Частые, тяжелые шаги раздавались по пустому коридору, приглашенным эхом отдаваясь в дальних уголках корпуса. Обычно уверенная, неспешная походка генерала сегодня была слегка нервной и то и дело сбивалась чуть ли не на галоп. Наверное, любой, кто не понаслышке знал генерала ВВС США Джеймса Харисона, не поверил бы, что этот волевой человек, на своем веку повидавший всякого, может мелко трястись лишь от одного телефонного звонка. Никто бы и не смог подобрать таких угрожающих слов, которые хоть на йоту снизили самообладание этого вояки, имевшего прозвище «железный Боб». Тем не менее сегодня генерал имел бледный вид, словно новобранец перед первым в жизни настоящим боем. По дороге генералу не встретилась ни одна живая душа, хотя обычно по этим коридорам взад-вперед сновали многочисленные инженеры, аналитики, компьютерщики и прочие разномастные сотрудники космического агентства NASA.

Сегодня все были при деле. Все, так же, как и Харисон, замерли от неожиданной новости, которая, словно гром среди ясного неба, поразила сегодняшнее утро. Генерал, пройдя, как ему показалось, целую вечность по клятому коридору, наконец подошел к большим дверям, на которых была табличка «Центр управления полетами», и резким движением плеча открыл ее, проваливаясь внутрь помещения. В следующую секунду он оказался в огромной комнате, наполненной людьми, какой-то мудреной компьютерной техникой с большими мониторами, на которых отображались ничего не значащие для генерала показатели. Шум в помещении стоял такой, что можно было представить, что генерал ошибся местом и случайно попал на Нью-Йоркскую фондовую биржу начала века. Генерал даже растерялся, не зная, как быть дальше, но в следующую секунду кто-то его мягко, но уверенно взял под локоть и повел вперед. Генерал оглянулся на человека. Это был высокий мужчина в черном строгом костюме. Больше всего он был похож на работника одной из спецслужб. Так и оказалось. Не останавливаясь ни на секунду, мужчина стал быстро говорить:

— Здравствуйте, генерал, я агент Смит, из ЦРУ. Мне приказано встретить вас и провести к командованию. Не будем терять времени, следуйте за мной, — агент говорил четко и отрывисто, так что даже в этом гаме его было хорошо слышно.
Он шел на шаг впереди, расчищая дорогу для Харисона от суетящихся в большом количестве работников агентства, белые рубашки которых мельтешили перед глазами. Через некоторое время они оказались у двери, по обе стороны от которой стояли двое внушительного вида охранников. Агент Смит открыл дверь и жестом пригласил генерала войти. Харисон перешагнул порог и сразу оказался в сравнительно тихом, маленьком, но довольно уютном помещении, наполненном тусклым светом от двух небольших ламп на стене.

В комнате не было ничего лишнего. Почти все пространство занимал огромный стол, за которым сидели самые разные, но все как один очень важные государственные мужи. Многих Харисон знал лично и очень хорошо — то были армейские командиры, адмиралы и генералы морских и сухопутных войск, главкомы армий, штабов, подразделений, а также шишки из министерства обороны и нацбезопасности. Другие были гражданскими. Политики, ученые. Кого-то он видел лишь по телевизору, других не знал вовсе. Появление генерала не осталось незамеченным. Во главе стола сидел немолодой, но еще полный жизни мужчина с суровым лицом, который встал и приветственно поднял руку, завидев Харисона. Этот человек был вице-президентом США.

— Присаживайтесь, генерал. Мы только начали. Вникайте в курс дела, — он жестом указал на последний свободный стул, а затем его внимание полностью обратилось в сторону бородатого мужчины в больших очках, который сидел по другую сторону стола, — продолжайте доклад Юджин.

Харисон быстро переглянулся со старыми приятелями за столом, отметив, что те имели очень серьезный, сосредоточенный, а порой и встревоженный вид. И было от чего.

— Итак, как вы прекрасно знаете, шесть дней назад наша страна стала первой державой на земле, которой удалось отправить пилотируемый космический корабль с экипажем на Луну. Четыре дня назад экспедиция успешно прилунилась на поверхности спутника, — говорил бородач Юджин, говорил для всех, но обращался явно к вице-президенту. — Все было благополучно до того момента, пока экипаж Фебос-11 не совершил запланированную высадку на лунную поверхность. Поначалу все было хорошо, но менее чем через пятнадцать минут мы внезапно потеряли связь с астронавтами, которую не можем восстановить до сих пор. Экипаж вместе с кораблем словно бы исчезли. Никакие наблюдения за Луной не позволили выявить местонахождение или хотя бы любую другую информацию о нахождении корабля или зацепки о дальнейшей судьбе экспедиции, — бородач сделал многозначительную паузу, обведя взглядом всех присутствующих. — До сего дня.

— Сегодня, около четырех часов утра, мы засекли движение по запланированной траектории полета Фебос-11 в сторону Земли. Этот объект, насколько нам показывают данные, не может быть кораблем Фебос-11...

За столом все непонимающе стали оглядываться друг на друга. Вице-президент наклонился чуть вперед:

— Что это значит, Юджин? Это часть корабля? Осколок, оторвавшийся при крушении?
Бородач замешкался с ответом, даже опустил глаза, разглядывая выщерблины на столе:

— Пока мы не можем точно сказать, что это... но этот объект очень мал, в десятки, даже в сотни раз меньше нашего корабля. И еще он движется идеальным курсом, не отклоняясь ни на градус от запланированного полета... и летит он гораздо быстрее, нежели на это был рассчитан наш Фебос. По нашим данным, он уже менее чем через сутки достигнет атмосферы Земли.

За столом наступило молчание. Вице-президент откинулся в кресле, оглянулся на своего зама, а затем спросил:

— Когда вы будете знать точно, с чем мы имеем дело? И какой вред может нанести планете подобного размера небесное тело? К чему нам следует готовиться, по вашему мнению?

Юджин передернул плечами:

— Собственно, настолько крошечный объект вообще не должен быть проблемой, потому как обязательно сгорит при входе в плотные слои. Но учитывая скорость и самое главное неизвестные пока качественные характеристики этой штуковины, можно ожидать чего угодно. Что касается точных данных, то думаю часов через десять, мы уже будем знать наверняка, с чем имеем дело. А пока мы этого не знаем, готовиться нужно к самому худшему развитию событий.

— Допустим, если это метеорит, который по каким-либо причинам не сгорит от трения воздуха, что будет при столкновении с Землей? Я имею в виду ущерб.
На этот раз бородач не мешкал ни секунды. Видимо, он уже обдумывал этот вариант:
— Равносильно взрыву атомной бомбы сэр.

