Рассказ для сценария Серия "Великая степь"

Не то, чтобы коня, но и узды-то своей у Уодхэ никогда не было. У него вообще ничего не было, сиротой рос, ел, что подадут, одевал, что дадут. Он обучал диких коней в табунах богатых степняков. Усмирит жеребца, погарцует с месяц, потом снова бродит пешком в рваном тэрлике, грудь смуглая, нараспашку… Был он оборван и худ, как бродячая собака, но силен и жилист, роста высокого. Обритая голова его была похожа на булыжник, землистая, вся в шрамах и шишках, коса черная и жесткая, нос криво приплюснут к булыжнику, глаза раскосые и диковатые.
Желудок сироты всегда пуст, и в поступках он не волен. Приоткрыв рот и наклонив свой бугристый булыжник, Уодхэ молча смотрел на людей стойбища, в основном, его родственников, никому не перечил, а если открывал рот, то оттуда вырывалось мычание. Но когда Уодхэ случалось выпить араки, он дрался со всеми встречными и поперечными. Тогда его били плетями и выгоняли из стойбища. Возвращался он еще больше по–худевшим, оборванным и молчаливым.
Никто не считал его равным себе.
Но неведома воля неба человеку, за год разбогател нищий Уодхэ! А теперь живет он с женой в белой юрте, на рассвете идет сквозь туманы по росистым травам к своим лошадям. И лук, и колчан, и чубук, и кресало – все у него украшено серебром и кораллами. Скачет Уодхэ по зеленой траве, где вспыхивают яркие красные пятна сараны, скачет на охоту на белоногом вороном и, кажется, даже не задумывается о том, что с ним случилось за год. Что за бесчувственный и беспечный человек!
Никогда бы Уодхэ не разбогател, если бы год назад его не избили плетями на свадьбе в Хойто Хори родственники…

Стойбище, где живут богатые и бедные родственники Уодхэ, на самом берегу Онона. Год назад провожала из стойбища в Ара Халху, в место Хойто Хори, невесту. Отец девушки, богатый Амбагай, взял в дальнюю дорогу и Уодхэ.
– Оденьте его, как подобает, коня дайте. Пусть едет с нами, мало ли, что может случиться в пути. Чем больше мужчин, тем лучше. Ехать далеко, – сказал, вздохнув, своим людям жирный Амбагай. Говорили, что на Синей Горе появились харшаны.1 Хотя дорога была в стороне от той горы, Амбагай опасался.
Тайга все скроет, там и зверя больше, а в степи не спрячешься. Не зря опасался Амбагай, снаряжая свиту невесты, до Хойто Хори по степи, тайге, горам, через реки много конных переходов, не раз придется ночевать… И луки были у людей, и сабли, и кольчуги, только у Уодхэ за ку-шаком на спине – узкий нож в ножнах.
Ехали по степи – тарбаган стреляли, пробирались узкой дорогой по тайге – на коз и изюбрей охотились, на вершинах молились духам, угощали их и вымаливали удачу, реки и вброд, и вплавь переходили, малахаи и халаты у костров сушили. Много дней ехали, кони приморились, а людям весело в пути.
Все обошлось мирно, добрались до Хойто Хори. А там ждут их, не дождутся. Стойбище не опушке леса, войлоки в круг разложены, костры горят, вертела люди крутят, всюду мясо. Богато и жирно на стойбище Тумбиная свата Амбагая. Шаман весь в меди и серебре, камлал, соболем кружился вокруг березы, увешанной шкурками и лоскутками, зайцем прыгал через костер, завыл и запел, задергался судорожно. Страшно и радостно было на сердце Уодхэ! А потом и свадьба грянула… И Уодхэ, как и всем, поднесли араки.
