Александр Заскоков метался по пустой квартире как зверь в клетке зоопарка. Хотя на него никто не смотрел, никто не раздражал его своим присутствием. Но это одиночество, порождавшее чувство покинутости, было нестерпимее… А, собственно, чего нестерпимее? Ну, да, Александр не блистал красноречием, никогда не был общительным краснобаем. Хотя он всё же вполне сносно переносил застолья, компании, оставаясь при этом лишь молчаливым участником. И если бы не компанейская супруга, то его навряд ли бы и приглашали на вечеринки да застолья. Но вот поди ж ты, какой парадокс. Скучный, молчаливый, плохо вписывающийся в веселье компании, чуть ли не мизантроп теперь страдал от блаженного одиночества.
- Вот сволочь, вот сволочь! – в приступе бессильной ярости воскликнул Заскоков, обращаясь в пустоту квартиры, - Даже Кузьку забрала с собой! Ну, дрянь!
Александр даже зубами скрипнул так, как это делали, вероятно, наши далёкие предки. Не то, чтобы Александр очень уж любил кота, но то, что супруга забрала его с собой на базу отдыха с вызывающей формулировкой, что и Кузьме требуется поддержать здоровье, так что, пусть гуляет среди сосен да елей, вызывало чувство обиды. Мордастому животному, у которого и так рожа толще жопы, значит, нужен отдых, а законному супругу не требуется. Впрочем, справедливости ради, следует пояснить, что супруга Александра, его несравненная Ирина, уехала на базу не для отдыха, но работать на весьма непрестижной профессии дворника, уборщика территории. Но этот последний факт Александром почему-то вовсе не воспринимался. Он вдруг возревновал. И как не убеждала его любимая супруга в абсурдности такой точки зрения, Александра разубедить было невозможно. То, что втемяшивалось ему в голову, втемяшивалось накрепко. И хотя Ирина старалась разубедить суженного и ласками, и оскорблениями, обзывая мужа последним дураком, ничего не помогало. Он весь изошёл на говно. И даже блаженное одиночество не могло скрасить мизантропных наклонностей Заскокова. Конечно, если бы он был любителем чтения или завзятым поклонником телевизора, то, может быть, перенёс бы отъезд жены более спокойно. Занятия, хоть какие, благотворны в том, что отвлекают. Но Заскокова ничего не отвлекало, наоборот, одиночество помогало сосредотачиваться на ситуации, превращая обыденность в трагедию вселенского масштаба. Ему постоянно мерещились приставучие, одуревшие от безделья, сытые желудком и голодные своей похотью мужики, которые готовы приставать ко всему, что движется, особенно если это в платье или юбке. Но что всего невыносимее, так это яркие образы супруги, которая любезничает со всеми и никому не отказывает. А что ей ещё там делать, на базе отдыха то? А то, что супруга поехала в качестве уборщицы, во внимание совсем не бралось. Даже флегматичный кот Кузьма, который только и делал, что лежал постоянно на диване, представлялся в качестве местного ловеласа, вокруг которого так и крутятся, так и увиваются все местные кошки. Глупо это было или не глупо, не думалось, а просто воспринималось как нечто само собой разумеющееся. И теперь, слоняясь по опустевшей квартире, он то и дело горестно и патетически, трагическим тоном Отелло восклицал, заламывая картинно руки, словно находился на сцене:
- За что? За что?
То, что супруга до этой поездки не была замечена ни в каких грехах, ревнивца совершенно не убеждало ни в чём. Да он и не думал о прошлом. Какое там, всё застилало горестной фантазией настоящего. Даже в маленькую комнату, где супруга обычно сидела за компьютером, общаясь в «Одноклассниках» или играя в игры, заходить совершенно не хотелось. Он с ненавистью вспомнил, как к супруге заходила иногда её давнишняя подруга и они с ней подолгу сидели за компьютером, безудержно хохочя, как они говорили, от разных приколов. Александр теперь лишь с ненавистью взглядывал на старенький компьютер, столь любимый супругой и её закадычной подругой. Наконец, утомившись от бесцельной беготни по квартире, Александр остановился перед дверью в маленькую комнату. Злорадно ухмыляясь, подумал: «А вот возьму и зайду на сайт знакомств. Будешь тогда знать, как сбегать от мужа».
- Кстати, а как на него зайти то? – в растерянном недоумении подумал вслух Заскоков.
Выпятив обидчиво нижнюю губу, Александр нерешительно вошёл на территорию, обычно занимаемую женой. Сев за стол, он долго рассматривал коробку системного блока. Честно говоря, Александр попросту забыл, как включать ненавистный агрегат. Впрочем, кнопок было совсем мало, а с овалом в виде пальца, от частого употребления, всего одна. На неё он и нажал. Компьютер, как бы обрадовавшись, что о нём наконец-то вспомнили, тихонько, но призывно загудел, что доставило Александру некое чувство удовлетворения победителя над сложной, незнакомой техникой.
