Полковник гордился своей невесткой. Полковник любил её как родную дочь. Хотя у полковника никогда не было дочери. У полковника был один сын, которым он тоже очень гордился. Да и как могло быть иначе, если сынок в некотором роде обогнал папу. Я не звание имею в виду, а учёбу отпрыска в школе КГБ. Сам полковник тоже всю жизнь прослужил в этих войсках. Полковник был пограничником. А эти войска всегда входили в нашей стране в КГБ. Сын то же причастился к этому клану, хотя учился по совершенно другому профилю. Как-то полковник приезжал к нему в гости и имел возможность понаблюдать за тренировками курсантов. Он наблюдал прыжки с парашютом, которые парни совершали с большой, очень большой высоты. Его супруга, которая тоже могла всё это лицезреть, с ужасом держала полковника за руку. Ей было очень страшно за сына. Вертолёт с земли казался маленькой детской игрушкой, фигурки курсантов, отделяясь от машины, выглядели чёрными точками.
Наверное, его супруга, назовём её условно Марьей Владимировной, была в своём страхе за сына права. Наверняка в таких тренировочных прыжках, пусть и при идеальной погоде, пусть днём, был некоторый риск. Однако полковник совершенно не думал о плохих последствиях, о несчастном случае. Его просто захватили прыжки. Более всего впечатлений оставила не высота, с которой покидали вертолёт курсанты, более всего полковника восхитил цвет парашютов, который был подобран столь удачно, что почти идеально сливался с цветом неба. Это было удивительно. Полковнику и раньше приходилось наблюдать прыжки с парашютом, но, то были белоснежные или разноцветные купола. Группа, в которой был и его сын, приземлялась на парапланах, которые совершенно, да, да совершенно сливались с цветом неба. Казалось, что чёрные фигурки скользят с неба сами по себе, на неких невидимых тросах.
И то, что сын совершает прыжки на таких необычных с точки зрения любого постороннего человека парашютах, наполняло сердце полковника гордостью. Ни высота, ни сами фигуры траектории спуска курсантов не произвели на полковника особого впечатления, хотя он и подумал в тот момент, что в боевых условиях сам цвет комбинезонов будет являться хорошей мишенью. Но полковник не стал концентрироваться на этом негативе, полагая, что в реальной боевой обстановке всё будет приведено в соответствие. Да, в тот раз на полковника произвело самое сильное впечатление именно невидимость, а точнее малозаметность самого купола среди ясной погоды, ясного неба. Как мало порой надо человеку, чтобы чем-то восхититься или наоборот возмутиться. В то время, когда Марья Владимировна переживала за сына, переживала от того, что ребёнок совершает выброс с нескольких километров высоты, полковник оставался спокоен, восхищаясь лишь самими парашютами.
Ну, что же, такова жизнь. Женщины всегда пугаются того, на что мужчины могут и не обратить никакого внимания. Да и восхищаются женщины совершенно другому. Например, Марью Владимировну почему-то более всего привело в умиление обилие детских колясок в общежитиях курсантов, то, что коляски совершенно свободно стоят в общих коридорах, что, разумеется, абсолютно немыслимо для гражданских общежитий. Когда «вторая половина» нашего полковника выразила этим фактом восхищение, полковник равнодушно заметил:
- А кто эти коляски здесь воровать будет? – И тут же грубовато пошутил. – Солдаты что ли себе на дембель расхватают?
Полковник даже к меню курсантской столовой остался равнодушен, хотя по советским понятиям оно было просто великолепно.
- Как я только с тобой живу столько лет, - искренне возмутилась супруга, - мы же с тобой совершенно разные люди.
- Ну, да, - пробурчал рассеянно полковник, думая в тот момент о своём.
Супруга была в чём-то, несомненно, права. Не то, что супруги часто спорили или, не приведи господь, ругались, но интересы, вкусы, пристрастия у них были различными. Редко бывало, чтобы они в чём-то абсолютно сходились во мнениях.
Но вот насчёт невестки супруги не спорили нисколько. Девушка понравилась сразу и полковнику и Марье Владимировне.
Конечно, они и здесь расходились в частностях. Если полковник был восхищён тем, что Лайма является мастером спорта по стрельбе, то супругу больше впечатлило то, что у невестки такое же имя как у известной артистки.
Но ведь это всё не столь уж и важно – расхождение в мелочах. В целом же невестка полюбилась сразу и бесповоротно. И, хотя обстановка в стране в те годы была далеко не спокойной, Марья Владимировна мечтала, чтобы и у её сына была в семье такая же коляска, какие стояли по всему общежитию. Тут интересы полковника совпадали с интересами жены. Более же всего супругу полковника впечатляло разнообразие детских колясок. Когда полковник покупал в своё время коляску для сына, не было никакого выбора. Да и ту, что достали, достали по знакомству.
