Досуг послевоенных ребятишек больше всего был связан с игрой в войну. Мы делились на наших и немцев и гоняли друг друга по дровяным сараям палками, которые изображали автоматы или шашки как в фильмах «Звезда» или «Чапаев». Двор наполнялся криками «бах, бах» и «падай, ты убит». Те, кто изображали отряды наших бойцов, густо обвешивали свои обноски родительскими орденами. Немцам было приодеться труднее, да и вообще их набиралось мало. Большинство из нас отказывались изображать немцев, и их отряды были малочисленны. За это они получали в игре более выгодные позиции, и победа доставалась не сразу и не легкой ценой. Когда в войну играть надоедало, мы шли через банный проходной двор на Неву, к Тучкову мосту. Там на берегу высились огромные горы песка, который привозили баржи. Мы лазали по горам, кувыркались, рыли пещеры. Часто пробирались на баржи и играли в капитанов. Мимо проплывали черные буксиры, дымили черным дымом и натужно тащили за собой баржи с разными грузами. Город отстраивался после войны.
Если на песках места хватало всем, то на отвалах завода им. Козицкого случались массовые потасовки за место под солнцем. Туда выбрасывали множество бракованных деталей, и мы собирали там свои коллекции блестящего, вертящегося и пружинящего, из которого мы делали свои игрушки. Мастерили машины, поезда, самолеты. Некоторые собирали настоящие «вечные» ручки, которыми можно было писать, если достанешь чернил для заправки. Но они часто протекали и пачкали карманы, за что нам доставалось от матерей. Ребята постарше умудрялись такие вечные ручки продавать сверстникам и зарабатывать на конфеты копеечку. Копеечки у многих позвякивали в карманах. Одни выпрашивали их у родителей и экономили на школьных завтраках, другие выигрывали в пристенок. Пристенок это любимая игра шпаны по отъему денег у младших «шнурков». «Шнурок» первым должен был ударить своей монеткой о стену, чтобы она со звоном отскочила подальше. Игрок постарше бил своей монетой о стену, она отлетала и падала поблизости от монеты «шнурка». Верзиле оставалось только дотронуться до обеих монет своими загребущими растопыренными пальцами и запихнуть в свой карман денежки под грустным взглядом «шнурка».
Во дворе соседнего дома находилась столярная мастерская. Там вкусно пахло деревом, столярным клеем и было много курчавых стружек. Мама заказала столяру дяде Феде сделать нам шкаф, и, видимо, от большой своей доброты он вдобавок смастерил мне грузовую машину. Когда я гордый пришел с ней на песчаные горы, мальчишки сразу же меня приняли играть в гараж, но очень скоро я оказался лишним. Им была нужна только моя машина. Я не любил драться, но жизнь к этому постоянно подталкивала.
В воскресенье вся мелкая послевоенная поросль Васькиного острова собиралась на киноутренник в клуб завода им. Козицкого (по-нашему Коза).
После киносеанса шпана выясняла отношения, привлекая в свои шайки ребят своих районов. Самое разумное было оттуда поскорее смыться. И уже в уютном закуточке крепости своего двора разобрать по косточкам, обмусолить просмотренный фильм: какими храбрыми были Кутузов и Александр Невский, какие зоркие наши пограничники и какой умный у них пес Джульбарс, а после просмотра трофейного «Тарзана» весь двор наполнился его призывными кличами и пролетами на подвешенных бельевых веревках.
Когда появились волшебные ящики под названием телевизор, во дворе вспыхнули жаркие споры, как в такой маленький ящик ученые умудрились запихнуть уменьшенных людей и лошадей. Однажды мама Вадика Крацкина тетя Нина позвала нас на детскую телепередачу. Показывали французский короткометражный фильм Альбера Ламориса «Белая грива». Эта, щемящая душу, история о дружбе мальчика и дикой белой кобылицы запала мне в душу на всю жизнь. Ловцы диких лошадей в топях Камарга поймали белую кобылицу. Мальчик ее выпустил на волю, и они вместе решили обрести свободу, прыгнув в морскую пучину. Свобода или смерть и не иначе.
Однажды мы с бабушкой пошли в булочную за хлебом и батоном с изюмом. Батон с изюмом был самым доступным угощением и по воскресным дням мы его покупали. Он был очень похож на пасхальный кулич и делал день праздничным. В булочной толпилось много народу и, чтобы не толкаться в очереди, бабушка вывела меня на улицу и велела ждать и смотреть на вазы с конфетами. Около входа в магазин стояли калеки со снятыми шапками и, потряхивая ими, просили денежки. Милосердные люди бросали им в шапки копеечки, и они сверкали на дне шапок густыми кучками. Мне это понравилось и, чтобы не терять время даром, я пристроился к просящим, снял свою шапочку и начал ее потряхивать. Я не успел получить свою милостыню, как вышла бабушка и дала мне трескулей. Кто-то донес.
