Завод был маленький, но пьянство там процветало в огромном масштабе, как и на всех бескрайних просторах необъятного СССР. Руководство предприятия, однако, в такой распущенности обвиняло наличие маленького магазинчика, располагавшегося прямо под носом, а точнее рядом с заводским забором. Гастроном, как и все магазины начала восьмидесятых годов, не блистал широтой ассортимента. Тем не менее, в водке дефицита не ощущалось, впрочем, как и в дешёвом портвейне и вермуте. Бывала иногда зубровка и перцовка. Но суть не в том, что из спиртного продавалось. Суть в том, что продавалось всегда. Те, кто живёт не на другой планете, понимают смысл словосочетания «продавалось всегда». При наших перебоях, глобальном дефиците в те времена… Конечно, таким магазинам честь и хвала. Однако заводское руководство очень обижалось на столь бойкую торговлю вблизи предприятия. Но обычным работягам этот магазинчик был столь мил, что они даже сделали в заводском заборе вполне приличный лаз. Для удобства. Чтобы не обходить весь завод по периметру. Вполне здравая мысль, я бы даже сказал трезвая. И очень многим этот проход был ближе проходной, даже, как бы, роднее. Тропинка к лазу была протоптана основательная и никогда не зарастала травой. А начальство на то и начальство, чтобы возмущаться то тем, то другим. А если вдуматься, то просто завидовали. Неприлично с интеллигентным видом через дырку нырять. Вот и воевали с народом с упорством маньяков. Сколько цемента перевели, чтобы залатать отверстие. Да разве большинство осилишь? Этот полулегальный, или полузапрещённый проход возрождался, словно птица Феникс из пепла. Пролом, конечно, не был путём в коммунизм, но он отвечал чаяниям масс и потому был неуязвим. С ним даже директор завода ничего поделать не смог, хотя и пытался. И вот как это было.
Однажды в обед, когда обед ещё и не начинался, но уже многие расположились за столиками возле цехов, чтобы перекинуться в домино, в излюбленного «козла», а многие кумекали «на троих» и уже бросали жребий, кому идти по «народной тропе», подлетает к нашему коллективу инструментального цеха слесарь Костик и заявляет:
- Мужики, не ходите в магазин за водкой.
Все аж оцепенели от такого непотребного выкрика в лицо всему коллективу. И главное, чья бы корова, что называется, мычала. А то Костик. Самый надёжный, самый верный член боевой тройки, который никогда не подведёт, никогда не скажет «нет». И вдруг такое еретическое высказывание. И потом, что за тон. Что за построение фразы. Свой парень, которого все всегда считали просто за родного, настолько он был рубаха-парень. Да, есть в интонации некий трагизм, улавливаются и драматические оттенки. Но кто обращает внимание на нюансы при столь категоричном высказывании. Никто. И поэтому лица мужичков вмиг посуровели, а взгляды приобрели твёрдость очень качественной стали, может даже дамасской.
- Вот тебя не спросили, - прогудело сразу несколько возмущённых голосов.
- Нам, что же, по-твоему, за молочком идти?
- Кому молочко необходимо по вредности, тому и так дают, а уж мы как-нибудь сами разберёмся, что нам пить и куда идти.
- Нельзя в магазин идти! – упорствовал Костик.
- Ишь ты, какой шустрый, ему можно, а нам нельзя, - изумился растревоженный коллектив.
- И мне нельзя! – горестно воскликнул Костик.
Ну, тут уже все поняли, что человек просто заболел. Суровость ликов сразу сменилась на душевное сочувствие. Но мы рано справляли тризну по нашему верному товарищу. Оказалось, что он просто-напросто хотел предупредить народ об ужасной опасности.
- Кузя! Кузя! Стоит у пролома! – полным драматизма голосом воскликнул наш верный товарищ.
Лица мужичков опять вмиг посуровели, вполне соответственно серьёзности ситуации. Ласковым именем Кузя заводчане прозывали не какого-нибудь кота, а директора своего родного завода, который имел редчайшее сочетание имени, отчества, фамилии – Кузьмин Кузьма Кузьмич.
- Сам Кузя? – недоверчиво переспросило сразу несколько голосов.
- Вот чтоб мне никогда больше водочки не выпить! – страшной клятвой, какую только мог придумать изобретательный мозг Костика, имеющего на своём счету не один десяток рационализаторских предложений, правда, ни разу не реализованных, но зато «обмытых».
- А где, где он стоит? – возбуждённо и даже с некой радостью воскликнул фрезеровщик Валера, обычное состояние которого было несколько флегматично. Он и выглядел то всегда то ли не выспавшимся, то ли наоборот переспавшим. Но сейчас Валерка просто не мог усидеть на месте.
- Какая разница, где, - пробурчал старик Замыцкий, - раз стоит, значит считай, что амбразура напрочь закрыта широкой грудью Кузи и уже никому в этот обед не прорваться кратчайшим путём.
- Мужички, парни, братишки, - воскликнул восторженным голосом меланхолик Валера, - да взглянуть на такое явление, как директор завода лично отлавливает ползущих через амбразуру…
Не закончив фразы, Валерка весело рассмеялся. Все, поняв, какой спектакль можно узреть, так же пришли в страшное волнение азарта.
- Только тихонько, только не спугните директора, - покричал вслед коллективу старик Замыцкий, не спеша разворачивая свои бутерброды.
А коллектив цеха, стараясь сохранять степенность, шествовал к проходной.
Могучую фигуру Кузи увидели издалека. Он стоял словно бывалый ГАИшник, невдалеке от пролома, в кустах. Не сказать, чтобы его засада была безрезультатной. Но и успешной её тоже было назвать нельзя. Кузя встал в засаду за территорией завода, отлавливая жаждущих. Отлавливать то он отлавливал, но водки ни у кого из пойманных, естественно, не было. Что можно было предъявить неудачникам? Разве что игнорирование официальной проходной.
Долго ещё после этого события обсуждались в коллективе недочёты тактики директора. Анализ проводился глубокий и всесторонний. А последствия такой засады были самые благоприятные для всего коллектива. Администрация просто плюнула на этот пролом, перестала его замечать, перестала заделывать. Да и что можно сделать, когда даже широкая грудь директора не смогла прикрыть злополучную амбразуру.