Пангасиус – это звезда. И когда душистой июльской ночью выходишь на балкон, Пангасиус подмигивает тебе ярко - зеленым глазом неподалеку от правого рога Кассиопеи…
Игорек часто думал о Пангасиусе. Особенно, когда мама уходила на дежурство в больницу, а он оставался дома один. Конечно, бывало, и так, что мальчишка, едва добравшись до подушки, моментально засыпал. Но бывали и такие вечера, когда Игорек долго не мог уснуть, ворочался и даже неслышно плакал. Тогда он вспоминал о Пангасиусе.
Сегодня был именно такой вечер. Шел июль, и «молодой, подающий надежды теннисист Головин» между сменами в спортлагере целых три дня гостил дома. Мама опять ушла к своим «желудочным» больным, поэтому Игорька никто не торопил укладываться в постель, и он мог сидеть на диване, сколько влезет.
Игорек вытащил из своего тайника в комоде стеклянную рамку с фотографией. С той самой фотографией, под цветущей яблоней, где он – еще маленький, радостно улыбается, обхватив обеими руками папину шею. Мальчик отвлеченно поглаживал большим пальцем гладкую рамочку и размышлял о Пангасиусе: как ему там - наверху?
Когда-то Пангасиус показал Игорьку папа. Папа всегда выходил на балкон с «молодым поколением». И там они могли говорить с Пангасиусом по душам сколько хочешь.
Игорек понурился – как плохо без папы! Ему не верится, что папы больше нет. Кажется, что папа просто уехал в командировку, что он вот-вот откроет дверь и прокричит с порога: «Эй, кто дома? Я вернулся!»...
Но…они с мамой уже третий год как-то существуют без папы. Мама все работает и работает. Бессонные дежурства в больнице прибавили ей темноты под глазами и суровую складку между бровей. А глаза у мамы остались прежними – прозрачно-зелеными, точно утренняя морская волна.
Игорек вспомнил, как мамины глаза сияли, когда папа получил капитанское звание.
Праздновали всей семьей. Неделю – не меньше! Игорек смутно помнил бесконечную череду веселых родственников и друзей. Мужчины, как водится, трясли ему руку и почему-то поздравляли, а женщины мокро целовали в щеки и справлялись, как у него дела в школе. Смущенный мальчишка дежурно улыбался и бурчал в ответ что-то вежливо-невразумительное.
А через неделю папа умер. Игорек помнит ночную суету, срочные сборы и последнюю папину телеграмму: « Прилетел Цхинвал. Все хорошо. Целую всех.» …
Игорек с тех пор подолгу смотрел на небо. Он представлял, что там, на Пангасиусе теперь живет папа. Игорек снова вгляделся в папино счастливое лицо под толстым стеклом рамки и вдруг вспомнил, как он, дошколенок по имени Гошка, однажды спросил у папы:
- Пап, а мы думаем печатными или прописными буквами?
Папа тогда смутился, но нашелся с ответом:
- Ты, Гошка, раз умеешь писать только печатными буквами, значит, и думаешь по-печатному. А мы с мамой, раз пишем прописью, значит, и мысли наши тоже выходят прописными буквами!
- А когда печатные мысли превращаются в прописные? – продолжал допытываться Игорек.
Папа взъерошил широкой шершавой ладонью жесткий ежик седеющих волос и ответил:
- Ну-у, наверно, когда писать учатся…Вот ты, например, сначала вообще не думал буквами, а сейчас думаешь по-печатному, а писать научишься – будешь мыслить по-письменному!
Игорек вздохнул и машинально потрогал свой чуб. Чуб был жесткий - точь-в-точь как у папы.
Мальчишка слизнул со щек две тяжелые слезинки и потянулся к комоду – спрятать фотографию в верхний ящик под белье. Посмотрел на часы – опять пол-второго…
Ничего не поделаешь, получается, он снова полуночничает. И мама с утра его не добудится. А завтра на два дня ехать к бабушке.
«Хорошо, - убедил себя Игорек, - Я же взгляну на Пангасиус всего одним глазком. А там - сразу спать!»
Игорек вышел на балкон. Едва слышно скрипнула дверь. Мальчишка ее все время прикрывал за собой, чтоб комары не налетели. И откуда они только берутся на девятиэтажной высоте?
Ночь встретила Игорька терпким ароматом петуний, цветущих в ящике на соседском балконе. Игорек поморщился, облокотился на широкие перила и взглянул в безоблачное бархатное небо.
