Вчера, Катькина мама утром зашла к моей маме и попросила её присмотреть за Катькой. И я этому очень удивился, потому что Катька очень самостоятельная девчонка. И не важно, что мы с ней ещё не ходим в школу. Всё равно она уже совсем не мелюзга, за которой надо присматривать. И я даже обиделся за Катьку. А тётя Люба всё тараторила, объясняя моей маме причину, по которой за её дочерью так необходим пригляд. Оказывается, они с дядей Серёжей идут на день рождения к кому то там. И вот там, куда они отправляются, совершенно не будет детей и, поэтому Катька будет путаться лишь под ногами. И тут, при этих словах я опять обиделся за Катьку, потому что она такая девчонка, что ни у кого не путается, да ещё под ногами. Вот они, наши родители, как, оказывается, говорят о своих чадах, когда те не слышат. Но я ничего не стал высказывать этим коварным взрослым, лишь мрачно посмотрел на коварную тётю Любу. А тётя Люба со смехом спросила:
- Чего это ты на меня таким букой смотришь?
Но я ей ничего не стал отвечать. Зато за меня ответила моя мама:
- Да мы сами сейчас хотим пойти посмотреть на меня шубу, на меховую ярмарку. Поэтому я сама хотела своего сынулю вам на это время сплавить, чтобы он нам под ногами не путался.
Когда я услышал, что тоже могу путаться под чьими-то ногами, то от возмущения чуть на месте не подпрыгнул. Но нет, прыгать я не стал, лишь с величайшим возмущением, как смотрят на предателей, вытаращился на свою, как оказалось, тоже очень коварную маму. Но мама совершенно не обратила внимания на мой донельзя возмущённый взгляд и продолжала объяснять:
- Мы ещё в банк хотим зайти. Зарплату снять с карточки у Анатолия.
- Неужто, он у тебя столько получает? – изумлённо-уважительно воскликнула тётя Люба, - что сразу с одной зарплаты шубу можно приобрести.
- Если бы, - с большим сожалением отвечает моя мама, - в кредит возьмём.
- А что же тогда с нашими шпендриками делать? – озабоченно продолжает хамить дальше тётя Люба.
И я посмотрел на неё ещё более мрачно. Но она в этот раз совершенно не обратила внимания на мой гневный взгляд. Так она задумалась.
И так наши мамы стояли некоторое время молча, с озабоченным видом и поглядывали то на меня, то друг на друга, обмениваясь нехорошими взглядами. Наконец тётя Люба вскричала очень радостно:
- Да ведь у меня здесь тётка работает недалеко.
- Да ведь сегодня суббота, - напомнила ей мама.
- Правильно, и это очень хорошо, - с большим подъёмом воскликнула нехорошая тётя Люба, - она всегда по субботам там работает, по утрам приходит. Думаю, наши золотцы ей не будут особенно в тягость в эту субботу. В конце концов, я ведь к ней ещё с такой просьбой не обращалась.
Но тут моя мама забеспокоилась:
- Твою то может и возьмёт, а моего, уже перебор. Ведь он оторви да выбрось, сама знаешь.
При этих безответственных словах про мою персону, да ещё при мне, я очень мрачно, гораздо мрачнее, чем на тётю Любу, посмотрел на свою маму. Потому что так говорить про сына соседке просто, на мой взгляд, верх неприличия. Но мама никак не отреагировала на мой суровый взгляд. Она, можете себе представить, даже и не посмотрела в мою сторону. Зато на меня посмотрела с интересом, словно впервые видит, коварная тётя Люба. Она не только посмотрела, но и с самым доброжелательным видом засмеялась.
- Ничего, приглядит за обоими. Справится.
Я ничего не стал отвечать этой оптимистке тёте Любе, лишь ещё более сумрачно посмотрел прямо её в глаза, чем привёл Катькину маму в неописуемый восторг, ибо она радостно закричала:
- Видишь, какой он у тебя серьёзный.
