Евгений ошарашено посмотрел на большую цифру шесть слева от внушительной, металлической двери, затем непроизвольно почесал свою лысую макушку. Конечно, он понимал, что его бывшая жена не бедствует, более того, даже предполагал, что увидит нечто подобное, но всё же дом за высоким забором, из-за которого виднелся лишь верхний этаж да мансарда, произвёл на него впечатление своей добротностью, аккуратностью, изыском.
- Ну, да, генеральская дочка, чего тут скажешь, - пробурчал Евгений, подходя к домофону.
Но, прежде чем нажать на кнопку звонка, он внимательно огляделся вокруг. Не потому, что опасался слежки, кого мог интересовать работающий экспедитором пенсионер. Евгений изучал обстановку из чистой любознательности. Хотя ничего необычного вокруг и не наблюдалось. Позднее утро дышало покоем и умиротворением. На газоне возле дома, заросшим клевером, усердно роились пчёлы, непосредственно перед входом, справа и слева от массивных ворот, росли красивые цветы, названия которых Евгений не знал. Метрах в сорока, у соседнего дома, штукатурили забор двое не то туркмен, не то узбеков, не то таджиков. Евгений, как и большинство европейцев, попросту не видел отличия между ними. Вздохнув, он нажал на кнопку звонка, глядя в безучастный глазок домофона. Подождав минуту, надавил кнопку уже дважды. Миниатюрный динамик молчал. Из-за забора не доносилось ни звука, что было довольно удивительно. Даже лая собаки, постоянной спутницы богатых домов, не раздавалось.
- Ну вот, единственный раз за сорок лет смог навестить бывшую жену и на тебе, облом, - пробурчал, вздохнув, Евгений, - наверное, где-нибудь на природе время проводит, а может за границу укатила.
Трижды нажав на кнопку звонка, он уже было собрался уходить, но тут динамик ожил и сонный, хотя и не старческий, но уже и не молодой женский голос произнёс всего лишь одно слово:
- Кто?
- Вам письмо, заказное, - чуть наклонившись к изящной коробочке домофона, живо ответил Евгений. Немного помедлив, добавил, - Белла, - далее следовали фамилия и отчество. Я, однако, не буду их вам называть, дорогой читатель. Слишком это известная фамилия в нашей губернии. Даже не смотря на то, что это весьма распространённая русская фамилия. По этой же причине я не назову имён близких Белке людей. Белкой же зовут нашу героиню. Конечно, теперь это дама в почтенном возрасте, но к такой интерпретации своего имени привыкла настолько, что наверняка не обидится. Так что, продолжим, на чём остановились.
Динамик, уже не столь сонно, ответил опять единственным словом:
- Сейчас.
Евгений терпеливо ждал, прислушиваясь к звукам изнутри. Вскоре он услышал, как открылась входная дверь в доме, затем открылась и калитка, перед которой он находился. Морщинистая старуха с чёрными, не вьющимися, а прямыми, как у всех северных народностей волосами, густо разбавленными сединой, протянула руку и потребовала, произнеся опять всего одно слово:
- Письмо.
Рядом с этой пожилой женщиной стояла огромная овчарка. За всё время, что Евгений стоял перед входом, собака не проронила ни звука. Это Евгения весьма впечатлило. Ведь обычно собаки подымают лай.
«Вышколенная псина», - мелькнуло в голове у Евгения. Затем он с нескрываемым любопытством вгляделся в лицо открывшей ему старухи. Несомненно, перед ним была его бывшая супруга, но теперь она напоминала скорее его бывшую тёщу, чем ту тоненькую, миниатюрную чукчу. Да нет, его бывшая супруга по национальности была ханты, но ведь для европейцев они все лишь чукчи. Евгений не знал, что сказать, продолжая пристально вглядываться в лицо некогда близкой женщины. Та тоже, наконец, соизволила взглянуть на посыльного более пристально и внимательно. Рука её тут же опустилась вниз и она удивлённо произнесла:
-Ты?
Ничего не отвечая, Евгений продолжал бесцеремонно изучать стоящую перед ним старуху в тёмно-синем, дорогом халате, расшитым крупными цветами.
- Как ты здесь оказался? – не скрывая величайшего изумления, вскричала хозяйка дома.
- А впустить не хочешь? – иронично ухмыляясь, спросил Евгений.
