- Сара,- задумчиво сказал Гриша,- бери табурет и садись у окна, я буду писать с тебя портрет. - Гриша!У тебя что начинается рассеянный склероз,- удивилась Сара,- как я помню, за всю жизнь ты кроме "точка, точка, запятая, минус-рожица кривая", ничего нарисовать не умел. - Сарочка,- ты, наверное, забыла где живешь. У нас по религии изображать человечес- кое лицо запрещено. Так что рисовать я тебя буду в абстрактной манере. - И на что я буду похожа в этой "манере",- поинтересовалсь Сара. - На свою маму,- усмехнулся Гриша,- посмотри на её лицо сейчас- чистейший абстракци- онизм. Из своей комнаты на кресле каталке выехала Мария Львовна, мать Сары. Ей 94 года, она почти ничего не видит, но слышит как локатор. - Я тебя предупреждала,- сказала она дочери,- вы выходи замуж за этого шаромыжника. Смотри, мое лицо ему не нравится. А сам ты когда последний раз в зеркало смотрел-это уже к Грише,-в прошлом году. То-то я смотрю, оно треснуло. Не выдержало твоей красоты. - О чем вы говорите?!- возмущенно вклинилась в разговор Гришина мама Роза Соломонов- на.- Он у меня очень красивый мальчик. Весь в покойного отца. - Ага,- ехидно зашевелилась в каталке Мария Львовна,- писаный красавец был. Помню, когда они шеренгой стояли на плацу, капитан вечно кричал: - Аркадий Шмулензон! Вы опять забыли снять противогаз. Гриша понял,что если он сейчас не вмешается, начнется вторая Куликовская битва. И он примирительно сказал: -Евреи, ша! Не хотите, не надо! Бог с вами. Я напишу автопортрет, назло вам всем. - С этого надо было и начинать,- оставила за собой последнее слово Сара.- А теперь прошу всех к столу, включая, новоиспечнного художника. Пора обедать.
|