- Фу, чёрт, как бы не сломать, - обеспокоенно пробормотал Заскоков, глядя на призывно загорающийся экран монитора.
Однако в следующее мгновенье его расширившийся от яростного и праведного гнева взгляд выхватил на экране монитора красные полные губки с поясняющей надписью: «Сайт знакомств». Это было для Александра настолько неожиданно, что он на несколько секунд впал в некое ступорозное состояние, неотрывно разглядывая ненавистный ярлык. Воображение сразу же создало целую серию версий одна неприятнее другой. Одно дело «Одноклассники» и совсем другое эти дурацкие губки, да ещё с вызывающей красной помадой, которые продолжает накрашивать отвратительная губнушка. Нет, это было уже слишком. Про то, что супруга часто сидела за компьютером не одна и что вдвоём с подругой они «прикалывались», Александр даже не вспомнил. Рука нервно и бесцельно гоняла «мышь». Что происходило на мониторе, Александр не осознавал. Лишь когда компьютер из закладок выдал сайт Любови Любимовой, Александр как бы очнулся.
- Это ещё кто такая? – недоумённо пробормотал покинутый муж.
Но гадать долго не пришлось. Сайт оказался заполнен стихами. Впрочем, это был даже не сайт, а личная страничка на поэтическом сайте. Но зато какая страничка. Наиболее посещаемая, очень популярная. И не мудрено. Здесь каждое стихотворение открывалось прекрасной иллюстрацией эротического характера, что заставило нашего ревнивца злобно нахмуриться. Сайт знакомств был теперь забыт. Он решил разобраться с этой Любовью Любимовой, переходя от произведения к произведению. Но возбуждение от неожиданного открытия интересов супруги было столь велико, что Александр поначалу был не в состоянии сосредоточиться на тексте, лишь с молчаливой яростью созерцая фотографии. Постепенно от разглядывания фотографий Заскоков начал читать творения неизвестной ему поэтессы. Несмотря на то, что Заскоков никогда не читал поэзию, произведения Любимовой его взволновали не на шутку. Всё в её творчестве было
пронизано манящей чувственностью, эротика преподносилась как-то интеллигентно, без грубостей и пошлости, что делало каждое стихотворение ещё более завораживающим. Но по мере чтения, Александр начал чувствовать не только желания, но и всё возрастающее злобное раздражение. От каждого произведения веяло благополучием, нет, не материальным, хотя и достаток присутствовал. Благополучие в стихах было совершенно другого толка. Это было благополучие женщины в любви. И хотя на сайте не было ни одной фотографии автора, по мере чтения стихов у Заскокова создавался всё более яркий образ этакой Кармен, роковой женщины, от которой мужчины сходят с ума, совершают неслыханные безрассудства, устраивают между собой жесточайшие мордобития и, даже убивают друг друга. Ему даже явственно привиделась колонна заключённых в полосатых робах, которые проходят строем перед неведомой соблазнительницей и каждый из них яростно орёт: «Любаша, я ради тебя любому горло перегрызу». От таких видений Заскоков пришёл в ещё более мрачное настроение. Не от того, что осознал всю абсурдность ярких картин, но от бессилия и обиды. Заскоков с осязаемой злобой понял, что такой женщины ему никогда не видать. Героиня стихов была поистине королевой, королевой любви. Не куртизанкой, но женщиной с весьма успешной личной жизнью.
- Вот сучка! – злобно выкрикнул прямо в экран монитора Заскоков, - Тварь!
К кому относились эти ругательства, Заскоков и сам не знал; то ли к уехавшей супруге, то ли к гламурной поэтессе.
- Правильно, правильно таких сжигали на кострах! – подытожил свои впечатления от читаемой поэзии Заскоков.
Не в силах более усидеть на месте, он вскочил и нервно прошёлся несколько раз по диагонали комнаты. Ярость его стала более конкретизированной. Теперь он понимал, почему уехала на базу отдыха жена. Её попросту развратили стихи этой Любови Любимовой.
- Это же хуже чумы! Это же хуже чумы! – бормотал, бегая по комнатёнке Заскоков.
Наконец, утомившись от бесцельных метаний, Заскоков опять сел в кресло перед компьютером.
- Это ведь ты, сволочь, во всём виновата, - глядя на экран монитора, высказал своё мнение Заскоков.
Теперь он уже нисколько не сомневался, кто сбил с пути истинного его супругу, почему она отправилась в этот вертеп. Конечно вертеп. А чем может быть ещё дом отдыха? Заскоков опять невольно скрипнул зубами.
- Убил бы тебя, гадину, - указывая на экран, воскликнул снова Заскоков с ещё большей яростью.