Вскоре все вокруг смешалось и загудело. Там песни поют, там бранятся, брызгая слюнями, там парни и девушки ехор-хоровод водят, где-то играют на лимбе2 и бьют в бубны, собаки вьюнами крутятся, грызутся из-за костей и блевотины, кони ржут у привязей. А солнце вовсю жарит зеленую землю с голубого полуденного неба. В юртах жара, на улице жара. Вдруг, как и всегда, вспыхнула и понеслась драка. Подоткнув полы тэрликов за кушаки, заработали кулаками мужчины. Кто, кого, за что и зачем? Ничего не понять! Шум, гам, суматоха страшная, уже у многих были выправлены в кровь носы, подправлены так и сяк брови и скулы, когда столкнулись местный силач Буга и Уодхэ.
Запахло серьезной битвой. Вцепившись друг в друга намертво, они покатились по земле, рвали одежды, рычали, как дикие звери, вскочив на ноги, пинали и хлестко угощали головы и бока увесистыми ударами. Все вокруг отлетало от них и ломалось.
Но никогда бы не разбогатеть нищему Уодхэ, если бы на шум не вышли из юрты сваты – Амбагай и Тумбинай в красивых и засаленных тэрликах. Пьяные и жирные хозяева оглядели мутными глазами беспорядок. Не понравилось им такое продолжение свадьбы.
– Всыпьте им плетей и гоните отсюда прочь! Пусть их харшаны съедят! – крикнули, перебивая друг друга, Амбагай и Тумбинай.
Родственники бросились на своих борцов, засвистели плети. Ах, как усердствовали родственники!

Очнулся Уодхэ, прислушался – недалеко люди гуляют, что-то ве–село кричит пьяный Амбагай. Место незнакомое. Вот этих берез и сосен Уодхэ никогда не видел, степью и Ононом не пахнет. Где он, что случилось? К плетям Уодхэ был привычен, шкура за много лет задубела… Замычал Уодхэ, ощупывая тяжелую голову и понял, что дрался, и его опять выгнали из стойбища. Нельзя ему к людям. Он поднялся и пошел все дальше и дальше в тайгу. В полдень он устал и уснул на мягком мху и проспал до рассвета. Никогда тело Уодхэ так мягко не спало на твердой земле у Онона.
Проснулся Уодхэ, протрезвел, огляделся – вокруг тайга, ничего не видно за деревьями. Что делать?
Если он будет все время идти туда, откуда выходит солнце, то ни за что не минует Онона, а там и стойбище найдет. Долго придется идти. Ничего, как-нибудь доберется, не впервой. Ощупал Уодхэ кушак – нет ножа. Худо, если зверь попадется. Камней много, всегда можно искру высечь и раздуть огонь, мох повсюду.
Двинулся неунывающий Уодхэ в путь. По ночам жутко рявкали гураны, ухали филины, сотрясая тишину. Уодхэ чутко дремал у тлеющего костра, прислушивался. Он смотрел на подрагивающие звезды, и в его булыжной голове роились смутные думы.
Уодхэ шел много дней, тэрлик, штаны и гутулы3 превратились в лохмотья. Амбагай-ахэ будет ругаться, ведь это он одел его в путь. Придется отрабатывать. Голода Уодхэ по привычке не чувствовал, ел корни сараны, смородину, бруснику. Отломив березовую жердь, он несколько раз подкрадывался к диким козам, но чуткие козы стремительно убегали от него.
Одичал Уодхэ, оброс, стал осторожен и чуток, как лесной зверь, за версту чуял опасные запахи. Но однажды потянуло дымком, и возликовало сердце бедного Уодхэ!
Никогда бы не разбогател Уодхэ, если бы небо не вывело его к стойбищу в пять юрт. Он побежал на запах дыма, и за редеющими деревьями стала открываться ему степь. У самого подножия сопки, около стайки берез, стояли, как опрокинутые чаши, высокие белые юрты.
Сел Уодхэ в изнеможении на землю, замычал, затряс головой, и громко рассмеялся. Уодхэ сильный, он нашел людей!
