Федя Апатий шел по берегу реки, обходя лужи и преодолевая осклизлые подъемы. Весна, начало марта, снег почти везде растаял, и по крутым откосам бегут звонкие ручьи. Река все еще скована ледяным панцирем, на его поверхности лежит плотный, слежавшийся и потемневший ноздреватый снег, но у берега уже темнеет выступившая на поверхность вода: здесь ледяное поле треснуло и несколько отошло от берега. Река вспухла и поднялась, но крепкий с виду лед скрывает вешнюю воду, не дает ей разлиться во всю ширь.

А солнце пригревает с каждым часом все сильнее, и на откосах, которые обращены к нему, видна черная, блестящая как антрацит, жирная земля. Федя Апатий старался держаться в тени высокого скалистого берега, там, где солнце еще не растопило окончательно снег, потому что идти по раскисшему чернозему тяжело: к сапогам прилипает мокрая земля, и очень уж тяжело тащить за собой эти «блины».

Идти далеко. Надо пройти километра три вверх по течению реки, до села, затем перейти мост и такое же расстояние — обратно. Да по такой-то дороге!.. Обычно, все сокращали это расстояние: переходили реку по льду и были в нужном месте, не затрачивая времени на обход, но это зимой, когда река надежно скована морозом, а сегодня выходить на лед весьма рискованно. Федя Апатий не раз заворожено смотрел, как в предыдущие ледоходы в бешеном хороводе несутся по реке льдины, кружатся и сталкиваются друг с дружкой, ломаются, исчезают в сумасшедшей круговерти и снова появляются на поверхности.

Федя Апатий — невысокий, кряжистый мужичок неопределенных лет. Никто в селе не знал его возраста, наверное, и сам он его не знал, и звали его все — Федя Апатий. Именно так, по имени и фамилии, отчества его тоже никто не знал. Он работал в колхозе шофером, крутил баранку так давно, что, кажется, делал это вечно. Трудно сказать, кто в колхозе старше: Федя Апатий или его автомашина, старый, простуженный «Захар», на котором Федя ездил по разбитым сельским дорогам и зимой, и летом. Приходили в колхоз новые машины, современные, с мощными двигателями, с более совершенной подвеской, но не выдерживали разбитых сельских дорог и ломались, не успев «намотать» и половину того, что им положено было «мотать». Посадят на новую машину молодого шофера, который только и умеет — что крутить баранку, да на «газ» давить, он и гоняет на ней, пока не «запорет» двигатель, а там пересядет на новую!.. А машину — к забору, на вечный покой! И только «Захар» Феди Апатия неизменно колесил по дорогам: и в дождь, и в снег, и под жарким летним солнцем.

Председатель много раз предлагал Феде Апатию пересесть со старой, давно уже выработавшей свой ресурс машины, которая, по меткому выражению колхозного механика, «уже и на ладан дышать давно перестала», на нового председательского «Москвича», но Федя Апатий неизменно отклонял эти предложения. Он давно свыкся со своим «Захаром», знал его до последнего винтика, неоднократно перебирал и мотор, и задний мост, и коробку передач, — одним словом, вынянчил, выпестовал машину своими руками. И «Захар» платил ему взаимностью. Это покажется странным: подумаешь, груда железа! — но «Захар», как живое существо, никогда не подводил своего хозяина. А этот «Москвич» — кто его знает, что за машина, и как она себя поведет!..

Федя Апатий остановился передохнуть, очистил об острую каменную кромку налипшую на сапоги грязь, присел на большой шершавый валун, достал папиросы, закурил… Далеко еще, а по такой раскисшей дороге идти долго…

Он оглядел противоположный берег. Дом, куда он шел, — вот он, рядом, буквально рукой подать. Вот только эта река!..

А может — махнуть по льду? Идти еще долго, а надо успеть к заходу солнца вернуться домой. Вроде бы ледоход еще не начался, по всем прикидкам, лед простоит дня два-три. Да и не сразу же здесь, в верховьях реки, начнет идти лед. Сначала он будет колыхаться, поднимаясь под напором воды, будет трещать. Пока эти трещины разойдутся по всей реке, можно сто раз ее перебежать, а если и появятся трещина, то разве трудно ее перепрыгнуть? Федя Апатий в детстве любил плавать на льдинах, поэтому предстоящий ледоход его не очень страшил.

Перебежать, разве, по льду?.. Рискнуть? Страшно, конечно, выходить на лед, но как же не хочется идти в такую даль! А здесь всего-то пятьдесят метров — и он у цели. Можно рискнуть…

Федя Апатий докурил папиросу, сплюнул окурок в подтаявший снег, и решительно зашагал к реке. Прошел немного вдоль берега, выбирая, где полоска воды у берега была менее широкой, перепрыгнул ее и ступил на лед. Попробовал ногой — прочный ли? — и бодро зашагал к противоположному берегу.