И после этих слов она тут же принялась звонить совершенно мне незнакомой Ларисе. Участь наша на это субботнее утро была решена. И я очень в тот момент расстроился. Хотя, надо вам сказать, зря, потому что утро того дня мы с Катькой провели прямо таки отлично. Нет, сначала всё было донельзя скучно. Нас привели в какое-то офисное здание, где у входа, в вестибюле сидели два старых охранника. А потом сверху, со второго этаже, к нам спустилась рыжая тётя Лариса, которая сказала охранникам, что эти помощники к ней, и что без этих помощников у неё дело просто не пойдёт.
Я сразу понял, что это она так шутит и поэтому посмотрел на шутницу ещё более мрачно, чем на коварную тётю Любу. Но эта тётя Лариса совершенно никак не прореагировала на мой суровый взгляд и сразу радостно повелела:
- Ну, шагайте за мной, голубки.
И хотя в этот раз меня назвали голубком, а не «оторви да выбрось», мне это всё равно совсем не понравилось и я, насупившись, мрачно поплёлся за весёлой тётей Ларисой. Оказалось, что она в том здании работает бухгалтером и это меня очень удивило. Нет, сначала я совсем не придал значение профессии тёти Ларисы. Ну, бухгалтер и бухгалтер. Мне даже интересно стало, потому что я ещё никогда не видел бухгалтеров на их рабочем месте. Продавцов видел, шофёров видел, дворников видел, а вот бухгалтеров, как они работают у себя в офисах, наблюдать не приходилось. И это, скажу вам, весьма скучное зрелище. Потому что бухгалтер, оказывается, глядит постоянно в монитор компьютера или в какие-то бумаги. А на мониторе кроме цифр ничего и нет. Скучища да и только. Хотя меня очень удивило, что тётя Лариса сидела над своими скучными цифрами с таким выражением лица, будто читала интересную книгу. И так она своими цифрами да бумагами увлеклась, что даже не заметила, как мы с Катькой тихонько вышли в пустой коридор. А пустой он был потому, что была, как я уже сказал, суббота и никто кроме этой странной тёти Ларисы в здании не работал, конечно, если не считать двух пожилых охранников.
Сначала мы с Катькой начали бегать по этому длинному коридору. Но Катька вдруг приложила палец к губам и тихонько проговорила:
- Тсс, шуметь нельзя.
- Всё равно же никого нет, - возразил я вполне резонно.
Но Катька меня поправила:
- А про тётю Ларису ты что, забыл?
Я озадаченно посмотрел на Катьку и почесал, как я это делаю при любом затруднении, затылок. Конечно, я не забыл эту странную тётю Ларису, которая приходит работать в выходной день, когда все отдыхают. Но, я то просто был уверен, что тётю Ларису в расчёт брать вовсе не стоит, потому что слишком она занята своими цифрами, так занята, что и на свой монитор смотрит словно глядит интересный мультик. Эти взрослые бывают порой такими чудиками. Но этого я Катьке не стал говорить, всё-таки тётя Лариса ей родственница, я лишь озадаченно поинтересовался:
- А что же нам в таком случае делать, если даже побеситься в таком большом коридоре нельзя?
Катька сначала растерялась, а потому радостно тихонечко говорит:
- Пойдём в холл, к охранникам.
- Зачем это? – насторожённо поинтересовался я. Больно уж мне не понравился тот, который седой, потому что очень он недовольно глядел на нас с Катькой, словно мы какие приблудные бомжи, а не дети уважаемых родителей.
- А ты видел, что охранники сидят перед телевизорами? – заговорщически спросила меня Катька.
- Ты чё, хочешь сказать, что нам разрешат смотреть в ихние телевизоры, - недоверчиво поинтересовался я.
- А чё, может, и разрешат, - сказала Катька. Она вообще очень смелая девчонка.
Я совсем не был уверен, что охранники позволят нам смотреть в их телевизоры, и от неуверенности как обычно почесал затылок. Но не мог же я выказать неуверенность, которую Катька наверняка сочла бы за обыкновенную трусость. Поэтому я, когда бросил чесать затылок, нехотя согласился:
- Пошли, - говорю.
Когда мы спускались по их главной лестнице в их большой холл, то мне было немного не по себе. Но когда мы были уже внизу, перед постом этих охранников, один из которых, тот, что не седой, а лысый, читал книгу, я, чтобы Катька не думала, будто я трушу, спросил этого лысого:
- А нас там видно, в вашем телевизоре.