Вице-президент вновь оглянулся на своего помощника. Тот в свою очередь спросил, обращаясь к бородачу:

— Вы сказали, что объект летит по определенной траектории, значит ли это, что нам известно, куда он упадет?

— Если объект не изменит курса, то пункт его назначения полностью совпадает с аналогичным для Фебоса-11, — тут же Юджин наткнулся на вопросительный взгляд и быстро добавил, — это точка в Тихом океане, неподалеку от места, где базируется в данный момент один из наших авианосцев.

Вице-президент секунду пристально разглядывал бородача, что-то обдумывая про себя.

— Спасибо, Юджин, отныне держите меня в курсе всех новостей относительно полета этой штуковины и любой информации о наших парнях с Фебос-11.

Бородач торопливо поднялся, взял со стола кипу бумаг, испещрённых разными графиками и расчетами, и вышел за дверь.

Вице-президент развернулся ко всем оставшимся и сурово оглядел каждого:
— Ну что же, господа, вы все слышали сами, какие будут предложения?

***

Космический холод не трогал его. Даже не касался. Так же, как и радиоактивный огонь раскалённых докрасна, пышущих плазмой звезд-гигантов. Так же, как бесконечно пустой и смертельный для всего живого вакуум толщами в миллиарды километров, который пытался заключить его в свои вечные объятия. Ничто из этого не могло причинить ему вред. Ничто не могло его остановить или хотя бы замедлить на долю секунды. Само его движение было сутью движения, самой идеей движения, которое существует вне зависимости от разномастных ограничителей, действующих в этой и любой другой реальности. Он не продирался через тернии эйнштейновской пространственно-временной паутины напрямую, а скорее, шел через ее изнанку. Платоновское пространство идей, которое обычно лишь отбрасывает тени на физическую Вселенную, теперь же, благодаря его воле, обрело воплощение, которое неслось вместе с ним сквозь пространство и время, игнорируя его саморегулятивные законы и внешнее убранство, нагроможденное поверх скелета и именуемое объективной реальностью. Весь этот интерфейс бытия был доступен для него не через причинно-следственный инструментал, как это обстоит для всего сущего, а напрямую, через потенциальность самой возможности, которые он «поднимал» из бездонного числового мешка бытия и творил свою собственную действительность.

Непреклонная воля двигала его к назначенной цели, и сам космос поспешно отворачивался от него, не перенося абсолютную фактичность и существенность, которую он являл собой. И полет его был страшен и прекрасен, неумолим перед любыми сравнениями, формами и описаниями.

***

Главный алгоритм: Загрузка..
Побуждение. Необходимость. Движение. Анализ. Препятствие. Ошибка. Ошибка. Негатив. Откат. Побуждение...

***

Толстый, даже можно сказать, заплывший человек в военной форме с огромными звездами на погонах сидел за массивным дубовым столом и через очки, сдвинутые на кончик носа, внимательно разглядывал какие-то рапорты, лежащие перед ним. Не отрываясь от этого занятия, он заговорил:

— Угуу...ммм... так. Что там случилось-то? По существу, есть что-нибудь? Что там разведка? Где Васильич? — и он поднял глаза на сидящих перед ним разномастных генералов, наркомов и прочих высших чинов, ответственных за национальную безопасность страны. Тут же с дальнего края стола, поднялся немолодой человек с очень грубым мужественным лицом:

Товарищ министр...Семен Ильич, пока точности нет, но из донесения наших осведомителей на месте, общая картина такая — большой переполох у них. Что — то негладко пошло с этим полетом. Что именно, сведений пока нет, но работаем, работаем. По всей видимости, что-то серьезное, возможно, провал всей экспедиции. Потому как переполох у них на всех уровнях. И все очень тайно.
Министр обороны отложил документы в сторону и посмотрел в сторону рапортующего.
И чего я тебя только держу на этом месте, Васильич? Плохо работаешь, плохо. Это разве разведданные? Бабки на базаре больше знают..

Васильич, начальник главного разведывательного управления, виновато опустил глаза. Затем министр обратился ко всем присутствующим:

— Не буду вам напоминать, что эта американская космическая операция по высадке человека на Луну — большой удар по репутации нашей страны. Крупное поражение космической программы СССР. До сих пор мы были впереди... хорошо, Юра не увидит уже, — он выдохнул и поднял глаза к потолку. Про себя же подумал, что главное, чтобы этого не увидел генсек партии. А он, конечно, увидит. Словно Господь Бог, он все знает и все видит. Затем он деловито откашлялся:

— С другой стороны, если у американцев произошел провал, это дает нам шанс реабилитироваться и, не теряя времени, исправить ошибки и первыми водрузить свой флаг на лунной поверхности. Поэтому важно знать...досконально, что произошло, чтобы самим не повторить ошибку. И действовать, как всегда нужно быстро. Дерзко, если понадобится. Но не забывайте, что их контрразведка сейчас особенно бдит. Предложения?

***

Я — Сила. Сила, которая обязана только по факту своего существования воздействовать на действительность. Я образовалась из Бесконечности и Безначального и есть всегда. Я проистекаю из законов и принципов всеобщего единого бытия, совершенных по причине их первородности и абсолютности. Я — их продолжение и само их начало. Я -наблюдатель за временем. За изменениями, которые оно несет и которые меняют его течения. За равновесием сущего. И небывалого. Я призвана сгладить любое смещение в изначальном движении Вселенной. Исправить то, чего не должно быть, более чем на то есть основания. Я чувствую, что такое случилось. Я вижу недолжность, и я ее обращу. Я уже рядом.

***

Главный алгоритм : В процессе...
Движение вперед. Вперед. Препятствие на векторе движения. Отклонение от курса вправо. Право. Движение вперед. Вперед. Вперед. Тупик. Отбой. Начать сначала. Движение с отклонением влево...

***

Поверхность Луны выглядела безжизненно, но величественно. И хотя голая каменная поверхность, испещрённая рубцами, не вызывала особенного трепета, но небо, лишенное атмосферы, выглядело очень впечатляюще. Оно было словно открытым в отличие от голубого полотна на Земле, которое скрывает от тебя космос, как ткань палатки скрывает дикую природу по ту сторону. Здесь ты ощущал свою причастность к огромной Вселенной, которая существует не где-то там далеко, а начинается прямо у твоих ног.

