— Не надо ни о чем думать, расслабься. Она постаралась ни о чем не думать. — Открой глаза... Открыла. Чужое лицо. Все, перерыв. Нет, секс все-таки не спорт. Душа, сколько не тренируй, не взлетает. Он: — Хочешь глинтвейн? Я сейчас приготовлю. Она смотрит на него со спины — как красиво работают его локти. Вот он сыплет сахар в вино, добавляет специи. Зад у него маленький, незагорелый, похож на блеклый осенний лист. — Ты дашь мне халат? Он дает ей свой халат. Халат белый и пушистый. Ее руки торчат из него беспомощно, как из сугроба. — А теперь сигарету. Он протягивает тонкие дамские, с запахом клубники. Пододвигает коробку с конфетами. В пачке не хватает двух сигарет. В коробке — двух конфет. Значит, на этой неделе она здесь — третья.
Он ставит перед ней стакан на стеклянный столик. Сейчас она выпьет, и мир станет добрее. Вино красное, цвета глубокого летнего заката. Лимон висит на соломинке, как луна на телевизионной антенне. Подсаживается к ней. Запускает руку в ее волосы. Она наклоняет голову. Длинные светлые волосы падают ей на лицо. — Я не люблю, когда трогают мои волосы. — Все женщины любят, когда трогают их волосы. — Я — не все.
Он пропускает мимо ушей ее раздражение. Не убирает руку. — Я женюсь на тебе. Вот увидишь. На следующий год, в апреле. Почему именно в апреле? Не в мае, июне? Или он надеется, что их отношения к тому времени достигнут апогея? — Я не люблю тебя! — А когда ты захочешь полюбить меня или кого-то там еще, ты будешь старая, никому не нужная, время будет упущено. Тебе сейчас сколько? Тридцать пять? Тридцать шесть? — его голос, низкий, красивый, с хрипотцой, хотя он не курит, долго вибрирует у нее в ушах. — Человек не может быть старым для любви. Пора! Надеть водолазку. Клетчатую юбку. Туфли, маленькие, лаковые, похожи на скорлупки от семечек. Посмотреться на себя в зеркало: все будет хорошо. — Тебя подвезти? —Нет, я сама.
На лестнице кромешная тьма. Двадцать ступенек вниз, нащупывая перила. Не любит. Не ценит. Тогда зачем все это? Еще двадцать ступенек. ...Это — средство от животного страха, чтобы вот так, не дрожа, ходить в темноте по лестницам, зная, что наверху светлая полоса от приоткрытой двери. Тысяча ступенек вниз. ...Она похожа на безнадежного больного: тот пьет яд мухомора, чем больше, тем быстрее выздоровление. Свет!
|