Глава XXXI.

На рассвете 6 июля началось контрнаступление Тимошенко. Под прикрытием артиллерийского огня и фронтовой авиации в районе Жлобина на западный берег Днепра переправился и завязал бои с аванпостами 10-й мотодивизии Гудериана авангард 21-й армии. Около 10 часов утра в двухстах километрах севернее из района Высокое на запад, в направлении Сенно, Лепель двинулись танки и мотопехота 5-го мехкорпуса генерал-майора Алексеенко. Справа от него, из района Рудни, в том же направлении пошли вперёд танки 7-го мехкорпуса генерал-майора Виноградова. Всего в составе двух мехкорпусов в наступление перешли около 1700 танков, и хотя танков Т-34 в их числе было не так много, как в мехкорпусах приграничных округов, хотя танки КВ отстали из-за крайне невысокой маршевой скорости, а 60 истребителей авиации Западного фронта не могли эффективно прикрыть с воздуха одновременно переправу у Жлобина и наступление танковых колонн, всё же это были весьма значительные силы, техника была исправна, а личный состав был на хорошем счету в Красной Армии: в 7-м мехкорпусе служил сын Сталина Яков Джугашвили. К исходу дня танки преодолели значительное расстояние и вышли в районы севернее и южнее Сенно, создав серьёзную угрозу коммуникациям танковой группы Гота. «Оперативные резервы у русских? Не может быть», - такой была первая реакция Гальдера на донесения из штаба Гота. Однако советские танки в районе Сенно не были призраками, их было много и с ними нужно было что-то делать. Хрупкая и негибкая сталь танков 38(t), составлявших костяк танковых корпусов Гота, делала эти машины лёгкой добычей советских танков Т-28, Т-34 и КВ-1. Готу пришлось запросить помощь у Гудериана. Гудериан немедленно откликнулся на призыв: он развернул фронтом на север и двинул наперерез, в сторону Сенно, 17-ю и часть сил 18-й танковой дивизий. Готу пришлось спешно сосредоточить в районе Сенно второй эшелон своей танковой группы, подтянув из-под Минска 14-ю мотодивизию (энергичные протесты фон Клюге на сей раз были оставлены без внимания), а командованию группы армий «Центр» пришлось бросить на советские танки всю бомбардировочную авиацию, позволив тем самым противнику почти беспрепятственно переправить через Днепр в районе Жлобина несколько стрелковых дивизий и кавалерийских полков. Пользуясь отсутствием сплошного фронта, советская кавалерия немедленно устремилась в глубокий рейд по тылам Гудериана. Вскоре кавалерийские разъезды вышли к окраинам Бобруйска: пехота фон Клюге ещё не подошла. На правом фланге 21-й армии, в районе Рогачёва, пехота Тимошенко после трехминутной артподготовки атаковала позиции немцев. Стрелковые цепи волна за волной поднимались и шли в атаку с криком «ура», десятками следуя друг за другом с небольшими интервалами, не обращая внимания на потери. Большое Смоленское сражение началось.