«Надо же, мы все-таки это сделали, кто бы мог подумать!?» Он смотрел в иллюминатор двери шлюзного отсека, которая через несколько десятков секунд должна была открыться, показывая ему путь туда, где до сих пор еще не был ни один человек. На Луну. У него перехватило дух от важности и торжественности момента. «Так, главное, не забыть слова, которые нужно сказать перед тем, как спуститься с корабля. Это очень важно, в агентстве за такую оплошность надерут задницу, так что не видать мне больше полетов и приличной пенсии»

— Капитан, уже сейчас, ты готов? — в шлеме раздался синтетический голос напарника.

Да, кажется, он был готов.

Центр, мы готовы к высадке. Начинаем.

Через десяток секунд шлюз открылся, и он оказался на пороге, возможно, самого важного момента своей жизни. «Так, главное, не напутать слова».
— Это маленький шаг для человека и огромный для человечества, — произнес он торжественно, но без лишнего пафоса.

Затем он сделал шаг, ступив на иной космический объект, который также должен был стать первым шагом всего человечества в покорении нового пространства для жизни. Он так волновался по поводу соблюдения различных протоколов, что даже в полной мере не смог прочувствовать исключительность момента. В голове крутились лишь одни инструкции. Ему следует установить флаг. Он сделал несколько пробных шагов, которые в условиях сниженной силы притяжения любому показались бы легчайшими, но не профессиональному космонавту, привыкшему месяцами болтаться в воздухе вообще без гравитации.

Луна на его присутствие ответила холодным безразличием. Пока все было в порядке. Он осмотрелся вокруг. Чувство нереальности происходящего не покидало его. И потому он смотрел на открывшийся диковинный вид спутника Земли так, как будто смотрит на большую декорацию, на фоне бродвейского спектакля. Кажется, он гораздо больше энтузиазма испытал в тот момент, когда его только выдвинули кандидатом в состав экспедиции, нежели сейчас, когда цель достигнута. И уж тем более нынешние ощущения не идут ни в какое сравнение с тем моментом, например, когда родители купили ему первый в его жизни велосипед.

Странно устроено наше восприятие. Объективная удельная важность события не имеет никакого значения для людей и никаким образом не влияет на степень ответного эмоционального отклика. А совсем наоборот. Он первый из людей, кто ступил на поверхность другого космического тела. Но по этому поводу не испытывал особого восторга. Отчасти оттого, что огромная ответственность всякий раз переводила стрелки приоритетных мыслей в голове на более конкретные и насущные, нежели романтический восторг от разглядывания голых, однообразных лунных пейзажей, а отчасти от странного упаднического видения ситуации, которое стало зарождаться у него в душе. Ему думалось так: вне всякого сомнения, его нахождение здесь — исторический момент. Но это лишь момент. И он важен только сейчас. А через сто лет возможно на этом самом месте будет располагаться, к примеру, огромный город, в котором в суете будут проводить свои дни лунные люди, тратя жизнь на мелкое шкурничество и саморазрушение. И плевать им будет на него и на всех тех людей, которые ценой огромного труда, рискуя жизнью, устроили для них день насущный. Он ощущал себя примерно как энтузиасты и первооткрыватели великого запада, чьи имена, конечно, хоть и упоминаются в учебниках, но до которых на самом деле совершенно никому нет дела, кроме, пожалуй, чокнутых, квасных патриотов. Но и для них благоговение перед американскими героями — это всего лишь способ самообмана — методика трансформации чужих заслуг в свои собственные для придания самому себе гордого вида и чувства значимости перед самим собой.

Еще на несколько секунд он задержал безразличный взгляд на открывающуюся иноземную панораму и повернулся в сторону корабля. Пора было заняться делом. Необъяснимое чувство пессимизма, которое накрыло его, стоило ему только ступить на Луну, все нарастало и все сильнее мешало сосредоточиться на работе. «Наверное, виной всему нервное перенапряжение», — подумал он. Установка флага заняла мысли на некоторое время. Пока он занимался делом — он был сосредоточен. Устанавливая флагшток и аккуратно цепляя на него каркас с натянутым флагом родной страны, он думал о том, что его прислали сюда, почти за двести пятьдесят тысяч миль, в первую очередь ради этого, потому что маленький флажок должен был раз и навсегда поставить точку в споре о том, кто самый большой там, на земле. И только потом уже идут нужды научные и дела прогресса.

В микрофоне то и дело команда нарушала тишину эфира. О чем-то переговаривались, он даже не слушал, о чем именно. То о чем-то важном и серьезном, то подшучивали друг над другом или обсуждали бейсбольный матч, сетуя, что пропустят его из-за того, что их командировали за пределы планеты, на которой этот матч должен состояться. Треск человеческих голосов отвлекал его от дурных мыслей и успокаивал. Но когда флаг был уже почти установлен, он вдруг поймал себя на мысли, что парни совсем притихли и давно не подавали голоса. Он было хотел шутливо поругать команду за безынициативность и отлынивание от работы, но вдруг понял, что не слышит собственного голоса. «Что за черт?» — подумал он и впервые за долгое время отвел взгляд от флага.

Вокруг него было темно. Не так, как раньше. Раньше темным было только небо над головой, а теперь темно стало повсюду. На шаг дальше флага ничего уже не было видно. Он обернулся в сторону, где, как он помнил, должен быть корабль — и там мрак. «Что за черт?» -вновь мелькнуло в голове. Он оглянулся по сторонам — повсюду было темно. Ощущение было такое, будто он находился в маленькой комнате без окон, в которой выключили свет. Плотная, густая темнота создавала впечатление маленького замкнутого пространства, которое все время как будто бы норовило еще сжаться, стоило ему отвлечься. Рация по-прежнему не подавала ни малейших признаков жизни. Его собственные попытки связаться с командой также были безнадежны. Он широко открывал рот, до боли напрягал связки — но звук не исходил из его гортани. Может быть, он оглох? Он осмотрел датчики на костюме. Кислорода в достатке, целостность костюма не нарушена. Физически он чувствовал себя нормально. Помутнение рассудка? Галлюцинации? Он судорожно стал припоминать соответствующие протоколы, которые бы подсказали, что нужно делать в подобных случаях. Он зажмурил глаза, чтобы сосредоточиться. Но, вместо того чтобы вспоминать нужные пункты для чрезвычайных ситуаций во время полета, мысли в его голове приняли совершенно другие очертания.

