ОБЩЕЛИТ.COM - ПРОЗА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Поиск по сайту прозы: 
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте прозы
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль

 

Анонсы
    StihoPhone.ru



Генечка

Автор:
"Только массовые расстрелы спасут эту страну."
Геннадий Агафонов. Ижевск. С сайта "Изба - Читальня"
---------------------------------------------
Введение

Так рождаются и умирают, так живут и так страдают, так борются и так побеждают те, кому на роду это написано. Даже своей смертью мой ЛГ олицетворяет полную и неизбывную победу добра над злом, правды над враньем, национального над интернациональным, патриотического над либеральным.
Все совпадения с реальностью в этом рассказе следует считать случайными.
----------------------------------------------
1.

Один из удмуртских роддомов.
Дитё, что там скрывать, уродилось уродом.
Глазки маленькие, раскосые, язык большой, еле во рту умещается, ладошки с коротенькими пальчиками, тельце тщедушное. Зато башенный череп младенца крутел сократовским лбом, а разные по длине ножки истово и со скрипом сучили одна об другую.
Младенец, только родившись, не переставал орать будто резаный.
Родильнице – крупной мамаше – удмуртке с редкими, сожженными блондораном волосами, долго не хотели показывать ребенка. На вопросы матери акушерка, пряча глаза, краснела и поглядывала в сторону молодой докторицы, принимавшей роды.
В конце концов младенца-таки поднесли.
Нянечка, передавая сверток маме - удмуртке, со вздохом буркнула: "Уродец у тебя уродился, мамаша. Может откажешься?"
"В любой семье не без урода," – устало подумала родильница и обессиленно отмахнулась от старушки: "Нет. Одним больше - одним меньше. Видно Господу так угодно".
"Генечка", - взглянув на рыжую прядку, свисающую на сократовский лоб младенца, подумала мать и погладила его по головке своей еще слабой, но огромной, в рабочих мозолях рукой.
Младенец еще пуще засучил ножками, описался и сделал такую гримаску, что даже видавшей виды акушерке стало не по себе.
"Осс...поди," - охнула она и, крестясь, отодвинулась подальше.
Так и родился на свет Генечка Агавоньев.

2.

Генечка рос хилым, болезненным, но все серьезные болячки его постепенно оставили, несмотря на то, что лаской и заботой родителей он был обделен.
Маленького роста, нескладный, большеголовый, с узкими глазками и кривыми, короткими ножками, напоминал он известный булгаковский персонаж, тот что читал вывески "Абырвалг".
Сходство усугублялось еще и тем, что любил он ловить по подворотням бродячих собак и кошек и, подвешивая за хвосты, истязать в подвалах, наслаждаясь истошным визгом животных.
Учился Генечка из рук вон плохо. Читать начал поздно, а письмо не давалось еще дольше. Количество ошибок в его тетрадях зашкаливало даже в сравнении с самыми заядлыми двоечниками. В общем, ни проблеска, ни надежды.
Одноклассники Генечку мало сказать не любили – они его просто ненавидели. Мальчик платил им той же монетой. Старшеклассники открыто смеялись над его уродливым видом, неряшливостью и не раз избивали в школьном саду. Младшие же дразнили и показывали языки издалека.
Но самое главное, что с детства болезненно переживал Генечка - это свое удмуртское происхождение.
Не раз глядя на свое лицо в разбитое зеркало в ванной комнате, он в бессильной злобе плакал и в кровь рвал заусенцы с грязных пальцев. Как же хотелось ему выглядеть "нормальным пацаном", а не безобразным рыжим "косоглазым удмуртом", как его дразнили в школе и во дворе.

3.

Как-то на уроке краеведения в классе со вспомогательным обучением, куда в конце концов перевели неуспевающего ученика, зашла речь о природе Удмуртии. Но откуда могла знать молоденькая, новенькая классу учительница Сара Израилевна, что слово "Удмуртия" само по себе действовало на Генечку как валерьянка на кота.
Молодая, симпатичная преподаватель передвигала по карте кончик указки от реки Вятка к городу Ижевск, из раза в раз громким мелодичным голосом повторяя это ненавистное Генечке слово – Удмуртия.
Посреди урока мальчик не выдержал, выскочил из-за парты и истошно, брызгая слюной, заорал :
- Сами вы удмурты! А я русский, русский, русский!