Но почему люди выбегают из юрт и убегают от него? Почему они бросили коров и лошадей? Что кричит эта женщина на коне?
– Уходите, люди! Харшаны идут. Харшаны!
– Нет, это не харшан, он не похож на них.
– Где мой лук? Куда ты подевала колчан и лук?
– Он не похож ни на одного из них!
Смуглые люди собрались у берез и со страхом смотрели на приближающегося Уодхэ. Они пятились от него, лук в руках мужчины подрагивал. Чего они испугались? Это же он, Уодхэ, идет.
– Он не харшан! – вдруг облегченно крикнула женщина.
– Кк-кто тт-ты? – выговорил мужчина, когда Уодхэ до них оставалось совсем немного.
Он оскалился в добродушной улыбке и промычал:
– Я У-ууодхэ, иду домой.
Услышав это и увидев, что он без оружия, люди осмелели. Все с любопытством осматривали его, щупали, нюхали, кто-то потрогал жесткую косу Уодхэ.
Никогда так хорошо не было Уодхэ, как в этот день! Он ел много мяса, пил арсу,4 блаженный сон давил его к земле. Люди, обрадованные тем, что он не харшан, что-то наперебой ему у очага юрты, но он только счастливо смеялся и мычал. Круглолицые мужчины, прикусывая кончики кос, задумчиво смотрели на него.
– Он не из наших мест, в Кижинге и Хойто Хори таких нет, – вдруг промолвил один из них. Остальные закивали головами.
– Говорят, что у Тумбиная была свадьба. Не от ононских ли людей он оторвался? – предположил низенький и кривоногий.
Услышав слова Тумбинай и Онон, Уодхэ открыл рот и оглядел людей, сидевших, как и он, поджав под себя ноги калачиками.
– Пусть живет у нас. Ему не надо ходить в тайгу, там харшаны. А у нас мужчин будет больше, – решил высокий, видимо, тут главный.
И опять все закивали головами… Уодхэ не видел пожилых и старых, все были молодые и сильные.
Утром мужчины уговаривали Уодхэ остаться, но он показал на восток и заспешил. Тогда люди положили ему в кожаный мешок еду, дали нож и отпустили. Уодхэ надо идти. Амбагай-ахэ будет ругаться за порванную одежду и потерянный нож.
– Видишь высокую синюю гору. Возьми от нее на две ладони левее, прямо не ходи, беда будет,– сказал высокий, провожая Уодхэ. Все люди вышли из юрт и с тревогой смотрели на странника.

Взял Уодхэ на два ладони левее от Синей Горы и пошел. Впереди была степь, дальше темнела тайга… Он понял, что далеко отошел от дороги, по которой ехал с Амбагаем и его людьми. Но солнце по-прежнему поднималось из-за Синей Горы, и Уодхэ не мог отвернуть от солнца, там его стойбище. Он прошел степь, вошел в тайгу, долго там блуждал, снова вышел в степь и увидел две низкие серые юрты.
Духи тайги и степи вели Уодхэ, иначе никогда бы ему не разбогатеть!
На стойбище жили пожилые люди, муж и жена. Они не испугались Уодхэ, как молодые, не расспрашивали его. Только хозяин, больной и немощный человек, спросил его:
– Ты никого не встречал в тайге?
– Я видел медведя, он мял кусты и ел ягоды, я его со скалы видел и обошел,– ответил Уодхэ, удивляясь своему многословию.
– У нас пропала корова. Харшаны, наверное, увели,– ни к кому не обращаясь, сказала худая черная женщина, внося хворост.
Ночевал Уодхэ во второй юрте. Хозяева сказали, что тут жили их родственники, но еще зимой поехали к сыну, кочующему у реки Телемба, и до сих пор не возвращаются. Не случилось ли беды? Сказав это, они тягостно и надолго замолчали.