- Пошли, - ответствовала хозяйка. Повернувшись к пришедшему спиной, она направилась к дому.
Они прошли мимо большой беседки с мангалом в глубине. Евгений не отставая, шёл следом. Со спины Белка ещё больше напоминала свою мать. Что удивила Евгения, так это лёгкая походка Белки. Походка старухи была настолько лёгкой, что со спины никак нельзя было предположить, что ей идёт седьмой десяток. Евгений невольно покачал головой. Его вторая жена, с которой он сейчас доживал век, хотя и была на десять лет моложе первой супруги, ходила, тяжело наступая на пятки, словно вколачивая ими гвозди, отчего походка получалась шумной, гулко раздаваясь по всей квартире. Евгений невольно усмехнулся, продолжая шагать за хозяйкой. Когда они уже подходили к высокому крыльцу, Евгений насмешливо заметил:
- А ты не столь осторожна, как твой папа.
Он на время совершенно забыл про огромную овчарку, что неслышно следовала сзади.
- А мне некого бояться.
Однако Евгений уже вспомнил про вышколенную стражу и тут же добавил про себя: «Да и чего бояться, когда рядом такой волкодав».
- Ну, да, - тотчас согласился Евгений. А про себя подумал: «Ты же тюремщиком не работала».
Да, папа Белки уже в то время возглавлял областной ГУИН, другими словами – все тюрьмы области. И он никогда не поворачивался к пришедшему человеку спиной. И никогда не выпускал пришедшего из поля зрения. Более того, он неизменно встречал пришедших с оружием в руках. Дома тесть ходил постоянно в куртке, типа короткого халата с вместительными карманами. И когда кто-то приходил к ним домой, он всегда лично открывал дверь, держа руку в кармане своей домашней тужурки. Предохранитель неизменно был спущен. Евгений, за год совместной жизни в квартире тестя, так и не узнал причину столь сильной настороженности. Может быть, у этого маленького человечка северной народности, с лицом, сморщенным, словно высохшая груша, и были для такой кардинальной осторожности серьёзные причины, но, в то время, подобное поведение казалось Евгению нездоровой манией, над которой он в душе сильно потешался. Все эти воспоминания пронеслись сейчас в голове Евгения отчётливо, словно и не было сорока лет перерыва. Однако собаки в доме в то время семья не держала. Вероятно, генерал считал, что для советской квартиры, пусть и трёхкомнатной, овчарка просто неуместна.
Когда они поднялись на крыльцо, Белка заставила Евгения разуться.
- Уборщица приходит три раза в неделю, поэтому надевай тапочки в холле, - пояснила Белка.
То, что его бывшая не назвала приходящую прислугу по имени, Евгению сильно не понравилось. Его сегодняшняя жена убиралась в таком же доме, вероятно в таком же. Он никогда сам не бывал у работодателей супруги, но по рассказам жены мог судить о доме. Именно поэтому ему было неприятно, что Белка не назвала свою приходящую работницу по имени. Однако своего недовольства Евгений ничем не выказал и, послушно переобувшись, продолжал следовать за Белкой.
- Проходи сюда, - она указала на одну из дверей, - там кухня. Я сейчас приду, только умоюсь.
Отворив дверь, Евгений очутился в довольно вместительном помещении, где помимо плиты, шкафов, посудомоечной машины, высоченного холодильника, массивного стола, нашлось место и для внушительных размеров дивана. Кронштейном к потолку был прикреплён плоский телевизор, который можно было, вероятно, вращать вокруг оси, чтобы было удобнее смотреть передачи из любой точки кухни. Однако ни разнообразная техника, ни плоский телевизор, ни сверкающий очиститель воздуха над плитой так не привлекли внимания нашего героя, как другой плоский экран, который располагался на стене и на котором постоянно менялись в режиме слайдов кадры семейной жизни Белки, как понял тотчас Евгений. Он с любопытством подошёл к этому чуду техники, которого никогда прежде не наблюдал. Слайды менялись приблизительно с интервалом секунд в десять, что позволяло довольно хорошо рассмотреть каждую фотографию. Альбом, видать, вмещал в себя целую жизнь семьи.
Неслышно вошла Белка. Евгений удивился, когда увидел бывшую супругу возле шкафов. Казалось, она просто материализовалась из воздуха.
