14. «В ЭТОМ ДОМЕ»...
Нет, не зря, видно, мысль о холсте. Запустенье уловлено издали. Что тут ждать, кроме свалки в овраге, сельхозтехники и гесеэмов?
Между древних кирпичных сараев дом обычный, хотя двухэтажный. Но обитель поэта! Доска: «В этом доме...» с фасадом над Тускарью.
Как полагается: «певец русской природы»... Чайковский, Лев Толстой, его здесь навещавшие. Двенадцать лет над Тускарью. «Вечерние огни», чьи строки для меня волшебно оживали.
Внутрь не войти. Всё закрыто. Но принесут ключи и сходят за училкой, если она не в городе. Каникулы, тут, в самом деле, школа, кроме училки, некого расспрашивать.
Громадные кирпичные сараи. Два рядом. Третий стоит к ним под прямым углом и замыкает двор со стороны дороги. Там есть ещё заборчик и калитка.
Зачем я про сараи? А потому, что цель наших блужданий, в общем-то, достигнута. И как всегда с усадьбами (я видел их штук десять), не знаешь, для чего к ним приобщаться.
Но эта так затеряна, что и найти непросто. И я, чтоб не пропало путешествие, продолжу про сараи, пока несут ключи. Заполню холст хоть чем-нибудь, чтоб что-нибудь осталось.
Приземисты сараи. Широкие и длинные. И входы по торцам на высоте стены. Над ними арки, тоже достаточно широкие. Два ската крыш под шифером, которые мы видели с бугра.
Да, скаты крыш, углы – вот что с бугра колючего. Жилой дом между ними, тоже с какой-то аркой, пробитой, вероятно, поздней самой постройки и почему-то между этажами.
Кирпичные чудовища, скорей всего, конюшни. И зданье школы кажется моложе. Мазепа. Кочубей. Всё крепостное, как дом степной, где пела женщина, измазанная глиной.
Вот и ключи. От школы, разумеется. Всё переделано, а как, никто не знает. Сейчас всё симметрично. И маленькие классы по обе стороны продольных коридоров.
Да, классы, школа. Парты довоенные. Конечно, это трогает, но мы ведь не за этим. Ну, школа, парты. Как-то неудобно – учительницу оторвали от хозяйства.
И всё же, есть класс мемориальный. Портрет и стенгазета, где что-то про усадьбу. Портрет сделал учитель рисования, Фет совершенно непохожий.
«Здесь жил и работал русский поэт А. А. Фет»... Всё же работал, а не только жил. Стихи. И комната, конечно, угловая. Второй этаж, из окон вид на Тускарь.
Наверно, кабинет – «К окну приникнув головою...» Я горожанин, мне это, наверно, по-другому. Но я всегда о том, что видно из окна.
Да, розовая комната. Лимончик, морозные узоры, «пролётка за шесть гривен», булыжник мостовой, весенние ручьи?
Здесь ничего такого, зато изгибы Тускари, что и сейчас в лугах, отмеченные ивами.
Рамы окон, скорее, тоже довоенные. И сердце вдруг сжимается реакцией на время. А вдруг и ТЕ ЖЕ, к которым головою? Фантазия? Но сделаны совсем особенно, и форточки (фрамуги), что вверх тут открываются? Застывшие белила, кракелюры. Могло, могло всё так и сохраниться! Приникни головою к кракелюрам...
Но, повторяю, как-то неудобно. Да и внутри рассматривать уже как будто нечего. И школу запирают, и нам разрешено ходить везде свободно.
А сад? Был там, за домом. Тянется по террасе. Теперь это бугры, заросшие лещиной. Ни гротов, ни беседок. А может, здесь вообще их просто не было. Усадьба не типична.
Лишь пара диких яблонь, кислятина ужасная. Крапива и репьи. И непролазность терний. Был где-то родничок с целебною водою. И поэтичный пруд – лишь лужа захламлённая.
Стихи – по памяти. Потом перечитаю, Конечно, буду сравнивать, расстроюсь. «Вечерние огни» – в лугах блужданья Тускари, кракелюры застывших белил...
Обратная дорога по лугам, так до Будановки с десяток километров. Старушки консультируют: по складням, на Сухоребрик. То – деревня. Была и речка, впадавшая когда-то в Тускарь.
Там был шлях. До станции. Как раз успеем к поезду.
Шлях будет! Мальвы и домики замшелые. С степи действительно дорога напрямую. Берёзы, тополя, цветущие обочины. Закатный шлях, подарок горожанину.
|