На рассвете, когда Уодхэ собрался уходить, немощный хозяин напутствовал гостя:
– Обойди Синюю Горы, возьми от нее на три ладони левее и иди. Не ходи прямо. Когда харшаны поблизости, то человек сходит с ума и идет прямо к ним. Они шолмосы.5
И снова Уодхэ шагал по степи к синеющей кромке тайги. Уодхэ сильный, он никаких харшанов не боится! Ноги его окрепли, и он не чувствовал усталости. К осени Уодхэ доберется до Онона. Отработает Уодхэ за одежду, увидит Амбагай-ахэ какой сильный и работящий Уодхэ и снова даст ему штаны… Из-за Синей Горы выходит солнце, значит и надо идти прямо туда. Там – Онон, стойбище.
Он стоял на рассвете у каменистой речушки и смотрел на алый шар солнца, выползающий из-за сизой в тумане горы. Уодхэ фыркал и умывался холодной водой, и в голове у него что-то позванивало. То степь представала перед его глазами, то тучный Амбагай, то Онон. Уодхэ смеялся и окунал обросшую голову в чистые воды речушки, дно которой было усеяно гальками.

Гора уже не синела в тумане, когда он вышел к черной и дряхлой юрте. Оттуда на кривых ногах появились старик со старухой.
– Не Арсалан ли это идет к нам? – спросил старик, приложив ладонь ко лбу и опираясь на плечо покачивающейся старухи.
– Нет, это не Зан, не Арсалан и не Шоно. Может быть, Барас?6 Да нет, это совсем другой человек, ни на кого из братьев-харшанов не похож,– громко говорила старуха наклонившемуся к ней старику. Уодхэ подошел, поздоровался, старуха откинула полог, приглашая его в юрту.
– Из Хойто Хори идешь? К Онону? Далеко, очень далеко идти до Онона. Люди давно обходят наши места. Уходить тебе надо побыстрей. Тут недалеко харшаны живут, – говорил старик, смотря на Уодхэ. Голова старика все время подрагивала и качалась.
– Они шолмосы,– сказала старуха. И вздохнула,– никто тут не селится. Все молодые и сильные перекочевали далеко. У них лошади, телеги, а нам как кочевать. Иди назад, парень. Иди!
– Старые мы, жили и кости одни! – рассмеялся скрипучим смехом старик. – Они заходят к нам, нас не трогают. Когда человек встречается с харшаном, от страха он теряет ум и становится бараном…
– Много лет назад мы кочевали вместе с их родителями, потом старики умерли от черной болезни, а дети ушли в лес, выжили. Старший убил человека и накормил братьев. С тех пор они стали харшанами. Уходи, парень, уходи быстрей…
В юрте было темно, дымно, лица стариков сливались в прокопченными решетками стен, слова доносились как из тумана.
Вышел Уодхэ, расправил плечи, задышал полной грудью и зашагал прямо к Синей Горе. Ярко светило солнце, пахло ароматами смолы и хвои… Много раз видел Уодхэ, как безропотно умирают бараны. Люди боятся харшанов! Уодхэ не баран, он не боится шолмосов. Уодхэ заберется на Синюю Гору и оттуда увидит долину, а может быть, и Онон! Он наконец-то выйдет из тайги, где ничего не видно и больно глазам.
Но никогда бы не разбогател Уодхэ, если бы он не вошел в черную юрту, никогда у него не было бы таких коней и крепкого лука, если бы он обошел Синюю Гору, откуда выходило солнце!

Уодхэ шел по тропе, переплетенной корневищами деревьев. Сна–чала он уловил запах дыма, потом увидел обглоданные коровьи кости, дальше стали попадаться лошадиные кости. Уодхэ хотел было присесть и отдохнуть, как вдруг между деревьями увидел стойбище. Он направился прямо туда!