Обычным нашим детским делом было слоняться по линиям и проспектам «Васьки» и глазеть на витрины магазинов. Больше всего мы любили смотреть на плавающих рыб в витрине рыбного магазина на Среднем проспекте и на горы конфет в китайских вазах с драконами в окнах булочной-кондитерской на углу Среднего проспекта и Соловьевского переулка или седьмой линии. Самих конфет я не ел, видимо, было не на что купить, но кто ел, рассказывал, что там было внутри – орешки или вафельки, а может и ликер. Ну, это, они, конечно, врали. Но больше вкуса конфет меня завораживали своей красотой их обертки – фантики. Появилась такая мода – собирать коллекции фантиков и привирать, что ты якобы все эти конфеты ел и знаешь их на вкус.
Хотя большую часть своих коллекций коллекционеры находили на тротуарах улиц и даже в урнах. Заглянуть в урну для меня было большим испытанием. Надо было дожидаться, пока все пройдут и никто не увидит, что ты рукой лезешь в урну. Зато как вкусно пахли конфетами эти фантики?!
Коллекция моих фантиков и вкусовых ощущений была едва ли не самой скудной во дворе, и мой друг Вовка Захаров решил мне помочь. Он привел какого-то пацана, который предложил мне меняться. Он мне фантики, а я ему ордена, которыми украшал свою курточку во время игры в войну.Парень был старше нас.Лицо у него было худое с очень мелкими ,бегающими глазами. Я уверенно и быстро решил обменять медали «За отвагу» и «За Победу над Германией» на ворох разноцветных ароматных фантиков. Но когда у меня остался мой любимый мамин орден " Красного Знамени", я крепко зажал его в кулаке и твердо сказал «Нет». Тогда парень поднес к моему носу фантик с нарисованной на нем Кремлевской Башней. От этого фантика так сильно пахнуло шоколадом, что у меня засосало под ложечкой. Мало того, от него доносился еще тонкий незнакомый аромат.
Чуешь? - спросил парень.
Угу, - промычал я.
Знаешь, что это?
Что?
Ликер, понял?
Ты что, как же его туда наливают?
Военная тайна. Таких конфет больше нигде нет. По заказу Сталина сделали. Понял?
Понял.
Бери, твое.
Он с силой разжал мой кулак, и след его растаял в сумраке подворотни.
Я почувствовал, что сделал что-то непоправимое.
Дай понюхать, - заныл Вовка.
Я, конечно, ему дал. Мне было не жалко, потому что моя коллекция теперь разбухла фантиками разных конфет.
Вечером того же дня я с радостью сообщил маме и папе о своей удачной сделке. К моему удивлению мама зарыдала. Мы с ней долго бегали по дворам, но мальчика этого не нашли. Вовка обиделся, и мы с ним разругались на всю жизнь. Он ведь хотел как лучше.
Вскоре дядя Федя изготовил нам шкаф, и мы его втиснули в нашу подвальную комнату двенадцати квадратных метров, перегородив ее на две половины. На одной, у окна спали мы с бабушкой, на другой мама с папой. Мама подзабыла про ордена и я разместил коллекцию своих фантиков на почетной верхней полке нового шкафа.
Осенью 1955 года задули холодные ветры. Мы ходили на Неву смотреть на волны и на то, как прибывает вода. Народу на берега высыпало много. Нам было весело. По радио диктор тревожным голосом объявлял каждые полчаса о том, что вода прибывает и уже на целый метр выше какого-то ординара. Мы побежали домой. По дороге видели, как из люков хлещет вода. Мама обрадовалась и повела меня на второй этаж парадной лестницы, где жила Ирка Куринная. Там уже кишел народ из подвальных и первых этажей. Мы с Вадиком примостились на тюках с вещами у окна и стали ждать, когда по 2-й линии приплывет за нами «Аврора».Да так и уснули. К утру вода спала. По радио объявили отбой. Когда мы вернулись в нашу комнату, в ней было по колено воды, шкаф плавал, плавали вещи и плавали мои фантики с нарисованными на них лебедями, белыми мишками на севере, косолапыми мишками в лесу, красными шапочками, тузиками, коровками, кремлевскими башнями, бутылками ликера, красными маками и всякими другими прелестями, напоминающими об их чудесном послевкусии во рту.