Глава ССCXLIII




Гитлер принял Гудериана 20 декабря в «Вольфшанце» в маленькой тускло освещённой комнате. Присутствовали Кейтель, полковник Шмундт и несколько штабных офицеров. Беседа началась в шесть часов вечера и продолжалась до полуночи с двумя получасовыми перерывами – на ужин и на просмотр еженедельной кинохроники. Уже во время приветственного рукопожатия Гудериан прочёл в выражении лица фюрера отчуждённость и враждебность. Скупое освещение лишь усиливало неприятный эффект. Гудериан начал доклад об оперативной обстановке с сообщения о состоявшемся накануне посещении корпусных штабов 2-й танковой армии. Все три генерала, командиры 24-го, 47-го и 53-го корпусов (43-й армейский корпус, отрезанный от главных сил войсками 49-й и 50-й армий противника, уже был возвращён в подчинение 4-й полевой армии), сходились во мнении, что их собственных наличных сил недостаточно для удержания прочной обороны восточнее Оки. Гудериан поставил всем троим задачу обеспечить боеспособность войск до подхода подкреплений, которые были обещаны вышестоящим командованием. Генералы отвечали, что выполнение этого приказа не стоило бы им больших усилий, обладай мобильные войска прежней маневренностью. Однако гололедица, последовавшая за недавней оттепелью, чрезвычайно затрудняла любые передвижения. «Русские хорошо подготовлены к зиме и хорошо снаряжены, а у нас ничего нет», - говорили командующие корпусами. Рассчитывать на помощь 2-й полевой армии, упирающейся левым флангом и тылом в правый фланг и тыл 2-й танковой армии, не приходилось: армейская разведка докладывала о подготовке противником наступления в направлении Верховье, Новосиль.
Гитлер внимательно слушал и не перебивал докладчика, пока Гудериан не заговорил о начатом войсками обеих армий поэтапном отходе на рубеж рек Ока и Зуша.
- Нет, это я запрещаю! – воскликнул Гитлер. Он был в ярости.
Гудериан спокойным тоном продолжил доклад. Сославшись на устное разрешение на поэтапное отступление, полученное им 14 декабря от фелдмаршала фон Бока на совещании в Рославле, он сослался также на обстоятельства неодолимой силы, делающие план такого отступления единственно возможным в создавшейся оперативной обстановке. Главным из них было отсутствие каких-либо пригодных для ведения обороны позиций восточнее упомянутого рубежа. Если командование считает необходимым сохранить войска и провести зиму в обороне, то любое другое решение исключено, – твёрдо настаивал на своём Гудериан.
- Я приказываю прекратить отступление, зарыться в землю и до конца защищать каждый метр территории!
- Зарыться в землю невозможно. Грунт промёрз на глубину от одного до полутора метров.
- В таком случае вы должны использовать тяжёлые гаубицы, как мы делали на Западном фронте во Фландрии в Первую мировую войну, оборудуя воронки в качестве оборонительных позиций.
- Во Фландрии каждая наша дивизия удерживала фронт протяжённостью от четырёх до шести километров и располагала при этом двумя-тремя дивизионами тяжёлых полевых гаубиц и достаточно большим комплектом боеприпасов к ним. Мои дивизии удерживают фронт от двадцати до сорока километров, и каждая имеет не более четырёх тяжёлых гаубиц с полусотней снарядов на орудие. Если я даже потрачу их все на рытьё окопов, то оборудую по 50 мелких воронок размером с таз для умывания, вокруг которых образуются чёрные пятна на снегу, прекрасно видимые с воздуха. Но это ни в коем случае не составит оборонительной позиции, на которой можно остановить наступающего противника. Снаряды тяжёлых гаубиц – это всё, чем я сейчас могу отражать танковые атаки русских, и тратить их попусту значит оставить войска беззащитными. Кроме того, я не смогу организовать телефонную связь между отдельными узлами обороны, даже если смогу оборудовать по 50 таких узлов на дивизию. Мои связисты не в состоянии вбить в землю шесты для прокладки телефонных линий. Зимний мороз в России – это не зима во Фландрии.
- Не можете закопаться в землю, - закопайтесь в снег. Да, Россия – не Фландрия, во Фландрии не было снежного покрова такой глубины.