На поляне стояли три жилища-балагана, крытые потемневшей и задымленной берестой, рядом росли несколько берез и сосен с обглоданной корой, к ним были привязаны две лошади. Из среднего, большого, жилища курился дымок. Шолмосы не живут в таких жилищах, как люди. Подойдя ближе, Уодхэ увидел много седел, новых и старых, некоторые сгнили и вросли в землю, тут же валялись побелевшие под дождем туеса и деревянные чаши. Было тихо, только звенели и жужжали мухи над кучей костей.
Оглядел Уодхэ стойбище, вошел в среднее жилище. И столкнулся с женщиной. Он вскрикнула и отступила в темноту, где горел огонь в очаге из камней.
– Кто ты? – изумленно и испуганно крикнула женщина.
– Я Уодхэ, иду домой,– ответил Уодхэ.
У женщины было круглое, как луна, лицо, тэрлик висел на ней лохмотьями, в грязных руках она держала прокопченный таганок. В темноте светились белки ее испуганных глаз. Сумасшедшая что ли?
– Уходи, уходи, глупый человек,– вдруг быстро зашептала, оглядываясь, женщина,– тут живут харшаны, они сильнее диких зверей. Они убивают людей и едят их. Уходи, человек!
– А почему ты не уходишь? – удивленно спросил Уодхэ.
– Глупый человек! Если я уйду, они найдут и убьют всех моих родных. Они убили и съели моего мужа,– задрожала в страхе женщина, вглядываясь безумными глазами в Уодхэ.
Уодхэ раздумывал. Харшаны найдут его. Уодхэ сильный, он их по–бедит. Где харшаны?
– Они придут! Они убивают все живое, они убьют тебя, глупый человек. Уходи! – говорила, трясясь и оглядываясь, женщина. Грязное и круглое лицо ее вспотело. Но Уодхэ обезумел!
– Я Уодхэ, иду домой. Я не боюсь харшанов,– повторил он привычно.
Потом прошел в соседний, маленький, балаган, прилег на ворох старой одежды. Женщина вскрикнула и отошла от него…
Уодхэ проспал! Его мгновенно выдернули за ноги из балагана. Рас–свирепевший Уодхэ отпнул врагов и вскочил на ноги, но на нем тут же повисли четверо. Затрещал под ногами сухой хворост, взметнулась пыль, завизжало и зарычало все вокруг. Уодхэ, расшвыряв вцепившихся в него шолмосов, окровавленный и страшный, огляделся… Со всех сторон на него хищно смотрели полулюди-полузвери с длинными руками, обросшие волосами, как шерстью. Маленькие медвежьи глазки буравили пришельца и наливались кровью. Существа рычали, подрыгивали и придвигались к Уодхэ готовые броситься на него.
Никогда, даже усмиряя самых свирепых коней Амбагая, Уодхэ не был таким сильным, как сейчас. Он убьет всех харшанов! Крепко держа нож, дико замычав, он ринулся вперед. И упал оглушенный.
Уодхэ сам шел на смерть, а смерть подкралась к нему. Один из харшанов обрушил сзади на Уодхэ толстую лесину… А когда Уодхэ очнулся и застонал, он увидел наклонившиеся над ним страшные, оскаленные, рожи, с выступавшими вперед острыми зубами. Рожи смеялись, переглядывались и смотрели на связанного сыромятными веревками Уодхэ.
Они были людьми, они разговаривали!
– Привяжи гостя к березе, Шоно,– сказал громадный и сутулый харшан.
Обезумевшего Уодхэ раздели догола, накинули на него какие-то лохмотья, кисти рук его были намертво связаны, конец длинной сыромятной веревки привязали к березе.
– Здесь будешь оправляться, а спать в балагане,– добродушно сказал низкорослый и мускулистый Шоно.
Так сильный Уодхэ оказался в плену у харшанов.

Два дня он лежал, тоскуя звериной тоской, у балагана.
– Накорми гостя! – кричал старший харшан.
