Глава CCXXXI

Всякий раз, выезжая из Германии на ответственное задание, Вальтер Шелленберг вставлял искусственный зуб, в котором была спрятана золотая ампула цианида, убивающая в течение 30 секунд. Другая ампула была спрятана в перстне с голубым камнем, который украшал палец шефа 6-го управления РСХА (отделения внешней политической разведки Имперского управления безопасности) всегда и всюду.
Посетитель, входивший в служебный кабинет Шелленберга, оказывался среди дорогой мебели из чёрного дерева. Большой пушистый ковёр покрывал весь пол кабинета, делая бесшумными шаги. Всякий разговор и всякий звук немедленно регистрировались. Микрофоны были повсюду: в стенах, под столом, в люстрах и настольных лампах. Кроме того, к проволочной сетке в окнах, через которую по ночам пропускали электрический ток, крепились фотоэлементы. От них вели провода к двум пулемётам, скрытым под большим письменным столом. Пулемёты автоматически направлялись в сторону посетителя, и хозяину кабинета достаточно было нажать одну из кнопок под крышкой стола, чтобы изрешетить посетителя пулями.
Только человеку, далёкому от спецслужб, подобные меры предосторожности могли бы показаться чрезмерными. Опасность исходила отовсюду, а более всего – от коллег и начальников по службе в Управлении имперской безопасности.
Путь Шелленберга на вершину одной из самых засекреченных спецслужб в мире был достаточно типичен. Молодой студент Боннского университета, изучавший в течение трёх лет медицину и юриспруденцию, в возрасте 23 лет вступил в партию НСДАП. Это было в 1933 году, когда многим в Германии ещё казалось, что к власти в лице Гитлера пришёл сильный политик-реалист, прагматик, для которого некоторые экстремистские лозунги его партии служили скорее путём к снисканию популярности, чем руководством к действию после прихода к власти. Все молодые люди, вступая в НСДАП, должны были вступить также в одно из её специализированных формирований. Буяны из пивных, члены штурмовых отрядов СА, популярностью в студенческой среде не пользовались. Иное дело – СС. Чёрные мундиры элитной охраны фюрера были эффектны и элегантны; они очень нравились девушкам. Именно мундир эсэсовца, по признанию самого Шелленберга, определил его выбор: однообразные строевые занятия, составлявшие основной вид деятельности формирований СС, а также марш-броски с полной выкладкой по пересечённой местности по выходным мало его привлекали. В будние дни студенты-эсэсовцы должны были раз в два дня являться в штаб за поручениями, которые для обитателей студгородка сводились главным образом к чтению лекций в среде студентов и рабочих. Уже на второй лекции, посвящённой истории развития германского государственного права и, в частности, истории борьбы светской и церковной властей, молодой лектор заметил в заднем ряду аудитории двух пожилых людей, одетых в мундиры СС без каких-либо знаков различия. После лекции они подошли и представились. Один из них был профессором филологии, другой – профессором педагогики. Оба преподавали в Боннском университете. Профессора заявили, что лекция их заинтересовала, и они бы хотели побеседовать с начинающим лектором относительно его дальнейшей деятельности в рядах СС.
В тот же вечер Шелленберг узнал от новых знакомых о существовании СД, особо секретной организации внутри СС. Её задачей был сбор и анализ информации как внутри Германии, так и за её пределами и выработка рекомендаций для политического руководства по всем аспектам государственной безопасности, включая выбор той или иной политики. Узнав, что вступление в организацию СД, не будучи никак оформлено документально, тем не менее сразу избавит молодого юриста от шагистики и выходов в поле по выходным, юноша согласился, не колеблясь ни минуты.