И истово забился "башенной" головкой об стену.
Надо сказать, что был у Генечки грубый дефект речи - "р" он выговаривал как Ленин – «г», а вместо "с" получалось у него «з».
Так и кричал он: "Зами вы удмугты. А я гузки, гузки, гузки!"
Молодая учительница, впрочем, не растерялась и, добежав до кабинета директора, вызвала мальчику неотложку.

4.

Без малого полгода провел Генечка Агавоньев в детском отделении Воткинской психиатрической больницы.
Зеркал там на его счастье не было, а врачи и медперсонал никогда в его присутствии не говорили "удмуртия".

Жизнь в больнице Генечке казалась раем. Кормили там не то что дома – от случая к случаю, а три раза в день, по расписанию, разрешали смотреть мультики по телевизору и даже ломать больничные игрушки, которых было много - красивых и разных! А еще Генечке нравилось втихаря наподдать подзатыльник дебилке Белке Минцевой. И никто, заметьте, Генечку не ругал, не бил, только давали на ночь еще одну пилюлю - белую.
Обычно-то он принимал коричневые сладковатые шарики с красивым названием "Аминазин". Они-то и успокаивали периодически наплывавшую на Геню злость и желание все поломать и биться - биться - биться головкой об крашеную зеленой масляной краской стену. После приступа чувствовал Генечка какую-то непреодолимую вялость и желание поспать.
А кровать-то его была пружинная, с хорошим матрацем и чистым, пахнущим лавандой бельем с надписями «Минздрав».
Сны в такой кровати снились по особенному сладкие. Он, Генечка Агавоньев - русский, высокий и статный, идет по улице, смотрит на мир огромными славянскими голубыми глазищами, а Белка Минцева бежит за ним вприпрыжку и кричит: "Геня, ты русский! Русский!".

5.

Всё было хорошо в больничке – и еда, и игрушки, и весело скачущее изображение черно-белого телевизора.
Но пришла пора выписываться.
Мамаша-удмуртка встречала сына у ворот больницы. В черном болоньевом ниже колен плаще, с
двумя мальчиками – близнецами на руках, с торчащими из-под серого шерстяного платка забытой на обесцвеченных волосьях деревянной бигудишкой с синей резинкой, она чем-то походила на мокрую ворону с полураскрытыми крыльями, сидящую на голом осеннем суку.
Подбросив на правом бицепсе орущего на всю округу Эллиошку (это странное имя дал одному из новорожденных близнецов их алкоголик - папашка, сам себя почему-то требовавший величать Доном), удмуртка положила сверток с ребенком на бетонную тумбу у забора и… с разворота хлестко отпустила подошедшему Генечке подзатыльник.
-За что? - заныл было убогий малец, но вспомнив свой сладкий аминазиновый сон, в коем гордо шествовал по улицам Воткинска "голубоглазым русским", сопливо всхлипнул и умолк.
Лежащий на холодном бетоне Эллиотт, морщинистая рожица которого была наполовину скрыта краем одеяла, глубоко вдохнул себя влажный осенний воздух и звонко, во все легкие, заголосил. Несмотря на молочный возраст, лицо Элиотта было уже отмечено патологической "печатью Блейлера». Он плакал, как будто чувствуя – именно за этим забором и придется ему провести всю жизнь.
Несмазанные петли ворот противно скрипнули, и наружу выскользнула еще одна экзотическая парочка.
Собственной персоной Белка Минцева с отцом, по виду спившимся "до ручки" интеллигентом: шляпа с засаленной лентой по кругу, помятый воротничок когда-то белой рубашки, скособоченный узел галстука, мешки под глазами и сизый нос, перевязанная синей изоляционной лентой дужка роговых очков...
Вид у маленькой Бэллы, державшей папахена за руку, был не менее жалок и смешон. Бесформенная тушка семенящей девочки, облаченная в грязно-коричневое, мешковатое, с чужого плеча пальто, карнавальная шапочка Микки Мауса с болтающимися под подбородком мохрящимися завязками и огненно - алые чулки на резинках выглядели на ребенке столь нелепо, что будь у Генечки хоть капля чувства юмора, он бы расхохотался.
Мать близнецов, подбросив уже на левом бицепсе сверток со вторым исчадьем, тощим и бледным как сама смерть (папаша еще не придумал отроку имени), прошипела вслед семенящей Белке Минцевой: "Нарожают алкаши уродцев, а нормальным людям уж и в дурку не попасть". Последние звуки материнского шёпота органично перешли в свист и младенец, похожий на смерть, вдруг начал громко и противно икать. Не обращая внимания на страдания близнецов, мать пролаяла зло, глядя на вылупившегося вслед шлепающей по грязи парочке Генечку: "Ну, чего пасть-то раскрыл? Пшел рысью до дому, ур-род психицкий!"
А в ушах мальчишки почему-то зазвучало эхом: "Удмурт психицкий…"
Кулаки его резко сжались, рябь на щеках от перенесенной год назад ветрянки побледнела и Генечка ясно понял - он отомстит! Отмстит жестоко и беспощадно. Отомстит им всем – и матери с болтающейся в волосах бигудишкой, и одноклассникам, и молодой еврейке – учительнице, и почему-то семенящей за отцом по грязи Бэлке.
Будет, будет и на его "русской" улице праздник.
«Я гузки», - тихо, чтобы не услышала мать, прошептал мальчик и, стараясь не горбиться, зашагал вслед за матерью по грязной глинистой колее, не замечая ни развязанных шнурков на ботинках, ни хлюпающей в худой обуви ледяной воды...
Он шел, а некрасивое даже для ребенка лицо озаряла злая ухмылка. И никто представить себе не мог, какие мысли зрели в ущербной головке мальчика Генечки.

