэтесса поехала в Париж через Россию. Тогда появился цикл стихотворений о стране. «Павлова руки простёрла в мир», - писал Акико о русской балерине. Многие тогда писали о северной стране.
Время не застывало ни на миг. Поменялась за пару десятков лет Япония. У публики стали другие вкусы. Реалистичные стихи, реалистичная проза – вот что хотелось ей. Акико, романтика по натуре, задевали за живое холодные статьи критиков. Однако один из них написал книгу о ней и её творчестве, и подарил лично эту работу. И только. А работу свою она не прекращала, старалась сделать ещё больше. И в одном из танка призналась, что чувствует себя по ночам, когда удаётся хоть немного поспать, рыбой, что вынули из воды, и которая пытается поймать воздух.
Каждую весну распускались вишни. Каждое лето мерцали светлячки у реки. А каждую осень всходила полная луна. Шел третий десяток лет двадцатого столетия. Наступил год, когда умер Ёсано Теккан. «Собрание белой чайки» - сборник танка Акико об этой утрате, всколыхнул публику. Песни скорби имели успех.
Волнами моря накатились сороковые годы двадцатого века.
На календаре было начало июня. День был залит солнцем. Редкостная тишина стояла вокруг одного из токийских парков. Молчало радио, отчего громкоговоритель, висевший на одном из столбов, казался сломанным. Летали над клумбами бабочки. Откуда-то взялась красная стрекоза. Медленно становились длиннее тени. Ёсано Акико сидела на лавочке в парке. Перед ней, в золотых лучах солнца, роняло листья дерево гинко. «Листья эти как рыбки», - думала Акико. И действительно, узкие листочки очень походили на золотых карпов, снующих в воде.
Намного позже, один из исследователей творчества поэтессы как посчитал, что она написала около сорока тысяч танка. Другой же – что около пятидесяти тысяч. Сама же Акико никогда не считала их.
Март – 9 апреля 2010