Все же, лед был тонковат, он чуть заметно прогибался под шагами и зловеще потрескивал. Федя Апатий уже пожалел, что вышел на лед, но поворачивать назад почему-то не стал. Он быстро шел, ориентируясь на дом на противоположной стороне реки, перед которым росли два высоченных тополя. Выбирая глазами место, где удобнее будет взобраться на крутой берег, он обходил проталины в снегу и места, где, как ему казалось, лед был тонок.

Он уже прошел треть пути, как вдруг что-то произошло. Федя Апатий еще не отдавал себе отчета — что именно, но всем своим существом ощутил неясную тревогу. Остановился, посмотрел вверх по течению реки, но ничего необычного не увидел. Потянулся в карман за папиросами, и вдруг почувствовал, как мороз пробежал по коже. Дом на том берегу, к которому он направлялся, ожил и медленно двинулся вдоль реки, поплыли также мимо и высокие тополя.

Что это?..

Федя Апатий почувствовал, как ноги вдруг стали ватными. Вокруг слышался нарастающий треск. Лед пошел?.. Бежать! Бежать, пока не застал ледоход посредине реки!.. Но Федя Апатий оцепенел и не мог двинуться с места.

Раздался громкий треск, словно бы лопнуло что-то большое, и возле ног Феди Апатия вдруг появилась трещина и молнией метнулась в обе стороны. Федя Апатий растерянно оглянулся, не зная, бежать ли обратно, или перепрыгнуть трещину и бежать вперед, а трещина тем временем, разрасталась на глазах. Появилась полоска темной воды, и быстро увеличивалась. Побежали во все стороны другие трещины.

Пока Федя Апатий собирался с мыслями, ширина трещины увеличилась, льдины разошлась достаточно далеко, и прыгать было уже опасно, можно было угодить в полынью. Назад! Федя Апатий повернулся, но позади него тоже зловеще чернела вода.

Льдина растрескалась на большие куски, на одном из них в полной растерянности стоял Федя Апатий. Первый испуг прошел, он снова огляделся и попытался осмыслить произошедшее. Ничего сверхъестественного пока что не произошло. Ну, треснул и пошел лед, но это еще не конец. Течение здесь спокойное, не бурное, можно выкрутиться. Перепрыгивая с одной льдины на другую, можно запросто добраться до берега. Главное — не паниковать! И в то же время, надо постараться поскорее выбраться их этой ситуации, потому что дальше, вниз по течению, дамба и мост, и наверняка — если лед пошел, то поднимут затворы для водосброса, и гигантская масса воды вместе с льдинами хлынет в открытые и узкие проемы. Там уже шансов выбраться не будет.

Льдина тем временем плыла по течению, и Федя Апатий с ужасом убеждался, что скорость ее увеличивается: значит, затворы внизу открыли. Это плохо: лед пошел быстрее, и шансов добраться до берега, прыгая по льдинам, стало значительно меньше. Он попытался раскачивать льдину, чтобы прибить ее к берегу, но она вдруг треснула, и от нее отошел изрядный кусок. Федя Апатий оставил попытки приблизить льдину к берегу, и решил попробовать перепрыгнуть на другую. Это ему удалось, та, на которую он прыгнул, была шире и, как показалось ему, толще. Он снова попробовал ее раскачивать, но вокруг кружились и сталкивались другие льдины, и ту, на которой он стоял, постепенно относило на средину. Эх, хоть бы какую-нибудь жердину, чтобы можно было оттолкнуться!..

Федя Апатий перепрыгнул еще раз, поскользнулся, льдина накренилась, и он чуть было не скатился в воду, и поэтому, оставил попытки добраться до берега таким образом. Тут уже делать нечего, надо проявить решительность, прыгнуть в воду и попытаться доплыть до берега, благо было недалеко, каких-нибудь пятнадцать-двадцать метров, но Федя Апатий долго колебался и упустил время. Лед пошел быстрее, льдины сталкивались, становились поперек течения и на них нагромождались другие. Прыгать в воду в такой обстановке сродни самоубийству.

Лед быстро проносился по реке, и с каждой минутой неотвратимо приближалась дамба с поднятыми затворами. Федя Апатий в отчаянии метался по льдине. Увидел на берегу собравшихся людей и закричал изо всех сил: «Помогите!», — хотя прекрасно понимал, что помочь ему вряд ли кто сможет. Но как человек, в последней надежде цепляющийся за соломину, он отчаянно молил о помощи.

Люди на берегу заметили человека на льдине, засуетились, однако помочь ничем не могли и лишь бессильно наблюдали за агонией человека. Кто-то предложил скинуть с моста веревку, человек на льдине ухватится за нее, и они его вытащат, однако, веревки под рукой не оказалось, да и вряд ли можно было использовать ее на этой стремнине.