Сын закончил учёбу в тяжёлое время распада СССР. Однако внешние события не помешали родителям приехать на выпуск к сыну. Полковник был серьёзен и молчалив. Марья Владимировна не скрывала своего беспокойства за сына, за невестку, переживала даже за то, что у молодых пока нет детей. Хотя, казалось бы, кто в то время думал о детях.
Однако полковник и его супруга вопреки всем тревожным событиям упорно мечтали о внуке и внучке. Внучка в мечтах полковника и его дражайшей супруги должна была быть такой же блондинкой, как и мама. Очень любили полковник с Марьей Владимировной невестку, очень. Они ещё не знали, какой сюрприз их ожидает. А то, что они услышали от любимой Лаймы, было действительно очень большим сюрпризом. Нет, она не сообщила им радостной вести о том, что ждёт ребёнка, потому что не была беременна. Лайма сообщила им своё бесповоротное решение. Ни за что не догадаетесь, что она объявила, объявила твёрдо, как о бесповоротном решении, не требующим обсуждения. Лайма, когда вся семья была в сборе, а телевизор показывал новости, сказала всего одну фразу:
- Я должна быть со своим народом.
- Что? – в изумлении переспросил полковник, хотя тут же осознал, всю неуместность вопроса.
- Дочка, - только и смогла воскликнуть Марья Владимировна.
Сын ничего не сказал, лишь непонимающе посмотрел на свою блондинку. Для него решение Лаймы тоже оказалось сюрпризом, очень неприятным сюрпризом.
Потом Лайма долго говорила, что-то объясняла, доказывала, что было совершенно не свойственно для неё, ибо девушка была весьма немногословна. Но в тот вечер Лайма превзошла себя. Хотя, как это ни странно, с Лаймой никто не спорил. Всё семейство полковника словно пребывало в шоке.
Через несколько дней семья разъехалась. Полковник с женой уехал на границу, сын на место службы, Лайма, как она и объявила, к своему народу.
Полковник и его супруга возвращались к себе словно с похорон. Им казалось, что они уже никогда не увидят Лайму. Но супруги ошибались. Полковнику ещё доведётся встретиться с невесткой. Но случится это через несколько лет.
Со своим бывшим мужем Лайма встретилась несколько раньше, чем со свёкром. Не намного раньше, но всё же раньше. Собственно я даже не знаю, можно ли эту встречу назвать встречей. Ибо старший лейтенант Лайму не увидел. Да и Лайма не сразу поняла, что перед ней её бывший супруг. Женщина просто делала своё дело. Она вела снайперский огонь по преследовавшей боевиков группе федералов. Рядом с ней находился один из боевиков по кличке Тракторист, который советовал, кого лучше взять на мушку. Почему этого заместителя командира звали столь мирным псевдонимом, Лайма не имела понятия. В группе боевиков никто не звал друг друга по именам и тем более по фамилиям. В группе боевиков никто ничего не знал друг о друге более положенного. А положено было ничего не знать о своём ближнем. Лайму, например, знали как Белоснежку. Более ничего о ней никто не знал. Да это было и не важно. Гораздо важнее было то, что дело своё Лайма-Белоснежка делала мастерски, как и полагается мастеру спорта по стрельбе, а на тот период уже боевому снайперу с немалым опытом, очень хладнокровным и на редкость выдержанным.
Вот и сейчас, Лайма задержала дыхание, прислушиваясь к своему пульсу, чтобы плавно, между ударами сердца нажать на спусковой крючок. Лайма-Белоснежка радовалась отсутствию ветра, ибо не надо было делать поправку на снос пули, радовалась хорошей позиции, позволяющей иметь хороший обзор, а значит и сектор обстрела и, вместе с тем не демаскировать себя.
Тракторист приказал ей взять на прицел активного, вероятно одного из командиров. И она послушно, с женской старательностью хорошей хозяйки, выполнила приказ. Выдохнув после удачного выстрела она успела заметить, как активный, после попадания пули слегка приподнял голову, словно пытаясь разглядеть снайпера, и тут же рухнул лицом вперёд на камни. Однако для Лаймы-Белоснежки этого мига оказалось вполне достаточно. Она узнала в активном мужа.
- Боже, - вскрикнула Лайма-Белоснежка.
Тракторист недоумённо покосился на своего бойца. Лайма-Белоснежка продолжала что-то бормотать про себя тихо и невнятно.
Тракторист усмехнулся и, толкнув Лайму-Белоснежку в плечо, указал на другую цель.
Потом, во время привала Тракторист со смехом рассказал собравшимся под валунами боевикам о том, как Лайма-Белоснежка упомянула Бога и что-то усердно шептала. Но Тракторист зря насмехался над снайпером группы. Снайпер не тот боец, над которым позволено насмехаться. Тракториста сразу поставили на место, причём ни кто-нибудь, а сам командир.
- Не смей смеяться над молящимися, - жёстко потребовал командир боевиков, - молитва в бою не помеха.