- Садись за стол, позавтракаем, - произнесла Белка, открывая свой гигантский холодильник.
Послушно присев к столу, Евгений молча наблюдал за действиями бывшей супруги. Его удивило, что та не забыла вкусы первого супруга и выложила на стол то, что он более всего любил.
- А ты что же, сейчас одна в доме? – несколько удивлённо полюбопытствовал Евгений.
- Не только сейчас, но постоянно, - пожав плечом, равнодушным голосом пояснила Белка, ставя на плиту турку с кофе.
- А муж, дети? – изумился Евгений, невольно поглядев в сторону мелькающих слайдов.
- Ну, муж с более молодой живёт. У детей свои семьи, свои дома. Так вот.
- Да, грустно, - задумчиво пробормотал Евгений. Про себя же подумал, что его бывшая устроена довольно не хило. У детишек вероятно тоже домишки не хуже этого.
Но Белка мыслей читать не умела и потому продолжала пояснять:
- Да нет, почему же грустно. Я продолжаю заниматься делом. Своим частным. А дети, внуки меня навещают. И я их тоже регулярно посещаю. Так что всё нормально.
- Ну да, конечно, - охотно согласился Евгений и тут же, спохватившись, добавил, - а твои родители. Они же у тебя на здоровье вроде не жаловались.
- Женя, ты же знаешь, что я последыш. Моим папе и маме уже в то время, когда ты жил у нас, было довольно много лет.
- Ну, да. Ну, да. – Проговорил Евгений, мысленно отмечая, что его бывшая жена только сейчас назвала его по имени. Отметил он и то, что сам так и не удосужился обратиться к своей бывшей супруге по имени.
От своих размышлений да наблюдений он несколько сконфузился. Побарабанив пальцами по полировке стола, поинтересовался:
- Давно родители то умерли?
- Отец чуть более года назад, - Белка прекратила завтракать и уточнила, - он пережил маму всего на месяц.
- Вот как! – с нескрываемым удивлением вскричал Евгений.
- Да, папа очень любил маму, - тихо подтвердила Белка. Она сняла с плиты турку и отодвинула её в сторону, давая кофе отстояться. Евгений, наблюдал за действиями Белки и молчал. Он хорошо помнил своего бывшего тестя, довольно сурового старика, чуть ли не карликового росточка. Сейчас Евгению было странно слышать, что этот тюремщик, начинавший делать карьеру ещё при Берии способен так трогательно любить. Однако вслух своих сомнений он благоразумно не выказал и, сменив тему, рассказал, как узнал сегодняшний адрес Белки. Всё было довольно просто. Случайная встреча с бывшим однокурсником. Вот и полная информация. Всё донельзя просто. А в городе, где некогда учился в педагогическом институте на факультете русского языка и литературы, оказался потому, что, выйдя на пенсию, устроился в солидную фирму экспедитором, ну и, по совместительству грузчиком. Да машина, весьма кстати, до того как получить товар, сломалась. Сейчас в починке. При ней водитель. Рассказ Евгения был короток и напоминал какую-то забытую им детскую игру, где требуется отвечать лишь двумя словами «да» и «нет». Впрочем, рассказывать более подробно он не считал необходимым. Белка между тем разлила кофе по бокалам и присев за стол, с задумчивой отрешённостью помешивала свой кофе. Не переставая помешивать свой кофе, Белка удивлённо поинтересовалась:
- Так ты что же, институт так и не закончил?
Глядя на холёные пальцы, трепетно державшие фарфор, Евгений про себя усмехнулся. «Да, наши люди почему-то предпочитают пить из большой посуды не только чай, но и кофе».
- Нет, не пришлось вот.
- Но ты же учился прекрасно! Ты же писал стихи! Ты же был гордостью группы! Да что там группы, ты был гордостью института!
Евгений чуть усмехнулся, слушая восторженные восклицания бывшей супруги.
- Ну, и ты весьма хорошо писала. Поэтому мы и сблизились с тобой. Два таланта.
- Да, конечно, в этом ты прав. Поэтому папа и не возражал против моего замужества, что ты был очень талантлив.
Евгений развёл руками.
- Ты хоть что-нибудь пишешь? – продолжала допытываться Белка.