Генерал Ерёменко прибыл в штаб 22-й армии генерал-майора Ершакова, расположенный в лесу под Невелем, поздно вечером. Последние сообщения с передовой свидетельствовали о том, что разведотряды передовых частей группы Гота, двигаясь на северо-восток со стороны Лепеля, ещё 4 июля вступили в боестолкновения с аванпостами армии одновременно в трёх местах: северо-западнее Полоцка, в районе Полоцка и в районе Уллы. На всех трёх участках давление противника постепенно усиливалось, и накануне советские аванпосты с боями отошли к главным силам армии, занимавшим оборону в полосе старых укрепрайонов на фронте от Себежа на правом фланге до Витебска на левом. Здесь дальнейшее продвижение танковых колонн Гота на северо-восток затормозилось на несколько дней, натолкнувшись на несколько линий дотов. К тому же русские уже не повторяли ошибок первых дней войны и, отступая, аккуратно взрывали за собой все мосты. Однако бронированный кулак Гота, глубоко эшелонированный в глубину, быстро усиливался, подтягивая к передовой артиллерию. Между тем возможности манёвра артиллерией у командования 22-й армии были минимальны. Армия, сформированная на Урале, ещё далеко не завершила сосредоточения в новом районе, значительная часть войск и техники ещё шла в эшелонах с востока, а многие части были уже обескровлены в боях первых дней июля на западном берегу Двины. В 126-й стрелковой дивизии, державшей оборону между Полоцком и Уллой, к 7 июля осталось всего 2355 человек. 698 орудий, которыми располагала армия, не могли обеспечить надежного артиллерийского прикрытия всего двухсоткилометрового фронта, о создании эшелонированной обороны приходилось только мечтать. В распоряжении армии имелось около ста танков, в том числе пятнадцать Т-34. Этих сил было недостаточно, чтобы предотвратить оперативный прорыв бронированного кулака из пятисот танков 38(t), оставшихся к исходу второй недели войны в группе Гота, сократившейся за это время наполовину: обе стороны не щадили в эти две недели ни людей, ни техники. Но если потери Вермахта составили за это время немногим более ста тысяч человек (из них половина – больными от переутомления и истощения), то в Красной Армии счёт потерь перевалил уже за миллион. Советское командование, оценивая обстановку на фронте 22-й армии, возлагало свои надежды на естественную водную преграду Западной Двины и на контрудар Тимошенко, которым тот свяжет главные силы Гота и даст тем самым время подойти в район Витебска эшелонам с ещё одной армией - 19-й армией Конева, экстренно отозванной Жуковым из резерва Юго-Западного фронта.
7 июля в штабе 22-й армии воцарилась подозрительная тишина: телефоны молчали, связи с передовой не было, отправленные в штабы дивизий офицеры не возвращались: до передовой было слишком далеко. Уже поздно вечером странная телеграмма пришла из 126-й дивизии: один из её стрелковых полков подвергся налёту двухсот немецких бомбардировщиков, понёс большие потери и отступает в полном беспорядке. До сих пор противник не практиковал ночных воздушных налётов, да ещё таким количеством бомбардировщиков. Ерёменко сообщению не поверил, решил разобраться во всём на месте и выехал в сторону передовой.
В штабе 62-го стрелкового корпуса, куда он заехал на полпути, никто ничего не знал: связи с дивизией не было, до передовой оставалось ещё 50 километров. Взяв с собой командира корпуса, Ерёменко поехал дальше. Спустя полчаса они были на КП 126-й дивизии. Как и предполагал Ерёменко, сообщение о бомбёжке не подтвердилось: полк в панике оставил позиции после ураганного артналёта противника, комдив только что лично руководил контратакой и отбросил отряд немецких бронемашин и мотоциклистов, вышедший к расположению штаба дивизии. Бой ещё продолжался, несколько артиллерийских батарей, развёрнутых вблизи от штаба, вели интенсивный огонь. Комдив собрал ушедший с передовой стрелковый полк, сменил в нём командира и вернул полк на позиции. Удовлетворённый увиденным, Ерёменко пожелал комдиву успеха, подбодрил как мог рассказом о контрударе Тимошенко, пообещал прислать подкрепления и отбыл с передовой. Спустя полчаса он снова был в штабе 62-го стрелкового корпуса. Здесь его ждало несколько донесений, из которых уже можно было в общих чертах составить картину того, что происходило на Западном фронте накануне и в течение этого дня.
Контрудар Тимошенко не остановил наступления авангарда танковой группы Гота. Оно возобновилось на рассвете 7 июля практически по всему фронту, начавшись с массированной артподготовки. Ещё накануне штурмовым отрядам немецких танковых дивизий удалось с боем форсировать Западную Двину и захватить несколько небольших плацдармов на восточном берегу северо-западнее Полоцка. В течение дня 7 июля эти плацдармы существенно расширились.
На центральном участке Западного фронта мотодивизия Крейзера отступила к Орше. Зато в районе Сенно ожесточённое танковое сражение было в разгаре.