Сердито набычившись, Заскоков некоторое время сидел, уставившись на монитор, сердито сопя. Наконец он продолжил чтение. Теперь он читал и комментарии к произведениям поэтессы. Высказываний было великое множество. В основном это были восторженные излияния чувств. Но Заскоков оказался твёрдым орешком и совершенно не поддавался на общий позитивный настрой, с мрачным видом буки читая и читая всё по порядку. И вдруг после одного из комментариев лицо его осветилось счастливой улыбкой.
- Ага, а вот мы и вычислили вас, шлюшка поганая, - сияя так, словно нашёл слиток золота, пробормотал Заскоков, ударяя по столу кулаком. Однако он тут же с испугом разжал руку, испугавшись, как бы столь резкие действия не отразились на компьютере. Но техника не подвела и Заскоков вновь счастливо заулыбался, читая переписку Любимовой с одной из её поклонниц. Радости Александра не было предела. Женщины обменивались адресами. Не по почте, а просто в комментариях. Это была несомненная удача, на которую Заскоков даже не мог надеяться, удача, о которой он даже не мог мечтать. Оказывается, Любимова проживала в их городе. Более того, она проживала совсем недалеко от него.
- Надо же, какие люди живут совсем рядом, - злорадно усмехаясь, воскликнул удовлетворённо Заскоков.
Более он уже не читал в этот вечер стихов поэтессы. Да и вообще не возвращался к её творчеству. Зачем. В нём проснулись более возвышенные чувства. Он решил спасти мир от чумы. Под чумой Заскоков, разумеется, подразумевал Любимову.
- Ну, что же, ты это заслужила, бабонька! – счастливо улыбаясь, произнёс Заскоков, ложась в постель.
Спать Александр, однако не мог. Впервые в жизни он обдумывал план спасения человечества от ведьмы, сожалея, что сейчас не средние века и нельзя побежать с доносом в святую инквизицию.
- Ну, ничего, я сам буду и святой инквизицией, и судом, и палачом. Надо очищать мир от плевел.
В эту ночь Заскоков так и не сомкнул глаз, предаваясь сладостному планированию «спасения мира от чумы».
Наутро он отправился на работу совершенно разбитым, измученным. На нём просто не было лица. Все из коллег и даже непробиваемое начальство приходили в ужас от зеленоватого вида сослуживца. А вид был настолько ужасен, что ему не посмели даже задавать каких-либо вопросов, боясь невзначай не поранить душу Александра. Не то что его все любили, но ведь сострадание есть у всех. А в данном случае оно, это сострадание, пробуждалось у каждого, даже если и было иллюзорных размеров. Всё же человечество не столь плохо. В общем, Заскокову дали отпуск без лишних назойливых выспрашиваний. Съездив ещё раз в свою опустевшую квартиру, Заскоков постарался привести себя, что называется в божий вид. И хотя нервное возбуждение вызывало некоторый тремор рук, он сумел побриться не порезавшись. Далее он надел свой единственный костюм, который и одевался то всего несколько раз по торжественным случаям. Теперь, в представлении Заскокова был именно такой случай. Ведь его миссия была глобальна и, он сам был вроде Бэтмэна. Оглядев себя тщательно в зеркало, Александр подумал, что не зря его имя переводится как «спаситель людей».
- А не буду ли я слишком бросаться в глаза своим праздничным видом? – пробормотал новоявленный спаситель человечества, продолжая изучать внешность. Наконец Александр решил снять галстук.
- Не на свадьбу, - пробормотал он, беря с тумбочки для обуви какую-то рекламную газету, что он, идя домой, достал из почтового ящика. Ничего из оружия: ни ножа, ни молотка, ни уж тем более топора он брать с собой не собирался, понимая, что всегда в доме отыщется предмет, чем можно совершить возмездие. Операция началась.
Заскоков купил хороший букет цветов, хотя всегда считал бесполезной тратой денег любые расходы на флору. Да он и жене то никогда не дарил цветов. Но, сейчас миссия требовала именно такого красивого жеста. Ведь он шёл как поклонник таланта. А все эти творческие натуры до глупости падки на столь дешёвые знаки внимания, даже если букет и стоит немалых денег. Заскоков усмехнулся и завернул букет в так предусмотрительно взятую газету.
- Нечего выделятся, бросаться в глаза, скромность нужна и при серьёзных намерениях, - пробормотал Заскоков. Он вообще любил разговаривать сам с собой. Глубоко вздохнув, спаситель людей отправился по нужному адресу, неся букет, словно веник, в левой руке цветками вниз. Проходя мимо небольшого храма, Заскоков, неожиданно для себя, перекрестился. Такой поступок был для Заскокова столь необычен, что он даже остановился, едва миновав церковь. Заскоков никогда не ощущал потребность молиться, никогда не был в храме, он даже не знал, как правильно надо креститься; на какое плечо сначала класть перст. Но, как ни странно, он всё сделал верно, хотя даже не задумался о своих действиях. Оглянувшись, Заскоков оторопело оглядел чистенький двор прихода и, постояв некоторое время перед церковью, пошёл далее по найденному им в интернете адресу. Нужный дом был совсем близко от только что прошедшего храма.