- Сейчас нет, но у меня много стихов размещено в интернете. Так что заглядывай. Фамилию то свою бывшую помнишь?
Немолодые собеседники тихо рассмеялись. Шутка понравилась обоим.
- А у тебя что, много книг вышло? – несколько ревниво поинтересовался творческими успехами Белки Евгений.
- Да, немало, - как то по-будничному, просто, словно речь шла о совершенно обыденных вещах, коротко ответила Белка.
«Ну, да, всю жизнь в литературе. Должность, родители, да и муж наверняка не из простой семейки. Поневоле привыкнешь к славе». - Хмуро подумалось Евгению, который после развода с Белкой, после того, как уехал в свой маленький городишко, расположенный в соседней области, так и не издал ни одной книги, ни одного сборника стихов, хотя и делал для этого отчаянные попытки. Вслух же Евгений всего этого не стал произносить, лишь по возможности более нейтральным тоном спросил:
- И кто же ты сейчас? Поди, должность высокую занимаешь, наверняка член союза писателей?
Чуть усмехнувшись, Белка проницательно взглянула на Евгения и пояснила, продолжая прихлёбывать маленькими глотками свой кофе.
- Да нет, от должностей я отошла. Простая пенсионерка сейчас.
- Простая? – с недоверием уточнил Евгений.
- Не совсем, конечно. Я персональный пенсионер, - улыбаясь краешком рта, уточнила бывшая супруга.
Тут же Евгений хотел было спросить, сколько же получают сейчас персональные пенсионеры, но вовремя остановил себя. Какая, в конце концов, разница. Для неё эта пенсия всё равно ничего не значит. Наверняка дама владеет несколькими магазинами. А пенсия? Уверен, что Белка её и не берёт, пусть она даже и персональная.
- Так почему же ты не закончил учёбу? – вновь вернулась к своему вопросу его бывшая супруга.
- Ты же знаешь, после того как мы расстались я уехал к себе на родину. Отец заболел, умер, мать постоянно болела. В общем, так вот всё и получилось. Работал на заводе. Ну а во время перестройки, когда завод прикрыли, пошёл на стройку разнорабочим. Многое чего приходилось делать. Сейчас вот на пенсии, но устроился экспедитором и грузчиком. Ну, об этом я тебе уже говорил.
- А что же у тебя с Верочкой то ничего не получилось? – со скрытым злорадством полюбопытствовала Белка, хотя сама была прекрасно обо всём информирована. Но теперь ей хотелось, чтобы её бывший супруг, наконец, осознал, какую глупость совершил, бросив её, ради изменщицы подруги, которую она же и познакомила с Женькой. Папа был просто в ярости, что с его любимицей, последышем так поступили.
- Да ладно, что у меня могло с твоей подругой быть серьёзного? Ты же знаешь, кто её родители. А я кто?
- Ты, да ты был мой муж, зять генерала, почётного чекиста, - Белка вскочила со стула, наклонившись ближе к Евгению. Глаза её источали ярость.
- Да ладно, ладно. С твоим папой ужиться в одной квартире просто немыслимо было, - оправдываясь, вскричал Евгений, откидываясь к спинке стула, подальше от гневного лица дочери генерала.
- Это чем же тебе не угодил мой папа? – в полном изумлении вскричала Белка, отчего её морщины над верхней губой заострились, стали сильнее заметны.
- Да он меня достал хотя бы тем, что по утрам, когда играл гимн СССР, заставлял вставать по стойке смирно.
- Ты что, упрекаешь папу в патриотизме? Тебе что, так тяжело было постоять минутку, пока играли по радио гимн? Моя мама не надломилась, я тоже навытяжку стояла. А ты что?
- Дело не в этом, что трудно, но просто как-то всё это нелепо выглядело. Словно мы на партийной конференции официальной. Смешно.
- Смешно? – широко раскрывая свои раскосые глаза северянки, в изумлении воскликнула Белка. – Да папа с тобой сокровенным делился, он даже рассказал тебе тот случай, когда ему пришлось расстрелять ни в чём неповинного заключённого. Он считал тебя членом семьи. А ты обидел его.
- А чего ты взъелась то сейчас на меня? – злорадно усмехаясь, с победной интонацией воскликнул Евгений. – Разве я не прав был?
