Глава LXXXIII


Командарм Филатов – рослый генерал-лейтенант с наголо обритой головой – радушно приветствовал вновь прибывшего начальника Оперотдела штаба армии. На широкой груди генерала поблёскивали два ордена Красного Знамени и орден Красной Звезды. Возглавивший 13-ю армию две недели назад, генерал был завален делами. Он направил Иванова к начальнику штаба комбригу Петрушевскому, и тот быстро ввёл его в курс дела. «Только что поступил приказ генерала Павлова передислоцировать штаб в Новогрудок. Откровенно говоря, нас это не очень радует. Могилёв – крупный областной центр, точка пересечения нескольких стратегически важных коммуникаций. Недаром в Первую мировую войну здесь размещался штаб российской армии. А в Новогрудок из Барановичей придётся добираться по узкоколейке на паровозике-«кукушке». Правда, природа там замечательная – это ведь Налибокская пуща, воспетая Адамом Мицкевичем, чьи детство и юность прошли под Новогрудоком. Не теряя времени, отправляйтесь туда квартирьером и подготовьте штабное помещение с надёжным подвалом и запасной КП в лесу».
Остаток дня ушёл у подполковника Иванова на изыскание необходимой для нового штаба матчасти, что оказалось делом совсем не простым: штаб в Могилёве был укомплектован матчастью на 40 процентов. Телефонных и телеграфных аппаратов, радиостанций и полевого кабеля на складе в Могилёве не было вовсе. А без них что такое штаб армии? Одно название. Всё, что удалось собрать подполковнику, он и несколько человек офицеров выделенного ему личного состава погрузили в товарный вагон и поздно ночью прицепили вагон к эшелону, следующему на запад. Утром эшелон прибыл в Барановичи, штабной вагон отцепили и отогнали на запасный путь. Получив на окружном складе в окрестностях города некоторое количество средств связи, подполковник Иванов, не имевший своего транспорта, обратился за помощью к командиру 17-го мехкорпуса генералу Петрову, чей штаб размещался неподалёку. Герой боёв в Испании, Герой Советского Союза и депутат Всерховного Совета генерал Петров только руками развёл: грузовиков, положенных по штату, его корпус ещё не получил, а все реквизированные у гражданских организаций полуторки были в разъездах. Зато он тут же распорядился выделить в помощь Иванову личный состав для ручной транспортировки и погрузки матчасти на «кукушку» и любезно предложил Иванову место в своём личном автомобиле, подаренном генералу Ворошиловым. В Новогрудоке размещалась одна из танковых дивизий корпуса, и генерал как раз собирался выехать туда вместе с её командиром полковником Ахмановым. Спустя час Иванов, оставив старшим по погрузке начальника связи 13-й армии полковника Ахременко, занял место в «эмке» генерала Петрова рядом с командиром 27-й танковой дивизии. В дороге они разговорились. Иванов поинтересовался, есть ли в дивизии Ахманова новые танки Т-34 и КВ (сам он успел познакомиться с новыми машинами на учениях 10-й армии с участием 6-го мехкорпуса Хацкилевича). Ахманов смутился и ответил, что всей бронетехники у него один учебный БТ-3, остальные машины ещё только предстоит получить, а пока дивизия была укомплектована по штату лишь рядовым и младшим командным составом из числа призывников запаса и кавалеристов 4-й кавалерийской дивизии. Генерал Петров, сидевший рядом с шофёром, поспешил переменить тему разговора и рассказал о войне в Испании. Знакомство с генералом Петровым, состоявшееся в этот день, Иванову представится случай возобновить спустя два месяца на Брянском фронте, где Петров возглавит 50-ю армию, соседку справа для 13-й армии. Вскоре машина катилась по булыжной мостовой Новогрудока. Город утопал в зелени, и величественные руины средневекового замка придавали ему чрезвычайно живописный вид.