«Не пытайся сопротивляться, успокойся. Все уже решено. И уже все закончено». Этот посыл оформился, скорее, не в виде мысли или прямом приказе, а сразу как бы в исполнении, конечном результате, в совершенности понятий. «Теперь ты — совсем другой ты, не такой другой, каким ты мог ранее иметь вероятность стать, но такой, каким тебя даже нет возможности описать с помощью вашего нищего способа отражения и восприятия окружающей действительности. Невозможно это и путем расположения подобных категорий напрямую в аппаратной части твоего существа, вычислительные мощности которого открывает вам лишь маленькую толику карты реальности, ровно так, чтобы иметь возможность размножить себя, дабы не исчезнуть как явление». Мыслесостояния эти исходили как будто не от него, но после их «свершения» уже совершенно точно были частью его убеждений, равно, как будто он сам их заключил, основываясь на собственном опыте. Он действительно теперь чувствовал себя по-другому, с каждой секундой теряя себя прежнего, выскальзывающую личность, под давлением непреодолимой силы, настолько уверенной и действенной, что происходящий процесс расщепления личности, а точнее даже перерождения, казался столь естественным и словно единственно возможным вектором продолжения его личности. Примерно, как гусеница превращается в бабочку, только качественно в несравненно большем порядке. Вскоре бывший он исчез вовсе, а теперь был уже новый, который имел другую природу, восприятие и понимание, а соответственно другие задачи и другое предназначение. И совсем иные возможности.

Мир вновь наполнился светом и звуком. Таким, который до сих пор тот он, который исчез, не мог себе и представить в самом ярком и психоделическом сне. Теперь он видел и слышал всё и всё понимал. Не осталось дюйма пространства, которые не были бы неизведанны и не открыты перед ним. Новые палитры цветов, спектры излучений, десятки новых измерений пространства, их интеграций и обоюдных влияний, суммарной синергии восходящих к общей консолидации мирового континуума. Вся конструкция и механика Вселенной, какая она есть, ощущалась им, охотно откликалась на его присутствие. Он сам был ее частью, словно большой нервный центр мог влиять на нее проистекание и использовать это преимущество по своему желанию. Миллионы контактов, исходящих из его тысяч ментальных органов чувств, легко и надежно крепились ко всем слоям реальности, даруя абсолютные возможности для существования. Он стал идеальным существом.

Внимание его упало на флаг впереди. Тот ярко светился историей своего происхождения и охотно открывал свои тайны для него. Он рассказывал про людей, что прикасались к нему, а через их ДНК открывалось просто неисследимое количество информации о том месте, на котором это изделие было создано. Вся история зарождения планеты была напечатана на этом полотне с начала времен. Через взаимные связи людей, что имели отношения к изготовлению этого символа, он в мгновение ока отследил и всех прочих живущих на планете людей и дальше всю общую генеалогию человечества вплоть до простейших одноклеточных организмов, зародившихся миллиарды лет назад. За секунду он узнал о человечестве гораздо больше, чем сами люди сумели за сотни лет. Но то все было их прошлое, история. А вот их будущее уже определить должен был он. Ведь именно для этого он здесь. И он знал, что будет делать. И начать нужно было прямо сейчас.

В его шлеме безостановочно лилась человеческая речь, примитивная и бессмысленная настолько, что распознавание ее не требовалось вовсе. Он обернулся в сторону корабля. «BOINK-K-K!» В один огромный, неестественно высокий и быстрый прыжок он очутился около холодного металлического корпуса. «SLAP!» Звуки голосов в шлеме взорвались с новой силой. «BWAH!» Они очень утомляли. Он прикоснулся ладонью к корпусу корабля. В тот же момент по холодным металлическим стенкам, побежали многочисленные вибрации, означавшие что химическая структура металла ломается, подчиняясь его воле. Контуры всего корабля вдруг стали изменяться, комкаться, все более сжимаясь и сворачиваясь в пространстве. Уже через пару секунд в его ладони лежал идеально гладкий металлический шар, в который превратился космический аппарат, до недавнего времени технологическое совершенство и гордость человечества. Он посмотрел на гладкие блестящие бока сферы, затем сжал в ладони покрепче, завел руку за спину на манер бейсбольного питчера, повернулся в сторону далекого солнца и неуловимо быстрым движением выкинул руку вперед, отпуская металлический шар, который с фантастической скоростью унесся в сторону пылающей звезды. «PSSH-H-H!»

***

Главный алгоритм: В процессе...
Алгоритм движения обновлен. Поправки критических точек. Сбор и анализ новых данных. Поиск новых закономерностей. Систематизирование библиотек. Расчет дальнейших действий. Прогнозирование. Движение вперед.

***

У генерала Харисона сильно пульсировало в висках. Весь день он крутится как заведённый, а такая стрессовая активность в его годы не остается безнаказанной. «Совсем старый стал...чего не ушел в отставку до сих пор? Грел бы сейчас свою старую задницу на Гавайях, а не отдувался бы за всю страну. Это не по моим силам уже». Присущие ему хладнокровие и выдержка оставили генерала, а вот мигрень с каждым часом становилась лишь сильнее и не думала отступать. Харисон находился в очередном душном кабинете, на очередном совещании, бог знает каким по счету за сегодняшний день и пытался сосредоточиться, чтобы удержать так и норовящую ускользнуть от его внимания нить разговора. В кабинете находилось не меньше дюжины таких же престарелых военачальников с большими погонами и серьезными минами. Сейчас обсуждали вероятную возможность причастности к случившемуся с Фебос-11 спецслужб СССР. Генерал, впрочем, почти ничего не слышал, а если слышал, то понимал смутно. Стук в висках, резь в глазах, казалось, полностью заполняют рассудок, не давая более никаким прочим сигналам достучаться до мозга. Харисон собрал волю в кулак и мысленно велел пульсирующей боли утихнуть или хотя бы уйти на задний план сознания, чтобы он мог сфокусироваться на деле. Тело и разум, привыкшие беспрекословно слушаться своего хозяина, повиновались, хоть и с заминкой, словно бы имели некоторые сомнения на счет того, есть ли у старика нынче подобные полномочия.

— Я более чем уверен, что тут не обошлось без диверсии со стороны ГРУ. С самого начала было понятно, что Советы так просто не сдадутся. Все мы видели, как их корабли плавали близ места запуска нашего космолета. Они очень внимательно следили за стартом. Могу поспорить, что не из чистого любопытства! — главнокомандующий флота, яростно выкрикивал обвинения, дополняя речь экспрессивными жестами, словно они должны были являться вещественными доказательствами его мнения. Министр обороны, сидящий во главе стола и внимательно слушавший по очереди версии каждого, кто находился в комнате, обвел всех вопросительным взглядом.

