Каждое лето вся наша компания распадается, все уезжают кто куда. Вот и в эти каникулы Максика отправили в деревню аж до самой осени. Но наш друг был счастлив. Последние дни перед окончанием учебного года вместо того, чтобы думать об экзаменах, всё ходил как полоумный или даже, точнее будет сказать, как полный дурак и всё твердил одну и туже фразу:
- На пленэре, на пленэре пейзажи писать буду.
А Колян очень удивлялся и видно хотел всё время о чем-то спросить, глядя вытаращенными глазами на нашего художника, но почему-то никак не решался. Я думаю потому, что всерьёз уверовал в безумие Максика. Наконец Колян решил, втихаря от нашего пейзажиста, выспросить у нас, на каком же это планере будет творить наш Шишкин новоявленный, Куинджи из семьи механика.
- Слышь, пацаны, - обратился он к нам, прировняв Катьку к ребятам. Вот такой он уж у нас феминист, - а разве у Макса в деревне аэродром есть? Я ведь думал, что только свинарник и ферма коровья.
Мы прямо со смеху покатились и потом долго втолковывали нашему верзиле, что пленэр это просто природа и не надо её путать с безмоторным самолётом. Мы хохотали аж до коликов, глядя на его непонимающую физиономию. Только Дренька не смеялся, потому что его тоже на все летние каникулы в деревню отсылали, чтобы он там, на парном молоке, в росте прибавил, а то у него от интенсивного чтения вся энергия, наверное, в мозги уходит. Голова растёт, а туловище нет. А каким же родителям понравится, когда их ребёнок на головастика похож. Но Дренька был, видать, на сто процентов уверен, что в лягушку не разовьётся. Больно уж сильно расстраивался, что летом пыль с асфальта глотать не будет и всё скулили и скулил с горьким чувством незаслуженно обиженного человека:
- Как декабриста, в ссылку. Меня, горожанина, от любимых книг.
Собственно чего он скулил совершенно непонятно, потому что никто его возможности читать не лишал. И он даже приготовил с собой такую тяжеленную сумку с книгами, что даже Колян её с трудом поднял. Коляна же вместе с Катькой и со мной родители решили отправить в детский оздоровительный лагерь. Раньше, как мне сказал папа, они назывались пионерскими и даже были бесплатными. Сейчас же за такую поездку родителям надо было платить. Но это не остановило моих родителей. И хотя они долго обсуждали бюджет, но вопрос о том, посылать меня или нет, у них не возникал. Мои предки так были уверенны в целесообразности такого решения, что заразили своим энтузиазмом и родичей Коляна и Катьки. И это не смотря на то, что у Катьки в деревни была родня. А стало быть, по моим понятиям, вся эта трата на лагерь была большой глупостью. Лучше бы отложили деньги на приобретение компьютера. Но разве взрослых переубедишь. Они же все упёртые. Хорошо хоть сейчас можно отправлять детей, куда пожелаешь сам, а не куда тебе путёвку выдали. И вот таким образом наша дружная троица оказалась во вторую смену, пробыв июнь дома, в одном лагере и в одном отряде. И вскоре я убедился в том, что деньги всё же потрачены моими родителями не зря и перестал сердиться на них. Нам было хорошо и весело, не смотря на огромные полчища комаров. Но наши родителя оказались очень предусмотрительны и снабдили нас хорошими мазями от этих кровопийц. Так что ничто не мешало нам отдыхать от школы и от повседневной опёки родителей. Жаль, что эти денёчки пролетели как один. В последний же день был устроен большой прощальный культурно-спортивный праздник. По каждому виду состязаний давали фальшивые деньги. То есть они были настоящие, но только в пределах нашего спортивного городка. И я ничуть не возмутился, когда узнал о такой зарплате. Правильно, стимул должен быть, а обязаловка должна отсутствовать, ибо свобода дороже денег. Я так и сказал Коляну, хлопнув того по плечу. И в тот же момент меня осенило. Мысль пришла прямо таки гениальная. Теперь я буду чаще шлёпать своего другана. А вдруг это стимулирует и в самом деле идеи, как яблоки для Ньютона или ванна для Архимеда. Как бы то ни было, но я тоже закричал:
- Эврика!
А потом я вдарил Коляна и по второму плечу, потому что ему всё равно не больно, он же как деревянный Буратино в этом смысле, у него мышцы вообще не чувствительны к боли, вот я и припечатал ему без всякой опаски, сказав при этом:
- Колян, мы должны участвовать во всех видах соревнований.
- Ха, - хмыкнул Колян саркастически, - для этого тебе пришлось бы пробыть здесь ещё неделю.
