Работая несколько месяцев в селе, я не просто познакомился, но даже подружился с аборигенами. Особые, душевные отношения сложились у меня с Шухратом, нашим сторожем, местным предпринимателем, владельцем двух магазинов и бывшим ОБХССником. Хотя, если быть точным, Шухрат не был коренным жителем данного селения, он был приезжим, эмигрантом из Таджикистана. И в то время, когда жизнь тасовала бывших граждан необъятного СССР как колоду карт, когда многие родные места для людей стали не просто неуютными, но даже горячими, Шухрат и оказался здесь, в России, на малой родине своей супруги. Наши отношения с ним переросли даже в некую задушевность. А однажды, когда ему подарили кальян, не знаю, по какому поводу, так Шухрат меня даже к себе позвал, чтобы помог ему разобраться с этим мудреным для Руси предметом. А Шухрат, хотя и прожил в Средней Азии почитай всю свою жизнь, тоже окромя сигарет, до сего дня ничего не курил. Но подарок есть подарок. Так я оказался у него в прихожке. Из коридора была видна часть комнаты с большим книжным шкафом, уставленным подписными изданиями. Раньше ведь многие подписывались на книги, это было не столько модно, сколько престижно. Однако увидеть у нашего вечно пьяненького Шухрата столь неплохую библиотечку я не ожидал. Пока я безуспешно пытался разглядеть от входной двери названия книг, хозяин принёс кальян. - Чё с ним делать то? Как собирать? Повертев в руках диковинку и сообразив, что к чему, помог своему хорошему знакомому собрать этот мудрёный конструктор. Но, остался неясным другой вопрос, что находится в прилагаемом мешочке. На табак это не походило. Я предположил, что смесь является добавкой – ароматизатором, которую следует понемногу добавлять в табак. Но я не буду утомлять читателя обсуждением темы, как курить кальян, сколько воды наливать, какой табак использовать. Честно говоря, мне это не интересно самому, ибо я не являюсь курильщиком. Меня всё же продолжал привлекать книжный шкаф и ради этого я постарался сменить надоевшую мне тему разговора. - Слушай, Шухрат, вот глядя на тебя, вечно пьяного, в замызганном бушлатике, никогда не подумаешь, что ты восемь лет отработал в ОБХСС. Шухрат, прежде чем ответить, некоторое время смотрел на меня немигающим взглядом профессионального мента. Вероятно, в нём проснулась некое подобие гордости за свою профессию и честь мундира. С другой стороны моя бестактность вероятно и польстила ему. Ведь профессиональный мент и должен быть неприметным, зачастую люди и не должны понимать, что перед ними представитель закона, страж порядка, доблестный оперативник. - Я капитан запаса, - с некой душевной теплотой и проскальзываемой наружу гордостью, внёс окончательную ясность уважаемый сторож объекта и теперешний предприниматель. Что у него основное, а что по совместительству, уточнять не берусь. - Ни в жизнь бы не подумал, - упорно продолжал я своё хамство. – Глядя на тебя, даже и не подумаешь, что ты, вообще, где то учился. - Ну, как же, я университет закончил. С нескрываемым интересом я уставился столь же немигающим взором на своего загадочного собеседника: - Иди ты! Какой факультет. Прежде чем ответить, Шухрат сделал небольшую паузу, может быть для эффекта. Не знаю. - Этот, как его, исторический. - Ну, ты даешь, искренне удивился я. Да глядя на тебя, вообще никогда не подумаешь, что ты читал когда-либо книги. - Как же, как же, конечно читал, - с достоинством ответствовал Шухрат. Я ожидал, что после столь гордого ответа он сделает жест в направлении своего переполненного книгами шкафа и бегло перечислит хотя бы несколько авторов, но Шухрат даже не вспомнил про свою библиотеку. Он даже не обернулся к своему драгоценному собранию книг. Нахмурив лоб, он чётко перечислял мне всех авторов, каких он прочитал. И я поразился его памяти. - Умар Хайям, Гур Угли, Алишер Навои. Я стоял перед этим пенсионером от милиции в явном смущении, с уважением поглядывая на своего собеседника. Честно говоря, кроме Омара Хойяма я ничего не читал из перечисленного списка, а про Гур Угли я даже и слыхом не слыхал. Но зато я знал, что Алишер Навои оставил огромное литературное наследие, где-то томов тридцать, тысячи и тысячи стихов. И я простил Шухрату ошибку в имени Хайяма. В конце концов, именно Умар является столь распространённым узбекским именем.
|