- В таком случае мы будем нести чрезвычайно большие потери в продолжение всей зимы, как это было в Первую мировую войну, когда мы пытались оборонять невыгодные позиции. Мы потеряем всю нашу технику, если будем использовать её в чистом поле в качестве долговременных огневых точек. К весне мы растеряем лучшую часть нашего офицерского и унтер-офицерского корпуса, а также почти весь обстрелянный личный состав. Это будут невосполнимые и неоправданные потери.
- Вы полагаете, что гренадёры Фридриха Великого умирали с большой охотой? Они тоже хотели жить, тем не менее король имел право требовать от каждого немецкого солдата его жизни. Я также считаю себя вправе требовать от каждого немецкого солдата, чтобы он жертвовал своей жизнью.
- Каждый немецкий солдат знает, что во время войны нужно жертвовать жизнью для своей родины, и мои солдаты на практике доказали, что они готовы к этому. Но полководец обязан требовать от них этого лишь тогда, когда это оправдано требованиями обстановки, если он не хочет, чтобы его армия была разбита без всякой пользы. Между тем на предлагаемом мною рубеже рек Ока и Зуша войска найдут оставшиеся от осенних боёв оборудованные позиции, в которых можно будет провести зиму. Я обращаю ваше внимание на то, что большую часть наших потерь мы несём не от противника, а от холода. Потери от обморожения вдвое превышают наши боевые потери. Тот, кто сам побывал в госпитале, где лежат обмороженные, прекрасно знает, что это означает.
- Мне известно, что вы болеете за свои войска и честно исполняете свой долг командующего. Я признаю это достоинство за вами. Но вы слишком жалеете своих солдат. Вы переживаете их страдания как свои собственные. Это прекрасно. В результате войска вам верят и выигрывают сражения под вашим руководством. Но войны так не выигрываются. Вы должны быть подальше от передовой. Поверьте моему слову, издали лучше видно.
- Войска утрачивают доверие к командованию, заставляющему пехоту сражаться на морозе в хлопчатобумажных брюках. Сапог, белья, рукавиц и подшлемников в войсках или нет совсем, или они есть в ничтожном количестве.
- Это неправда. Генерал-квартирмейстер давно доложил мне, что зимнее обмундирование отправлено.
- Это так, но до войск оно не дошло. Я сам проследил его путь. Эшелоны с тёплой одеждой стоят в Варшаве уже несколько недель из-за отсутствия паровозов и из-за образовавшихся на железной дороге непроходимых пробок. Наши требования позаботиться о зимнем обмундировании были решительно отклонены командованием в октябре и ноябре, а теперь уже слишком поздно что-либо исправить.
Гитлер потребовал вызвать обер-квартирмейстера и задал ему несколько неприятных вопросов. Обер-квартирмейстер подтвердил: эшелоны с тёплой одеждой для 2-й танковой армии, собранной в ходе начатой в октябре кампании по сбору тёплых вещей для Восточного фронта, стоят в Варшаве на запасном пути.
Гитлер в энергичных выражениях высказал генерал-квартирмейстеру, что он думает о нём лично и о работе Главного штаба в целом, после чего продолжил беседу с Гудерианом уже в более спокойном тоне. Они перешли к подробному разбору боевого состава войск армии и организации их продовольственного снабжения. Отдельно остановились на проблеме транспорта. Ввиду выхода из строя значительной части грузовиков в период осенней распутицы и отсутствия новых грузовиков в пополнении войска вынужденны были использовать для организации снабжения продовольствием и боеприпасами местный транспорт, то есть крестьянские телеги и сани, имеющие весьма ограниченную вместимость. Каждые сани или телегу должен был кто-то сопровождать. Этим обстоятельством и объяснялась кажущаяся Гитлеру чрезмерной численность личного состава тыловых частей, и резко сократить их численность для организации пополнения боевых частей означало бы паралич снабжения войск боеприпасами и продовольствием.
Во время просмотра кинохроники Гитлер обратил внимание Гудериана на репортаж с берлинской выставки, отражающей мероприятия Главного командования сухопутных сил по материальному обеспечению войск в условиях зимы. Фельдмаршал фон Браухич лично знакомил с нею фюрера, подолгу останавливаясь и подробно рассказывая о всех представленных экспонатах.