Круглолицая женщина проворно ставила около Уодхэ деревянную чашу с похлебкой и убегала. Пришлось Уодхэ вставать на четвереньки и хлебать, как собака. Болели руки, кружилась голова, все качалось перед глазами.
Очнувшись, однажды утром, Уодхэ насчитал семь харшанов. Все они были похожи друг на друга. Старик со старухой были правы – братья. Они убивают людей, конных и пеших, вон сколько седел и узд валяется, превращаясь в муравейник. Убьют они и Уодхэ. Он сам пришел к ним!
Уодхэ лежал у балагана и смотрел в небо. Амбагай-ахэ сильно будет гневаться, если Уодхэ не вернет ему одежду и нож. Куда ушла сила Уодхэ, почему он не мог победить харшанов, живущих у Синей Горы, из-за которой выходит солнце?
– Что будем с гостем делать? – вдруг услышал Уодхэ.
– Зачем он нам такой худой? Откармливать будем, – хрипло рас–смеялся сутулый харшан. Его звали Зан, он был старшим. Теперь Уодхэ всех харшанов знал по именам.
– Он высокий, большой, как медведь, костистый, к осени много мяса будет… Надо его хорошо кормить…
Шли дни. Женщина молча ставила перед Уодхэ чашу и уходила. Уодхэ стал похож на старую больную собаку. Отяжелев, он ковылял к березе и оправлялся. Вокруг него тучами роились мухи, комары, мошкара, страшно воняло. Уодхэ привык и не думал о смерти. Харшаны уезжали и приезжали, никто из них не подходил к Уодхэ.
По ночам стало холодать, дохнуло осенью. Все чаще пролетали над стойбищем харшанов гуси и утки, курлыкали журавли. Птицы летели в сторону Онона, а Уодхэ, как собака, был привязан к березе. В родном стойбище, наверное, давно забыли о нем…
Никогда так плохо не было Уодхэ!
Руки налились кровью и болели. Но в один из дней Уодхэ почувствовал облегчение, пальцы слабо шевельнулись, сыромять разошлась и под лучами солнца высыхала. Уодхэ задумался. И стал каждый день понемногу раздвигать кисти рук и шевелить пальцами. Ночью он пробовал перекусить или развязать узел зубами, но это было невозможно. Но он мог уже подносить ко рту руки.
Во второй раз зацвели цветы, до осени оставалось совсем немного. Однажды, подойдя к березе, чтобы оправиться, Уодхэ заметил, что дерево давно умирает: во многих местах ветви были высохшими, а на живых листья пожелтели и увяли. Все харшаны оправлялись под этой березой, раньше, видимо, привязывали здесь коней. Уодхэ снова задумался…
Как-то вечером харшаны приволокли убитого медведя. Самый маленький и проворный, Хулганан,7 нес длинную рогатину. Когда освежевали добычу и сварили мясо, Зан зычно крикнул:
– Арата,8 надо гостя медвежатиной угостить. Как он там? До осени поправится?
Быстрый Арата принес кусками мясо и бросил перед Уодхэ на землю. Теперь Уодхэ каждый день ел медвежатину и молился по ночам духам родной горы Батор, и чувствовал, что духи возвращают ему ушедшую силу…
Неужели от страха он потерял ум и стал бараном? Пока еще харшаны не убили человека. Где же люди? Молодые и сильные откочевали отсюда на много конных переходов, остались только старые и немощные. Они не молодые и не сильные, они не боятся смерти и харшанов. Уодхэ думал… Никогда он так не думал! Почему молодые и сильные, богатые и вооруженные убежали, разве они не могут собраться и убить харшанов? Это же не шолмосы, а обыкновенные, одичавшие, люди, каждый их может убить! Сильный Уодхэ привязан, как собака, к умирающей березе, у него никогда ничего своего не было – ни коня, ни сабли, ни лука. Почему Амбагай и Тумбинай не могут собрать людей с луками и саблями и убить харшанов? Люди – не бараны. Если бы звери и бараны не боялись людей, то люди не могли бы их убивать. Тогда люди съели бы всю землю. А где бы потом жили?