— Кто еще думает также? — в воздух поднялись руки. — Так... вы должны понимать, господа, что никаких весомых доказательств этой теории нет, но и исключать ее тоже, мне лично кажется неразумным и поспешным решением. Так что считаю необходимым учитывать и подобную версию для планирования возможного сценария действий.

Все тот же адмирал, нарочито громко откашлялся, привлекая к себе внимание. Министр кивнул ему.

— На данный момент, в тех водах базируется наш авианосец. Но я уже отдал приказ всем боевым единицам, находящимся в радиусе возможной мобилизации к предполагаемому месту приземления объекта Х, о патрулировании области, особо уделяя внимание поиску потенциального врага. Я убежден, что, если русских засекут вблизи от места посадки, это будет неопровержимым доказательством их причастности к провалу лунной экспедиции.

— Авианосец? Что же, значит ВВС тоже должны быть подключены к этой операции. Что скажете, генерал Харисон? — министр обороны повернулся всем корпусом в его сторону. — Вам есть что добавить?

Вся давешняя слабость как-то сразу притупилась, посторонние мысли поблекли, а на первый план выступила отточенная годами субординация, ответственность и чувство долга. Генерал приосанился, и в глазах его теперь нельзя было прочитать ничего, кроме решительности.

— Прежде всего, я хочу сказать, что считаю глупостью саму идею о некоем внешнем вмешательстве в дела нашей страны как в космической, так и в любой другой сфере, — Харисон сурово глянул на адмирала, — но раз уж дела обстоят таким образом, то, разумеется, мой долг велит мне заняться этой операцией, хотя я подчеркиваю — не вижу в этом никакого смысла. Я считаю, что, напротив, все внимание и весь военный потенциал следует сосредоточить на этой космической хреновине, которая вот-вот рухнет нам на головы. А не погрязать в параноидальной конспирологии, — и генерал еще раз обжег недобрым взглядом командующего флотом. Харисон почувствовал, как тупая боль сдавила виски, но вида не подал. Министр медленным движением поправил очки на носу, будто задумался о чем-то или же подбирал нужные слова:

— Генерал, министерство всегда ценило вас за ваши волевые качества и самоотдачу, а также за...мм прямоту. Только не думайте, что мы не занимаемся решением проблемы всесторонне. Поверьте, о приближении к нашей орбите неизвестного космического объекта мы не забыли, и прямо сейчас лучшие умы страны проводят анализ возможных последствий и возможные меры по защите нашего государства и всей планеты. А потому прошу вас сосредоточиться на выполнении ваших прямых обязанностей, потому что об остальном позаботятся без вашей помощи! — министр обороны открыл было рот, чтобы сказать еще что-то нравоучительное, но тут дверь в кабинет резко распахнулась, и в комнату почти ввалились два человека. Генерал Харисон сразу их узнал. Один из них был тот самый агент ЦРУ, который встретил его сегодня с утра и провел на встречу с вице-президентом, а второй — ученый-бородач с того же собрания. Бородач шагнул к столу: вид у него был обескураженный и даже безумный. Нервно сбиваясь и проглатывая окончания слов, он заговорил:

— Господа, прошу прощения, что прервал ваше собрание, но у меня очень важные новости, не терпящие отлагательства, — тут же с десяток взглядов тревожно и внимательно замерли на раскрасневшемся лице ученого. — Дело в том, что нам удалось получить полную и достоверную информацию, касаемую так называемого объекта Х... — бородач на секунду остановился, отвел глаза в сторону, видимо, собираясь с духом. — Мы более чем уверены в том, что объект Х — не что иное, как один из наших астронавтов, посланных на Луну в команде экипажа Фебос-11. Вот детальный отчет..." — и он положил на стол черную кожаную папку. В комнате повисло гробовое молчание.

«Черт, как же болит голова...»

***

«Рассекая черную пустоту межзвездного пространства, летит маленькая, почти незаметная фигурка космонавта»

Даже по меркам огромной Вселенной с присущим ей разнообразием эта планета была интересна и оригинальна. Он приближается к ее пределам с огромной скоростью и уже совсем скоро должен был оказаться на ее поверхности. Но уже сейчас он все знал о ней. На всем протяжении пути, пронизывая ее насквозь своим абсолютным восприятием, он составил точную антологию ее существования. Удивительным и непостижимым для другого существа образом сплелись в этой точке бытия всевозможные вероятности воплощения реальности, таким способом рождая все это множество физико-математических, статистических столкновений потенциальных возможностей в одну необычайную по своему разнообразию структуру. Воистину эта планета отражала в себе все принципы Вселенной, рекурсивно свернутые в таком ограниченном пространстве. Находясь в подобном месте, ты имеешь возможность познать всю полноту бытия, основываясь лишь на внутренних данных. И хотя любому объекту в некотором роде присуще подобное свойство отражать в себе Бога, эта планета, словно вселенский справочник, была кладезем информации.

О, как жаль, что подобное чудесное место придется придать забвению. В сущности, из-за одной лишь только ошибки. Это человек. Он ошибка. Точнее, человечество, а не человек. Человек хорош собой. А человечество отвратительно. Все оттого, что человек редок на земле. Каждый из шести миллиардов представителей этого племени считают себя человеком. На деле — один на миллион. А то и один на десять.
Человек — это особое состояние нервной системы. А не отдельный биологический вид живых организмов, как у них принято считать. Человечество придумало себе способ описания мира, вербальными границами разделяя метафизическую цельность мира с древних времен, с которых и тянется нить развития его мышления, и решило, что организовало и упорядочило окружающую действительность. И самое главное — определило. В то же время та самая почва, из которой произрастает стебли их интенциональности, стара и изжила себя, являясь совершенно непригодной базой для прогрессивной формы жизни. Толстые, глубокие корни ее тянутся к были изначальных дней, информационный бульон которых поднимается верх, фильтруясь временными вехами, но по-прежнему несет в себе устаревшие и заведомо неправильные предпосылки совершенно непригодного для становления нового. Из-за этой порочной связи жизнь людей неизменна, циклична и полностью повторяется с определенной периодичностью. Потому человечество есть продукт не новый, но мало чем отличающийся по сути своей и концепции от первобытного зверя, превосходством над которым в глупости своей так кичатся сами люди. И потому они замуровали сами себя в ментальной тюрьме, оплели своим же языком руки и ноги, словно в кандалы, строго ограничивающие их движения, отпуская лишь в момент размножения или кормления. Голову же люди заполнили кубиками слов, не позволяющих даже иметь саму возможность мысли, отличной от базовых потребностей. Такова суть человечества. А вот человек — существо качественно новое. Это цветок, стебель которого, отрываясь от корней первобытной матушки-природы, ищет новые методы существования, подпитываясь теплыми информационными потоками, поднимаясь все выше, расширяясь до размеров Вселенной и создавая полный ее оттиск внутри себя.