Новогрудок – древний славянский город, которым некогда владели ятвяги, затем русины. Рарушенный Батыем, после изгнания татар город был занят литовским князем Эрдзивилом Монтвиловичем. Переправившись через Неман, Эрдзивил увидел среди лесов в четырёх милях от реки высокую гору, на которой прежде стоял замок русского князя, называвшийся Новогрудоком. Эрдзивил восстановил замок и основал здесь свою столицу. Завладел он и обширной территорией вокруг, принадлежавшей прежде русским князьям. Таперь, после нашествия монголо-татар, защищать эти земли более было некому. C тех пор Эрдзивил именовал себя великим князем Новогрудокским. Возвращённый Россией при разделе Польши и вновь утраченный ею по Брестскому миру, до 1939 года Новогрудок был центром польского воеводства, и Петров предложил Иванову занять одно из пустующих зданий воеводского управления по соседству со штабом танкистов-кавалеристов Ахманова. Рядом в таком же здании с просторным подвалом обосновались тыловики 3-й армии генерала Кузнецова. Подключив телефон к линии связи, Иванов связался с Могилёвом. Начальник штаба армии был приятно удивлён расторопностью своего начальника Оперотдела. «Отправляйтесь в лес и подыщите подходящий укромный уголок для запасного КП. Отнеситесь к этому со всей серьёзностью, не шумите, не привлекайте внимания местных жителей и соблюдайте маскировку. Установите палатки, выройте рядом с каждой щель для укрытия личного состава, а на какой-нибудь высотке неподалёку оборудуйте смотровую вышку».
Углубившись в Налибокскую пущу километров на десять (места ближе к городу были уже заняты кавалеристами Ахманова и тыловиками Кузнецова), подполковник отыскал среди буков и хвойных деревьев подходящую поляну, украшенную одиноко растущими дубами. В тот же день палатки были установлены и начальник Оперотдела, взяв в руки лопату, которой неплохо владел, подавал пример рытья щели личному составу. Работа по отрытию щелей продолжалась несколько дней и была завершена поздно вечером 21 июня. Усталые штабисты уснули в палатках крепким сном, вдыхая запахи хвои и травы, растворённые в прохладном ночном воздухе. В лесу стояла мёртвая тишина.
В половине шестого утра Иванова разбудил дежурный радист: из города только что сообщили, что соседи-кавалеристы получили приказ поднять полки дивизии Ахманова по тревоге. Разбудив людей и поручив им после завтрака продолжить работу по сооружению вышки, подполковник оседлал коня, одолженного у соседей-кавалеристов, и поскакал в сторону города. За деревьями уже показались дома военного городка на окраине Новогрудока, когда низко над вершинами деревьев с рёвом промчался бомбардировщик СБ. Его преследовал, повиснув на хвосте, истребитель с крестами на крыльях. Раздалась пулемётеная очередь, СБ задымил, и оба самолёта, ревя моторами, скрылись из виду. Подполковник сразу понял причину тревоги в штабе танкистов. Когда неделей раньше он прощался с генералом Голубевым в штабе 10-й армии, тот показал ему газету с текстом заявления ТАСС. В нём говорилось о том, что слухи о намерении Германии напасть на СССР не имеют под собой оснований, и что переброска немецких войск к восточным границам Рейха вызвана иными причинами. «Может быть, иными, а может быть и нет»,- сказал тогда Голубев и посоветовал Иванову быть начеку.