В течение первого года членство в СД сводилось для Шелленберга к написанию рефератов на исторические и юридические темы, а также отчётов, касавшихся политических настроений в рядах студенческих формирований СС. Темы для отчётов поступали из Берлина в запечатанных конвертах, которые Шелленберг получал в местной гостинице от приезжего коммивояжёра. Сами отчёты автор относил на квартиру к профессору Г., преподававшему хирургию на медицинском факультете Боннского университета. Дальнейшая судьба отчётов оставалась для автора неизвестной. В домашней библиотеке профессора Г. была широко представлена литература по истории спецслужб. Спустя год Шелленберг сдал экзамен на должность юриста при полицейском управлении Франкфурта, после чего посетил Францию с четырехнедельной секретной миссией. Сразу по возвращении он был вызван в Берлин, к начальнику отдела кадров гестапо, тайной политической полиции, вручившему молодому юристу в запечатанном конверте письменную инструкцию, содержавшую подробную программу его дальнейшей деятельности в качестве практикующего юриста с указанием явок для получения секретных приказов. Несколько месяцев проработал молодой юрист в Берлине, это была обычная адвокатская практика, если не считать того, что некая невидимая рука открывала перед ним двери любых чиновничьих кабинетов.
В один из дней Шелленберг получил приказ явиться к шефу 4-го управления РСХА оберфюреру СС Мюллеру.
Шелленберга встретил человек низкого роста, плотный, с квадратным черепом крестьянина и выпуклым лбом, с узкими, плотно сжатыми губами и проницательными карими глазами, прикрытыми нервно подёргивавшимися веками. Сухой и лаконичный в общении, он говорил с сильным южным акцентом и был не чужд грубоватого баварского юмора, что ещё усиливало сходство с крестьянином. Окинув взглядом молодого юриста и задав ему несколько вопросов, Мюллер скосил глаза в сторону и проворчал: «Всех интеллигентов нужно было бы давно согнать в угольную шахту и взорвать!». Наступившее неловкое молчание было прервано добродушным баварским хохотом хозяина кабинета. Это была далеко не последняя шутка шефа гестапо, с которым отныне Шелленбергу пришлось встречаться довольно часто: на одном из этажей ведомства Мюллера располагался не отмеченный какой-либо табличкой служебный кабинет шефа СД Гейдриха, который держал Шелленберга в поле зрения уже после прочтения текста его первой лекции, присланной из Бонна. Теперь, когда перед ведомством Гейдриха в очередной раз встали новые трудные задачи, настало время пополнить узкий круг ближайших помощников шефа СД творчески мыслящей молодёжью. Гейдрих остановил свой выбор на Шелленберге отчасти благодаря случаю. В присылаемых из Бонна отчётах профессора Г. несколько раз упоминалось о склонности студента Шелленберга к музыке и театру, и это импонировало шефу СД, первоклассному скрипачу, часто устраивавшему по вечерам у себя на вилле концерты камерной музыки. Так Шелленберг стал ближайшим помощником Гейдриха.
Однажды после ужина в одном из модных ресторанов Мюллер, Шелленберг и Гейдрих, все трое в штатском, зашли в кабачок на Александерплац. Внешность хозяина заведения, как и сам кабачок, с первого взгляда произвели на Шелленберга зловещее впечатление. Гейдрих был бледен как мел, Мюллер кривил рот в улыбке, не предвещавшей ничего хорошего. Заказали вина. Выпив, Гейдрих побледнел ещё сильнее, а Мюллер дождался, когда Шелленберг осушит свой бокал, после чего ехидным голосом спросил, обращаясь к нему:
- Ну, а теперь вы, может быть, расскажете, что вы делали на озере Плэнер?
Теперь уже побледнел Шелленберг.