Сообщение о контрударе двух свежих мехкорпусов противника, пришедшее из группы Гота, стало для Гальдера неприятной неожиданностью. Ещё раньше, в первых числах июля, Гальдер получил донесения радиоразведки о появлении у противника новых корпусных и армейских штабов в Орше, Смоленске и Могилёве. Становилось ясно, что Советский Союз спешно организует рубеж обороны по Днепру и Западной Двине и что его резервы ещё не исчерпаны. Между тем ударная мощь танковых клиньев группы «Центр» за две недели стремительного наступления сократилась вдвое: в танковой группе Гота 4 июля на ходу оставалось не более 50% машин, у Гудериана дела обстояли не лучше. Потери военного автопарка в тяжелых грузовиках на Восточном фронте достигли за две недели боёв 25% (в группе «Центр» к середине июля – 33%). Правда, значительная часть потерь приходилась на мелкие поломки и могла быть восполнена в относительно короткий срок после организации баз ремонта и снабжения в районах ближнего тыла. Наступательный боевой дух Вермахта был, однако, высок как никогда: об этом свидетельствовали донесения офицеров Главного штаба, возвращавшихся с передовой. Жаловались лишь на отчаянное упорство русских, не считающихся с потерями, на большой перерасход горючего и порчу техники на плохих дорогах, а также на «сильное изнурение конского состава» в пехотных дивизиях, передавших свои автопарки в состав мотодивизий и сменивших грузовики на гужевой транспорт незадолго до начала кампании.
Наступление двух советских мехкорпусов в районе Сенно было остановлено артиллерией и танками Гота и пикирующими бомбардировщиками Люфтваффе уже вечером 6 июля. Почти все советские танки Т-26, принимавшие участие в атаках первого дня, были выведены из строя или уничтожены огнём немецкой противотанковой и зенитной артиллерии. Однако 7 июля к полю боя подошли 52-тонные танки КВ и начали утюжить позиции немецких противотанковых орудий, уничтожая расчёт за расчётом. Немецкие танки приближаться к тяжёлым русским монстрам на расстояние выстрела не рисковали, и немецкая пехота, оказавшись с ними лицом к лицу, выходила из положения как могла. Прежде всего нужно было подобраться к танку достаточно близко. Это было непростой задачей, особенно если принять во внимание, что помимо танкистов, отстреливающихся из пулемётов, и русских автоматчиков, нередко сопровождавших танки, прицельный огонь с дальних дистанций вели русские снайперы. Рассчитывать на успех можно было лишь в условиях сильного задымления, для чего использовались дымовые шашки и дымовые артиллерийские боеприпасы. Когда нападающие оказывались наконец в непосредственной близости от танка в «мёртвой зоне» танковых пулемётов, в ход шли связки гранат. Использование таких «взрывпакетов» не предусматривалось боевыми уставами Вермахта и было чревато опасными последствиями скорее для того, кто их бросал, чем для танка КВ, но делать было нечего: при удачном попадании такой связки в основание башни КВ её заклинивало. Наконец, когда башню заклинивало, оставалось сделать последнее и самое трудное: запрыгнуть на броню, бросить гранату в дуло тяжёлой гаубицы, спрыгнуть обратно и успеть кубарем откатиться от танка достаточно далеко: если от взрыва гранаты в казённике детонировал снаряд, башню срывало и отбрасывало от танка на 4-5 метров, а радиус поражения от взрыва составлял 7-8 метров. Разумеется, проделать всё это и уцелеть удавалось немногим смельчакам. Чаще всего тяжёлые танки русских сами выходили из строя из-за поломок или застревали в труднопроходимой местности. Другие становились жертвами пикирующих бомбардировщиков и заградительного огня тяжёлой полевой артиллерии. Утром 8 июля в бой под Сенно вступили подошедшие с юга танковые дивизии Гудериана. Сражение, развернувшееся под жарким июльским солнцем среди пшеничных и картофельных полей и поросших кустарником пустошей, не прекращалось до позднего вечера. Лёгкие танки Т-26 вспыхивали десятками и сотнями, становясь лёгкой добычей танков Pz.-IV и немецких противотанковых пушек. В свою очередь, Pz.