Тут я бесцеремонно взял Коляна за шкирку и поволок подальше ото всех в сторонку.
- Ты чего? – набычился Колька, - полегче, - и грозно насупился.
Но меня его вид торо вовсе не испугал и я, с трудом наклонив его большую и тяжёлую, как гиря голову, заговорщически продолжил:
- Мы вообще не будем ни в одном виде соревноваться.
- Во, псих, - оторопело только и смог выговорить мой друган. И почесав затылок, хотя он только что сегодня помылся перед приездом родителей, недоумённо пробасил:
- Ты же сам только что сказал, что надо поучаствовать во всех видах состязаний.
- А ты мне что ответил? – радостно спросил я Коляна.
- Чё я?
- Ну? Ну?
- Я чё? Невозможно, сказал, это.
- Конечно, это невозможно? – заулыбался я счастливой улыбкой.
- А чё же тогда? – Колян аж чуть не заплакал от натуги мысли и полной растерянности, - совсем ты меня запутал Славка.
Тут я тихо, тихо, чтобы никто не мог услышать, зашептал в его толстое, мясистое как беляш ухо:
- Надо участвовать, но тут же, без волынки кому-либо из нас сдаваться.
Колян оторопело захлопал глазами, а потом возмущённо прогудел:
- Ты чё? Чтобы я сдавался? Да ещё понарошку? Умру, но не сдамся! – и он гордо, с гулким стуком ударил себя кулачищем в широкую как цистерна грудь.
- Так ведь понарошку же, ради приза, талона в магазин.
- Другому же дадут! – обиженно прогундосил Колян.
- Кому другому? – рассвирепел я, - мне же дадут.
- Ха! Ишь, жук! Я сдаюсь, тебе приз, а мне фиг с маслом. Да и кто поверит? Я же вон какой! – и он кичливо, как будто мировой чемпион культуризма, сделал картинную позу.
Левую руку положил на бедро, правую согнул в локте и напряг так, чтобы была видна мускулатура, а правую ногу выставил вперёд как колхозница на скульптуре Веры Мухиной, где они с рабочим вместе держат серп и молот. Живот Колян старательно поджал, плечи расправил, отчего его грудная клетка расширилась и сам он стал походить на шкаф средних размеров.
- Ну, прямо Шварценеггер, - пробурчал я.
Но Колян шутки не понял и на полном серьёзе со мной согласился:
- Да, я знаю.
- Ладно, то, что ты здоровый, это хорошо, но поддаться тебе всё же придётся.
- Да с какой стати? – опять начал возмущаться Колян.
- Что ты так раскипятился? – разозлился я на Коляна, - мы же будем по очереди друг другу поддаваться.
- Зачем? – опять начал зудеть Колян.
- А затем, чтобы призов больше набрать. Понял?
- Так мы же и так с тобой наберём. Я в борьбе, в гирях, а ты в прыжках, в беге.
- Ага, усёк наконец, - проговорил я довольным тоном.
- Чего усёк то? – недоумевающее уставился на меня Колян.
- Как чего? А то, что и я у тебя могу во многом выигрывать.
- Так я же не спорю, - миролюбиво пробасил Колян, - я другое не пойму, зачем нам в поддавки то друг с другом играть?
- Время чтобы не тянуть. Сам же сказал, что видов соревнования полно.
- Да ведь это же не честно, - начал возражать Колян.
- Что не честно то? – разозлился я, - что мы время тянуть не будем. Так ведь зрителю что надо?
- Что? – словно эхо повторил Колян.
- Зрелищность, зрелищность и ещё раз зрелищность. Если ты красиво и быстро положишь меня на лопатки и я тебе немного подыграю, что же в этом нечестного. Я же всё равно тебе в борьбе проиграю. Но если я буду рыпаться и дёргаться кому от этого польза. Результат один, а время потеряем. А так я помогу тебе одолеть меня красиво. Красиво. Понял?
В глазах Коляна наконец то засветился счастливый блеск понимания и согласия, которых я так долго добивался. И чтобы закрепить успех я опять хлопнул Коляна по его нечувствительному плечу и сказал:
- Всё по-спортивному, как видишь.
- Ну, голова. Во, даёт. – Колян не скрывал своего восхищения и тут же, со всего маха треснул мне по плечу, любя, конечно. Я чуть не присел от его дружеской руки, но не стал ему выговаривать, чтобы Колян ещё чего доброго не передумал. Но Колян как видно и не думал оспаривать мою идею и восторженно тараторил:
- Здорово! Просто здорово! Так мы везде успеем поучаствовать в соревнованиях и везде получить по талону, а потом их по-братски поделим на двоих. Правильно я понимаю.