Теперь они оба сидели уставившись в глаза друг другу. Но никто из них не собирался выказывать характер, ни Белка, ни Евгений даже не делали попыток выдержать взгляд другого. Каждый из них сейчас жил воспоминанием о той откровенной беседе папы Белки. Собственно Евгений не помнил, с чего началась та размолвка, почему этот «северный карлик», как называл про себя Женя папу Белки, вдруг разоткровенничался. Но сам рассказ старого чекиста запомнил отлично. Речь шла о памятнике Пушкину, который был воздвигнут в городе в канун сто десятилетия со дня смерти поэта. И вот папа Белки в порыве откровенности за семейным столом, рассказал, что знал скульптора, который воздвиг столь популярный в городе памятник. Неизвестно, что заставило разоткровенничаться заслуженного чекиста, но генерал рассказал, что скульптор некогда тянул срок в его отряде. В то время этот «северный карлик» был всего лишь лейтенантом НКВД и очень гордился тем, что в его отряде работает столь талантливый скульптор. Честно говоря, когда заключённый сотворил памятник поэту, то молодой лейтенант думал, что ему как-то скостят срок, но всё получилось наоборот. Вечером его вызвал начальник лагеря и без всяких предисловий сказал:
- А ведь хороший мы памятник великому поэту сотворили.
Наш ханты расплылся в довольной улыбке и тут же подтвердил:
- Очень хороший.
- Но есть одна неувязка, - продолжал начальник.
- Что, неужто брак допустил контрик? – округляя раскосые глаза, в ужасе вскричал лейтенант.
- Брак только в одном, что будут говорить при открытии монумента, - хмуро изрёк начальник.
- Так очень хороший памятник. Хвалить будут! – пылко воскликнул лейтенант.
- Кого? – ещё более мрачно поинтересовался начальник.
- Так памятник, - в недоумённой растерянности отвечал командир отряда.
- А скульптора будут хвалить? - прищурившись, поинтересовался начальник.
- Как можно! Он же контра! – испуганно пролепетал лейтенант.
- Правильно. Он контра и про него вообще ничего нельзя говорить, - облокачиваясь на свой, покрытый зелёным сукном стол, прошипел начальник. И тут же добавил, - но ведь и молчать нельзя.
- Почему? – растерянно пролепетал лейтенант, чувствуя уже свою вину за то, что это в его отряде находится такой мерзавец, про которого честным людям и сказать нельзя.
- Потому что он живой, - вкрадчиво пояснил начальник, внимательно вглядываясь в лицо подчинённого. – Сам посуди, ведь нельзя же будет сказать, что автор отбывает срок.
Лейтенант не знал, что отвечать и поэтому ждал, пока начальство само не прояснит суть дела.
- Хорошо бы, если бы этот каменотёс умер до открытия монумента, - задумчиво проговорил начальник, побарабанив холёными пальцами по сукну.
- Придраться то к нему нечего, - растерянно, совершенно потеряв осторожность, возразил лейтенант.
- А ты без придирок, просто выведи и застрели его. Автор скончался. И говорить уже не о чем.
- И когда его? – чуть ли не шёпотом спросил лейтенант.
- Да хоть сейчас. Иди, я тебе не мешаю, - очень буднично поощрил начальник своего подчинённого.
Рассказывая об этом случае, тесть пояснил:
- Это было единственный раз, когда я убил человека ни за что.
- Ну а если бы его осудила тройка, вы бы так не считали, - едва скрывая ненависть, поинтересовался тогда Евгений. И, не дожидаясь ответа, тут же добавил, - Значит тех, кого вы расстреляли именем революции, по приговору, вы как бы всех огульно считаете виноватыми. Но ведь и на вашего начальника надавили сверху.
- Конечно, надавили, - пылко вскричал генерал, то ли выгораживая таким образом себя, то ли своего начальника.
- А что же вы тому скульптору в личном деле написали, какова последняя запись? – полюбопытствовал Женя.
- Кажется что-то насчёт сердца. Да, скорее всего не выдержало сердце, - сосредоточенно вспоминая, подтвердил генерал.
И вот тут Женя откровенно съехидничал:
- Конечно, какое же сердце выдержит пулю. Даже череп и тот не выдержит.
- Прекрати свои издёвки, своё ёрничанье, - не выдержав, вступилась за отца в тот вечер Белка, - Что ты хочешь сказать, что мой папа палач?