-IV приходилось тяжело в бою с Т-34, поражавшими немецкие машины орудийным огнём с дальних дистанций. Отчасти это преимущество компенсировалось более высокой скорострельностью танка Pz.-IV, успевавшего произвести три выстрела из своего орудия, пока Т-34 делал в ответ только один. Инициатива несколько раз переходила из рук в руки. Когда солнце село, поле боя продолжали освещать сотни пылающих факелов, среди которых было гораздо больше подбитых советских машин. Генерал Неринг, осматривая трофейный КВ-2, брошенный экипажем при отступлении из-за неполадок в двигателе, насчитал на его броне 11 следов прямых попаданий немецких снарядов. Гудериан, осмотрев три советских T-34, брошенных увязшими в болоте, высоко оценил боевые качества этих неизвестных ему прежде машин. В особенности ему понравилось мощное орудие; позднее он отметит и другое достоинство – широкие траки гусениц, повышающие проходимость на местности, лишённой шоссейных дорог, что, как вскоре выяснится, в условиях России станет одним из решающих факторов успеха в противостоянии бронетанковых сил. Недостатком Т-34 было совмещение функций командира экипажа и наводчика орудия: это снижало как скорострельность, так и эффективность руководства боем. Односторонняя радиосвязь машин с командирским танком также существенно ограничивала тактические возможности команд. Один танк Т-34, столкнувшись на лесной дороге с десятком танков 38(t) из дивизии группы Гота или Pz.-IV из дивизии Гудериана, чаще всего легко с ними справлялся. Но в крупномасштабном сражении на обширной территории, где решающим фактором становились взаимодействие всех родов войск и отдельных машин друг с другом, две сотни Pz.-IV, поддержанные авиацией, артиллерией и пехотой и пользующиеся двусторонней радиосвязью, уже брали верх над сотней Т-34, не говоря уже о советских танках старых моделей, всего за несколько предвоенных лет успевших превратиться из грозного оружия в десятки тысяч бумажных галочек, которыми «стратеги» штабной бюрократии продолжали тешить своё самолюбие и втирать очки начальству на парадах.
Два дня оставался генерал Ерёменко в штабе 62-го стрелкового корпуса. Фронт на участке 126-й дивизии держался. Держалась оборона и в районе Полоцка. Вечером 9 июля из штаба армии позвонил генерал Ершаков и сообщил о прорыве немцев на Северо-Западном фронте, в результате которого 27-я армия, соседка 22-й армии справа, отошла в направлении Великих Лук, оголив правый фланг 22-й армии. Командарм попросил Ерёменко отправиться туда и на месте организовать оборону ослабленного фланга, развернув его в случае угрозы обхода с севера. Ерёменко выехал в Себежский укреплённый район, на участок, обороняемый гарнизоном укрепрайона и 51-м стрелковым корпусом. Подъезжая к Себежу, генерал встретил бредущую навстречу колонну батальона пулемётчиков Себежского укрепрайона во главе с командиром и комиссаром. Со стороны города доносилась канонада. От командира батальона Ерёменко узнал, что в городе идёт бой, 170-я стрелковая дивизия ещё держится, но вряд ли продержится долго: её атакуют две немецкие дивизии, поддержанные танками. Генерал приказал командиру батальона немедленно вернуться на оставленные позиции и поехал дальше. В трёх километрах от города он наткнулся на колонну дезертиров. На вопрос кто они и где их командир солдаты отвечали, что командиры убиты, а сами они оставили окопы под Себежем, чтобы не оказаться в окружении. Ерёменко приказал старшему по званию немедленно вести бойцов обратно на позиции. В ответ один из дезертиров покрыл генерала матом и прицелился в него, вскинув карабин. Адъютанты успели обезоружить и скрутить дезертира. Остальные построились в колонну и понуро побрели обратно к передовой. В городе шёл жестокий бой. Нужно было как можно скорее прислать подкрепления. Не теряя времени, Ерёменко поехал в Невель. На дорогу ушли вечер и вся ночь. Вернувшись в штаб армии, генерал узнал от Ершакова, что немцы накануне ворвались в Витебск, что 98-я дивизия, прикрывавшая широкий участок фронта по Западной Двине, в беспорядке отступила под ударом переправившихся в районе Уллы немецких танков и что шоссе Витебск-Городок-Невель теперь никем не прикрыто, так что немецкие танки могут появиться в районе штаба армии в любую минуту. Собрав все резервы штаба армии – противотанковый полк,