Амбагай-ахэ теперь никогда не получит от Уодхэ штаны, гутулы и нож. Одежда порвалась и сгнила. Нож Уодхэ потерял. А самого Уодхэ зарежет Тулай9 на зимний уцэн,10 хотя Уодхэ не баран и не боится харша–нов. Даже сейчас!
Много думал днями и ночами Уодхэ, смотря в небо и молясь духам. Круглолицая женщина показывалась редко, днем она варила еду, на ночь умирала. Харшаны спали в среднем, большом, балагане. Дотемна они ходили по стойбищу, точили ножи, делали рогатины. Длиннорукие, с ногтями, как звериные когти, и обросшие, они переругивались, оскаливались, смеялись, иногда дрались. Но по приказу Зана Арсалан с Барасом усмиряли всех.
Ночью таинственно дышала и спала огромная тайга. Уодхэ не спал, он смотрел на звезды и думал…
Однажды, подойдя к березе, Уодхэ начал чесать спину, покусанную комарами. И вдруг замер! Что-то внутри березы хрустнуло. Теперь Уодхэ чесал спину каждый день, раскачивал ствол с разных сторон. Он отъелся, окреп. Если бы не руки, Уодхэ мог бы вырвать или сломать березу. Он сидел у балагана, смотрел на березу, и сердце его плакало от бессилия. Уодхэ сильный, но руки у него связаны!
Женщина никогда не разговаривала с Уодхэ. Однажды, когда она принесла еду, он шепнул, даже не повернув к ней головы:
– Разрежь веревку. Уодхэ убьет харшанов и спасет тебя.
Она убежала, но на другой день Уодхэ увидел в траве камень с острыми краями, и сердце его замерло от звонкой радости… Никогда еще Уодхэ не был умным, как сейчас! Уодхэ хитрый, он обманет харшанов и убьет их. Он будет ночами перетирать о камень веревки и освободит руки. Теперь Уодхэ не только сильный, он теперь умный, как Амбагай и Тумбинай.
И снова шепнул умный Уодхэ обезумевшей и безропотной жен–щине:
– Не находись в среднем балагане, когда харшаны собираются вместе. Уодхэ все равно убьет харшанов.
Губы женщины шевельнулись, но она ничего не сказала.

Ночью упал иней. На рассвете, когда заалело за Синей Горой, продрогший Уодхэ подошел к березе и неожиданно услышал голос Зана. Старший харшанов говорил:
– Арсалан, Шоно, готовьте ножи. Сегодня надо заколоть гостя, мясо у нас кончается.
Уодхэ замер только на мгновенье. Страшная сила заклокотала и забурлила внутри Уодхэ, растекаясь по жилам. Вне себя, он разорвал перетертые сыромятные веревки, руки стали свободными и были тверды, как железо! Умный и сильный Уодхэ не помнит – вырвал или сломал березу, показалось, что сама тайга охнула и качнулась.
Что-то успел крикнуть Арсалан, но Уодхэ уже поднял над собой ствол и со страшной силой опустил на балаган. Треснуло и рухнуло, завизжало и зарычало, раздались дикие вопли, но комель березы все опускался и опускался на жилище харшанов. Земля сотрясалась. Уодхэ неистовствовал! Он дико мычал и заливался безумным и победным смехом, по грязному и побуревшему лицу его катились слезы.