Заскоков ожидал увидеть шикарную входную дверь из дорогого дерева, или даже металлическую, отделанную дорогими сортами древесины. Каково же было его удивление, когда нужная ему квартира оказалась с облупленной, неказистой дверью, вероятно поставленной ещё при постройке здания и так и не заменённой жильцами.
- А туда ли я попал? – с беспокойством спросил сам себя спаситель.
Спрятав букет за спину, он нерешительно позвонил, готовясь извиниться и скромно ретироваться. Александр нервно прочистил горло коротким кхе, кхе чтобы ответить уверенно и спокойно. Но ему открыли сразу, ничего не спрашивая. На пороге стояла пожилая, уставшего вида женщина, в довольно стареньком, более чем скромном халате.
- А Любовь Любимова… - Заскоков нерешительно замялся, не будучи уверен в том, стоит ли что-либо продолжать.
- Вы к Любочке? – женщина радушно улыбнулась, - Она у себя в комнате.
Заскоков стоял в тесном коридоре с дешёвыми обоями, которые начали во многих местах отходить от стен. Да и растрескавшиеся полы не были ожидаемым паркетом. Но, не смотря на это, а может быть именно поэтому, Заскоков торопливо разулся. Потом, секунду помолчав, пояснил:
- Я прочитал стихи Любови на сайте поэзии, - требовательно глядя при этом в глаза женщины, ожидая даже, как это не глупо покажется, что от его вопроса измениться вся убогая декорация на изысканную роскошь.
- Да, её многие хвалят, - по-прежнему улыбаясь приветливо, хотя и несколько грустно, подтвердила женщина.
- Любаша, к тебе поклонник, - женщина указала Заскокову на открытую дверь, и прошла торопливо на кухню. Вероятно, там что-то варилось, требуя пригляда.
Заскоков, поглядев вслед женщине, вспомнил про букет и торопливо освободил цветы от газеты, затем, сотворив на лице вежливую улыбку, несмело подошёл к указанной двери в вотчину поэтессы. То, что Заскоков увидел в следующее мгновенье, заставило его позабыть и про показную вежливость и про свои намерения. В инвалидном кресле, за обычным, очень стареньким письменным столом, за компьютером сидела девочка лет…
Впрочем, возраст девушки Заскоков определить навряд ли бы и сумел. Он никогда ещё не видел таких инвалидов, хотя сразу понял, что у больной церебральный паралич. Девушка с величайшим трудом работала на клавиатуре, с усилием нажимая на клавиши одним пальцем.
- Вы… - Заскоков не знал, что говорить далее, затем, вспомнив строчку из стихотворения поэтессы, процитировал её. – Это вы написали? – сомневаясь, что услышит подтверждение, с недоверием спросил Александр.
Девушка ответила лишь кивком головы, хотя было видно, что даже такое простое движение даётся ей с огромным трудом.
Что происходило далее, Заскоков помнил как в тумане. Он что-то лепетал, потом они пили чай. Женщина, которая ему открыла дверь, оказалась мамой девочки. Сколько лет было самой поэтессе, он в тот раз так и не осмелился поинтересоваться, настолько ошарашила его жестокая действительность. Сколько он пробыл в убогой квартире, где витал такой возвышенный поэтический дух, Заскоков тоже затруднился бы ответить. Он вышел на улицу весь опустошённый от потрясения. Ему было непонятно, как молодое существо, никогда не знавшее любви, может писать столь волнующие строки. Он ничего и никого не замечал вокруг. Лишь когда вновь проходил мимо храма, внезапно остановился и затем вошёл внутрь. Слева от входа пожилая женщина торговала свечами и прочими религиозными принадлежностями. Заскоков машинально купил свечу и столь же машинально, подойдя к первой же иконе, поставил возле неё. Потом он долго стоял перед иконой. Он не читал молитву, ничего не просил, он просто стоял и плакал, плакал так, как никогда до этого дня, не стыдясь слёз и даже не прибегая к помощи носового платка. И уже выплакавшись, вдруг осознал, что то состояние, в котором он находился последние сутки и его решение покарать якобы зло, было чистейшей воды безумием. Глубоко вздохнув, Заскоков вышел из храма и, уже отойдя на некоторое расстояние, по своей привычке пробормотал:
- Да, а реальность то действеннее любой психиатрии.
На следующее утро он поехал на базу отдыха к своей жене, чтобы помогать той в уборке территории. Впереди, в конце концов, был целый месяц отдыха.