ОБЩЕЛИТ.COM - ПРОЗА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Поиск по сайту прозы: 
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте прозы
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль

 

Анонсы
    StihoPhone.ru



Сон

Автор:
Ещё совсем раннее утро, сиренево-серое из-за дымки поднимающейся от реки.

Мы идём по высокому берегу, по сизым влажным, прогнутым длинными дугами из-за лёгшей на них тяжёлой серебристой росы травам.

Утро тихое, беззвучное.

И мы молчим, ни слова. Просто идём рядом.

На моём спутнике белая свободная, не подпоясанная рубаха-косоворотка с откинутым углом воротом, тёмно-серые штаны, заправленные в мягкие, совсем мягкие, сапоги.

Над рекой тянется волокнами лёгкая дымка, пахнет травой, сыростью и живой землёй.

И так мне хорошо с ним, с моим спутником, без слов, без лишних движений - ничего не надо, только идти и идти, видя как треплет его рубаху утренний лёгкий ветер, как она то надувается парусом, то опадает складками, облепляя крылышки лопаток на худой спине.

Он молод, этот мой спутник, смугл, черноволос, волосы слегка вьются (ну да, ну да, не даром же его в селе называли Цыганком!)

Вот. Это всё! Больше ничего в том сне не было. Он растаял не закончившись, как и большинство снов.

Но проснулась я счастливой, успокоенной. И сразу поняла, что это мой прадед, которого я никогда не видела, так благодарит меня за то что я нашла его. Какими-то удивительными путями он пришёл в сон, и мы пошли по берегу речки, что текла у клинского села, о котором я только слышала от своей бабушки, родившейся и жившей там в детстве.

Прадед.

Старший сын непоседливого псаломщика, Петропавловского Аркадия Егоровича, служившего во многих храмах Московской губернии и самой столицы, убегающего из семьи и возвращавшегося, по словам его жены Елены Яковлевны, лишь для того, чтобы дать начало ещё одному ребёнку.

Петропавловский Владимир Аркадьевич. Сельский диакон Крестовоздвиженского храма села Воздвиженское Клинского уезда.

Очень добрый.

Так о нём говорили его дочки, одна из которых - моя бабушка.

Но пьющий. Не знаю, когда это началось, до революции, или после, но пил, да.

А пьянка слов не держит. Говорил всякое. Укорял власть. Пытался образумить новых хозяев чужих земель - колхозников. На сельские собрания активистов прорывался, доказывал что-то.

Ну и донесли...

А год-то был 1938...

26 марта, ещё по снегу, приехали за ним из Клина "товарищи", увезли на санях в тюрьму.

Дочка Кланя, жившая с родителями, на тот период одинокая, незамужняя (очень поздно пришло к ней женское счастье замужества и, главное - материнства) проведала в клинской тюрьме отца. Он сунул ей перед расставанием свою зимнюю шапку, а в ней оказалось немного денег и записка -

- Кланя, меня пытаются заставить сказать то, чего не было.

И это был последний раз, когда дочь видела дьякона живым.

После его перевели в московскую Таганскую тюрьму...

"Таганка. Все ночи полные огня..."

Могла ли я подумать слыша на улице из магнитофонов молодых прохожих, из окон квартир эти слова, что они как-то могут относиться ко мне, к моей семье, к истории рода.

После перевода дьякона в Таганскую тюрьму его сын Борис, ездивший в Москву, чтобы узнать что с отцом, услышал такую частую тогда фразу - "Десять лет без права переписки". И всё.

С этим вернулся домой. Рассказал матери, Антонине Никаноровне, дочке буйного завидовского дьякона Никанора Соловьёва, сестрам.

Стали ждать... Думали, что работает "на каналах". Тогда много их строили. И много народу на них работало.

Никто даже не догадывался, что "десять лет без права переписки" чаще всего обозначали, что человека уже нет в живых.

Шли годы, отсидел и вернулся младший брат дьякона Владимира - Николай.

