Глава LXXXIX


Атаковать немецкие танки в Острошитском Городке генерал Руссиянов не мог: несколькими днями ранее генерал Павлов забрал у него всю артиллерию в резерв фронта. Для борьбы с танками у дивизии Руссиянова теперь имелся лишь некоторый запас бутылок с бензином. Сидя в бронемашине, Руссиянов и Иванов развернули карту Минского укрепрайона, и генерал показал подполковнику рубеж в нескольких километрах к югу, где его дивизия неоднократно проводила летом учения на местности. Здесь уже имелись отрытые траншеи с блиндажами и ходами сообщения, пулемётные гнёзда, оборудованный связью КП. Здесь буквально каждый куст и каждый бугорок были знакомы стрелкам и артиллеристам. Здесь и решили обороняться: два стрелковых полка Руссиянов развернул поперёк шоссе в первом эшелоне, а третий полк - во втором. Генерал договорился с подполковником о скорейшей передаче 100-й дивизии части корпусной артиллерии 2-го корпуса и о возвращении ему ранее переданных Павловым в 44-й корпус артполков. Пожелав генералу удачи, подполковник Иванов без приключений вернулся на бронемашине в штаб 13-й армии, где его встретили командарм генерал Филатов и начальник штаба комбриг Петрушевский: оба только что вышли из окружения. Генерал Филатов довольно сдержанно выслушал отчёт начальника Оперотдела штаба, развившего, как казалось генералу, слишком бурную деятельность в его отсутствие. К трофейной карте, которую развернул перед ним Иванов, генерал отнёсся скептически: он отказывался верить в столь стремительное продвижение к Минску танковых групп Гота и Гудериана, а карту безапелляционно назвал дезинформацией, подброшенной немцами с целью посеять панику в рядах защитников города. Поскольку по существу доклада придраться было не к чему, генерал Филатов «пошёл на принцип» и пожурил подполковника за неисполнение приказа командующего фронтом, предписывавшего 100-й дивизии занять Острошитский Городок. Генералу Руссиянову был тут же отправлен с нарочным новый приказ: атаковать и выбить немцев из Острошитского Городка, а подполковник Иванов отправился в свой кабинет, где подчинённые уже готовили текст донесения в штаб фронта о последних боях 13-й армии. Вскоре документ лёг на стол начальника Оперотдела.
Весь день 26 июня 64-я стрелковая дивизия вела тяжёлые бои с танками и пехотой противника. Критические ситуации возникали не только на её правом фланге, прорванном на всю глубину, но и в центре, на участке 30-го полка. У деревни Рогово, обороняемой ротой лейтенанта Афанасьева, пехота не выдержала плотного огня немецких миномётов и, оставив позиции, бежала в направлении деревни Пухляки. Немецкие танки, поддержанные ротой пехоты, заняли Рогово и погнались за стрелками Афанасьева, которых лейтенант, недавно прибывший из училища, никак не мог остановить. Когда танки, преследуя бегущих, взошли на мост южнее Пухляков, рядовой Пшеничный, заранее занявший позицию под мостом, один за другим поджёг три танка бутылками с бензином, после чего хладнокровно расстрелял из автомата экипажи, выбравшиеся из горящих машин. Остальные танки повернули назад, однако ушли не все: ещё два танка были настигнуты меткими выстрелами оборонявшего мост противотанкового орудия. Тем временем к деревне Рогово подоспел командир батальона капитан Новиков, ведя с собой отделение автоматчиков с двумя пулемётами. Не выдержав пулемётного огня с двух направлений – со стороны моста и с фланга – немецкая пехота отступила, и капитан Новиков отбил Рогово и взял пленных. У деревни Криницы, южнее Рогово, стрелки роты лейтенанта Омельченко, воспользовавшись тем, что немецкие танки ушли вперёд, оторвавшись от пехоты, контратаковали во фланг и уничтожили 3-ю роту 82-го пехотного полка противника. На левом фланге 64-й дивизии, в районе станции Заславль, противник трижды атаковал позиции 159-го стрелкового полка. Первые две атаки были полком отражены, однако третья оказалась результативной. Потеряв полтора десятка танков, немцы сначала выбили защитников из МТС на окраине, затем, подтянув и сосредоточив резервы, ворвались в Заславль и заняли мукомольный завод. Командир полка подполковник Белов верхом на коне повёл в контратаку присланную комдивом резервную роту, одновременно с противоположной стороны в город вошли бронемашины дивизионного разведботальона майора Чумакова и завязали уличные бои с немецкой пехотой. Когда рота стрелков Белова залегла под сильным огнём, открытым немецкими автоматчиками из-за ограды церковного кладбища, спешившийся командир полка был смертельно ранен пулей в голову, поднимая роту в атаку.
