Глава ССCXXXV


Утром 6 августа долину окутал туман. После восхода солнца прошло два часа, прежде чем нижняя кромка тумана поднялась до 50 метров и лейтенант Зимин отважился послать на разведку пилота. Ждать было нельзя: времени на выход штурмовой группы к цели оставалось в обрез. Но и поднимать группу было по-прежнему нельзя, не имея информации о метеоусловиях в извилистой долине, через которую приходилось следовать каждому взлетающему со сжатой между сопками взлётной полосы экипажу. Особенно опасным было место в шести километрах за концом взлётной полосы: там нужно было круто поворачивать влево, чтобы не врезаться в сопку. Посылая пилота на разведку, Зимин сильно рисковал его жизнью: ни свернуть в сторону, ни тем более вернуться, не долетев до залива Японского моря, пилот не мог, а в тумане вписаться в опасный поворот было практически невозможно. К счастью, всё обошлось. Вскоре разведчик возвратился и сообщил, что нижняя кромка тумана в долине приподнялась до высоты 60 метров, что над морем тумана нет, облачность рваная, плотностью 5-7 баллов, нижняя граница облаков – 400 метров, верхняя – около трёх километров.
- В целом метеоусловия сложные, но лететь можно.
Самолёты с бомбовым грузом на борту были готовы к вылету. Зимин собрал командиров звеньев и уточнил им боевую задачу.
- Взлёт звеньями в плотном строю. Сбор группы за облаками над заливом на высоте 3500 метров. Цель штурмовки – сопка Заозёрная. Предельное допустимое время бомбометания – 9 часов утра. В случае опоздания к указанному времени сбросить бомбы в залив и вернуться на аэродром для получения нового задания.
Первым взлетел Зимин. Управлять истребителем с бомбами под крыльями было непросто: отяжелевшая машина сильно теряла в маневренности. Ведомые следовали за ним в плотном строю. Вписавшись в разворот, выскочив из-под шапки тумана и набрав над Японским морем высоту, звено через окна в рваной облачности поднялось над облаками, после чего Зимин сбросил скорость, давая время остальным звеньям присоединиться к группе. К счастью, японские истребители не контролировали воздушное пространство над заливом, хотя могли это сделать, и тогда группа отяжелевших истребителей Зимина стала бы их добычей. У Зимина не было времени долго удивляться отсутствию в воздухе противника: к сопке Заозёрная он мог теперь подлететь на пределе отведённого ему приказом Рычагова времени. Лейтенант вовсе не был уверен, что ему вообще удастся отыскать сопку под облаками. Стрелки часов стремительно приближались к девяти утра. Зимин перестроил группу в колонну. Порядок штурмовки был не раз отработан на тренировках: звено за звеном должны были пикировать на цель, в пикировании сбросить бомбы, набрать высоту и прикрыть сверху звенья, не успевшие отбомбиться, от вероятной атаки японских истребителей. Когда облака расступились и внизу показалась сопка Заозёрная, часы Зимина показывали ровно 9 часов. Бомбить цель было поздно. Зимин стал разворачивать группу по большой дуге, чтобы не потерять скорость. Японские зенитчики открыли с земли плотный огонь. Несколько самолётов получили лёгкие повреждения, но удержались в строю. Обратный полёт прошёл без происшествий. Несколько раз в отдалении показывались отдельные звенья японских истребителей, но они явно избегали боя, ограничиваясь разведкой. Сбросив бомбы в Японское море, Зимин посадил группу на аэродром и пошёл в штаб докладывать о невыполненном боевом задании. На душе у лейтенанта было тяжело. Комдив Рычагов ни словом не упрекнул Зимина и поставил ему новую задачу: в составе звена немедленно вылететь для проверки разведданных о выдвижении к району начавшегося наземного боя маршевых колонн японских танков численностью до трёх дивизий. Зимин вылетел на разведку в паре с лейтенантом Гольцевым. Облака над районом боёв рассеялись. Трёх японских танковых дивизий пилоты не обнаружили, насчитав лишь две маршевые колонны численностью до батальона и одну более крупную численностью около полка. И снова Зимин был удивлён тем, что танковые колонны не прикрыты с воздуха японскими истребителями. Вернувшись и доложив в штаб о результатах разведки, Зимин получил новую задачу: разведать обстановку на ближайшем японском аэродроме Тумынзы. Аэродром представлял собой лётное поле, разделённое посредине большим оврагом (выбирать идеальное место для аэродрома среди высоких сопок не