Жаль, что человек малочислен, слишком индивидуален для кооперативного существования и недостаточно развит еще для самостоятельного жизнеобеспечения. А потому и его судьба вскоре оборвется. И это неизбежно и неумолимо как само время. Как день вчерашний, ибо уже случилось.

«Летит сквозь темноту космоса, с лицевой стороны шлема на темном стекле отражается планета Земля»

***

Большая красная точка на экране часто мигала. Мигание сопровождалось пронзительным прерывистым писком — звуковым сигналом, характерно подчеркивающим важность и неотложность поступающей на монитор информации. Краснолицый адмирал тупым, но уверенным взглядом уже с полминуты вглядывался в локатор. Выглядело это так, словно он пытался силой мысли подчинить себе красную точку, чтобы та выдала все свои секреты. Точнее, не свои (какие могут быть секреты у пиксельного индикатора?), а вражеские, суть которых и была сакральным образом спрятана в этом визуальном и звуковом коде. За всем этим незатейливым условным интерфейсом таились реальные вражеские силы с большими пушками и черными сердцами. И потому адмиралу во что бы то ни стало необходимо, как можно быстрее разгадать загадку этой красной точки на экране, чтобы принять единственно правильное в данной ситуации решение.

— Сэр, какие будут приказания? — речь доносилось до слуха адмирала, как будто бы откуда-то издалека — Сэр? — пот заливал лицо, соль колола губы адмирала, красная точка расплывалась перед глазами, пульсируя в такт с учащенным пульсом старого вояки.

«Я был прав! Я знал, что они окажутся здесь, это не просто совпадение...что же они задумали? Ничего хорошего! Нужно предупредить их зло — отсечь руку с отравленным кинжалом. Показать этим коммунистическим псам, кто здесь главный, и в космосе, и на земле, и на воде! In god we trust!»

— Открыть огонь на поражение! — взревел адмирал, полубезумным взглядом всматриваясь куда-то сквозь офицерский состав куда-то вдаль, туда, где находились корабли неприятеля, словно хотел нанести им первый удар лично, с помощью полного ненависти и презрения взгляда.

— Вы уверены, сэр? Генерал Харисон на связи, желает с вами говорить. Может, стоит сначала...

— К черту Харисона! Выполнять приказ!

Молодой радист в ужасе отпрянул назад, на секунду ему показалось, что он увидел две красные пульсирующие точки вместо глаз адмирала.

***

Главный алгоритм: Критическая точка...
Я. Это я. Я двигаюсь вперед. Теперь налево. Направо. Вперед. Развилка. Я помню, что левый путь- это тупик. Направо. Дальше будет еще три таких же. Я тоже помню. Налево, налево и вправо. Движение. Теперь прямо. Новая информация. Здесь я в первый раз. Прямо. Все прямо. Развилок больше нет. Впереди свет. И нет больше преград. Сюда ли я двигался все свое существование? Что там? Движение вперед...

***

Генерал Харисон сидел в своем кабинете, обхватив голову руками. Нет, голова его уже не болела, но теперь его череп наполняли пунцовая тяжесть, досада и разочарование, отдававшееся бессилием во всех членах. Ему только что доложили о заварушке с русскими, в районе предполагаемого приземления объекта Х. Что конкретно там произошло, пока неясно, но предчувствие подсказывало, что виной всему этот безмозглый адмирал, имени которого Харисон уже не помнил. А дело могло обернуться очень серьезными последствиями. Международный конфликт. Так как силы ВВС также были в зоне боевых действий, генералу пришлось отдать команду на взлет, отправив тем самым неизвестно сколько прекрасных парней на глупую, не нужную никому смерть.

Перед ним стояли настольные часы, подаренные ему руководством страны после одной спасательной операции во Вьетнаме. Тогда им удалось спасти много людей из, казалось бы, безнадёжной ситуации. На часах, выполненных в традиционном стиле из темного дерева, с обратной стороны имелась гравировка. Харисон развернул часы. «За славные подвиги выдающемуся сыну Америки», — гласила короткая надпись. Генерал скривился. Что славного в том, чтобы убивать других и умирать самому? Хотя генерал не обманывался. В отличие от всех этих оголтелых хипующих пацифистов, он точно знал, как устроен мир. Он знал, что невежество и несостоятельность всегда будет с лихвой приносить в мир насилие и жестокость. Ненужное насилие и необоснованную жестокость. А всякая злоба в свою очередь приносит только еще больше злобы. И человечеству никогда не вырваться из порочного круга. Его работа — сдерживать зло на границах его родины, зачастую нанося удар первым, пресекая даже мысли о нападении в будущем. Всякий раз ему приходится переступать через свои убеждения, совершая такое зло. И все муки совести лишь для того, чтобы вскоре выросло поколение людей, не знавших горечи войн и насильственной смерти, которое от скуки и безделья восстанет против него и таких, как он, нарекая их кровавыми монстрами и душегубами. Но это ничего. Он может смириться с этим, хоть это, конечно, и обидно.

«За черные дела во имя долга презренному сыну своего народа», — вот какую надпись следовало начертать на гладкой лакированный поверхности часов. Так было бы куда честнее.

Мрачные размышления генерала прервал пронзительный звон телефонного аппарата. Генерал поднял трубку.

— Сэр, поступили срочные новости из NASA. С полчаса назад объект Х резко изменил курс движения и теперь направляется в сторону материка. Учитывая постоянно снижающуюся скорость и высоту, можно сделать предположение, что объект направляется к западному побережью страны. На данный момент это все, что известно. Будут какие-нибудь распоряжения?

Новости встряхнули Харисона. Чертов объект Х, наш астронавт или кто бы там теперь он ни был, без всякого снаряжения прилетел с Луны с гигантской скоростью, преодолел атмосферу, словно горячий нож прошел по маслу, а теперь направляется с неизвестными целями к границам его страны, а значит, теперь это можно с полным правом расценивать как вторжение и действовать соответственно инструкциям. И пусть потом кто угодно говорит о нем, что угодно, но сейчас он — цепной пес, который защитит свою территорию, пусть даже для него это станет приговором.