роту охраны штаба и четыре танка, Ерёменко и Ершаков построили отряд в колонну и двинули её на Городок. Ерёменко выехал следом на штабной машине и поздно вечером догнал колонну в 20 километрах севернее Городка. Слева и справа от дороги простирались густые леса, болота и озёра. Выбрав позицию на небольшой высоте, с которой хорошо простреливалась дорога, генерал остановил колонну и развернул поперёк неё батарею противотанкового полка, после чего осторожно двинул колонну дальше, выслав вперёд танки. В 12 километрах от Городка он развернул на удобной позиции ещё одну батарею. Наступила белая ночь, было достаточно светло. Не теряя времени, Ерёменко двинул колонну к городу, выслав вперёд на разведку лёгкий танк БТ-7. Колонна медленно двигалась следом, прикрываемая в голове танком Т-34 и двумя танками КВ. Следом за танками ехал Ерёменко и его небольшой штаб на четырёх штабных машинах, за ними в походном строю шли четыре самоходных 45-миллиметровых противотанковых орудия на гусеничном ходу, дивизион 85-миллиметровых пушек и артдивизион капитана Чапаева, сына легендарного героя гражданской войны. Замыкала колонну рота пехоты на грузовиках.
Вдвое уступая немецкому 19-тонному танку Pz.-III в толщине брони, 13-тонный танк БТ-7 в полтора раза превосходил его по скорости, развивая на шоссе до 60 км в час, и мало уступал в вооружении: он был вооружён 45-миллиметровой пушкой и пулемётом против 37-миллиметровой пушки и трёх пулемётов Pz.-III. Танк прекрасно зарекомендовал себя как средство разведки и связи, он был также эффективным средством преследования разбитых подразделений пехоты противника, и только неумелое использование этих танков в больших количествах в боях лета 1941-го года в составе танковых дивизий стало причиной того, что несколько тысяч танков БТ-7 сгорели на полях сражений и не смогли продемонстрировать всех своих достоинств, которыми безусловно обладали. Экипаж высланного на разведку БТ-7, столкнувшись на окраине Городка с тремя немецкими бронемашинами, поджёг одну из них и обратил в бегство две другие, после чего поспешил вернуться к своим и предупредить о том, что в городе немцы. Ерёменко развернул колонну к обороне. Поставив на выезде из леса по сторонам дороги артиллерию так, чтобы дорога была под перекрёстным огнём, он поставил в центре Т-34 и два КВ и стал ждать. Наступила мёртвая тишина. Вскоре на дороге со стороны города послышался гул танковых моторов и треск мотоциклов немецкого разведотряда. Встреченный залпом артиллерии, отряд развернулся и на полном ходу ушёл обратно, оставив на дороге два подбитых танка, пять горящих бронемашин и несколько перевёрнутых мотоциклов. Сколько войск было у немцев в Городке, Ерёменко не знал. Зато здесь, на лесной дороге из Городка в Невель, он был в гораздо большей безопасности, чем в штабе армии, который остался без всякого прикрытия. До ближайшей воинской части – 214-й дивизии, выгружающейся из эшелона на железнодорожной станции между Невелем и Великими Луками,- было 90 километров. Здесь, на глухой лесной дороге, отряд Ерёменко занимал сильную позицию, какой не смог бы занять в Невеле. Боеприпасов было достаточно, имелся и запас горючего: то и другое генерал распорядился рассредоточить, замаскировать и закопать в землю в стороне от дороги, выставив охранение. Приняв эти меры на случай налёта немецкой авиации, Ерёменко перешёл к активным действиям: в ту же ночь он выдвинул под прикрытием танков тяжёлый артдивизион к окраинам Городка и поручил капитану Чапаеву произвести на город артналёт. К утру немцы очистили Городок, отступив в сторону Витебска. На следующий день, дождавшись прибытия в Невель 214-й стрелковой дивизии, Ерёменко кружным путём через Велиж и Рудню отбыл в Смоленск, в штаб Западного фронта, куда его срочно вызвал Тимошенко.