Молодой неженатый выпускник юридического факультета, несколько раз побывав вечером в доме у нового своего начальника, произвёл приятное впечатление на хозяйку дома, холодную нордическую красавицу. Вскоре Шелленберг сделался другом дома. Супруга Гейдриха была властной женщиной, и когда муж спохватился, протестовать было уже поздно. К тому же молодой юрист помог Гейдриху завязать знакомства в кругу артистической богемы Берлина, с некоторыми представителями которой супруга подавала мужу более основательные поводы для ревности. Так между Гейдрихом, его женой и ближайшим подчинённым установились своеобразные частные отношения, которые, по уверениям самого Шелленберга, никогда не выходили за рамки общих культурных интересов: музыки, театра, литературы. Порой случалось, что подчинённый замещал занятого на службе супруга, сопровождая супругу в оперный театр, большими любителями которого были все трое. Посещать театр в одиночку для светской дамы в Берлине в середине 30-х годов прошлого века считалось ещё не вполне приличным. Кроме того, знать, что супруга сидит в театральной ложе в обществе зависящего от него человека, уже было облегчением для Гейдриха, бешеного ревнивца.
За четыре дня до посещения кабачка на Александерплац Гейдрих и Шелленберг отправились на остров Фемарн в Балтийском море, где на одной из вилл состоялась конференция руководителей СС и тайной полиции. Одна из соседних роскошных вилл принадлежала супруге Гейдриха, проводившей на море, как и всегда, часть лета. После конференции Гейдрих улетел в Берлин на личном истребителе (шеф СД был не только хорошим скрипачом, но и хорошим пилотом). Шелленберг должен был возвращаться на материк вместе с большинством участников конференции морем, а день здоровья, завершавший программу конференции, он предпочёл провести на вилле шефа в обществе фрау Гейдрих и под наблюдением многочисленных агентов её супруга. Шелленберг и гостеприимная хозяйка пили кофе, прогуливались по взморью и вели невинные беседы о музыке, театре и литературе, а вечером сели в машину и уехали на озеро Плэнер подальше от глаз прислуги. Вернулись они незадолго до темноты.
Переведя взгляд с Мюллера на Гейдриха, Шелленберг спросил, не хочет ли Гейдрих, чтобы он, Шелленберг, в присутствии Мюллера подробно рассказал, чем занимались они с фрау Гейдрих на озере.
- Вы только что выпили яд. Через шесть часов вы умрёте, - холодным шипящим голосом процедил сквозь зубы Гейдрих.
- Но я ещё, быть может, дам вам противоядие, - продолжил Мюллер. – Если, конечно, вы будете говорить правду и только правду. Надеюсь, вы догадываетесь, что за вами вели наблюдение мои люди, так что ничего нового лично для меня вы сейчас не откроете. Итак, после кофе вы сели в машину и отправились на озеро Плэнер. Так чем же вы там занимались?
На губах Мюллера играла невинная улыбка.
Не раздумывая ни минуты, Шелленберг спокойным голосом начал пересказывать содержание невинной беседы, которую они с фрау Гейдрих вели, прогуливаясь по берегу озера. Рассказ, заранее подготовленный в мельчайших деталях, продолжался пятнадцать минут.
Когда Шелленберг замолчал, Гейдрих некоторое время хранил мрачное молчание.
- Хорошо. Предположим, я на этот раз вам поверил. Дадите ли вы слово, что никогда впредь не позволите себе подобной выходки?
- Вы сами должны понимать, что честное слово, полученное таким путём, ничего не значит. Пусть мне дадут противоядие, и тогда я скажу вам правду. Как бывший офицер военно-морского флота вы не станете ставить под сомнение слово чести, данное без какого-либо принуждения.
Гейдрих удивлённо посмотрел на Шелленберга: он никак не предполагал, что его молодому сотруднику так быстро удастся узнать о военно-морском прошлом своего шефа. Было ясно, что он имел дело с профессионалом.
Гейдрих кивнул Мюллеру. Тот подозвал хозяина кабачка и велел подать бутылку сухого мартини.
Осушив большой бокал (вино отдавало странной горечью), Шелленберг дал честное слово и выразил желание удалиться, но Гейдрих и Мюллер и слышать об этом не желали. Была принесена ещё одна бутылка. Остаток вечера прошёл в непринуждённой застольной беседе.