Открытый проем под мостом быстро приближался. Федя Апатий знал, что там, за мостом река разливается на широкий плес, там неглубоко, и есть надежда уцелеть. Вот только — как пройти под мостом? Течение стремительное, льдины сталкиваются, раскалываются, становятся на дыбы. Тут глазом моргнуть не успеешь — скинет в воду и раздавит льдинами.
Что же делать? Боже ж ты мой, что делать?.. Сидеть и молча ждать смерти?.. Нет, надо бороться, использовать последний, даже самый призрачный шанс!

Федя Апатий вспомнил, что в кармане лежит нож, быстро достал его и принялся лихорадочно выдалбливать в льдине лунку, чтобы можно было уцепиться за нее руками и удержаться на поверхности. Он прекрасно понимал, что это — напрасный труд, что удержаться на льдине, вцепившись за лунки, идея бредовая, но надо же что-то делать, не сидеть же, сложа руки! Шанс невелик, и все же — стоит попробовать. Если только льдину не раскрошит и не опрокинет. Дай бог, чтобы не опрокинуло…

Он выдолбил одну лунку, для одной руки, затем — другую, отшвырнул нож, улегся на льдину, и до боли в пальцах вцепился в выдолбленные лунки.

Льдина, кружась и вздрагивая от ударов соседних льдин, то и дело ныряя в воду, которая окатывала Федю Апатия с ног до головы, неслась в открытый проем моста. Только бы не налететь на столбы, в пазах которых «ходят» затворы, только бы не налететь на каменные «быки» моста. Вот льдина наскочила на другую и поднялась, как показалось, почти вертикально, Федя Апатий, обламывая ногти, с трудом удержался от того, чтобы не соскользнуть в воду. Хорошо, льдина стала так, что Федя Апатий оказался вверх головой, а не наоборот. Все, думал он с ужасом, сейчас льдина расколется и… Но она уцелела, перевалилась через водный бурун и приняла первоначальное положение. Федю Апатия несколько раз больно ударило другими льдинами, но он не чувствовал боли и только судорожно цеплялся за свои лунки. Руки давно закоченели и не чувствовали ни холода, ни боли, сам он промок до нитки, однако тоже не ощущал холода. Только сердце учащенно билось где-то возле горла. Мелькнула горестная мысль: вот и сократил путь!.. Шел бы лучше вокруг реки!.. Все бы отдал сейчас, чтобы снова очутиться на том берегу!

Говорят, в такие минуты перед глазами проходит вся жизнь, и обязательно вспоминается деревце возле дома, посаженное отцом, и прочая лирика. Федя Апатий не вспоминал ничего: ни родного дома, ни деревца под окном, ни родителей. И только верный «Захар» пронесся перед глазами, когда его льдина в очередной раз ударилась о соседнюю льдину, и устремилась в ревущий поток под затворами. Как хорошо было бы оказаться снова в его старой, промасленной кабине!… Федя Апатий инстинктивно вжался в лёд и зажмурил глаза. Лучше не видеть, как придет смерть…

Льдина закачалась на пенистых бурунах, у Феди Апатия даже сердце зашлось, и он только твердил одно: «Пронеси, господи!..». Эти слова он произносил громко, почти что кричал, но ему казалось, что говорит мысленно.

Переваливаясь на перекатах, льдина стремительно пронеслась под мостом, чиркнув при этом одним боком о каменный «бык», другим — о толстенный столб, но не раскололась, а, благополучно миновав стремнину, вышла на широкий плес и поплыла уже спокойнее. И здесь она столкнулась с другой льдиной и наконец-то раскололась. Трещина прошла как раз под Федей Апатием, он инстинктивно вцепился в один кусок, но тот перевернулся, и Федя погрузился в ледяную воду. Студеная вода обожгла и перехватила дыхание. В отчаянии он начал молотить руками по воде, и вдруг почувствовал, как ноги коснулись дна. Здесь было уже неглубоко, это место в обычное время было сушей, широкой каменной площадкой, на которой сельские женщины стирали белье, и только половодье скрыло его под водой. Господи!.. Неужели уцелел?..

Со всех сторон надвигались льдины и просто большие острые куски льда, они больно ранили Федю Апатия, но он не обращал на них внимания. Расталкивая руками ледяное крошево, он устремился к берегу. Сапоги скользили по камням, он несколько раз спотыкался и падал, погружаясь с головой в воду, но не чувствовал ни холода, ни боли, не слышал своего хлюпающего прерывистого дыхания. Единственная мысль стучала в мозгу: жив! Жив! Сердце колотилось так, что, кажется, готово было выскочить из груди.

От моста, спотыкаясь на камнях, уже бежали люди. Его подхватили, вынесли на берег, кто-то набросил на него свой полушубок, его тормошили, что-то кричали, но он не слышал, а только ошалело глядел по сторонам.

А река несла свои воды дальше, и льдины, кружась и сталкиваясь друг с дружкой, плыли мимо и, кажется, тоже недоуменно смотрели на человека, сумевшего уцелеть в этой бешеной круговерти.