Потом он отбросил березу, и все стихло. Балаган был расплющен всмятку, все было забрызгано алой и темной кровью. Но вдруг Уодхэ увидел, что на него идет сутулый и окровавленный Зан, он дико рычал и прволакивал ногу. Уодхэ хищным зверем бросился на страшного харшана, ударил его головой-булыжником и, вцепившись зубами в горло врага, вырвал ему гортань до шейного позвоночника. Он вскочил на ноги с окровавленным ртом и огляделся. Из-под смятого жилища ползли в разные стороны харшаны, оставляя на голубеющей рассветной траве кровавые полосы. Уодхэ не стал поднимать березу, он взял рогатину и прикончил раз за разом всех. Их было четверо, двое были убитые сразу. Уодхэ не потерял от страха ум и не стал бараном, он убил всех харшанов.
Вот как поступил Уодхэ!
Шар солнца выполз из-за горы и залил тайгу багровым отсветом. Было тепло и тихо. Женщина вышла из своего балагана и робко подошла к Уодхэ. Она смотрела на него преданно и со страхом, как смотрят побитые собаки. Из-под жилища торчали разбитые головы и руки, вокруг лежали трупы харшанов, некоторые еще издыхали, все было залито и забрызгано кровью. Уодхэ стоял посередине стойбища и, оглядываясь, говорил:
– Зан, Арсалан, Барас, Шоно, Арата, Тулай, Хулганан… Харшаны, Уодхэ не баран, он убил вас всех… Люди теперь не будут бояться харша–нов…

С тех пор, за год, он сказал всего несколько слов… Потом люди нашли у Синей Горы пещеру, куда харшаны выбрасывали человеческие кости. Оказалось, что круглолицая женщина была бедной племянницей Тумбиная. Однажды муж и родственники повезли ее в гости к родителям. С тех пор никто и ничего не слышал о них. Харшаны убили и съели всех мужчин, а женщину оставили себе прислуживать.
Она и Уодхэ дошли до Хойто Хори, и по дороге полупомешанная женщина говорила всем:
– Люди, Уодхэ умный и сильный. Он убил всех харшанов!
Весть понеслась от юрты к юрте, люди вздохнули свободно и снова стали селиться у Синей Горы. А когда Тумбинай спросил у Уодхэ чего бы он хотел, тот ответил:
– Я не вернул Амбагаю штаны, гутулы и нож. И еще – кушак.
Люди стали смеяться, а Тумбинай дал Уодхэ пять коней и приказал своим людям приготовить богатое приданое для своей бедной племянницы. Она долго думала и сказала гордо:
– Я буду жить с Уодхэ на Ононе. Уодхэ умный и сильный!
Уодхэ прожил осень и зиму в Хойто Хори у Тумбиная, а весной на Онон прибыл целый караван. Много людей сопровождали Уодхэ и его жену, у каждого были лук и сабля. Все называли Уодхэ батором, убившим харшанов. Каждый хотел поделиться с батором чем-нибудь. Амбагай простил ему долг и дал корову с теленком.
А теперь живет Уодхэ с женой в белой юрте у горы Батор, на рас–свете идет сквозь туманы по росистым травам к своим лошадям, поит их из Онона, узды у него нарядные и в серебре. И лук, и колчан, и чубук, и кресало – все у него украшено серебром и кораллами. Скачет Уодхэ по зеленой траве, где вспыхивают яркие красные пятна сараны, скачет на белоногом вороном жеребце на охоту и, кажется, даже не задумывается о том, что с ним случилось за этот год, какие ему привалило счастье.
Никогда бы Уодхэ не разбогател, если бы год назад его не избили плетями на свадьбе в Хойто Хори родственники!

Март 1998 года. Онон. Степь.


1 Харшаны – людоеды.
2 Лимба – флейта.
3 Гутулы – сапоги с загнутыми вверх носками.
4 Арса – крепкий, утоляющий жажду, напиток из переработанного молока.
5 Шолмосы – оборотни.
6 Зан, Арсалан, Барас, Шоно – слон, лев, барс, волк.
7 Хулганан – мышь.
8 Арата – лиса.
9 Тулай - заяц
10 Уцэн – запасы мяса на зиму.