приходилось). С каждой стороны оврага имелись взлётная полоса и пять ангаров, тщательно замаскированных под жилые дома, с дверями, окнами и печной трубой. Только с бреющего полёта обнаруживался обман. Рядом с аэродромом располагался крупный населённый пункт. Множество одноэтажных глинобитных хижин ютилось вокруг большой двухэтажной виллы с верандами и красивой отделкой. От окружающей нищеты виллу ограждал высокий каменный забор. Очевидно, здесь была резиденция японского чиновника. Пролетев на бреющем полёте над аэродромом, Зимин убедился, что лётное поле пусто, вокруг – ни души, всё как будто вымерло. На всякий случай пилот сделал второй заход и выпустил по одному из ангаров длинную пулемётную очередь. Никаких последствий эта провокация не возымела. С тем и вернулся лейтенант на свой аэродром. Комдив не удовлетворился доложенным ему результатом разведки и приказал Зимину лететь вторично и поджечь ангар зажигательными бомбами. Через полчаса Зимин спикировал на один из ангаров и сбросил бомбы. Как только вспыхнул пожар, из ангара стали выбегать люди в комбинезонах, местность вокруг немедленно ожила, по звену Зимина был открыт плотный огонь из зениток. Таким образом, аэродром всё-таки действовал. В течение дня Зимин с Гольцевым совершили 32 боевых вылета, пилоты других звеньев – по 15-20. Японские истребители в воздушные бои не ввязывались. Впоследствии Зимин не раз думал об этом удивительном обстоятельстве и в конце концов нашёл правдоподобное объяснение. Японское правительство не хотело перерастания пограничного конфликта из-за двух сопок в полномасштабную войну и, исходя из этого, проинструктировало соответствующим образом ВВС, сознательно ограничив сферу их использования.
После того как две спорные сопки были у японцев отбиты и бои в районе озера Хасан прекратились, эскадрилья Зимина продолжила дежурство на приграничном аэродроме до октября, после чего перебазировалась на тыловой аэродром. Лейтенант Зимин получил продолжительный отпуск и путёвку в Пятигорск. Уже находясь на курорте, он прочёл в газете, что награждён орденом Ленина.
Спустя несколько недель орден вручил Зимину Калинин в присутствии комкора Штерна и комдива Рычагова, также прибывших в Москву за наградами. В свой полк Зимин вернулся уже в звании старшего лейтенанта и принял командование эскадрильей. Помимо исполнения прямых должностных обязанностей ему пришлось по поручению Рычагова работать в экзаменационной комиссии на ежегодных учебных сборах командного лётного состава. По действовавшим в то время правилам лётчики, занимающие должности от командира отряда и выше, ежегодно сдавали на учебных сборах экзамены по тактике воздушного боя, по теории стрельбы и бомбометания, по штурманскому делу, по материальной части самолёта и по аэродинамике. Последний экзамен был самым сложным и для многих становился камнем преткновения, поскольку требовал специальной математической подготовки, которой обладали далеко не все командиры старших возрастов. А если учесть, что в зачёт шёл только экзамен, сданный на отлично, а всякая другая отметка предполагала неограниченное число переэкзаменовок после курса дополнительных занятий, для многих аэродинамика превращалась в наказание в течение всего года. Что касается Зимина, то ещё в лётной школе в Ленинграде именно аэродинамика была его любимым предметом. Это и стало причиной включения молодого лейтенанта в состав экзаменационной комиссии. Не раз и не два оказывался лейтенант в щекотливом положении, сидя напротив старшего по званию офицера, краснеющего и бледнеющего, словно школьник, не выучивший урока. Вскоре новоиспечённый экзаменатор набил руку и с невозмутимым видом отправлял майоров и капитанов на переэкзаменовку. Однако, увидев перед собой своего комбрига, явно плавающего и не тянущего даже на тройку, Зимин смутился. Его визави, напротив, был предельно развязен.
- Послушай, Зимин, ты же знаешь, что мне никогда не сдать аэродинамику даже на тройку. Тебе же придётся весь год со мной дополнительно заниматься. Тебе это надо? Так что ставь отлично и разойдёмся красиво.
Зимин так и сделал, но о случившемся доложил Рычагову.
- Правильно поступил, - одобрил его действия Рычагов. Командир бригады принадлежал к старшему поколению лётчиков, математики не знал и знать не хотел, и дополнительные занятия обернулись бы лишь бесполезной потерей времени.