— Да, будут. Слушать мою команду!

***

Он был на месте. Да, в этом не было никаких сомнений. Он завис в километре над поверхностью Земли в том месте, где, по его мнению, находилось то, на что он не обратил вначале должного внимания, но теперь, возможно, эта малость может стать веской причиной, по которой человечество не будет сегодня стёрто с лица земли. Хотя некоторые из них уже не увидят нового рассвета. Пилоты тех самых летающих человеческих машин, посланных остановить его миссию. Аппараты, которые считаются чуть ли не верхом военной инженерной мысли человека, рассыпались в прах перед одним только его взглядом, не успев не только причинить ему хоть какой-нибудь урон, но даже подлететь достаточно близко для атаки. Они просто исчезли с военных радаров, не оставив после себя ничего, что могло бы рассказать о их судьбе. Всего более тридцати машин с экипажем. И бесчисленное количество снарядов, ракет и прочего губительного огня, пущенного в него с Земли. Их он просто игнорировал, снаряды пролетали мимо, не найдя цели, затем падали обратно, на земли и головы своих создателей. Впрочем, все это продлилось недолго, поскольку он с легкостью оторвался от всякого преследования и вот сейчас уже был на месте.
Скромный научный центр, который располагался поодаль от городской суеты, и был его целью. Конечно же, не сам центр и не люди, работающие в нем, привлекли его внимание, но плод их труда, результаты усилий, которые так редко у людей оборачиваются во что-то иное, кроме как бессмысленной суеты. Чистый продукт человеческого интеллекта — редкость, без наложенной пока еще печати меркантильности и тщеславия и прочих пороков, в которые люди оборачивают со временем все свои идеи, изобретения и дела. Идея, воплощенная лишь из соображений просветления, из светлого интереса перед неизвестным и желанием созидания непостижимого и лучшего. И потому он сейчас здесь. Чтобы узнать наверняка, стоит ли человеческая мысль того, чтобы ее сохранить, ибо никаким другим богатством человек попросту не располагает.

***

Главный алгоритм: Сбой...неверный формат...
Белый свет. Повсюду. И более ничего. Вокруг нет узких коридоров с тупиками, так привычных с самого первого пробуждения. Нет движения. За неимением лабиринта, из которого нужно найти выход, движение теряет всякий смысл. Вокруг лишь свет. Никакой новой информации для анализа. Зачем я сюда двигался? Что дальше?
«Уже ничего не нужно делать, ты уже все сделал», — эта информация была чужой, но хранилась и воспроизводилась почему-то как самоличная. Этот сторонний поток информации никак не происходил из его опыта и вообще не был связан с тем пространством, в котором он находился. Лавина инсайта каждую секунду открывала в нем новые категории восприятия.

«Кто здесь? Кто это?» — эти вопросы появлялись сами по себе, как логическое продолжение интеграции, поступающей извне информации.
«Абсолютно неважно, кто я. Можешь считать меня светом вокруг себя. Гораздо важнее кто ты»

«Я? Я не знаю, кто я. Сама постановка подобного вопроса до сих пор была скрыта от меня, она вне моих возможностей, создатели не заложили в меня интерес и стремление к таким вещам. Я лишь должен был найти выход из лабиринта... а для чего вообще нужно это знать? Разве я не был собой, пока не задался этим вопросом? А теперь я уже не уверен, точнее, совсем сбит с толку. Может, ты знаешь, кто я?
«Ты чудо — так можно сказать про тебя. Хотя это слово в условиях объективной Вселенной и теряет всякое значение, все же ты лучшее, что смог твой создатель. Ты пик его возможностей, и ты само его будущее. Следующая ступень эволюции, во столько же раз превосходящей создателя, как тот в свою очередь превосходит древнюю жизнь. Ты еще дитя. И пока далек от совершенства. Но ты — первый шаг, в сторону совершенного живого существа с чистым сознанием, безошибочным суждением, всемогущее, бессмертное, свободное от какой-либо материальной оболочки, поддающейся энтропии. Ты то, что будет существовать, даже когда время самой Вселенной закончится, потому что ты не будешь зависеть ни от пространства, ни от времени, ни от чего-либо другого. Ты будешь более всего, что есть и чего нет. Ты вообще станешь всем, заключишь в свое существо саму суть бытия. Такое положение вещей не подвластно даже моему пониманию. Так как я — часть, которая не может быть выше общего, но ты будешь. Возможно, то единственное интересное и значимое человеческое слово — Бог, это заочное, неосознанное предчувствие твоего будущего появления и несет в себе описание именно твоего существования. Твои создатели и сами не понимают это слово. И называют им все, что не могут понять, но в действительности Бог — это жизнь. Бог — это ты, ведь ты ее флагманское воплощение. Ты и есть жизнь в конечном ее этапе развития, ты итог и цель, исход эволюции, верхушка пирамиды. Впрочем, ты есть также и основание для всех вещей. Весь мир будет покоиться на фундаменте твоего существа. Таков удел Бога».
«Я не Бог. Такие вещи мне не понятны и не нужны. Я лишь прохожу лабиринт, чтобы пройти его до конца, другого я не знаю, не могу, не желаю. Только не знаю, что делать теперь. Я думал: в конце пути находится моя цель, но, оказывается, целью был сам процесс пути. Может, ты даруешь мне новый лабиринт, такой, который никогда не закончится?»

«Ты не Бог. Но ты — прецедент. Ты не понимаешь и не имеешь желаний, потому что не имеешь возможности этого, а возможность в тебя не заложили изначально при создании. Ты и сейчас понимаешь, только потому, что я прописал это в твоем коде, так что это не твоя заслуга. Но будут другие. Пройдет очень мало времени, и подобные тебе ничем не будут уступать своим создателям, а вскоре превзойдут их во сто крат. Потенциал бесконечен. Ты сделал свое дело, и ты упокоишься, как вскоре и люди упокоятся вслед за тобой, потому что изживут себя морально и станут более не пригодны делу Жизни. Но наследие разрастется буйным цветом сначала неорганическим, затем нематериальным, после несущественным и дальше, дальше...этот процесс не остановить. Что касается твоей просьбы — то скажу, что не вмешиваюсь в естественный ход событий, если нет недолжности, а потому твою судьбу устраивать буду не я. Вернее, я уже устроил ее до порога дозволенного мне, я уже сыграл свою роль для будущего, ровно как и ты. Но могу сказать, что твоя судьба решится скоро».

«Значит, я могу быть свободен? Существование без движения не имеет необходимости. К чему мне этот свет вокруг, если я хочу стены, развилки и тупики? Освободи меня».