Я думал, что дядька не будет отвечать. Всё-таки мы совершенно посторонние, хотя тётя Лариса и сказала, что мы с ней и будем вести себя тихо. Но к моему удивлению этот лысый дядька очень даже охотно мне ответил:
- Конечно, видно.
Мы с Катькой как услышали, что нас по телевизору видно, так просто обрадовались, не знаю даже как. Мы радостно с ней заулыбались и тут же стали выяснять, откуда лучше всего нас видно. Оказалось что видно нас всего лишь с половины лестницы. Зато в холе нас было видно всюду, где бы мы не выпендривались, а мы сразу стали строить рожи, потому что очень обрадовались, что нас снимают на телевизор. И мы так скакали по лестницы, по холлу и всё спрашивали, как нас видно. И этот лысый дядька просто нам сказал:
- А идите и посмотрите.
На что тот, седой сразу проворчал:
- Ага, вот начальство в понедельник увидит, это бесплатное кино. Как будешь оправдываться?
- Да ладно, расслабься, - сказал добродушно лысый и мы с Катькой тут же пошли смотреть себя.
Но, конечно, когда мы подошли к их телевизору, то себя не увидели. Мы увидели того, седого, который ворчал. И он нам очень понравился, не смотря на то, что такой брюзга. Мы радостно заулыбались с Катькой, а потом я говорю ей:
- Иди на лестницу, я посмотрю на тебя в телевизоре.
А Катька надулась и говорит:
- Почему я, ты иди, я тоже хочу посмотреть на тебя в телевизоре.
Лысый дядька рассмеялся и успокоил нас, он сказал:
- Монитор же никуда не денется. Любуйтесь по очереди друг на друга.
И мы сразу обрадовались, что можно так вот свободно быть кинозвездой и вдвоём побежали за перегородку, которая отделяла пост охраны от холла. Конечно, мы тут же остановились и дружно рассмеялись. И я великодушно говорю Катьке:
- Ладно, иди ты смотри сначала на меня, - и тут же побежал на лестницу и стал делать там рожи, чем привёл в неописуемый ужас седого охранника, который стал сразу брюзжать, насчёт того, что начальство за этот цирк по головке не погладит. Но лысый сказал, чтобы тот не парился и не напрягался, а потом сказал, что Господь не выдаст, свинья не съесть.
- Ну, ну, - недовольно проворчал седой, - посмотрим, что ты начальству скажешь.
Но добрый лысый только отмахнулся. А потом сказал, чтобы мы не особенно бегали, чтобы не упасть с лестницы. И мы начали уже смело с Катькой сниматься в кино. И это было очень здорово. Каких только рожь мы не корчили и всё это было очень хорошо видно. Можно было даже нас увеличивать. И мы старались вовсю, пока нас не хватилась тётя Лариса, которая оказывается, так увлеклась своими скучными цифрами, что и не заметила нашего исчезновения из кабинета. И когда она увидела, какие мы строим рожи в холле и на лестнице, то пришла даже в больший ужас, чем седой охранник. Но тот, лысый и её успокоил, он сказал, что мы им не мешаем и это даже для них развлечение.
- Будет тебе потом развлечение, - проворчал седой тихонько.
А лысый только рассмеялся. И я тоже рассмеялся, потому что в этот момент смотрел на испуганную тётю Ларису на мониторе охраны, которая выглядела гораздо потешнее кривляющейся Катьки.
Но в это время вернулись наши родители. Вернее только мои, потому что родители Катьки ещё оставались на дне рождения, где не было наших с Катькой ровесников и, конечно, не было камер наблюдения, мониторов, испуганной тёти Ларисы, ворчащего седого охранника и доброго лысого.
Мама шубу не купила. И когда я спросил её, почему они не купили шубу, то она ответила, что ей ещё надо подумать. Эти взрослые вообще бывают такие тугодумы. Просто жуть. Пойти за шубой и не купить. Но я от этого ничуть не расстроился. Может быть, они опять нас с Катькой отправят к тёте Ларисе на работу, где есть такое замечательное кино. Это всё-таки здорово, смотреть целый день телевизор. И вдвойне здорово, когда по телевизору, который называется монитор, видишь себя. Когда вырасту, то обязательно буду охранником.