Труба

Новенькая, миленькая секретарша, скучавшая в приемной без текущей работы, бодро ответила на мое пожелание доброго утра, и заговорщицки понизив голос, сказала: «Сердитый. Вас ждет».
«Надо ее в ресторан сводить, – подумалось. – Прямо Венера Милосская… А чем же директор недоволен?»
Я вошел в просторный директорский кабинет, сказал свое обычное «Здрасьте!» и сел в пустое кресло у стола, напоминавшего городской ледовый каток – такой он был огромный и гладкий. Подумал о директоре: «Никогда руки не подаст – самомнение запредельное». А директор приступил к экзекуции незамедлительно.
– Прочитал вашу рецензию… – сказал он с такой трагичностью в голосе, будто речь шла не о писанине про искрогасители для комбайнов, а, по меньшей мере, об Откровении Иоанна Богослова, пропитанном неприкрытыми угрозами человечеству.
После этого он сделал продолжительную артистическую паузу и несколькими энергичными движениями пальцев загасил в массивной мраморной пепельнице сигарету. Там она и упокоилась, как в саркофаге, бедняга. Я отнесся к ней сочувственно. Согласитесь, когда кого-то беспардонно насилуют, приятного мало… Вот и сейчас этот выскочка, этот так называемый директор, станет вычитывать меня за то, что я написал положительную рецензию на статью наших конкурентов…
– Ре-цен-зия, – проскандировал этот рано облысевший, грузноватый бонза, смакуя свое наставление, как старорежимный ментор в тупоголовом классе, – никуда не годится. И вы, Александр Иванович, это прекрасно понимаете. Просто упорствуете в своих постсоветских заблуждениях. Может, рецензируемая статья и интересная, даже гениальная – я, честно говоря, ничего в этом не смыслю – но надо же нам как-то приспосабливаться к новым условиям жизни, к этому неожиданному капитализму. Министерство даст деньги на разработку нового прибора либо нашему Центру, либо их Политехническому институту. Лучше, если нам, а не им… Вы согласны?
– Да, согласен, – ответил я подчеркнуто равнодушно.
– Вот и хорошо. Вы уж перепишите, как положено. Нам и года нет. Штат – сборная солянка. А ведь надо как-то на рынок выходить…
Считая разговор законченным, он подошел к окну, одернул штору, посмотрел куда-то вверх, в небо, и выдавил из себя, кривя рот:
– Действительно упал громоотвод на трубе котельной. Ветром повалило. Приходила городская инспекция. Говорят, что непорядок. Если не починим, огромный штраф наложат.
– Но зачем громоотвод в январе, – удивился я. – Разве зимой может быть гроза?
– Тьфу! – воскликнул директор, – как я об этом не подумал? Впрочем, они все равно не отстанут. Надо его поднять. Там есть шарнир. Вот он сбой и дал. Сегодня до двенадцати дня все нужно исправить, а некому. Кой дурак в такой мороз полезет на двадцатиметровую трубу по скобам! Это же надо какую-то страховку иметь. Ну, пояс специальный что ли… У завхоза, правда, есть какой-то… Даже не знаю…
Мне надоели его причитания, и я подошел к окну. Труба котельной была хорошо видна. Задача – поднять громоотвод не показалась мне невыполнимой: сначала нужно преодолеть плевый десятиметровый лестничный пролет на корпусе самой котельной, чтобы забраться на крышу, а дальше вскарабкаться на двадцатиметровую трубу по скобам. Сверху – площадка с ограждением…
В двадцать лет цыганка нагадала мне, что умру я молодым, а точнее, утону в море… Я, конечно, не слишком суеверный, но тогда, в директорском кабинете мне ясно вспомнился эпизод с гаданием. То есть мне можно рисковать жизнью на суше сколько угодно! И я ровным голосом афишировал свое абсолютно безрассудное предложение:
– Валерий Дмитриевич, давайте я подправлю этот громоотвод. Зачем из ерунды проблему делать?
Сначала директор глянул на меня, как на сумасшедшего, но потом стал присматриваться, как древний римлянин, покупающий эфиопа – достаточно ли я мускулист и росл. Длилось это оценивание не более минуты и закончилось явно не в мою пользу. После чего он изрек, как бы подводя окончательный итог:
– И не вздумайте! Не хватало нам еще смертей вдобавок к финансовым невзгодам.