В центре, в районе деревни Рогово, бои к вечеру достигли наивысшего напряжения. Немецкие танки, атаковав на более широком фронте, чем с утра, вновь ворвались в Рогово, заняли Козеково, Жуки, Угляны и вклинились в оборону полка на 12 километров. Танки удалось остановить на окраине хутора Червонный Брод. Здесь противотанковая батарея капитана Котляренко уничтожила 18 танков, потеряв при этом три орудия. Командир полка полковник Ефремов, прибыв на критический участок, остановил бегущих стрелков, а капитан Новиков, получивший к этому времени уже два ранения, вновь возглавил контратаку и ударил противнику во фланг, от местечка Селищи на север. Немецкая пехота сначала залегла, а затем, не выдержав миномётного огня батальона Новикова, отошла на север, в Ошпарово. Увлёкшись преследованием, капитан Новиков не заметил, как из леса западнее Ошпарово появились немецкие танки, и сам угодил под фланговый удар, в результате которого был отброшен в лес восточнее Селищей. Прорыв противника в районе Козеково к исходу дня 64-й дивизии ликвидировать не удалось, однако и выйти на шоссе Молодечно-Минск позади позиций 30-го полка танки Гота не смогли.
100-я стрелковая дивизия генерала Руссиянова была атакована танками 7-й немецкой танковой дивизии в три часа дня. Артиллерия, которую забрал у Руссиянова генерал Павлов и которую накануне отправил обратно к Руссиянову командир 44-го корпуса генерал Юшкевич, ещё не подошла. Когда со стороны Логойска по Борисовскому шоссе подошли, расталкивая брошенный на дороге беженцами транспорт, 40 немецких танков, стрелки 85-го полка подожгли 15 танков бутылками с бензином, остальные 25 машин прорвались сквозь позиции полка и двинулись дальше, давя и расстреливая беженцев, образовавших на шоссе плотную пробку позади первой линии позиций Руссиянова. Когда во фланг немецкие танки атаковала из засады разведрота лёгких танков 44-го корпуса, приданная Филатовым дивизии Руссиянова, немцы, потеряв ещё три машины, свернули с забитого шоссе влево, чтобы проверить оборону 13-й армии между шоссе и Березиной и попытаться обойти пробку на шоссе с востока. Стоило немецким танкам, не испугавшись засады, свернуть с шоссе не влево, а вправо – и они ворвались бы в Минск уже 26 июня. Теперь же положение спасла подоспевшая в последний момент артиллерия 161-й стрелковой дивизии корпуса Ермакова, развёрнутая справа от второй линии обороны 100-й дивизии. Не добившись успеха слева от шоссе, вечером Гот двинул 20-ю танковую дивизию правее шоссе и атаковал левофланговый полк Руссиянова, но к этому времени сюда уже подошёл полк 152-миллиметровых гаубиц, направленный к передовой генералом Ермаковым. На этот раз потери немцев были особенно велики. Всего в этот день части 7-й и 20-й танковых дивизий, атаковавшие вдоль Борисовского шоссе, потеряли полсотни танков и до четверти личного состава.
Закончив отчёт, Иванов подписал его у командарма Филатова, и комбриг Петрушевский увёз отчёт в штаб фронта вместе с трофейной картой. Подполковник Иванов, не спавший ночь и в течение суток замещавший командарма и начальника штаба в одном лице, вновь остался за начальника штаба и об отдыхе мог только мечтать. Теперь подполковнику предстояло на месте, в боевой обстановке освоить не только навыки общего руководства штабом армии, но и вникнуть в детали управления артиллерией и службами снабжения и тыла. Несколько старших офицеров, ведавших в штабе 13-й армии этими вопросами, погибли при выходе из окружения.