6.

Центральный рынок скучал. Покупатель не шел. Кутающиеся в шубы торговки в который раз обмахивали сторублевыми купюрами свой залежалый товар, но это не помогало.
Толстая молодая удмуртка, недавно прикупившая здесь место, привстав с табуретки, перебирала картошку, выискивая среди клубней гнилые и мерзлые.
Маленького роста человечек на кривых ногах, с редкой рыжей шевелюрой на несообразной туловищу огромной голове, одетый в черный потертый плащ из дешевой клеенки, подошел к прилавку и посмотрел на продавщицу злым, тяжелым взглядом.
- Чего желаете? - улыбнулась вежливо толстушка, - Картошечка свежая, прямиком с огорода.
Женщина не замечала, что соседи по прилавку смотрят на подошедшего кто с улыбкой, а кто и с опаской.
- Гузки? – процедил сквозь зубы подошедший, не глядя на картофель.
- Почему гузки? Гузки там, - махнула она рукой в противоположную сторону, где торговали курами.
- Ты - гузки? – вновь процедил покупатель.
Толстуха растерялась, не зная что ответить.
Соседка по прилавку прошипела:
- Он тебя спрашивает – ты русская?
- А, так бы и спросил, а то «гузки, гузки». Удмуртка я, и родители мои удмур…
Не успела торговка договорить окончание «ты», как покупатель разъяренно заорал «я гузки!» и стал ожесточенно сбрасывать картофель с прилавка. На губах его выступила пена, клубни летели во все стороны…
Подбежавшие вскоре двое милиционеров, схватив хулигана за шиворот, поволокли его в опорный пункт рынка.
По дороге человек в черном клеенчатом плаще из продолжал выкрикивать «я гузки, гузки»…

7.

Собирая с полу разбросанный товар, удмуртка обратилась к соседям: «Чё он, местный сумасшедший, что ли?»
- Вроде того, - рассмеялась соседка по прилавку, переводившая ей вопрос базарного дебошира.
- Его здесь все зовут Генечка.
- Генечка?
- Ну да, Генечка. Так его зовут.
- Генечка, - зло повторила удмуртка.
- Так его мамаша всегда называет, когда с рынка домой волокет. Вообще-то он больной, урод физиций и моральный. Помешан на том, что он не удмурт, а русский. А на слово «удмурт» всегда реагирует вот так вот…
Да не мельтешись ты, бывало и хуже, - продолжала соседка, - В следующий раз отвечай ему: «Гузки». Это как пароль. Он и отвянет.
- Какой следующий раз? Его же в милицию забрали.
- Ну да… Его менты лучше нашего знают. Справка у него из психдиспансера. Вот мать его жалко.
Соседка по прилавку вздохнула тяжело и прибавила:
- Хорошая женщина, работящая. Но народила уродцев от алкаша.
Тут подал голос мужик – мясник из-за прилавка напротив.
- Да, мать жалко. Я по соседству с ними живу. Работает тетка тяжело – на рыбозаводе засольщицей. Двое малых близнецов у нее, такие же уродцы. В психбольнице оба – невыписные.Генька тоже в детстве там лечился. А самый старший сынок был - ничего мужик. Но недавно под машину попал. Грузчиком в продмаге работал. Попивал, можно сказать, но в меру. Он единственный матери хоть какие-то деньги и приносил, по хозяйству помогал.
- А муж-то ее где? – спросила толстуха.
- Муж - объелся груш. Всё доном себя звал. Спился напрочь, да и повесился. А этот, Генечка-то, только что школу для дураков закончил. Двадцать лет дебилюгу учили – ничему не выучили. Нацизмом бредит, телевизоров что ли насмотрелся. Вон пальтецо себе где-то урвал черное, вместо «здрастьи» руку в фашистском приветствии вздергивает, щерится.
И всем один и тот же вопрос задает: «Гузки?»
Мясник сплюнул зло и со всей силы ударил топором по лежащей на колоде коровьей башке…