Прошло немного времени, и старший лейтенант Зимин уже в качестве командира авиаотряда сам отправился сдавать экзамены. Учёба командиров, впрочем, не ограничивалась сборами. Учебные стрельбы проводились постоянно, и здесь тоже в зачёт шёл только отличный результат. Из шестидесяти патронов (по тридцать в каждом из двух пулемётов) для отличной оценки нужно было поразить мишень, которую тянул за собой на длинном тросе другой пилот, минимум восемью пулями. Между пилотами и эскадрильями полка велось соревнование по числу пуль, превышающих отличный минимум. Победителем в индивидуальном зачёте почти всегда оказывался считавшийся в полку феноменом старший лейтенант Бочаров. Ему доставались все призы, выставляемые командованием: часы, патефон, велосипед и даже мотоцикл. Много раз начальство подступало к Бочарову с расспросами, пытаясь выведать, как тому удаётся добиваться таких результатов. Но Бочаров своих секретов не выдавал. Мечтательно подняв очи горе, он начинал витиевато распространяться о некой «интуиции», помогающей ему в зависимости от настроения нажимать на гашетку то на три тысячных сильнее, то на пять тысячных слабее. Наконец слушатель понимал, что над ним издеваются, и, плюнув, отходил прочь, не солоно хлебавши. Так продолжалось до тех пор, пока однажды Зимин во время учебных стрельб не перевёл свой самолёт в плавное скольжение и, выпустив из рук руль, не бросил взгляд в перекрестье прицела, в котором неподвижно зависла мишень. Секунда пролетала за секундой, а мишень никуда не двигалась, словно прилипла к перекрестью. Нажав гашетку, Зимин всадил в мишень 32 пули из 60. Так был разоблачён секрет полкового «феномена». На следующих стрельбах авиаотряд Зимина взял один за другим все выставленные призы.
- Послушайте, Зимин, имейте же совесть и оставьте хотя бы последний приз другим частям! – возмутился командовавший стрельбыми полковник. Зимин просьбе не внял и взял последний приз. Только после этого он поделился секретом с командиром бригады. Вскоре все пилоты бригады стали «феноменами», а старший лейтенант Бочаров и его «интуиция» стали предметом частушек на очередном смотре самодеятельности. Тот не сердился и только посмеивался.
Через год Бочаров был уже майором и командовал полком, а капитан Зимин был его заместителем. Аэродром, на котором дислоцировался их полк, был зажат с востока и запада сопками, покрытыми глухой тайгой, из которой по ночам выходили медведи. Ни разу часовому не удавалось засечь «диверсантов», но утром на лётном поле, влажном от тумана, находили отчётливые медвежьи следы.
27-летний капитан Зимин затосковал среди таёжных медведей и стал проситься у Рычагова в Москву, в академию имени Жуковского. Рычагов долго отказывал.
- Зачем тебе учиться? Ты и так всё знаешь. И карьера твоя обеспечена. Вот она, твоя академия, – тыкал Рычагов в орден на груди у Зимина. Но просьбы капитана становились всё более настойчивыми, и Рычагов уступил.
Сдав экзамены и пройдя по конкурсу, Зимин стал слушателем командного факультета Военно-воздушной академии. В том же 1940 году факультет перевели в Монино под Москвой. Закончив первый курс в числе других опытных лётчиков, воевавших в Испании, в Китае, на Халхин-Голе и в Финляндии, Зимин отправился на летнюю практику в Севастополь, на Черноморский флот. Здесь курсантам предстояло совместить летний отдых с изучением боевой техники и тактики флота, с устройством его главной базы, с организацией системы ПВО, со многими другими сторонами жизни моряков, включая спасательную службу и водолазное дело. Зимин побывал на крейсере «Червона Украина», на эсминце, на подводной лодке. Он облачился в водолазный костюм и опустился на морское дно. Увиденное под водой произвело на лётчика глубокое впечатление.
В воскресенье 22 июня слушателям академии, проходящим в Севастополе летнюю практику, предстояло отправиться на автобусную экскурсию по живописному южному побережью Крыма. Накануне вечером капитан Зимин и майор Никишин допоздна засиделись у знакомых моряков. Когда лётчики, простившись с гостеприимными хозяевами, вышли на свежий воздух, над городом и морем стояла глухая ночь, и лишь по хорошо знакомым пилотам созвездиям, до половины погружённым на горизонте во мрак, можно было определить, где кончается небо и начинается Чёрное море.









.