Прежде всего Иванов проследил за тем, чтобы на позиции Руссиянова до утра подвезли снаряды: на рассвете Руссиянов должен был согласно приказу генерала Филатова перейти в наступление против двух немецких танковых дивизий и выбить противника из Острошитского Городка. В эту ночь связь в штабе армии работала без сбоев, и командование владело оперативной обстановкой не только на участках фронта перед дивизиями 2-го и 44-го корпусов, но и на участке 21-го стрелкового корпуса генерала Борисова, удерживавшего позиции в условиях полуокружения между двух танковых корпусов Гота и славшего отчаянные просьбы подвезти из Минска снаряды, чего Иванов при всём желании сделать уже не мог и честно сказал об этом генералу.
Вернувшийся ночью из штаба 108-й стрелковой дивизии, державшей оборону в юго-западном секторе Минского укрепрайона, начальник штаба 44-го корпуса полковник Виноградов доложил о появлении перед фронтом дивизии немецких танков с литерой «G» на борту, что подтверждало подлинность трофейной карты. Впрочем, подлинность карты и без того не вызывала у Иванова сомнений: обстоятельства её захвата исключали возможность дезинформации. По словам Виноградова, танковая колонна немцев угодила в районе деревни Кайданово в огневую засаду дивизионной артиллерии генерала Орлова, после чего в беспорядке отступила, оставив на дороге два десятка подбитых машин. Стрелки контратаковали замешкавшуюся немецкую мотопехоту и взяли пленных. Общие потери противника на участке фронта 108-й дивизии составили 37 танков, 30 бронемашин, более 100 грузовиков. 4 немецких самолёта было сбито зенитчиками.
- Ну вот, видите! – воскликнул генерал Филатов, - Остановили хвалёного Гудериана. Утром Руссиянов даст по зубам Готу, а там и резервы из тыла подоспеют!
Уже перед рассветом Иванов связался с начальником штаба и начальником артиллерии 100-й дивизии, чтобы уточнить оперативную обстановку и проверить готовность дивизии Руссиянова к намеченному на утро 27 июня наступлению. Накануне противник отвёл танки на рубеж Масловичи – Острошитский Городок. Между этими населёнными пунктами за немецкими аванпостами проходила рокадная дорога, и захват её был обязательным предварительным условием успешного штурма Острошитского Городка. Перерезать шоссе, по замыслу генерала Руссиянова, должен был 331-й полк полковника Бушуева. Накануне полк Бушуева стоял во второй линии и пострадал менее двух других стрелковых полков 100-й дивизии, хотя и лишился батальона, отозванного Павловым для охраны штаба фронта. Два других полка должны были атаковать Масловичи и Острошитский Городок после того как полк Бушуева выполнит свою задачу и установит контроль над рокадной дорогой.
Наступило утро 27 июня. С первыми лучами солнца немецкая танковая колонна выдвинулась из Острошитского Городка в сторону Масловичей по рокадной дороге и угодила под артналёт тяжёлых гаубиц Руссиянова. На дороге возникло столпотворение, организованное движение оказалось парализовано. Успех артподготовки превзошёл ожидания генерала, он уже не сомневался в успешном исходе всей операции и бросил в наступление сразу все три стрелковых полка. Отбросив немецкие аванпосты, полки продвинулись в северо-западном направлении на 3-5 километров. Генерал Филатов, получив донесение от Руссиянова, выглядел именинником: ничего другого он и не ожидал услышать от начальника Оперотдела.
В это время в штаб армии позвонил начальник штаба 64-й дивизии и доложил о концентрации перед фронтом его дивизии значительных сил мотопехоты и бронетехники противника. Дивизионная разведка обнаружила в районе Углян штабы танкового и моторизованного полков 7-й танковой дивизии, а на подступах к Заславлю – колонну 20-й танковой дивизии, движущуюся на усиление уже имеющейся на этом участке внушительной группировки.
- Все вы, штабисты, нытики! Вечно портите настроение, – воскликнул в сердцах генерал Филатов и потребовал к аппарату комдива Иовлева. Генерал без обиняков заявил, что удержать позиции не сможет, не получив подкреплений, а главное – снарядов.