- Да она же не мусульманка, - попытался оправдаться Тракторист.
- Не важно, - жёстко возразил командир, - Аллах един. И то, что Белоснежка взывает к Богу, делает ей только честь.
Да, с тех пор авторитет Лаймы-Белоснежки в отряде резко повысился. Да и как может быть иначе, когда она постоянно после выстрела молилась.
Никто не догадывался, что Лайма не молилась. Она всегда была атеисткой. Но губы её действительно шептали нечто вроде молитвы после каждого попадания в цель. Но не слова покаяния это были. Да Лайма и сама не понимала, что она шепчет. Просто теперь, после каждого удачного выстрела, а других у неё и не бывало, она вновь и вновь вспоминала лицо своего мужа в тот последний миг его жизни. Об этом узнали позже. Лайма написала о своих видениях в показаниях следователю.
Арестованная так и сказала, что постоянно, после каждого выстрела, даже если целилась и не в голову, видела лицо мужа.
- Даже когда по ногам приходилось стрелять, - уточнила Белоснежка на допросе.
Следователь понимал, зачем снайпер стреляет по ногам, но ему было важно услышать это признание от самой захваченной. И Белоснежка рассказала.
- Если есть открытое пространство, то я всегда стреляла по ногам кому-то из солдат.
- Зачем? – скрывая эмоции ненависти, наивно поинтересовался следователь.
- За раненым всегда кто-то бросается, чтобы вытащить из под обстрела.
- И что? – всё так же предельно вежливо поинтересовался следователь.
- Вот этих спасателей уже убиваешь наповал, - просто, без всякой рисовки пояснила Белоснежка. И тут же добавила. – Обычно двоих или троих удаётся подстрелить, прежде чем прикончишь раненого в коленные чашечки.
- Значит, Вы не просто по ногам целились, но именно в коленные чашечки? – стараясь не играть желваками, уточнил следователь.
- Да, это гораздо интереснее, - подтвердила Белоснежка. Она очень любила стрельбу.
Хотя, ей, можно сказать, повезло. Белоснежку захватили спецназовцы, а не обычные строевые части. Снайперов вообще повсеместно ненавидят. А снайперов женщин в особенности. При поимке женщин снайперов старались не передавать особистам, их просто насиловали сообща, а потом, грубо затолкав гранату в промежность, подрывали. Лайму захватили спецназовцы. Разведка. С ней обошлись по закону. Более того, она даже смогла встретиться со своим свёкром. Неизвестно, каким образом полковник узнал о захвате своей бывшей невестки. Но он узнал. Узнал и то, что это именно она убила его единственного сына. И полковник воспользовался своим служебным положением, своими связями, чтобы ещё раз взглянуть на некогда любимую невестку. Полковник ничего не сказал снайперу. Полковник даже не поинтересовался, как его невестка оказалась столь далеко от своего народа, к которому она некогда так стремилась. Лайма тоже не проронила ни слова. Казалось, полковник был безучастен. Он лишь смотрел в красивое лицо Лаймы, которая стала Белоснежкой. Такое поведение было для полковника нетипично. Полковник всегда был дотошен относительно каждого человека, с которым ему приходилось встречаться по жизни. Особенно полную информацию он предпочитал иметь о своих подчинённых. Но Белоснежка ведь не была подчинённой полковника. Не была Белоснежка полковнику и родственницей. Наверное, именно поэтому он и не стал ни о чём расспрашивать свою бывшую невестку.
Более они уже никогда не виделись. О своей встрече с невесткой полковник ничего не сказал Марье Владимировне. Полковник и до этого был не слишком разговорчив, после же смерти сына он вообще стал молчалив. Хотя внешне изменился не очень. Только очертания волевого рта приобрело скорбное выражение. Уголки рта как бы опустились подковообразно книзу.
Да, чуть не забыл, полковника приглашали в разведшколу, которую окончил сын. Полковник получил награду, которой его сына наградили посмертно. Он даже произнёс короткую речь перед курсантами. Постоял полковник и перед траурной каменной стеной из чёрного камня, расположенной в огромном холле. У стены, по центру располагались шлем и автомат спецназа. Всё это было настоящим, как и цветы, которые не были увядшими. И это понравилось полковнику.
Полковника, однако, поразило количество погибших. Список был внушителен. Это заставило полковника слегка нахмуриться. Однако то, что имя и фамилия сына оказались не с краю этого скорбного героического списка, порадовало полковника. Хотя, навряд ли, увидеть имя собственного сына в списке на мемориале, можно назвать радостью.
Что ещё? Полковник стал более заботлив к супруге. Полковник боится пережить Марью Владимировну. Ведь это плохо, когда женщина остаётся одна, совсем одна. С другой стороны полковнику совершенно не хочется умирать в одиночестве. Ну а вместе супруги умирают лишь при автомобильных катастрофах, да в произведениях Александра Грина.