Но тут уже я завелся. Кураж какой-то меня охватил. Говорю решительно:
– Извольте найти пояс! Я подправлю этот дурацкий громоотвод.
Директор побелел лицом от такой неожиданности. «Ладно», – зловеще пробурчал себе под нос, вышел в приемную, и я услышал его срывающийся от волнения голос:
– Наташенька, сходите в каптерку, возьмите у завхоза страховочный пояс. Пожалуйста…
А я уже больше ждать не мог. Желание совершить нечто необычное, героическое наполнило меня до краев. Я почувствовал окрыляющее, оптимистическое вдохновение, похожее на вдохновение от первой рюмки водки, выпитой за праздничным столом и закушенной керченской селедочкой.
Через пару минут я уже был у котельной. На крышу взобрался на одном дыхании, и уже там, балда, обнаружил, что одет по-летнему – в тонкую рубашку, шапки и перчаток не имею… Погода явно не благоприятствовала задуманному восхождению, снег валил валом, как на зло. Но не возвращаться же назад! И я атаковал трубу котельной с геройским отчаянием, как полуголый, вооруженный медным мечом инка облаченного в кирасу конкистадора.
Первые метра три не были тяжелыми, но потом стали костенеть ладони, и как мне показалось, ветер, дувший в левое ухо, усилился. «Только не останавливаться, не терять темпа, – лихорадочно думал я. – Как там? Ага: “Быстрее, выше, сильнее!”»
Надо заметить, скобы, сделанные из рифленой арматуры, были довольно удобными для лазания, подошвы с них практически не соскальзывали. Это несколько меня успокоило, и я уже решился на окончательный штурм, но услышал чей-то срывающийся голос и глянул вниз.
Что же я увидел! По трубе вверх карабкался директор. При этом он размахивал чем-то действительно похожим на пояс, взвизгивая: «Александр Иванович, возьмите, пожалуйста! Без него никак нельзя – опасно!»
«Он просто идиот, чистый князь Мышкин, – мелькнула мысль. – Как я этот пояс приспособлю? Ну, прицеплюсь им к скобе, а дальше что?»
Но делать нечего – стал спускаться вниз за этим треклятым поясом. Рук уже не ощущаю совсем, глаза снегом залепило – видимость никакая. Однако все же как-то слез, вырвал в сердцах из директорских рук этот никчемный пояс, намотал его на шею и ринулся в новом порыве наверх. «Быстрее, выше, сильнее!..»
Поднять упавший громоотвод оказалось делом простым …
Я стоял на венчающей трубу площадке, как Ахав на капитанском мостике «Пекода». Ветер пронизывал каждый атом моего тела. Внизу простирался бесконечный, как океан, город. Серые, мрачные волны зданий наплывали друг на друга, где-то вздыбливаясь, где-то проваливаясь в бездну. Казалось, что вот-вот гигантское белое тело Моби Дика прорвет это вековое покрывало земли, вынырнет, чтобы потопить ненавидимый китобой… «Вот оно море, в котором мне суждено потонуть!» – подумал я, и страх парализовал мой мозг. Сердце грохотало, как телега по брусчатке. Я уже представил себя, лежащим в гробу… Однако это представление быстро улетучилось. Бдительное сознание разрушило его, очевидно, из-за явной неэстетичности… «Будь что будет», – мелькнула мысль, и я решительно приступил к спуску.
Судьба все же благоприятствовала мне!.. И когда я спустился вниз невредимым, директор и секретарша, были рады мне, как самому родному человеку на земле. Наташа – вся в слезах – кинулась меня обнимать со словами: «Александр Иванович, я так за вас переживала! Вы хоть бы пиджачок надели… Так же и воспаление легких подхватить можно».
Директор приобнял за плечи, сказал: «Думал, ты пижон… Ошибался. Извини».
Через десять минут мы уже втроем в директорском кабинете пили его «Амаретто», курили его «Винстон», и он так расслабился, что рассказал скабрезный анекдот, вогнав в краску свою помощницу…
Следующим утром директор снова вызвал меня к себе. Пожал руку, усадил в кресло, сказал заметно волнуясь:
– Александр Иванович, ты не обидишься, если я тебя главным инженером Центра назначу, а? Ну, не на кого надеяться в этой конторе! А тебя я в деле видел…

1997 г. (ред. 2019 г.)