Колян широко улыбался и потирал руки.
- Жмот, обжора. Про Катьку что ли забыл. Она что, не товарищ нам разве?
- Товарищ, конечно, - смущённо согласился Колька.
То-то же, - сказал я.
И мы, довольные идеей и друг другом помчались осуществлять задуманное. Не теряя времени, наш дуэт повсюду разыгрывал мгновенное поражение и молниеносную победу, везде получая по талону-денежке. Всего за каких-то полдня мы обогатились, наверное, штук на сто или чуть поменьше мороженных. Нам оставалось принять участие только в «петушином бое» и потом, пригласив верную подругу Катьку, пировать, объедаясь сладостями и запивая кока-колой.
- Можешь сразу не проигрывать, - снисходительно похлопал я по плечу напарника.
- То есть, как это не проигрывать? – изумился Колян, - да я тебя в любом случае за круг вытолкаю. Ты чё, сомневаешься что ли?
- Ха, - засмеялся я самодовольно, - куда тебе шкафу неповоротливому со мной шустряком тягаться.
Колян аж застыл на месте, словно в соляной столб превратился, как та тётка, что обернулась назад, чтобы взглянуть на покинутый город.
- Да ты чё, на полном серьёзе думаешь, что можешь меня на одной ноге за круг вытолкать?
- В чём-чём, а уж здесь я тебя точно одолею. Я на левой ноге в три раза больше тебя приседаю. Это же факт без мошенничества и подвоха.
- Так я и вешу в два раза больше тебя, - пробасил возмущённо Колян.
- Ну, да, а задница у тебя вообще в пять раз больше весит, - я весело, от всей души засмеялся своей остроумной шутке. Но Колян почему то не поддержал веселья, наверное, он просто не смог по достоинству оценить моего остроумия. Более того, он вдруг насупился и наклонил вперёд свою круглую, как футбольный мяч, только с ушами, голову, Глаза его налились кровью и я понял, что у моего друга просто нет здорового чувства юмора. Честно говоря, я не знаю, чем бы закончилась вся эта внезапно назревшая кризисная ситуация, если бы в тот момент мимо нас не промчалась испуганная Катька, которая не своим голосом верещала на весь лагерь:
- Ой! Ой! Ой! Спасите! Спасите! Меня кушают! Напали! Напали и кушают!
За Катькой бежала толпа девчонок, которые тоже вопили, что их кто-то кушает.
Кто, за что и почему никто не знал. Тут же послышались с разных сторон тревожные крики:
- Каннибалы рядом! Секта людоедов! Маньяки! Садисты! Спасайся кто может! Детей, детей берегите!
Какой переполох тут поднялся. Все заметались, испуганно озираясь по сторонам, вероятно ожидая увидеть страшное племя пожирателей девчонок. Тьфу. Позабыв про распрю, мы с Коляном с недоумением и даже некоторым испугом взирали на бегущих и вопящих. Катька, между тем, с рёвом исчезла в душевой кабинке. Как потом мы узнали от неё же, она, играя в прятки, попала по нечайности в муравейник. Ну, чего же вы хотите от пигалицы. Наверное, в тот момент она решила, что подверглась атаке огромного косяка рыб-убийц пираний. В общем, долго ещё по лагерю носились в ужасе родители, воспитатели и вожатые. Родители, посрамляя всех Пинкертонов и Холмсов вместе взятых, каким то образом умудрялись отыскивать своих чад в полнейшей неразберихе и, в ужасе, хватая тех в охапки, поспешно эвакуировались. От лагеря то и дело отъезжали машины, образуя громко гудящую клаксонами кавалькаду. И тем же вечером в местных новостях все каналы сообщали о нападении на детей неустановленной банды насильников и маньяков. Описывались красочные, леденящие душу подробности налёта. Все сообщения заканчивались многозначительной фразой:
- По сообщения руководства УВД губернии поводов для беспокойства нет.
Потом, после небольшой паузы, дикторы загадочно добавляли:
- Разумеется, УВД что-то скрывает.
Дальше шли советы гражданам удвоить и утроить бдительность и по возможности не выпускать детей на улицу. Да мы, собственно, с Коляном и Катькой никуда и не ходили. Честно поделив талоны и накупив всякой снеди, блаженно объедались у себя в палатке. Правда, мне было немного жаль, что я не успел доказать Коляну кто из нас двоих сильнее в «петушиных боях». Но вслух я своего сожаления высказывать благоразумно не стал, чтобы не травмировать чувствительную душу моего друга. Потом за нами приехал на милицейской машине отец Коляна. Но мы ему не стали раскрывать тайну переполоха. Милиции ведь тоже не всегда нужно всё знать.