Основным недостатком старенького дивана было слишком громкое звучание. Нет, нет, я не оговорился. Речь действительно идёт о диване, а не о радиоприёмнике. Просто этот диван, на котором спали супруги Ивановы, действительно очень громко скрипел. Причём начинал он скрипеть в самый, что ни на есть неподходящий момент. Собственно его скрип ничуть не беспокоил Петровича. Когда наш почтенный семьянин начинал ласкать супругу, он не отвлекался на несущественные пустяки. Зато этот действительно громкий скрип очень раздражал почтенную Марью Васильевну, которой почему то казалось, что предательский ритмичный скрип слышит весь подъезд.
Но, недаром же супруги прожили вместе не один десяток лет. Петрович умел успокоить жену. Для этого требовалось лишь напомнить чувствительной женщине, что они теперь в квартире одни, сын то живёт отдельно. И хотя после этой сакраментальной фразы Марья Васильевна всё ещё продолжала хмуриться, но Петрович уже знал, что даже если он и прибавит звук поющего дивана, ему это, как всегда, сойдёт с рук.
И неизвестно, сколько бы ещё продолжалось это безобразие, когда бы у Петровича дошли руки до заслуженного диванчика, если бы как-то сын не остался ночевать в своём родном отчем доме. Старый школьный приятель, который жил в соседнем подъезде, попросил его помочь собрать ему купленную мебель. Ну, а так как мужики сильно припозднились, то и пришлось сынуле остаться ночевать у родителей. Сын никогда не являлся для Петровича помехой. Но в эту ночь, когда он в порыве искренней нежности потянулся к супруге, диван предательски издал оглушительный скрип. Долго лежал Петрович неподвижно, осторожно лаская супругу, чтобы не потревожить музыкальный диванчик. Так долго, что супруга наконец не выдержала и заговорщически прошептала:
- Идём на пол.
Думая, что супруга шутит, ибо ночи уже были настолько холодные, что от балкона тянуло прохладой весьма заметно, Петрович продолжал сохранять неподвижность.
Однако находчивая Марья Васильевна ничуть не шутила и опять требовательно прошептала:
- Идём на пол.
Быстро расстелив на полу одеяло и бросив поверх подушку, супруги в костюмах Адама и Евы улеглись возле подлого диванчика.
«Надо было прикрыть вторую створку балконной двери», - подумал Петрович, чувствуя, как прохладный воздух холодит его голую задницу и всё, что прилегало к ней. Но не за себя волновался заботливый супруг. Дело в том, что его Марья Васильевна уже как два дня немного сопливела и поэтому Петровича сейчас волновало здоровье жены, как бы та совсем не разболелась. Но, чувствуя, что супруга ведёт себя очень даже по здоровому, он не стал отвлекаться и сладострастно потянулся к её требовательному телу.
И тут Петровича ожидал явный конфуз. Толи он слишком долго лежал, прижимаясь на диване к тёплому телу жены, толи утренняя прохлада от балкона подействовала, но Петрович почувствовал, что кончает, по сути, ещё не начав.
- Это что за фигня, - недоумевая, пробормотала его раззадоренная супруга.
Что отвечать на столь нелестное замечание, Петрович даже не представлял и поэтому скромненько постарался отмолчаться.
- Это называется, угоришь, - пробормотала Марья Васильевна, направляясь в ванну.
В этот день Петровичу не надо было идти на дежурство и, он мог бы спать не вставая, но заботливый супруг всё же проводил жену на работу. Вскоре ушёл и сын. Едва за ним закрылась дверь, как Петрович живо вскочил с их скрипучего дивана и почему то прошёл на кухню. Там, посредине стола, в глубокой большой чашке лежало мясо, которое супруга достала из морозильника. Такое количество мяса обычно уходило на две кастрюли щей. Задумчиво почесав в затылке, Петрович достал гаечный ключ и быстро подтянул все гайки их заслуженного дивана. Помыв руки, он улёгся на диване, чтобы испытать работу. Диван, после имитации ряда ритмических движений, не издал и звука. Самодовольно ухмыльнувшись, Петрович вытянулся на беззвучном диване и тут же заснул с блаженной улыбкой на лице.