8.

Генечку отпустили как обычно быстро.
Лишь часок посидел он в «обезьяннике» с татарином Хайруллой. Тот - мелкий воришка «форточник», сам из блатных. Ему с Генечкой якшаться «западло». Только тот задал Хайрулле первый вопрос «Гузки?», как немедленно схлопотал от татарина бланш под глаз.
«Хватит с урода», - увидев плачущего навзрыд от боли и обиды Генечку, сказал дежурному младший сержант Альберт Максимов. И открыл клетку "обезьянника".

Генечка, утирая слезы и хлюпая носом, побрел к ближайшему скверу. Сидя на лавочке под моросящим дождем, он долго не мог успокоиться и приговаривал: «Гузки я, гузки…»
Тем временем напротив универмага остановилась блестящая черная машина. Хотя Генечка все большие машины считал «Волгами», это была «Тойота».
Из чрева автомобиля вылезли двое – мужчина и женщина. В последней Агавоньев с удивлением узнал Бэлку Минцеву. За прошедшие годы та не очень-то и изменилась. Такое же бесформенное тельце с танцующей на тонкой шейке головкой, гусиная походка и неосмысленное выражение на лице. Но прикид у нее был клёвый – бритая чуть не наголо шишкастая головка, яркая по-клоунски косметика, кожаная «косуха» с заклепками, черные слаксы, обтягивающие жирный зад, кривые тоще-икрастые ноги, облитые кожей сапог-шпилек, что резко контрастировало с мясистым верхом обладательницы. Массивная белая цепь с черепом, покоящимся между пышных, рвущихся из-под зиппера грудей, дополняла отпадную внешность Бэлки.
- Лемке, - по-барски обратилась Минцева к выглядывающему из машины тщедушному старику с желтой прокуренной бородой, - жди здесь, старый, мы с Котиком купим пива.
Похлопав Лемке по бородатой щеке, она взяла под руку одетого в такую же кожаную «косуху» и накачанного мужика по кличке Котик и, вдавливая чуть не по подошву каблуки в утоптанную землю, зашагала к магазину.
Лемке, неприязненно взглянув на джинсовые ягодицы Котика, прошамкал вслед что-то вроде «гомо», Генечка не расслышал.
Сидя на лавочке, он продолжал наблюдать за разворачивающейся перед ним сценой. С одной стороны, хотелось Генечке подойти и напомнить о себе подзатыльником дуре Бэлке. С другой - ему было стыдно. Бэлка ведь помнила его сильным и "русским", как в аминазиновом сне,а тут – недоросток, да еще с фингалом под глазом.
Тем временем баба в слаксах и Котик вышли из магазина, затарившись сумкой с позванивающими в ней бутылками.
Белка уверенно направилась прямо к скверу, где расположился Генечка. За ней, неестественно вихляяесь, шествовал Котик, а позади, экскортом, семенил старикашка Лемке.
Бэлка снова не узнала Генечку.
Компания устроилась на соседней лавочке. Пиво пили прямо из горла.
- А всё же молодец наш Лемке, - похлопала старикашку по плечу Бэлка.
Из короткой беседы собутыльников Генечка понял, что все трое были членами нацпотовской группировки в Нижнем. Мало того, Лемке «высокохудожественно» рисовал плакаты русских наци, одним ударом изгоняющих из России «пейсатую гидру». По совместительству был Лемке и заварсеналом (уж очень любил оружие) и … кассиром.
Бэлка же, пару раз отдавшись любвеобильному старцу, сумела вскружить ему голову. Котик - владелец той самой черной машины, гей и геронтофил "в одном флаконе", исполнил в группе обязанности «средства передвижения», когда Лемке с Бэлкой горбанули-таки нацистскую кассу. И чего не сделаешь ради любви… Образовался классический треугольник – Бэлка любила деньги, Лемке был без ума от Бэлки, а Котик – страдал по Лемке и деньгам …
Теперь троица пряталась от нацпотов из Нижнего на малой родине Бэлки.