И снова отсидел. И снова вернулся. Зажил спокойной семейной и трудовой жизнью, много детей было у брата.

А диакон Владимир всё не возвращался...

Умерла жена, стали уходить одна за одной дочки, умер единственный сын Борис.

Бабушка рассказывала мне про своего отца с большой сдержанностью, и с огромной печалью, серой стеной стоящей за каждым ее словом. Но при всей её сдержанности я чувствовала как она любила отца, как больна ей была невозможность знать где он закончил свой путь. И каждый раз, говоря о нём, говорила бабушка, что в жизни не знала человека добрее его.

Умерла она в конце семидесятых годов 20 века, ушла так ничего и не узнав. Негде было узнавать. И не приветствовалось это от слова "совсем".

Началась для меня новая и необычная жизнь без мысленной опоры на неё, без укоренившегося во мне понимания, что как бы не было трудно, сложно, бедно и нехорошо - у меня есть она, моя бабушка и её огромная любовь.

Я как-то почти незаметно для себя сразу стала старше и суше, и праздника внутри стало намного меньше.

А потом жизнь поскакала вперёд так, что я еле успевала перевести дух. Неудачный брак. Развод. Учёба в университете. Работа в сибирской сельской школе.

И вот как раз в сибирские мои времена и началась Перестройка в стране, и некоторое полегчание с доступом к информации, и всяческие разоблачительные статьи, и много всего другого и хорошего и плохого.

Налетел век компьютеров и интернета, иформацию стало возможно искать не выходя из дома.

Научившись самому пока примитивному пользованию компьютером я поняла какие возможности это несёт. И было просто сражена. Некоторое время после самостоятельного обучения я ходила с расслабленной внутренней улыбкой, не веря, что теперь могу найти практически всё, что захочу.

И сразу стала искать хоть что-то о судьбе прадеда. С помощью одного из сайтов нашла родственников у которых был черновик Родословной, составленный со слов брата прадеда - Николая.

Какое же это оказалось увлекательное дело - поднимать пласты истории семьи. Столько судеб. Столько жизней открылось мне. Но отчаяннее всего я искала прадеда, перечитывая горы информации о церковниках со схожей фамилией, ища, ища и ища.

Тогда информации в нашем российском отсеке интернета о тех тяжёлых годах было ещё мало, и поэтому всё не то и не то попадалось, но "вкус погони" я почувствовала сполна.

Я нашла его когда уже и не верила, что что-то можно найти, это же как в океане искать информацию об одной песчинке.

Просто в очередной раз ПОИСК выдал выписки из дел Бутовского полигона...

И там был мой прадед. Петропавловский Владимир Аркадьевич.

И никакие не каналы...

На каналах хоть и мучились, но жили.

А дьякон Владимир, взятый 26 марта 1938 года, был расстрелян 10 июля того же года, душной ночью на Бутовском полигоне. Расстрелян и похоронен в общем рве. Уж такой он "страшный враг" оказался, "самый добрый человек на свете".

За что расстрелян? Да "за антиколхозную агитацию" в пределах своего села.

И за то что был служителем церкви. К ним в те годы был особый подход - долго не разбираясь (прав или не прав) - в расход.

Долгие ночи после этой находки я ворочалась, не засыпая, и не могла не думать о том, как встретил свою смерть мой прадед, бывший сельский дьякон, труженник и "самый добрый человек на свете". Как это - стоять полностью обнажённым надо рвом в котором ещё движутся и стонут не до конца убитые люди, и видеть нацеленное уже на тебя дуло нагана?

Конечно это страшно.

Но я всё же нашла его. Хоть и так поздно. Никому из его детей сказать об этом было уже нельзя, только если могилкам рассыпаным по подмосковным местам, да уральским.

И тот сон, в котором мы шли с дьяконом Владимиром по-над рекой сырым берегом - он был как подарок за долгую работу.

Как последняя точка в рассказе.



Читатели (305) Добавить отзыв
 

Проза: романы, повести, рассказы