У Белки слово палач в тот вечер вырвалось совершенно непроизвольно. Сказав столь страшное слово, девчонка даже сама испугалась. А её супруг тут же, запальчиво воскликнул, не скрывая удивления:
- А что, нет?
За семейным столом сразу же в тот вечер наступила долгая и гнетущая тишина. Потом папа Белки, вдруг ударил по столу кулаком и пронзительно закричал, что было совершенно не характерно для него:
- Да я почётный чекист! Ты понимаешь, что такое почётный чекист?
В тот вечер папа Белки, да и мама тоже, взглянули на своего зятя как на скрытого врага. А потом Женя познакомился с Белкиной подругой, студенткой медицинского института, с которой у него ничего не вышло. Но семья всё же распалась.
Сейчас и Белка и Евгений вспомнили именно тот семейный вечер. Так они и сидели некоторое время, молча. Наконец Белка спросила:
- Ты что же, по-прежнему считаешь моего отца палачом?
- Да ладно, Белка, чего ты этот бессмысленный разговор заводишь? – забывая про завтрак, вскричал недовольно Евгений, как бы защищаясь от ненужных нападок.
- Почему бессмысленный? – тоном обиженного ребёнка, хмуро отвечала старуха.
- Послушай, помнишь, мы с тобой любили гулять в парке Гагарина? – примирительным тоном напомнил Евгений.
- Ну и что? – ещё не совсем понимая, куда клонит её бывший супруг, насторожённо спросила старуха.
- Но ведь ты знаешь, что этот парк разбит буквально на костях бывших заключённых, - пристально вглядываясь в лицо Белки, напомнил Евгений.
- Да, там было кладбище НКВД, - хмуро подтвердила Белка.
- Да не НКВД, а заключённых. И вовсе это было не кладбище.
- Раз захоронение, значит кладбище, - недовольно возразила дочка генерала.
- Кладбище, это когда есть могилы с именами и датой, с надгробьями, а там было просто сокрытие трупов убиенных и замученных. Их закапывали в общие ямы и заравнивали. Улавливаешь разницу. Как сказал очень хороший наш поэт Павел Васильев, кстати, тоже убитый такими как твой папа:
И всё равно как будто не был,
И если был – под этим небом
С землёй сравнялся человек.
- Время такое было, - раздражённо возразила Белка, - Мой отец не виноват, что оказался в этой системе. Никто не шёл туда по собственной воле. Просто его призвали служить в войска НКВД и он служил верой и правдой. Мой папа был обычным человеком, он не был кровавым садистом, не был монстром. Он любил мою маму, любил своих детей, меня обожал, хотел, чтобы у меня был высокий белокурый муж, чтобы мои дети были не столь маленького роста, как он.
- Во как! – рассмеялся невольно Евгений.
- Да! Папа хотел, чтобы внуки были высокого роста, пусть не как у тебя, метр девяносто, но всё же не низкие. А ты начал подводить идейную почву. Это просто непорядочно, - обиженно, со слезами на глазах завершила Белка.
«Вот так встретились. Вот так поговорили», - растерянно подумал Евгений.
Два пожилых человека сидели друг против друга, перед бокалами с остывающим кофе, тяжело дыша, словно после пробежки. Взгляды некогда близких людей были насторожёнными, такими, словно каждый из них ожидал от другого, что тот достанет пистолет и начнёт стрелять. Конечно, это было нелепо. Наконец Евгений, разведя руки в стороны, встал со своего места и, подойдя к электронному фотоальбому, который продолжал демонстрировать семейную хронику, миролюбиво произнёс, показывая на изображения детей Белки, что как раз отображал экран:
- Причина вот в чём, а не в идеологии.
- Ты о чём? – удивлённо спросила Белка, даже не понимая, куда смотреть, на жест бывшего мужа или на экран фотоальбома.
- Я в этом плане такой же, как твой папа, - слегка разводя руки в стороны, как бы сожалея, продолжал разглагольствовать Евгений.
- Да ты о чём? – живо поворачиваясь всем корпусом на стуле, воскликнула Белка.
- О чём, о чём, - брюзгливо проворчал Евгений, - посмотри на своих детей.
- А чего мне на них смотреть? – растерянно воскликнула женщина, - Мне ли их не знать?
