Я видела как они познакомились у помойки...
Она стояла и, держа в руках, рассматривала туфли из жестяного контейнера. Кто-то выбросил.
Пальцами пыталась отогнуть подошву у носка, чтобы понять крепкие ли шузы. На лице её сомнение играло в прятки с надеждой, уж больно хорошими казались туфли, не верилось что кто-то мог такие выбросить. Вот и искала подвох.
Выглядела она не очень.
Ну что значит - не очень? Как все бомжи женского рода.
Одета в какое-то хламьё без цвета и фасона, плащ не плащ ( для пальто коротко, для куртки длинно), из-за недостатка пуговиц завязанное по талии выцветшим поясом от какого-то то ли халата, то ли платья.
Волосы, лезущие из-под дырявого платка, всклочены. Патлы, а не волосы. То ли грязные, то ли седые, хотя и рано вроде бы для седины, если судить по всему её облику. Не тянула она на старуху. И на женщину в летах тоже не тянула. Скорее девка. Измордованная жизнью и алкоголем, но девка.
Цвет лица серый с фиолетовым отливом местами. Один глаз заплыл. А лицо простое, овальное, хоть и сильно потраченное образом жизни. Куча таких женщин - не красавица, не уродка, жить можно, когда бы не пила.
Ниже грязной юбки не чулки или колготки(не по такой жизни эти дамские вещицы), а ужасные заношенные спортивные штаны без роду и племени.
На ступнях - огромные, вздутые, бесформенные как разварившиеся вареники, кроссовки. Драные и сверху и снизу,подвязанные вокруг стопы какими-то лохмотящимися тряпками. Ясно. Будешь тут обувь разглядывать, ведь того и гляди с ног свалятся эти руины.
Вот так она и стояла, рассматривая обновку у помойки дома на "Зои и Шуры".
Народ в столице зажиточный, помойки богатые, есть что посмотреть и что для себя взять нищему человеку. Выбрасывают не раздумывая чуть уставшие, но абсолютно целые кастрюли, другую посудку всякую. Обменивают, улучшают свой быт. Выносят к помойке диваны, шкафчики-полки, тряпье одёжное. И тут же вокруг начинают виться или свихнувшиеся тётки, которые видеть не могут просто так лежащее на улице - вяжут тряпки в узлы и к себе тащат, где и так уже от собранного старья развернуться негде, то ли бомжи, для приодеться, подходят. Прямо на помойке и примеряют. Уходят довольные.
Бродяжка ещё не начала одеавть новую обувь, а из-за поворота с улицы во двор дома вошёл видный, знающий себе цену бомж. Ещё бы он её не знал - ведь у него был собственный транспорт, тележка из "Пятёрочки", магазина напротив этого дома, через трамвайные пути.
Богатый мужчина подвёл тачку к бакам и стал рассматривать соратницу по образу жизни. Пристально так, тщательно рассматривать.
Был он очень молодцеват, даром что бродяга. Высокий, сухой, но не тощий, и во взгляде что-то "мущинское" ещё осталось, да так осталось, что совсем стушевалась, серенькой птичкой затрепетала бедная бродяжка.
Тележку поставил, приткнув к мусорному контейнеру, и подошёл поближе. Девица от смущения прижала к груди новые башмаки, так ещё и не примерянные, а он подошёл совсем близко и протянув руку важно представился
- Эдуард.
Бродяжка чуть не подскользнулась в луже у помойки от такого шика. И я чуть с лавочки не упала, на которой сидела у подъезда и наблюдала всю эту картину.
Эдуард нагнулся над ушком серенькой прелестницы и начал в него что-то шептать.
И тут я увидела, как запечные Золушки превращаются в Принцесс...
К щекам побирушки прихлынула нежно розовая краска, она подняла сияющие зелёные глаза на этого Эдуарда и такое милое кокетство вдруг проснулось в ней - и головку чуть вбок, и глазками хлоп-хлоп, всё как по писанному.А роскошный бомж Эдуард уже держал её за талию . Долго они не разговаривали. Натиск был быстрым и беспроигрышным.
Пара удалялась со двора вдвоём. Золушка судорожно прижимала к груди башмачки, а принц одной рукой вёз тележку из "Пятёрочки" с каким-то барахлишком, а другой прижимал к себе обретённую принцессу.
Долго они шли вдоль длинного дома под старыми высокими липами и тополями, она маленькая, чисто девчонка, он высокий, поджарый, а я всё смотрела на них и думала
- И чего людям не живётся? Ну вот ведь и у помойки, и у мусорных баков можно судьбу устроить. И дай им бог...
И дальше подумала - а что им делать-то в этой Москве? Может они поженятся, да и рванут с тележкой к нам в Геленджик. У нас же море. И всегда тепло!
|