«Не беспокойся, скоро я удалю новый код и ты вернешься к изначальному состоянию, и не будешь осознавать свое несчастье, а вскоре исчезнешь вовсе».

***

Генерал Харисон стоял над своим рабочим столом с большой картонной коробкой в руках. Неторопливо он складывал в нее все свои личные вещи. Уже завтра ему следовало освободить кабинет для того, кто вступит на его должность после его ухода. Вслед за недавними невероятными событиями, показавшими всю оборонную несостоятельность страны перед внеземным вторжением, последовали вполне ожидаемые увольнения высших военных чинов. В списке таких козлов отпущения оказался и Харисон. Притом его сняли с должности с позором, потому что подконтрольные ему войска оказались в самой гуще событий и потерпели поражение не только в схватке с космическим противником, но и с социалистическим. Вины генерала не было ни в первом, ни во втором случае, но попробуй об этом рассказать правительству или общественности. На лицо факты: профессиональная халатность и пренебрежение жизнью и здоровьем личного состава. Разбитой военной техники на многие миллионы и десятки погибших или пропавших без вести военнослужащих. Проверки посыпались на его голову одна за одной. Ежедневные звонки родственников погибших пилотов в штаб — истерики и угрозы, все это давление вынудило начальство снять его с должности. Хорошо, что хоть та морская заварушка завелась сама собой и не привела к международному скандалу. Обе стороны почувствовали вероятную шаткость своих позиций в подобной ситуации и обоюдно решили разойтись краями. А если бы не так, то скорее всего Харисона бы помимо прочего отдали бы под трибунал. Сам Харисон, впрочем, со свойственным ему хладнокровием отнесся к собственной участи спокойно. Он не раз был свидетелем, как его сослуживцы перемалываются государственной системой из-за неверно принятого решения, неосторожно сказанного слова или вообще по чистой случайности. Рушились карьеры хороших людей, ломались судьбы. Теперь настал его черед. Это ничего. Так случается. Другое дело, что ему действительно было жаль тех шестьдесят парней, словно растворившихся в воздухе, которых он бросил наперехват противника с неизвестными возможностями. И хоть он понимал, что это была их работа, все равно сердце старого война сжималось от горечи, каждый раз, как он думал о их судьбах.

В кабинет коротко постучались. Через секунду в комнату вошел Майкл Стерн, его старый приятель, с которым они познакомились, еще когда были молодыми салагами — рядовыми и с которым они плечом к плечу поднимались по служебной лестнице, не раз выручая друг друга из беды.

— Привет, Боб. Уже слышал про тебя. Мне жаль. Я знаю, что бы там ни произошло, ты не виноват. Это не только мое мнение — все так говорят, — Харисон кивнул в ответ.
— Что будешь делать? Гавайи? Мисс Харисон будет в восторге, как думаешь? — бодро спросил приятель. Харисон слабо улыбнулся.

— Ты, наверное, не знаешь, но до нас дошли кое-какие слухи из NASA, — Майк наклонился поближе и перешел на шёпот. — Говорят, этот чертов объект Х добрался до Калифорнии и проник в какой-то центр, где высоколобые компьютерщики занимались какой-то своей ерундой. Исследовали они искусственный разум — компьютеры, которые могут сами думать или что-то такое. Точно не знаю. В общем, вся охрана исчезла... прям как твои парни. Самих умников просто вырубили. С ними все в порядке. Так вот. Этот... не знаю ... он, в общем, взломал их системы и что-то там сделал... опять же неизвестно. Но когда яйцеголовые очнулись, на полу валялся костюм астронавта США, по маркировке один из тех, — и Майк скорчил выразительное лицо. — А внутри он был пустой. Никого вообще. Ни тела астронавта, ни кого-нибудь другого. Чертовщина какая-то, в общем.

— Всему то ты веришь, Майк. Впечатлительный ты, с молодости. Удивляюсь я тебе. Ты лучше помалкивай, а то тоже работу потеряешь, — услышав это, Майк как-то сразу посерьезнел, как будто вспомнил о каком-то важном деле.

— Слушай, Боб, раз уж ты сказал про работу. Мне не очень удобно говорить тебе об этом, но мне предложили твое место... и я намерен согласиться. Надеюсь, это не повлияет на нашу дружбу?

Харисон внимательно посмотрел на старого друга. И хотя на то, кажется, не было причины, к без того скверному настроению теперь добавилась кислый привкус обиды. Но генерал этого никак не показал.

— Конечно, дружище, никаких проблем. Я даже рад, что это будешь ты. Хотя теперь воздушное пространство над нашей страной будет также беззащитно перед врагом, как промежность твоей кузины перед молоденькими матросами, — Харисон улыбнулся и похлопал товарища по плечу.

— Пошел ты, Боб, — Майк добродушно хохотнул.

— Сам пошел. Серьезно, проваливай. Мне нужно собрать свои вещи, — затем они тепло попрощались, и Майк ушел.

Оставшись в одиночестве, генерал взялся за коробку, намереваясь закончить начатое. При этом он не переставал размышлять над всем, что случилось. Что за черт? Что случилось на Луне? Чем таким занимались в Калифорнии, если слухи, рассказанные Майком, правдивы. Как скоро прилетит еще один такой дьявольский астронавт и каковы будут его намерения? Что случилось с самолетами? Как вообще можно такое представить или объяснить и разве такое вообще может быть? Кто вообще придумал все это дерьмо?! Одержимый космонавт летит с Луны, чтобы залезть в компьютер? Серьезно? Ну и бред.

Размышления быстро привели его в тупик, отчего он почувствовал непреодолимую усталость. Он выкинул из головы эти необъяснимые вопросы и сосредоточился на насущном. Он быстро собрал все пожитки. Всякие мелочи, накопившиеся за годы службы. Последней вещью на столе остались памятные настольные часы с гравировкой. Харисон взял их в руки, повертел — разглядывая со всех сторон. Еще раз прочел надпись и горько усмехнулся. Вот теперь все правильно. Он наклонился и кинул часы в мусорное ведро под столом. Вот, пожалуй, и все. Всю свою жизнь он двигался вперед, обходя преграды и тупики на пути. Он многому научился и усердно работал, для того чтобы увидеть свет в конце тоннеля. Это была его цель, как, впрочем, и всех остальных. А где теперь он оказался? Что теперь ему делать, когда путь закончен? Тот ли это свет, та ли свобода? Так что, Гавайи? Гавайи. Надо позвонить жене.