9.

Уже смеркалось, а мозг Генечки бурлил и плавился. Из всего разговора Агавоньев ясно понял, что Белка горбанула кассу нацистов! Он всю жизнь хотел стать настоящим нацистом и русским, а тут какая-то дебилка Белка Минцева!
«Короче, - подумал Генечка - я их сейчас всех урою!»
Встав с лавочки он неспешно подошел к троице и, сплюнув небрежно, процедил сквозь зубы: «Гузки?»
Бэлка посмотрела на нечто, подошедшее к их компании и тихо, как бы разговаривая с самой собой, произнесла:
- Котик, разберись.
Котик повернулся к Агавоньеву, но пустая бутылка от "Балтики" в руке старичка Лемке уже неумолимо направлялась к затылку Генечки.
"Гузки" лежал в придорожной луже, скорчившись, а любовный треугольник во главе с подружкой детства нещадно избивал его ногами по лицу, по затылку, по животу, по печени…
«Гузки» - шептало ускользающее сознание Генечки.

10.

Прошло три месяца.
Выписавшийся из травматологического отделения Воткинской больницы Генечка совсем ничего не соображал. Он почти что не говорил, только шептал иногда странные слова, которые врачи относили к последствиям тяжелой контузии головного мозга.
Прямиком из больницы перевезли Генечку в дом инвалидов. Продавленная койка с комковатым матрацем, пахнущие мочой простыни и одеяла,"утка" под кроватью – таков теперь был мирок Агавоньева. Изредка посещала его мать. Сидела и молча плакала, пока Генечка выгрызал оставшимися от драки зубами бочок самого мягкого из принесенных яблок.
Если в комнату, где жил Генечка, переводили нового пациента, Агавоньев рефлекторно шептал: «Гузки?»

11.

Шло время. Новый врач, откомандированный в Воткинский дом инвалидов по программе "Врачи без границ", лично проводил реабилитационные занятия с Генечкой. Тот научился звонить в звонок, когда надо было в туалет. Вновь стал говорить - сначала слова, потом и целые фразы. Даже запомнил фамилию врача - Григ.
И еще одно воистину чудо случилось с Генечкой. Получив в подарок от "Врачей без границ" компьютер и оплаченный на три года вперед интернет, начал Агавоньев пописывать в столбик.
- так тоже иногда бывает, - улыбался доктор Григ, видя успехи подопечного.
Подписывался Геня обычно как «Г.Агавоньев» и даже взял себе псевдоним в сети - «Самый честный оппонент».
Доктор уехал, а Геня продолжал пользовать компьютер. Выставлял он в сеть по большей части скопированные из разных источников в Интернете неонацистские или антисемитские статейки, свое ему давалось туго. Но главным коньком Генечки были жалобы и пасквили…
Писал много, самозабвенно, и даже достиг в этом определенного прогресса. Сварганил Генечка пасквили и на Грига - надо же было отблагодарить доктора из "Врачей без границ" за заботу...
А еще - сочинил Геня как-то жалобу нацистам Нижнего - на избивших его в парке Бэлку, Лемке и Котика.
Это в конце концов и сгубило и карьеру, и жизнь пасквилянта.

-------------------------------

Заключение

Через неделю нашли Генечку висящим на дереве в саду приютившего его Воткинского дома инвалидов.
Так и закончилась жизнь и борьба Генечки Агавоньева, называвшего себя в сети Самым Честным Рецензентом.

КОНЕЦ



Читатели (1570) Добавить отзыв
От Lettte
Выздораливайте,Григ! Не следует вам заглядывать в интернет... Поберегите своё здоровье.
02/04/2011 22:57
От Koroleva2
РЕКЛАМА

Балуетесь прозой?!
А, впрочем, и кстати!
Прозрений и мыслей вагон...
Устроим аншлаг вам,
На вверенном сайте!
Не важно, что вход воспрещён!!!
08/04/2011 12:53
<< < 1 > >>
 

Проза: романы, повести, рассказы