Неподалеку от правого рога Кассиопеи Пангасиус все так же мерцал таинственной зеленой искоркой. Мальчишке даже почудилось, что Пангасиус сегодня уж слишком часто мигает, будто шлет ему неведомые сигналы на своем звездном языке.
И представилось Игорьку, что там, на Пангасиусе, по берегу изумрудного моря с серебристой пеной не спеша идет папа. По папиным плечам струится шелковая зеленая тога. И он, загорелый и широкоплечий, будто древний греческий бог подставляет лицо теплому, пропитанному солью, ветру. На влажном желтом песке за папой остается цепочка следов, а прибой старается дотянуться волной до папиных ног.
Вот папа нагнулся и вытащил из песка длинную извитую раковину. Отряхнул ее от песка и поднес к губам. Игорек будто услышал призывный, печально-пронзительный свист, а вслед за ним – перестук множества копыт. Из-за песчаной дюны на всем скаку вынеслись и поскакали к папе…единороги. Один – другой – пятый…Гордо вскинутые головы, ноздри трепещут, а жемчужно-зеленые гривы развеваются по ветру.
- Пангасиус… - прошелестел одними губами Игорек, боясь спугнуть волшебное видение.
На папино плечо склонил тяжелую лобастую голову вожак единорогов. Папа нежно погладил его перламутровый рог. И вдруг поднял взгляд и посмотрел Игорьку прямо в глаза.
Игорек изумился и подумал: «Только бы не моргнуть, только бы не моргнуть…». От долгого неморгания защипало в глазах, потекли слезы.
Игорек не выдержал и моргнул – видение исчезло. Лишь зеленая точка Пангасиуса все так же приветливо подмигивала неподалеку от правого рога Кассиопеи.
Игорек еще немного постоял, глядя в темноту. Поежился от непонятно откуда налетевшего прохладного сквозняка.
Прошептал далекому папиному Пангасиусу:
- Спокойной ночи…
И пошел спать.
Утром Игорек проснулся оттого, что пола шелкового маминого халата настойчиво щекотала его высунувшуюся из-под одеяла ногу. Игорек приоткрыл глаза – мама стояла над ним и вытаскивала из антресолей над кроватью какие-то вещи.
Мама достала его новый «военный» костюм с круглым шевроном «сухопутные войска» на рукаве и сложила его в спортивный рюкзак.
Потом она озорно прищурилась и с размаху чмокнула Игорька в нос.
Игорек от неожиданности ойкнул и проснулся окончательно.
Мама рассмеялась:
- С добрым утром, сонюшка! Я уже дома, тебе пора вставать, а то на автобус опоздаем!
Игорек хрустящее потянулся и зевнул в потолок. А мама, проходя, чмокнула его в ухо. Мама по - рассеянности всегда целовала его в самые неожиданные места – то в голову, то в коленку, то в локоть. Игорек уже привык и не удивился, когда в ухе звонко «выстрелил» мамин поцелуй.
- Игореш, не забыл? Тебе сегодня к бабушке! Погостишь у нее пару дней – развеешься, на мотоцикле покатаешься с Андрюшкой . Но только в лес далеко не ходите, мало ли что… - напутствовала мама. Игорек машинально кивал и одевался.
- А я пангасиуса купила, сейчас нажарю – отвезешь бабушке, а то она давно…
Мама не успела закончить фразу. Потому что Игорек вдруг резко подскочил на кровати, будто его током ударило. Мама едва успела отпрянуть. Игорек сорвался с кровати и понесся, сшибая углы на кухню.
На столике, возле раковины в отсыревшем целлофановом пакете лежала…рыба.
Белая, размокшая, без костей и шкурки.
Мальчишка пошевелил вялые рыбьи тушки пальцем. Сзади подошла мама и погладила Игорька по спине:
- Игореш, ты что? Это просто рыба – пангасиус. Я вот и тесто для кляра разболтала. Хотела пожарить для бабушки в гостинец рыбу в кляре…Ты ведь тоже любишь?
Игорек ничего не ответил. Он стоял и исподлобья смотрел на рыбу. Ему хотелось плакать. А еще хотелось прокричать маме, что Пангасиус – это никакая не рыба, а звезда!
Да! Звезда! И что на Пангасиусе папа! И изумрудное море! И единороги!
И он, Игорек, видит Пангасиус каждую ночь неподалеку от правого рога Кассиопеи…