- Не паникуй! Слева и справа от тебя враг бежит, - напутствовал командарм генерала Иовлева и, повесив трубку и несколько смягчившись, поручил Иванову проверить по штабным каналам положение с боеприпасами в 64-й дивизии. Выяснилось, что накануне дивизия вдвое превысила дневную норму расхода снарядов и теперь осталась с несколькими снарядами на орудие. Снарядов у Иванова уже не было: с минуты на минуту он ждал возвращения комбрига Петрушевского, главной причиной поездки которого в штаб фронта как раз и был острый дефицит снарядов. В это время позвонил начальник штаба 100-й дивизии полковник Филиппов.
- Скорее везите снаряды! Всё, что подвезли ночью, расстреляли в ходе артподготовки. Наступление захлёбывается.
- Держитесь, снаряды скоро будут! – ответил Иванов. На пороге комнаты стоял вернувшийся из штаба фронта Петрушевский. Прежде чем умыться, переодеться в чистое обмундирование и отправиться на доклад к Филатову, он зашёл к начальнику Оперотдела с известием о том, что привёл с собой автоколонну со снарядами. Иванов тут же отправил несколько грузовиков в штабы 64-й и 100-й дивизий, после чего поспешил на Военный совет к командарму Филатову: все с нетерпением ожидали доклада Петрушевского, прежде всего все ждали известий о резервах. Когда Иванов входил в кабинет Филатова, доклад уже начался. Петрушевский был краток и начал с главного.
- Резервов у командования Западного фронта больше нет. Нам приказано оборонять Минск до последнего патрона, если понадобится, то и в окружении.
Все были возмущены. Приказ оборонять Минск в окружении, с теми недостаточными силами, которые здесь имелись, и почти без снарядов, означал немедленную потерю и Минска, и четырёх стрелковых дивизий с сильной артиллерией, двумя корпусными и армейским штабом, не говоря уже о 21-м корпусе генерала Борисова, который оставался предоставленным собственной участи.
- Именно это я и сказал генералу Климовских, - продолжил доклад Петрушевский. – Тот отвечал, что оперативное окружение будет непродолжительным: в ближайшие два-три дня к городу подойдут с запада, из-под Гродно, остатки группы Болдина и 3-й армии Кузнецова, а затем фронт подтянет резервы из глубокого тыла и прорвёт кольцо с востока.
Генерал Филатов в нескольких сильных выражениях высказал сомнение в способности окружённых под Гродно войск прийти в Минск, преодолев сотни километров.
- Они что там, воображают, что немцы будут нянчиться с Кузнецовым и Болдиным? Они вообще представляют себе, что здесь происходит?
- В штаб фронта прибыли из Москвы маршалы Ворошилов и Шапошников. Генерал Павлов порывался выехать на запад к передовой и лично ускорить прорыв окружённых под Белостоком войск к Минску, но маршалы его не отпустили. Трофейную карту я передал маршалу Шапошникову. Карта произвела на него впечатление. В разговоре со мной, происходившем с глазу на глаз, маршал намекнул, что Павлов и Климовских в переговорах с Москвой пытаются скрыть серьёзность положения, справедливо опасаясь ответственности, и маршал Ворошилов их в этом поощряет.
Филатов откашлялся и обвёл присутствующих многозначительным взглядом. Все замолчали. Молчал и Петрушевский.
- А где 20-й мехкорпус? – спросил наконец Филатов.
- Насколько мне удалось выяснить в Оперотделе штаба фронта, всё, чем располагает корпус, – пятнадцать пушек, семь-восемь тысяч пехоты и ни одного танка.
В это время на пороге комнаты, где заседал Военный совет, появился генерал Юшкевич. Он был мрачен, и всем стало ясно, что у командира 44-го корпуса есть свежие и, судя по всему, неприятные новости с передовой. То, что сказал генерал, повлекло за собой немую сцену из финала «Ревизора».
По словам Юшкевича, два танковых батальона противника, поддержанные мотопехотой, прорвали фронт на участке 108-й дивизии в районе станции Кайданово и быстро продвигаются по шоссе Брест-Минск по направлению к станции Фаниполь.
От станции Фаниполь до штаба 13-й армии, где заседал Военный совет, было 5 километров по шоссе.