Помню я нагло и откровенно ухмылялся, когда смотрел наш известный сериал про прекрасную няню. Да, несколько серий я добросовестно просмотрел. Потом бросил это занятие. И основной причиной явился дворецкий. Больно уж нелепо выглядел этот персонаж в русской жизни. Какие дворецкие в нашей действительности?
Но оказалось, что всё же и дворецким есть место в России. Я сам знаю одного такого. Конечно, этот дворецкий совсем не похож на лощённого английского. Но, тем не менее, это дворецкий, хотя и переделанный из бывшего мента. Собственно, как бывшего? Бывших милиционеров, наверное, и не бывает. Тем более таких, которые всю жизнь прослужили в МВД. Как, например, мой нынешний знакомый. Крепкий старик, несмотря на свои семьдесят. И вот он то и работает дворецким. Без выходных, ежедневно выезжает Сергеич, а так зовут моего героя, к своим хозяевам, чтобы присматривать за огромным доминой, огромным участком. Ведь за всем нужен глаз да глаз. И вот именно таким всевидящим хозяйственным оком и является бывший мент Сергеич – человек долга, которому сам Рашидов когда то сказал:
- Ти, капитань и умрёшь нищим.
Ну, насчёт нищего узбек, конечно, переборщил. Нельзя сказать, чтобы наш капитан в отставке был таким уж нищим. Хотя, с позиций первого секретаря республики, может оно так и есть.
Да Сергеич, если говорить откровенно, плевать хотел на всех азиатов. Сергеич славянофил ярый. Остальные нации он не очень жалует. Особенно если это касается азиатов и кавказцев.
А вот к евреям у нашего дворецкого отношение весьма двоякое. С одной стороны он их считает нацией самой умной, а с другой стороны так же неприязненно относится и к евреям, как и ко всяким азиатам или кавказцам. Почему? Да потому что они не русские, не славяне, вот и вся причина. Ну, и конечно, потому, что евреи.
Что, поделаешь, у каждого из нас, вероятно, есть свой пунктик. Есть он и у таких старых служак. А что касается Сергеича, так у него целых два пунктика имеется. О первом я уже поведал – это хорошо скрываемый расизм. А вот второй пунктик, это… Ни за что не угадаете. Об этом пунктике и хорошие знакомые Сергеича не все знают. Да он и не афиширует его и никогда не афишировал. Даже в эпоху чистого социализма, когда этот пунктик вовсе и не пунктиком считался, а очень большой добродетелью. Ладно, не буду томить читателя. Дело в том, что Сергеич является истинным приверженцем Ленина. Он его просто чтит, как христианин Христа, мусульманин Аллаха. А тут мои познания в религиях обрываются. Кого там почитают индуисты кроме коровы, или иудеи кроме талмуда я понятия не имею.
В общем, читатель понял, насколько сильно чтит наш мент в отставке Вову Ленина. И ведь что интересно, ничего из трудов вождя Сергеич никогда не читал. Даже биографии Ульянова в руки не брал. А вот гляди ж ты, чтит так, как хунвейбин Мао не почитает. Для Сергеича Ленин и вождь и, разумеется, гений.
Нет, вы не подумайте, что я насмехаюсь над старым служакой, который сейчас дворецким служит. Ни в коей мере не насмехаюсь. Просто тут один забавный казус получается. Дело в том, что нынешние хозяева нашего честного мента, которому аж сам Рашидов напророчил нищету, являются евреями.
Да, вот такая ситуация. С одной стороны терпеть не может никакие нации, кроме братьев славян, а с другой стороны непорочно служит иудеям. Уж не знаю, насколько тяжело Сергеичу приходиться, но думаю, что нелегко. Но не жалуется старый служака, не привык к такому.
Вот и в тот вечер, когда он пригнал к нам на стоянку свою хонду позже обычного, тоже не жаловался. Только пояснил, когда я поинтересовался его усталым видом и причиной задержки, что действительно устал, потому что у «его евреев» сегодня годовщина свадьбы и поэтому закрутился он сегодня более обычного.
Я лишь искренне посочувствовал старику. А что я ещё мог. Сергеич же, видя мою искренность, немного оттаял и мы с ним даже чуточку по-дружески поболтали. Под конец Сергеич, видя моё участие, вдруг сказал:
- Всё, я теперь с этого дня тоже ничего за так делать не буду.
И хотя я не совсем понял, к чему это было сказано, однако охотно пошутил:
- В общем, продолжаешь учиться жизни.
Сергеич шутку вполне оценил и, повеселев, подтвердил:
- Точно, продолжаю учиться, учиться и учиться, как говорил великий Ленин.
Мы вместе, дружно посмеялись, ибо оба любим юмор и уважаем шутки. А потом я неосторожно произнёс:
- А насчёт учёбы, это ведь не Ленин сказал.
- Как это? – продолжая добродушно улыбаться, поинтересовался отставник МВД.
- Насчёт учёбы это талмуд говорит.
Лукаво улыбаясь, я изучал, как меняется лицо старого служаки. Сначала оно выразило откровенное непонимание, недоумение, а затем стало переходить в гнев. Я даже слегка струхнул, хотя и не сбросил своей глупой ухмылочки.
Да, капитан милиции моего весёлого настроения совершенно не понял. Более того, он просто пришёл в ярость. Я же беспечно продолжал настаивать:
- Да, да, Сергеич, учёба является одной из добродетелей евреев. Это именно талмуд им повелевает учиться, учиться и учиться.
И вот тут то нервы Сергеича сдали. Он грубо схватил меня за ворот форменной рубашки, яростно прокричав лишь одно слово:
- Врёшь!
Я хотя и несколько испугался такой вспышки ярости, однако продолжал упорствовать:
- Точно тебе говорю. Это фраза из талмуда.
- А ты читал? – приближая своё обезображенное гневом лицо к упрямому моему, прохрипел Сергеич.
- Не читал, - честно признался я, - библию читал, а вот талмуд не приходилось.
Услышав, что я прочитал библию, Сергеич тут же отпустил свою цепкую словно клешня руку и уважительно переспросил:
- Неужто, прочитал всю библию.
- Даже два раза, - гордо подтвердил я.
- Ишь, ты, - уважительно пробубнил дворецкий и бережно разгладил мою несколько помятую его ручищей рубашку.
И хотя гнев старика улегся, но я всё же с некоторой опаской поглядывал на неожиданно вспыльчивого капитана.
- Побожись, что фраза насчёт учёбы принадлежит не великому Ленину, - потребовал Сергеич.
Да, он так и сказал – «великому».
Я послушно перекрестился, причём трижды.
Некоторое время Сергеич в полнейшем ступоре, молча всматривался в моё простецкое лицо. Затем старик как то сник, сгорбился и, пробормотав дважды:
- И ты, Ильич, - тяжёлой походкой направился к выходу со стоянки.
Я оторопело глядел вслед удаляющейся сгорбленной фигуре, не понимая, какую душевную рану нанёс по неосторожности в фанатичной душе капитана, а ныне исполнительного дворецкого. На душе у меня было мерзко и гадко, как вероятно у Брута, когда он предал Цезаря.