- Конечно. - Охотно согласился Евгений, - А на кого они у тебя похожи?
- Что значит на кого? На родителей они похожи. Что-то есть от бабушек с дедушками.
- Во, во! – торжествующе вскричал Евгений, - особенно на твоего папу и на тебя.
- Ну и что из того? – удивлённо спросила Белка, совершенно не понимая, куда это клонит её бывший супруг.
- Послушай, Белка, у тебя муж такой же высокий и такой же светловолосый как и я. Верно?
- Считай, что именно этот тип мужчин мне импонирует, - иронично парировала Белка.
- Ага, - усмехнулся Евгений, - а теперь скажи мне, твоему супругу было приятно вести за руку детишек, которые на него совершенно не похожи, вести под руку двух чукченят, которые если и похожи на кого, так это на твоего папу.
Широко раскрыв свои раскосые глаза, Белка неотрывно вглядывалась в лицо своего бывшего супруга. А Евгений продолжал разъяснять далее:
- Что тут непонятного? Ты пойми, ведь это всё равно, что иметь своими детьми чернокожих негров или жёлтых раскосых китайцев.
Видя, что его бывшая супруга продолжает как бы оставаться в тяжёлом ступоре, снисходительно пояснил:
- Он у тебя высокий, блондин, а дети чукчи, совершенно на него не похожие. Да и внуки такие же чукченята. Ты думаешь это приятно?
- Но ведь ты же любил меня, - растерянно пролепетала пожилая женщина, на глаза которой невольно наворачивались теперь слёзы.
- Разумеется, - снисходительно пробасил Евгений, самодовольно при этом улыбаясь.
- Тогда как же ты можешь говорить мне, что не желал иметь детей от меня лишь потому, что они будут походить на чукчинят? Как же можно вообще любить женщину, не желая, чтобы дети походили на неё обличьем? – неистово воздев руки к верху, словно пытаясь найти ответ у Бога, вскричала Белка.
- Ну, ты это ты, а дети это уже другое.
- Женя, уходи, - усталым, совершенно обессиленным, бесцветным голосом попросила Белка, тяжело подымаясь со стула.
- Да ладно, столько лет прошло. Я просто откровенно.
- Всё, уходи. Погоди, я провожу тебя. Рэкс не выпустит.
Тяжёлой, шаркающей походкой Белка направилась к выходу. Следом, с несколько конфузливым видом шагал Евгений. Перед дверью Евгений торопливо сбросил тапочки и, подхватив в руки свою обувь, поспешил за хозяйкой дома. Рэкс, привстав, наблюдал за ним с суровой насторожённостью. Лишь когда за Евгением закрылась калитка, он осознал, что они даже не сказали друг другу до свидания. Отойдя от калитки шагов на десять, он суетливо обулся и неспешно побрёл прочь. А во дворе в это время одинокая, старая женщина сидела возле калитки на тёплых от солнца тротуарных плитах и тихо рыдала. Рядом, глядя на свою хозяйку вопросительно и участливо, сидел верный Рэкс. Пёс не понимал, отчего так расстроена хозяйка. Несомненно, в этом был виноват приходивший незнакомец. Рэкс повернул свою крупную голову к воротам и недовольно, забыв про выучку, гавкнул. Посмотрев на собаку, женщина пробормотала:
- У меня, в общем, было всё. Дом, семья, дети, работа, карьера и, - горькая усмешка пробежала по её морщинистому лицу – даже первая любовь. - Она вновь усмехнулась, - теперь у меня тоже всё есть, кроме одного – первой любви. Женечка всё объяснил. Я даже готова согласиться с ним, что папа у меня палач. Я даже готова согласиться, что убивать чувства, обычные человеческие чувства это не столь бесчеловечно, как людей, но мне всё же сейчас тяжело, как никогда. Как будто сердце или душу из груди вынули.
Рэкс сочувственно ткнулся носом в плечо своей хозяйки. Вздохнув горестно и безысходно, словно похоронила родного, любимого человека Белка потрепала собаку по загривку. Затем, тяжело поднявшись с розовых плит дорожки, Белка пошла старческой шаркающей походкой старухи к дому, бормоча про себя всего лишь одну фразу:
- Лучше бы ты молчал, лучше бы ты молчал.