Дозвониться из штаба в Могилёв подполковник не смог. Связи не было. Он позвонил танкистам-кавалеристам и узнал от них, что их соседи-тыловики получили сообщение о массированном налёте немецких бомбардировщиков на Гродно. В городе повсюду пылают жилые кварталы. Иванов сразу подумал о жене и детях, которых оставил в Белостоке, пообещав жене приехать за ними, как только получит квартиру в Могилёве. Уже после войны Иванов узнал, что именно Гродно стал 22 июня главной мишенью печально известного налётами на Варшаву и города Франции 8-го воздушного корпуса барона Рихтгофена. Весь первый день войны Иванов и его подчинённые потратили на перенос имущества штаба в просторные подвалы, способные послужить хорошим убежищем на случай воздушного налёта. Несколько раз в небе над Новогрудоком гудели эскадрильи немецких бомбардировщиков. Однако город они не бомбили, а следовали дальше на юг или на восток, а затем возвращались обратно. Связи не было. Всеми мало-помалу овладевало ощущение неопределённости и тягостной тревоги. Лишь на рассвете 23 июня Иванов смог связаться с оперативным дежурным штаба в Могилёве и узнать от него, что штаб получил приказ переехать в Молодечно, и что командарм и начальник штаба уже направились туда с штабным эшелоном. Вскоре личный состав штаба Иванова ехал в Молодечно в кузове трёхтонки, одолженной у тех же танкистов Ахманова, реквизировавших её, в свою очередь, в одной из народнохозяйственных организаций. В кузове разместились все, однако львиную часть имущества пришлось оставить в подвале штаба и на лесном КП. Сидя рядом с водителем, подполковник всю дорогу сокрушался, думая о напрасно проделанной работе и о пропавшем, как он полагал, имуществе. Пройдёт ещё много дней, прежде чем он узнает, что ни труды, ни имущество не пропали даром. И подвальный штаб, и лесной КП под Новогрудоком будут использованы штабистами 3-й и 10-й армий, чьи сильно поредевшие части смогут пробиться в Налибокскую пущу и организовать на высотах Новогрудокской гряды малыми силами довольно стойкую оборону.
Спустя два с половиной часа штабисты выгрузились из кузова во дворе фольварка Заблоце под Молодечно. Командарм Филатов и начальник штаба Петрушевский уже были здесь. Работа по организации штаба на новом месте не заняла много времени: в фольварке располагался запасной КП 24-й Железной Самаро-Ульяновской стрелковой дивизии, выдвинутой в первый день войны в район Лиды. Майор, охранявший ЗКП дивизии, позволил хозяйничать здесь Петрушевскому не прежде, чем Филатов вручил ему приказ о подчинении 24-й стрелковой дивизии 13-й армии. В действительности ни Филатов, ни кто-либо из его штабистов не знал ещё, какие именно войска вошли в их подчинение и где они расположены. Поскольку через Молодечно проходили железнодорожные ветки на Минск, Вильнюс и Полоцк, а также шоссе на Минск, командарм не без основания считал, что главной задачей армии является именно оборона Молодечно и прикрытие с северо-запада дорог на Минск, до которого было всего 72 километра. На рассвете 24 июня к Филатову явился секретарь обкома и сообщил, что по имеющимся у него сведениям, полученным от беженцев, немцы находятся на подступах к Вилейке, Сморгони и Ошмянам, после чего задал вопрос: что ему делать – начинать эвакуацию города или полагаться на защиту Красной Армии. Генерал Филатов крякнул, но уклоняться от ответа на прямо поставленный вопрос не стал и честно ответил, что его разведчики ещё не вернулись, связь с вышестоящими штабами отсутствует, а войска ещё не подошли, но обязательно подойдут с минуты на минуту. На месте секретаря он бы начал эвакуацию города, но делал это спокойно, без паники, с полным соблюдением всех предусмотренных для подобного случая инструкций. Словно в подтверждение его слов в этот момент открылась дверь в кабинет, и на пороге появилась фигура офицера в форме танкиста. Вошедший представился полковником Фёдоровым, командиром 5-й танковой дивизии 3-го мехкорпуса Северо-Западного фронта. Накануне он вёл свои танки к переправам через Неман, имея приказ прикрыть отступление пехоты и не позволить немецким танкам прорваться на восточный берег Немана. Приказ полковник выполнить не смог. В пути его колонна несколько раз подверглась жестоким бомбёжкам, а в районе Алитуса он угодил под артналёт. К переправам он опоздал: армада немецких танков уже прорвалась на плечах отступающей пехоты по двум мостам между Алитусом и Друскининкаем. Дороги на Вильнюс и Каунас были забиты отступающими войсками, поэтому полковник после тяжёлого боя собрал всё, что осталось от его дивизии – 15 танков, 20 бронемашин и 9 орудий, - и под покровом ночи отступил на восток. «Это непоправимая беда. И я отвечу за неё головой»,- сокрушённо закончил танкист свой рассказ.